Огненность пастырской любви

Огонь, который низвел на землю Сын Человеческий (Лк. 12, 40), есть снедающая, пламенная любовь ко всем, сожигающая внутренности человека. Она – дар благодати хиротонии, а не естественное свойство пастыря. О ней некогда восклицал пророк Иеремия: И было в сердце моем, как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог (ср.: Иер. 20, 9). Сущность пастырства состоит как раз в огненной любви, переживающей в себе состояние пасомых и отвечающей на все сочувствием всему хорошему. В слове любить все пастырское дело… Любовь укрепляет единение с ближним, как с братом во Христе, и разливает тихие лучи добра на ближних. Она – основание пастырского содействия спасению других, забота о них, как отца о детях. Пастырь носит в своей душе то, чем живут пасомые. Тайна пастырства – тайна благодатной жизни, полученной в посвящении и неусыпно возгреваемой пастырем. В привитом дереве плод рождается по качеству прививки. И пастырь, имеющий привитую ему силу благодати, приносит перерождение естественных сил и действий. Просвещение ума, уязвление сердца любовью, укрепление воли к деланию заповедей Господних по силе благодатного дара содействуют пастырю чужие несчастия и страдания с неменьшею тоскою и болью переживать, чем собственные. Горе и слезы людские – пастырю свои слезы и горе. Его душа становится отзывчивою на духовные нужды ближнего, ревностною для обращения их к добру и истине, скорбною при их упорстве и зле. Он горит желанием сообщать вечную истину и поверженных в грязь приобретать Богу. По силе благодатной любви пастырство делается бременем благим и легким.И сам пастырь соединяется с иным миром и с Пастыреначальником – Жизнью жизней, не разбирает в пастве добрых и злых и заранее видит в порученном его наблюдению винограднике могучее действие благодати. Он пасет овец не на ниве заурядного пастырского делания – опаленной зноем человеческих страстей или обглоданной узким людским своекорыстием.

Пастырское самоотречение и смирение как вывод из настроения любви

В итоге воздействия дара священства у пастыря является самоотречение, слияние себя с паствой как постоянное внутреннее настроение. Слить свою жизнь с жизнью пасомых может лишь пастырь, умертвивший свое самолюбие и все разъединяющее его с другими. Актом самоотречения он вступает в лучший период развития, но не в простые отношения родичей, а в хождение пред Богом. Его душа, низводящая и созерцающая благодатное действие в среду пасомых, срастается с их душою и может каждому из них говорить: Разве сердце мое не сопутствовало тебе? (4 Цар. 5, 26).Мирские деятели часто заявляют о своих достоинствах, превосходстве и подвигах, а пастыри заранее унижают себя пред всеми из-за ощущения в себе новой жизни и сознания себя слугами для всех во всякое время. Личным ощущениям они не дают ни малейшего перевеса. В Гефсиманском саду Пастыреначальник показывает апостолу Петру Свое пастырское настроение, исцелив ухо Малха (см.: Ин. 18, 10–11; Лк. 22, 50–51). Так и пастырь, взволнованный ли или спокойный, одинаково должен сраспинаться пастве, откликаться на ее запросы со свободой от мирских треволнений. Изъятие из обыкновенного порядка жизни должно отражаться на самом его облике, как у преподобного Серафима Саровского. Преподобный Серафим посетителей своих встречал земным поклоном, нередко целовал им руки, всех называл: "Радость моя", целовал в уста и проникновенно восклицал: "Христос воскресе!", вызывая тем самым в посетителе чувство близости Христовой. И гордые, любопытные посетители выходили от него не с горь-кими слезами, а со слезами радости, с иным настроением и содержанием духа. Преподоб-ный Серафим помогал приходившим к нему ощутить близость к себе Бога, сладость служения Христу и увлекал их души к Спасителю. Сомнения их начинали казаться им смешными, потери растворялись блаженным утешением. Получив Христа в сердца, они находили вместе и разрешение недоумений своих, подобно Закхею – по принятии им Господа под свою кровлю (см.: Лк. 19, 9).Именно только для любви возможно такое слияние с паствой, и только любовь незаметно роднит пастыря с любимыми пасомыми, уни-чтожает трудности, располагает к жертвам. Истинный пастырь по этой причине отступается от своих прав и ищет только того, чтобы свое получили другие. Один луч его искреннего сочувствия более смягчает те или иные гордые сердца, чем многолетнее воздействие рассудочного блеска человека внешней мудрости. В некоторых случаях у него не бывает для милостыни хлеба и питья, но и ласковое слово, и сострадательный взгляд его не перестают оживлять духовно больных. Женщина, взятая в прелюбодеянии, от Христовых слов: Я не осуждаю тебя (Ин. 8, 11) – получила высочайшую в жизни радость. Иным священническое благословение напоминает о чистых впечатлениях забытого детства. Многим некуда деться. Они забыты всеми на свете, без родных им не с кем отвести душу. И как они раскрывают душу любящему пастырю, моля о помощи как люди! От благодатной любви пастырь как бы теряет личную жизнь, весь погружается в скорби и радости паствы, даже в состоянии лиц, ему враждебных, видит нечто родное. И овцы привыкают слушаться его голоса, за Ним идут, потому что знают Его голос (ср.: Ин. 10, 4), и на всех них лежит явная печать пастырского воздействия. Пастырь добрый имеет равноангельское бодрствование об овцах, при малейшей опасности защищает их, наблюдает за тем, здоровы ли они или больны.Но бывают и пастыри с наемническим настроением, с исканием от паствы одних возна-граждений и материальных выгод. Для таковых словесные овцы – предмет чуждый. Они не знают лично своих пасомых, не участвуют в их радости и горе, а при опасностях для себя бегут от стада без оглядки. Наемник – чужой человек овцам, отвергся благодати хиротонии и поставил себя в отрицательное отношение к ее воздействию. Из-за того он утратил всепоглощающую любовь к пасомым, хотя благодать хиротонии и сопребывает с ним неизменно.