Глава XII

I. О заблуждениях относительно движений фибр наших органов чувств. — II. Мы не замечаем этих движений или смешиваем их со своими ощущениями. — III. Опыт, доказывающий это. — IV. Три рода ощущений. — V. Заблуждения, связанные с ними.

I. Второй акт, имеющий место при каждом ощущении, есть колебание фибр наших органов, которое передается мозгу; наша ошибка в данном случае состоит в том, что мы постоянно смешиваем это колебание с ощущением души, и, не замечая его посредством наших органов чувств, решаем, что его совсем не существует.

II. Мы не различаем, например, колебание, которое вызывает огонь в фибрах нашей руки, от ощущения теплоты и говорим, что теплота находится в руке; но так как мы не чувствуем колебание, которое вызывают видимые нами предметы в зрительном нерве внутри глаза, то мы и думаем, что этот нерв совсем не испытывает колебания и что он не окрашен в цвета, которые мы видим; мы решаем, что эти цвета принадлежат только внешнему предмету. Между тем из опыта, приведенного ниже, можно видеть, что цвета почти так же сильны и ярки на зрительном нерве, как и на видимых предметах.

III. Возьмем глаз быка только что убитого, снимем покровы, находящиеся против зрачка в том месте, где расположен зрительный нерв, и положим на место их кусочек тонкой и прозрачной бумаги;

сделав это, поместим этот глаз в отверстие ставни так, чтобы зрачок

I Я объясню ниже, в каком смысле предметы являются причиною наших ощущений.

 

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

103

находился вне комнаты, а задняя часть глаза — в комнате; комната должна быть хорошо закрыта, так, чтобы в ней было совсем темно, — и мы увидим все цвета предметов, находящихся вне комнаты, на задней стороне глаза, только нарисованных в обратном виде. Когда эти цвета не будут достаточно ярки, то нужно будет или удлинить глазное яблоко, сдавливая его с боков, если предметы, рисующиеся в глазу, находятся слишком близко, или же укоротить его, если предметы находятся слишком далеко.

Из этого опыта ясно видно, что мы должны были бы думать или чувствовать, что цвета находятся внутри наших глаз, подобно тому как мы решаем, что тепло находится в наших руках, раз наши чувства были бы нам даны для познания истины и раз мы руководствовались бы рассудком в своих суждениях об объектах наших чувств.

Для того чтобы хоть немного понять причину всей нелепости наших суждений о чувственных качествах, нужно принять во внимание, что наша душа вообще очень тесно связана со своим телом, а после грехопадения она стала еще более плотской, стала настолько беспомощной, что она приписывает своему телу многое, что принадлежит лишь ей самой, и почти более не различает себя от него. Таким образом, она не только приписывает ему все ощущения, о которых мы говорим в настоящую минуту, но и силу воображения и даже иногда способность рассуждения; ведь есть много философов настолько глупых и невежественных, что они считают душу только наиболее легкой и нежной частью тела.

Прочтите Тертуллиана, и вы увидите очень много подтверждений моим словам, потому что он сам разделяет это воззрение вместе со многими писателями, на которых ссылается. Доказательство — он пытается в сочинении «О душе» показать, что и вера, и Священное Писание, и даже отдельные откровения заставляют нас думать, что душа телесна;' нечего этому удивляться, так как он дошел до такого безумия, что вообразил, будто и сам Бог телесен. Я не намереваюсь опровергать эти воззрения, так как я предполагаю, что читатель знаком с некоторыми сочинениями блаженного Августина или г-на Декарта, которые достаточно показали всю нелепость подобных мыслей и достаточно укрепили разум в необходимости различать протяженность и мышление, душу и тело.

Итак, душа настолько слепа, что она не признает самой себя и не видит, что ее собственные ощущения принадлежат ей; но чтобы разъяснить это, следует различать в душе три рода ощущений:

одни — сильные и яркие, другие — слабые и бледные и, наконец, средние между теми и другими.

IV. Ощущения сильные и резкие суть те, которые поражают и возбуждают душу с некоторою силою, потому что они ей или очень приятны, или очень неприятны; таковы: боль, щекотание, сильный холод, сильный жар и вообще все ощущения, которые не только

' Авг. Письмо 157.

 

104

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

оставляют следы в мозгу, но сопровождаются еще некоторым движением жизненных духов к внутренним частям тела, т. е. движениями, способными вызвать страсти, как это мы объясним в другом

месте.

Ощущения слабые и бледные суть те, которые очень незначительно действуют на душу и не бывают ей ни слишком приятны, ни неприятны, например: неяркий свет, все цвета, обыкновенные и довольно слабые звуки и т. п.

Наконец, я называю средними между сильными и слабыми ощущениями такие ощущения, которые умеренно действуют на душу, как например яркий свет, резкий звук и т. п. Но нужно заметить, что ощущение слабое и бледное может стать средним и, наконец, сильным и ярким. Световое ощущение, например, будет слабым, когда факел гаснет или находится на большом расстоянии от нас;

но это ощущение, если значительно приблизить факел, станет средним по силе, и, наконец, оно станет очень сильным и ярким, если поднести факел к самым глазам; в этом случае его свет ослепит нас так же, как при взгляде на солнце нас ослепляет солнечный свет. Итак, световое ощущение может быть сильным, слабым или средним, смотря по различным степеням его.

V. Вот те суждения, какие душа составляет об этих трех видах ощущений, и по ним мы видим, что почти всегда она слепо следует чувственным впечатлениям или непроизвольным суждениям чувств и что она любит, так сказать, всецело отдаваться рассматриваемым предметам, наделяя их всем тем, что она сама привносит в них.

Первые из этих ощущений настолько сильны и настолько действуют на душу, что она почти не может не признать, что они, некоторым образом, принадлежат ей; таким образом, она не только относит их к находящимся налицо предметам, но думает также, что они находятся и в членах ее тела, которое она рассматривает как часть самой себя. Так, например, душа решает, что холод и тепло находятся не только во льду и огне, но и в ее собственных руках.

Что касается слабых ощущений, то они так незначительно действуют на душу, что она не верит, чтобы они могли принадлежать ей, находиться в ней самой и даже в ее собственном теле; она думает, что они находятся только в предметах. Поэтому-то свою душу и свои собственные глаза мы лишаем света и цветов и украшаем ими внешние предметы, хотя рассудок говорит нам, что они не входят в нашу идею материи, а опыт показывает нам, что мы имеем такое же основание считать их находящимися в наших глазах, как и в предметах, потому что мы видим их так же хорошо в глазу, как и в предметах, что я и доказывал опытом с бычачьим глазом, помещенным в скважине ставни.

Причина же, по которой все люди сначала не сознают, что цвет, вкус, запах и все остальные ощущения суть модификации их души, есть полное отсутствие у них ясной идеи о своей душе, ибо, когда мы познаем какую-нибудь вещь посредством идеи, представляющей

 

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

105

ее, мы познаем ясно и все модификации, какие она может иметь. Все люди согласны в том, что круглая форма, например, есть модификация протяженности, потому что все познают протяженность посредством ясной идеи, представляющей ее.' Познавая же свою душу не посредством ее идеи, как это я объясню в своем месте, но лишь внутренним чувством, какое имеем о ней, мы узнаем только рассуждением, а не простым зрением, будут ли белизна, свет, цвета и остальные слабые и бледные ощущения модификациями нашей души или нет. Но что касается сильных ощущений, как например страдания и удовольствия, то мы легко решаем, что они находятся в нас самих, ибо мы прекрасно чувствуем, что они действуют на нас, и нам нет нужды обращаться к их идеям, чтобы узнать об их принадлежности нам.

Относительно же средних ощущений душа находится в весьма большом затруднении. Ибо, с одной стороны, она стремится следовать непроизвольным суждениям чувств и потому отдаляет от себя, насколько может, этого рода ощущения с целью приписать их предметам; с другой же стороны, она не может не чувствовать в глубине самой себя, что эти ощущения принадлежат ей, особенно в том случае, когда они приближаются к тем, которые я назвал сильными и яркими. Поэтому в своих суждения о них она поступает обычно следующим образом: если ощущение сильно действует на душу, то она решает, что оно находится как в ее собственном теле, так и в предмете; если оно на нее очень незначительно действует, то она относит его только к предмету; а если это ощущение составляет действительно середину между сильными и слабыми, тогда душа, пользуясь одними только чувствами, ничего не может решить относительно него.

Например, если мы смотрим на свечу издали, то решаем, что свет находится только в предмете; если поднести свечу совсем близко к глазам, душа решит, что свет находится не только в свече, но и в ее глазах; если же ее отодвинут приблизительно на фут от нас, то душа некоторое время колеблется относительно того, в предмете ли только будет находиться этот свет. Но никогда и не помыслит она, хотя должна была бы это сделать, что свет не есть и не может быть свойством или модификацией материи и что он находится лишь в ней самой; ибо она не думает пользоваться своим рассудком, чтобы знать истину относительно этого, а пользуется одними чувствами, которые никогда не открывают истины и даны лишь для сохранения жизни.

Причина же, по которой душа не пользуется своим рассудком, т. е. своим чистым мышлением, рассматривая предмет, который может быть воспринят чувствами, лежит в том, что душу очень слабо затрагивают вещи, созерцаемые чистым мышлением, и, обрат-

' См. главу седьмую второй части третьей книги.

 

106

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

но, на нее очень сильно действуют вещи чувственные; ибо душа много занимается тем, что сильно на нее действует, и пренебрегает вещами, ее не затрагивающими. Таким образом, она почти всегда согласует свои произвольные суждения с непроизвольными суждениями своих чувств.

Итак, чтобы здраво судить о свете и цветах, точно так же, как и о всех остальных чувственных свойствах, должно тщательно различать ощущение цвета от движения оптического нерва и признать рассудком, что движения и импульсы суть свойства тел, а потому они могут встретиться и в предметах, и в наших органах чувств; но свет и цвета, видимые нами, суть модификации души, весьма разнящиеся от остальных, причем идеи всех их также весьма различны между собою.

Ибо несомненно, что простолюдин, например, прекрасно видит цвета и отличает их от всего, что не есть цвет; точно так же несомненно, что он не замечает движения ни в окрашенных предметах, ни внутри своих глаз. Следовательно, цвет отнюдь не есть движение. Точно так же простолюдин прекрасно чувствует тепло и имеет настолько ясное представление о нем, что отличает его от всего, что не есть тепло; между тем, он и не думает, что при ощущении тепла фибры его руки приводятся в движение. Итак, тепло, ощущаемое человеком, не есть движение, потому что идеи тепла и движения различны, и он может иметь одну, не имея другой. Ибо нет иного основания утверждать, что круг не есть четырехугольник, кроме того, что идея круга различается от идеи четырехугольника, и можно мыслить об одном, не мысля о другом.

Не требуется большого внимания для понимания того, что причина, под влиянием которой мы чувствуем ту или другую вещь, отнюдь не должна необходимо содержать эту вещь в себе. Подобно тому как нет необходимости, чтобы свет находился в моей руке для того, чтобы я видел свет, когда ударяю себя по глазам, так нет необходимости и теплу быть в огне для того, чтобы я ощущал его, когда подношу к нему свои руки, так нет необходимости и в том, чтобы все остальные чувственные свойства, ощущаемые мною, находились в предметах; достаточно, если они вызовут некоторое колебание в фибрах моего тела; достаточно, чтобы душа, которая соединена с телом, была модифицирована каким-нибудь ощущением. Правда, нет никакого сходства между движениями и ощущениями;

но его нет и между телом и духом; а раз природа или воля Создателя соединяет эти две субстанции, как бы они ни были противоположны по своей природе, то нечего удивляться, если между модификациями их существует соответствие. Это необходимо должно быть, чтобы они составляли обе вместе одно целое.

Следует заметить, что так как назначение наших чувств служит только для сохранения нашей жизни, то наши суждения о чувственных свойствах, основывающиеся исключительно на них, представляют для нас большое благо. Для нас гораздо полезнее чувст-

 

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

107

вовать боль и теплоту находящимися в нашем теле, чем думать, что они находятся только в предметах, причиняющих их; так как боль и теплота способны повредить нашим членам, то нам следует наперед знать, когда они подвергаются боли или теплоте, дабы иметь возможность предотвратить угрожающую опасность.

Но это не относится к цветам. По большей части они не могут повредить внутренней части глаза, где сосредоточиваются, а потому нам бесполезно знать, что их изображения там получаются. Эти цвета нам необходимы только для того, чтобы иметь более отчетливое представление о предметах, поэтому-то наши чувства заставляют нас приписывать их только предметам. Итак, суждения, к каким приводят нас наши чувства, очень верны, если их рассматривать по отношению к сохранению нашей жизни; но вообще они совершенно нелепы и крайне далеки от истины, как мы это отчасти уже видели и увидим еще лучше впоследствии.