Глава 3 французская философия XVIII в.

Ситуация после правления Людовика IV- «короля- солнца» во Франции была ужасна. При его правлении абсолютизм как форма правления получил законченное выражение. Во времена его правления раздавались робкие голоса против пагубной политики Людовика XIV. Это Фенелон, Вобан и Буагильбер. Фенелон был известен сочинением «Приключения Телемака», в котором воспевалась нравственный образ жизни, мудрость миролюбивой политики государей и их скромность. Это имело для него серьезные последствия: Людовик XIV лишил его места воспитателя и появляться во дворе.

Другим был инженер, строитель крепостей, маршал Франции Вобан, в своей работе «Проект королевской десятины» он показывал, что основной причиной бедствий французского народа является неравномерное распределение налогов, что крестьяне платят слишком большие налоги, тогда как духовенство и дворянство не платят никаких налогов Но его книгу запретили и конфисковали. Вобан этого не перенес, и после этого умер.

Следующим был Буагильбер, который в своей книге «Подробное описание Франции в царствование Людовика XIV» утверждал то же, что и Вобан, что для развития Франции необходимо прекратить расточительную политику, снизить налоги. По мнению Буагильбера суть мудрой финансовой политики состоит не в том, чтобы любыми средствами выжать максимальное количество денег, а в том, чтобы повышать производительные силы страны. За это он потерял свое место чиновника руанского суда (хотя его потом простили и восстановили в прежней должности).

Собственно именно неразумная политика Людовика XIV создала благоприятные условия для становления критической французской мысли в виде Французского просвещения.

§1 Французское просвещение

Во французском обществе выделилась группа людей, которые выступали против про­гнившего режима времен Людовика XV. Её называли «партией философов». Но не следует относиться к этой «партии философов» серьезно. В частности, Вольтер был «дитем» своего класса, он не воспринимался всерьез, и его произведения с удовольствием читали при дворе. В то время философы были скорее шутами при дворе абсолютных монархов, чем носителями общественной идеи. Наказание властей за их вольнодумство напоминало наказание слишком расшалившихся шутов, после же этого наказания они опять принимались благосклонно в среде салонной аристократии и при дворах европейских монархов. Литература была забавой, общественной силой литература стала только в XIX веке.

Основной философской доктриной был материализм. Материализм был не просто философской доктриной, он был идеологией борьбы реформаторов, которые боролись против старого режима аристократов и церковников, которые в те времена уже слились, ибо церковники большей частью принадлежали аристократии и их мало интересовала сама религия, а в основном занимались придворными интригами.

1. СТАНОВЛЕНИЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ: Б. ФОНТЕНЕЛЬ (1657-1757)

Cреди мыслителей того времени одно из ведущих мест принадлежит Бернару Ле Бо­вье де Фонтенелю (1657-1757). Мать Фонтенеля – сестра Корнеля.

Работы Фонте­неля о Декарте и Ньютоне, ис­следования по математике, статьи о споре между «но­выми и древними» и др., снискали ему славу и известность. В 1691 году он был избран чле­ном Французской академии, а с 1697 г. и Академии наук. С 1699 года занял пост бессменного секретаря Академии наук. На этом посту он сыграл положитель­ную роль в развитии наук во Фран­ции. Фонтенель - автор следующих работ: «Отступле­ния по поводу древних и новых» (1688), «Сомнения по поводу физической системы ок­казиона­лизма» (1686, г. Роттердам), «Рассуждения о множественности миров» (1686, Париж). Труды Фонтенеля сыграли заметную роль в подго­товке Французского просвещения. Француз­ские просветители XVIII века с чувством глубокого уважения и признательности произносили имя Фонтенеля, как своего предшественника и совре­мен­ника. Большое внимание к творчеству Фонтенеля было в России. Его переводил Ан­тиох Ка­темир. В «Евгении Онегине» Фонтенель был назван в числе самых значитель­ных философов XVII-XVIII вв..

1. ФИЛОСОФСКИЕ ВЗГЛЯДЫ: ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И ОНТОЛОГИЯ

«Всякая философия имеет только два основания: любознательный ум и плохие глаза. Ибо если бы зрение у нас было острее, вы отлично бы распознали, действительно ли звезды - это солнца, освещающие множество миров, или же это не так. С другой сто­роны, если бы вы были менее любознательны, вы не старались* бы это понять и ре­зультат был бы тот же. Но обычно хотят знать более того, что видят, и в этом-то и со­стоит трудность» (Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме. М., 1979. С.76-77)

Б. Фонтенель в «Фрагментах трактата о человеческом разуме», опубликованных по­смертно, утверждал, что все неизвестное мы познаем с помощью разума, но сам разум нам также неизвестен. Деятельность разума не может быть ограничена только логикой: «…с помощью логики вы не можете представить себе, ни какова природа нашего ра­зума, ни какими средствами пользуется он в своих изысканиях, ни каковы границы, по­ложенные ему богом, либо дозволенные богом объем, ни, наконец, каковы различные пути к тем целям, которые разум перед собою ставит» (Фонтенель Б. Рассуждения о ре­лигии, природе и разуме. М., 1979. С.248).

Фонтенель скептично относится к всеобщим идеям, эта идея всегда смутна, ибо её нельзя найти репрезентанта в действительности. Человек создает эти общие идеи путем упрощения и аналогии: «Мы видим много сходных между собою отдельных вещей. Ум наш, который не может ни видеть их все вместе, ни, если бы даже он их видел таким образом, все их объять, заключает, что те из этих вещей, которые он видел и которые (как он понимает) имеют ту же природу, все походят на первые, виденные им; и он тот­час же выводит всеобщее предложение» (С.249). И «… всякое всеобщее предложение – это сокращенный путь ума, который не может ни видеть, ни объять все частные вещи [одного рода] и объять их одной-единственной идеей» (С.249).

А вот у Бога, писал Фонтенель, вообще нет какой-либо универсальной идеи, она ему не нужна, он своей «безграничностью понимания» охватывает все многообразие мира, не прибегая к помощи универсальных идей. То же относится к животным, они также не имеют универсальных идей, ибо «… имеют только частные идеи, дающие представле­ния, но совсем не могут иметь идей, которые убеждают. Таким образом, их ум может объять лишь то, что он видит» (С. 250). В данном случае, писал, что две крайности, здесь сходятся: «…и бог и животные имеют идеи, дающие только представление, правда совершенно различным образом» (С.250).

У людей - «промежуточных» существ «…есть идеи, дающие представления, и идеи, которые убеждают. Таким образом, они мо­гут объять очень многое; но они не могут объять это ясно» (С.250). Идеи, которые дают представление, по Фонтенелю, это «идеи воображения», они формируются, когда ум находится в «режиме пассивного восприятия» – как зеркала. А в отношении «идей чистого разума», которые «убеж­дают», то они возникают в «режиме» активного действия нашего ума, в результате аб­страгирования. Примат он отдает первым «идеям воображения»: «Невозможно иметь идеи, которые убеждают, если им не предшествуют идеи (относящиеся к вещам того же рода), которые дают представление» (С.250).

Фонтенель в «Диалогах мертвых древних и новейших лиц» (1683) словами Раймонда Луллия утверждал : «Все науки имеют свою химеру, вокруг которой они движутся, но которую они не в силах поймать; однако по пути они обретут другие, весьма полезные знания. Если у химии есть ее философский камень, то у геометрии – квадратура круга, у астрономии – пустое пространство, у механики – перпетуум мобиле. Нет никакой возможности все это открыть, но очень полезно это искать» (Фонтенель Б. Рассуждение о религии, природе и разуме. М, 1979. С.50)

2.Онтология

Он был сторонником картезианской физики и не выходил за рамки механистической пара­дигмы. Его «Рассуждения о множественности миров» были не только пропагандой коперниковского мировоззрения и новой астроно­мии, но и механи­стической картезианской модели строения Вселенной.

В 2Рассуждении о множественности миров» Фонтенель словами Маркизы говорит: «…Я уважаю Вселенную больше с тех пор, как я знаю, что она напоминает часы. Пора­зи­тельно: достойный восхищения порядок природы основан на столь простом уст­рой­стве!» (С.78).

2. КРИТИКА ОККАЗИОНАЛИЗМА

«Окказионализм по своему происхождению не так древен; но это не значит, что в силу этого зна­чение его невелико. Декарт, один из самых глубоких умов, какие когда-либо существовали, бу­дучи убежден, как это* и следовало ожидать, в духовности нашей души, усмотрел, что един­ст­венным средством правильно ее постичь является допуще­ние крайнего несоответствия между протяженной и мыслящей субстанцией: несоответ­ствие это таково, что, даже если бесконечно возносить протяженную субстанцию или низводить до бесконечно низкого уровня субстанцию мыслящую, все равно никогда одна из них не совпадет с другой. Все , кто дает себе труд не­много поразмыслить над этим, вынуждены признать это допущение и бывают в ужасе от аб­сурдности общерас­пространенной системы, согласно которой животным приписывается мате­риальная мыс­лящая душа.

Но если душа и тело находятся в отношении такого несоответствия, каким образом движения тела вызывают мысли у души? Каким образом мысли души вызывают в свою очередь движе­ния тела? И какая может быть связь между столь глубоко различными субстанциями? Именно эта трудность заставила Декарта изобрести случайные поводы .Он нашел, что поскольку между движением и мыслью не существует никакой естест­венной связи, то не может существовать истинных причин , связывающих между собой то и другое (ибо следует усматривать необходи­мую связь между истинной причиной и ее действием); однако, считает он, может существо­вать случай, или случайный повод , связывающий одно с другим, ибо бог в случае движения тела может внушать душе мысль или же , наоборот, в случае мысли души внушать движение телу. Поскольку ме­жду движениями и мыслями не существует никакой ес­тественной связи - ведь ее никак не может быть между случайным поводом и его действием, - бог остается единственной истинной причиной и движений и мыслей и является, если можно так сказать, единст­венным посредником во всех взаимоотношениях тела и души.

Вслед за тем Декарт заметил, что невозможно понять, каким образом движение одного тела пе­ре­дается другому, причем всегда в очень точных зримых соотношениях. Он уже располагал случайными поводами, обязанными своим происхождением системе, ка­сающейся души; он по­нял, что, применяя их к телам, можно будет снять все затруд­не­ния: итак, он сделал тела про­стыми* случайными поводами для связывания между со­бой движений одних тел с движениями других, поскольку оставалось совершенно не­понятным, каков характер связи между движением одного тела и другого, испыты­ваю­щего толчок первого, и каким образом движение первого тела сообщается второму; он пожелал , чтобы бог явился здесь причиной, которая в случае столкнове­ния двух тел передавала бы что-то от движения одного из тел другому: ведь нельзя не усмотреть не­обходимой связи между божественной волей и ее действием.

Таково было развитие случайных поводов в области физики: после Декарта они заполнили ее почти целиком. Отец Мальбранш явился столь же крупным философом и теологом, сколь вели­ким философом был Декарт, и он перенес случайные поводы в тео­логию. Он утверждает, что ан­гелы явились случайными поводами поразительных тво­рений бога, согласно Ветхому завету, а в Новом завете Иисус Христос, в своем качестве человека, явился случайным поводом для распространения благодати.

Таким образом, случайные поводы, изобретенные под давлением настоятельной нужды, были не очень стойкими при своем рождении; мало-помалу обнаруживающееся их удобство привело к значительно более широкому их применению, не вызванному тре­бованиями первой необхо­димо­сти» (Фонтенель Б. «Рассуждения о религии природы и разума» М.,1979.204-206)

Фонтенель в статье «О поэзии вообще считал, что талант подобен инстинкту животных.

3. СПОР О ДРЕВНИХ И НОВЫХ

Известному спору он посвятил работу «Отступления по поводу древних и но­вых»(1688)

«Разные идеи подобны растениям или цветам, растущим совсем не одинаково хорошо в раз­личного рода климатах» (Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме. М., 1979. С.173)

«Века не пролагают никакой естественной грани между людьми, а климат Греции и Италии, с одной стороны, И Франции- с другой, слишком близки друг к другу, чтобы создать какое-либо различие между греками или римлянами и нами; если бы он и вы­звал какие-то различия, то их было бы легко устранить. Итак, мы все ничем не друг от друга не отличаемся - древние и новые, греки, римляне и французы» (Фонтенель Б. Рас­суждения о религии, природе и разуме. М., 1979. С.175)

«Аристотель никогда не был истинным философом, но он подавил многих тех, кто стали бы ис­тинными философами» (Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме. М., 1979. С.187)

«…животные мыслят и не являются механизмами.

Картезианцы обычно доказывают, что животные все-таки механизмы, привлекая к этому дока­зательству все, что люди делают механически, и делая из этого вывод, что животные могут так же механически делать то же самое.

Такой вывод справедлив в этом частном отношении, но не годится для заключения, что у жи­вотных все без исключения механистично.

Я рассуждаю более справедливо, опровергая это доказательство картезианцев и подходя к во­просу с противоположной стороны, о которой они не помышляют. Я го­ворю: то, что люди и животные делают одинаково, и то, что люди не делают механи­че­ски, животные так же не де­лают механически, как и люди» (Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме. М., 1979..271)