Часть 16.

Он чувствовал, что рядом кто-то был. Подумав, что надо кормить Сорату, он неопределенно вспомнил, что кошка у Киришимы, мысли и воспоминания были нечеткими. Есть поговорка, что болезнь делает человека неуверенным, Ёкодзава чувствовал, что именно этим словом прекрасно можно описать его состояние. Была кошка в квартире или нет, мало влияло на его тревожность. Но если это не присутствие Сораты, тогда чье...? Лицо Киришимы всплыло в мыслях, но это было очень вряд ли. Родители редко заходили в гости... и был только один друг, у кого были ключи от его квартиры. Думая, что, возможно, это он, Ёкодзава позвал: —... Масамунэ? —Прости, я не Такано. —Хах...? Он вздрогнул от звука голоса, который совсем не ожидал услышать, а через пару секунд пришло полное осознание. —Как ты себя чувствуешь? Должно быть, неважно, раз слег... —Киришима-сан...? —В яблочко. Хозяин голоса грустно улыбнулся и положил на лоб Ёкодзаве что-то холодное – может, влажное полотенце. Чувство прохлады, в противовес высокой температуре, было восхитительным. —Что ты тут делаешь...? Он испугался на мгновение, что все это лишь галлюцинация, порожденная жаром, и несколько раз моргнул. В ответ Киришима вздохнул. —Когда я спустился на этаж отдела продаж, узнал, что ты довольно рано ушел – что бывает крайне редко – а Хэнми сообщил, что ты был бледным, поэтому я забеспокоился и приехал, чтобы проведать тебя. Свет был включен, но ты не открывал дверь, сколько бы я ни звонил, я даже испугался, что тебя тут убили. —Я спал; ничего не мог с этим поделать. Он вообще не слышал дверного звонка. Лекарство от простуды, что он принял, сделало свою работу, он спал как убитый. —Ну, так что я вошел, открыв своим ключом. Теперь ты все еще не рад, что дал мне запасной? —Вошел без разрешения, засранец... Когда в словах появилась обычная сердитость, Киришима улыбнулся с чуть большей долей удовольствия. Такое чувство, что Ёкодзава не видел этой улыбки несколько лет, и волнение и тревога, которые буквально кололись изнутри, наконец, отступили. Он не мог позволить, чтобы радость отобразилась на его лице, но в груди потеплело. —Если ты чувствовал себя плохо, тебе следовало бы позвонить мне – что плохого в том, чтобы довериться мне в такой момент? Хотя – я, думаю, понимаю, почему ты не хотел этого де... А если бы что-то случилось? —... Прости... Он думал, что было бы лучше, если бы он выпил еще лекарства и снова уснул, но какая-то часть его не соглашалась, что нужно быть таким себялюбивым. —Знаешь, когда болеешь, лучше быть эгоистом. Пить хочешь? Я купил протеиновые коктейли. —Хочу. Он приподнялся, принимая предложенную бутылку. Пить хотелось даже больше, чем он сознательно чувствовал, и выпил всю бутылку сразу. —Ты голоден? —Нет аппетита... Он чувствовал, что, если съест что-нибудь, тошнота, только-только немного поутихшая, вернется. —Ну, если хочешь принять лекарства, то придется что-нибудь съесть. Ах да – я купил яблоки, хочешь, порежу тебе? Когда у Хиёри температура, я всегда даю ей яблоки. —Я думал, ты не умеешь чистить яблоки? —Ты о чем? Ты прекрасно его съешь и с кожурой. Не беспокойся, уж вымою-то я его отлично. —... Нет, спасибо. Я уже выпил лекарства перед тем, как лечь спать. —Тогда лучше засыпай. Ох – еще кое-что, прежде, чем снова спать. Ты замерзнешь в этой влажной от пота одежде. Где ты хранишь пижамы? Без сомнения, это лишь приятный сон. Киришима был тут, ухаживал за ним, пока он сам лежал в постели, больной и ослабленный? Это смешно. Наверное, это лихорадка от температуры. —... В среднем ящике шкафа. При обычных обстоятельствах он бы уже протестовал, говоря, что может сделать это сам, но, считая все происходящее сном, позволил себе быть немного эгоистичным. Он переоделся в комнате, пока Киришима вышел, потом забрался обратно в кровать, а Киришима сел у его постели и взял термометр с прикроватной тумбочки. —Померяй температуру. —Ладно... Он сунул термометр подмышку и откинулся на подушку. Казалось, что времени на измерение требуется больше, возможно, оттого, что рядом сидел Киришима. Лихорадка и спутанные мысли мешали, он не мог не признать, что ситуация достаточно неловкая. Сложно было притвориться спящим с той странной взбудораженностью, что царила у него в душе. Долгим взглядом он посмотрел на спину Киришимы; Главный Редактор смотрел в сторону двери, Ёкодзава не мог сказать, какое выражение у него на лице. —Прости... за тот день. Ёкодзава сам начал такой важный для него разговор, но получил самый глупый из всех возможных ответов. —Хах? —Ты знаешь, о чем я; пятница, вечер. —... Ёкодзава приподнялся на подушке, не зная, как истолковать поведение Киришимы, который просто молчал. Тишина продлилась несколько длинных секунд и была нарушена писком термометра. —Дай посмотрю... 37,5, хах. Всего лишь чуть выше нормы. —Все-таки лучше, чем раньше. —Усталость подкосила тебя, да? В последнее время было жарко и душно, а ты любишь себя перегружать. Не устаешь от этих обходов? —Не особо; это часть моей работы. С точки зрения Ёкодзавы, сидеть весь день за столом было хуже. Но перепад температур в зданиях и снаружи, видимо, сильнее повлиял на него, чем он думал. —Понятно; но это означает, что тебе нужно больше заботиться о себе. Поддерживать себя, отдыхать и восстанавливать силы. Киришима подался вперед и взъерошил его волосы, а Ёкодзава слабо оттолкнул его руку. —... Эй, я сказал, перестань. По правде говоря, нельзя сказать, что ему не нравилось; он лишь был смущен тем, насколько приятно прикосновение этих пальцев. —Ты такой энергичный, я уверен, температура скоро спадет. Ёкодзава отвернулся, чтобы спрятаться от нежного и ласкового взгляда Киришимы. Причиной ускорившегося биения сердца была, вне всякого сомнения, только лихорадка. Он приказал сердцу успокоиться, когда Киришима снова заговорил. —О той ночи... Я оказался перед твоей дверью, не понимая, как. Я не был пьян, знаешь ли. Просто – когда я не смог дозвониться, я испугался и... —Испугался? —В любом случае, я ни в чем тебя не обвиняю. Теперь я понимаю, насколько тебе было сложно попросить меня доверять тебе... Кажется, это было что-то вроде попытки извиниться за свои действия, Киришима неловко провел по волосам – но Ёкодзаву в этот момент занимало совершенно другое. —Так ты... не злишься на меня? —Почему ты думаешь, что я злился? На лице Киришимы царило замешательство. —Я просто... подумал, что, может быть, тебя рассердило то, что я не послушал твоих предупреждений... Я ошибся? Он не внял предупреждениям, и то, о чем предупреждали, произошло – он думал, что этот парень сердится именно поэтому. Но в ответ на неуверенное признание Ёкодзавы Киришима лишь грустно усмехнулся. —Ты дурак. Я просто... дулся. —Хах? —Я же сказал – я ревновал к этой девушке, и это меня раздражало. Я был слишком самоуверен, и смотри, к чему это привело. Киришима быстро отвернулся, смущенный, а Ёкодзава не смог удержаться от смеха над этим детским поведением. —Блин, ты что, ребенок? Хотя да, ты же еще и дуешься... —Не смейся. Но эти слова лишь смешили больше. Через несколько секунд Ёкодзава посерьезнел, чтобы сказать то, что уже давно хотел. —Между мной и той девушкой ничего серьезного. Когда она спросила, есть ли у меня любимый человек – я сказал, что есть. Она мне в любви не признавалась. Пусть в комнате свет был приглушен, но он все равно мог видеть шокированное выражение на лице Киришимы. —... Когда? —В прошлую пятницу. Как раз перед тем, как ты позвонил. В этом и состояла причина, почему он был так потрясен звонком именно в тот момент. Но недовольство в голосе Киришимы тогда заставило его чувствовать себя виноватым, поэтому он сорвался. Если бы он хотя бы попытался перезвонить после того, как их с Мацумото пути разошлись, все не сложилось бы так плохо. Сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что повел себя совершенно по-детски. —Так, другими словами... я был полным идиотом? Угх, какого черта! Блин! Если бы я раньше узнал! Киришима ругался, взлохмачивая собственные волосы. Наверное, сейчас он очень жалел о том, что тогда наговорил. То, что они оба воспринимали как одну большую серьезную проблему, на поверку оказалось лишь любовной размолвкой. Сейчас это недопонимание могло даже показаться смешным. —И все же... подумать только, ты и приревновал... —Конечно, приревновал – мы же говорим о человеке, которого я люблю. На том мероприятии я чуть ли не на дуэль хотел ее вызвать – но ты, как обычно, ничего не замечал. —Дуэль...? Так вот почему Главный Редактор выглядел настолько презентабельно в тот день. Наверное, и время, чтобы привести Хиёри, специально выбрал... Ёкодзава сидел на постели, шокированный тем, насколько ограниченно Киришима видел ситуацию, а сам Главный Редактор смущенно извинился: —Мне... правда, жаль, что повел себя так по-детски. —Хмм, так ты это признаешь? —Признаю. Ты, может, не понимаешь – но я чертовски более ревнив и во мне больше собственничества, чем в тебе. —Теперь я начинаю понимать. Ёкодзава умеет показывать истинные чувства – вот что однажды сказал ему Киришима. Применительно к данному случаю, он был слишком взволнован, чтобы притворяться спокойным. —Итак... ты все-таки сказал ей... —Если бы она мельком упомянула, это одно, а когда она спросила напрямую, я не мог не ответить. И я не упоминал твоего имени. —И... что ты ей сказал? —Что надо. —Откуда такое замешательство? —Неважно. Он не рассказал все начисто только потому, что это было ужасно смущающе. ...Кто-то очень уважаемый для меня. Если бы Киришима узнал, что Ёкодзава сказал что-то такое, вне всяких сомнений, он дразнил бы его вечно. Даже сам себе Ёкодзава не мог этого повторить. Возможно, взволнованный молчанием Ёкодзавы, Киришима нерешительно спросил: —Ты... полностью разочарован во мне теперь? —Ну... не сказать, чтобы это было совсем неожиданно, но... Выражение лица Киришимы стало подозрительным, когда Ёкодзава затих. —Что еще за «но»? После секундного колебания Ёкодзава озвучил свои мысли точно так, как они пришли в голову: —Просто подумал, что мы по-настоящему... подходим друг другу, что ли. Он сумел легко это сказать, ведь все происходящее было лишь сном. На секунду Киришима удивился, но через мгновение его глаза блеснули, и он рассмеялся: —Видимо, так и есть... Ёкодзава нерешительно сжал пальцы ладони, обхватившей его руку, и, возможно, из-за его температуры, руки Киришимы казались прохладными и приятно отличались от его.