3.2. Долг и совесть

Моральное сознание включает в себя не только размышление о важных вопросах человеческого существования, но и побуждения чувствовать, мыслить и, разумеется, действовать в определенном направлении, заданном высшими моральными ценностями, нравственными нормами. Это побуждающее свойство морали особенно хорошо просматривается при обращении к такому понятию морального сознания как долг, который, по мнению И. Канта, “есть необходимость совершения поступка из уважения к закону”. Разумеется, эти поступки совершаются не по принуждению, а по доброй воле, сознательно.

Долг необходимо включает в себя осознание своей ответственности перед другими людьми, перед обществом, перед самим собой. Иначе говоря, в долге осмысляется, переживается отношение человеческой личности к другим людям, к обществу, миру в целом через призму высших моральных ценностей. Добродетель, по Вл. Соловьеву, есть “должное отношение ко всему”. А должное отношение выражается, прежде всего, в том, что индивид выполняет свои обязанности наиболее оптимальным для данной ситуации образом, а не чисто формально. Впрочем, не только у индивида имеются обязанности перед обществом, но и у самого общества существуют обязанности перед отдельным человеком, особенно перед сиротами, больными, престарелыми, которые сами не могут защитить себя, удовлетворить свои насущные потребности.

Сознание долга играет очень важную роль в общественной жизни. При утрате или ослаблении чувства долга де­градируют многие общественные отношения, оскудевает и духовная жизнь личности.

Но в чем конкретно выражается моральный долг, не скрывается ли за внешне добропорядочным поведением что-то чуждое морали? Например, продавец внимательно обслужил клиента. О чем это говорит? О его высокой моральности? Или о том, что ему это просто выгодно? Кант подобные действия называл не моральными, а легальными, т. е. в них не проявляется уважение к моральному закону, действие осуществляется не ради уважения к добру, но такие действия в то же время и не противоречат нормам нравственности. Словом, стремясь сохранить чистоту морального мотива, немецкий философ выводил огромное число действий из-под моральной оценки. Ведь даже любовь матери к ребенку и любовь ребенка к матери “отягощена” склонностью, даже надеждой на отдаленную или близкую выгоду. Подобный формализм не учитывал того обстоятельства, что добрые поступки, добро существуют не в чистом виде, а реализуются в самых различных видах деятельности (хозяйственной, политической и др.), где не могут не присутствовать и другие мотивы (произвести возможно больше продукта, заработать больше денег и т. д.). Вот что писал по этому поводу Вл. Соловьев: “Должно желать добра для него самого, но эта чистая воля нисколько не нару­шается от нашего сознания, что само добро непременно есть и благо для исполняющего его требования” [49].

Чем же обусловлена обязательность требований долга? Ответ на этот вопрос зависит от мировоззренческих установок личности. Для верующего эта обязательность определяется волей самого Бога, а для неверующего на первый план выходит зависимость личности от общества, вне кото­рого существовать он просто не может (не выживать, а осуществлять полноту бытия). Но на каких бы позициях мы не стояли, мы все же не можем признать, что в сознании долга аккумулировались те требования, которые общественные институты от себя или от имени Бога предъявляли к индивиду. По мере развития культуры эти требования превращались в те требования, которые индивид предъявляет к самому себе. Аналогичный процесс идет в ходе становления человеческой личности. У младенца нет, конечно, представлений о своих обязанностях. Но по мере взросления те требования, которые ему предъявляют взрослые (требования первоначально самые простейшие), становятся требованиями, которые он предъявляет к самому себе. Таким образом у индивида и происходит становление сознания долга (соответствующие чувства, представления).

Для выявления специфики, сущности совести полезно, на наш взгляд, сопоставить сознание совести и сознание долга, выявить их отличия. Совесть, как и долг, включает в себя определенные чувства и представления (знание). Само слово совесть означает – соведать, от старославянского — ведать (знать). Но если в сознании долга доминирует рациональный компонент (знание своих обязанностей), то в сознании совести доминирует чувство совести. Неслучайно совесть вообще в обыденном: употреблении, в публицистике сводят к чувству совести, Кроме этого, в сознании долга все-таки на первый план выходит ответственность перед обществом (хотя, конечно, можно говорить и о долге перед самим собой), а в совести доминирует ответственность перед самим собой, реальное “я” оценивается идеальным “я”, тем самым, каким индивид хотел бы видеть самого себя. Таким образом, можно сказать, что совесть есть самооценка личности своих помыслов, чувств, поступков через призму высших нравственных ценностей. Суд совести считается одним из самых суровых.

Но совесть не только “грозный судия”. Она способна и поддержать индивида в тех случаях, когда он подвергается незаслуженным обидам, оскорблениям, оговорам. Совесть активизирует всю нравственную жизнь человека, является весьма важным “механизмом” утверждения добра, справедливости. Совесть побуждает человека действовать, исполнять должное.

Разумеется “сила”, “громкость” голоса совести зависит от ее развитости, которая неодинакова у различных людей. У одних она, можно сказать, в зачаточном состоянии и голоса ее не слышно во многих ситуациях. У других же, встречается “болезненная” совесть, когда индивид едва ли не патологически обвиняет себя за малейшие прегрешения. В последнем случае человек нередко не в состоянии объективно оценить ту или иную ситуацию.

Переживания совести нередко бывают столь интенсивны, несмотря на ухищрения оправдывающего рассудка, что сама совесть, ее голос представляется голосом иных миров. С подобными представлениями согласуются утверждения религиозных проповедников, изображающих совесть в качестве “голоса Бога в человеке” как выразителя божьей правды. Они часто подчеркивают мистическую глубину совести. Словом, совесть есть врожденная способность видеть, оценивать, переживать события личной жизни.

Считается, что страх в процессе культурного развития человечества становится предпосылкой для формирования “первичного” компонента морали – стыда. Еще Аристотель писал, что стыд нередко рассматривают “как своего рода страх дурной славы”. Словом, страх перед природными стихиями превращается в боязнь позора, осуждения со стороны общественного мнения. Причем, люди стыдились перед людьми первоначально некоторых проявлений телесной (в первую очередь половой) жизни, а затем, по мере обогащения нравственных чувств, они стали стыдиться не только уступок “низшей, материальной природе, но и всяких нарушений того, что должно по отношению к людям и богам. Стыд возвышает человека над животным инстинктом родового самосохранения” [49]. Стыд означает порицание всего того, что считается недолжным, дурным, и на этой основе формируются представления о нравственно должном добром.

Но стыд еще не совесть. Чувство стыда еще не содержит в себе того, “грозного судию”, внутреннего “прокурора”, той глубины размышлений и анализа, которые характерны для развитой совести. Кроме того, для стыда, как правило, необходимы свидетели, а для совести они совершенно необязательны. Важно также и то, что совесть все оценивает по мерке высших общечеловеческих моральных ценностей. Стыд же более конкретен, привязан к изменчивым обычаям, моде и т. д. Например, индивиду может быть стыдно, если он одет “не по моде”. О том, что совесть и стыд – не одно и то же, свидетельствуют те, пусть не очень многочисленные, случаи, когда человеку стыдно, а совесть спокойна. Например, водитель автобуса резко затормозил, и пассажир толкнул соседа. Первому, конечно, неудобно, стыдно, но особых угрызений совести он не испытывает, т. к. нет в том его вины.

Несмотря на определенные различия, именно стыд предопределил появление совести как стыда перед самим собой. Суть данной схемы состоит в том, что по мере развития, усложнения общественных отношений, обогащения духовной культуры внешние требования превращаются в требования внутренние. Эта схема признается и другими мыслителями. По мнению Э. Фромма, “на первоначальной стадии эволюции совести авторитет выдвигал определенные требования, которые затем следовали уже не из подчинения авторитету, а из чувства ответственности перед самим собой” [56].

Итак, совесть – это способность человека к нравственной самооценке. Сознание совести занимает особую роль в духовной жизни, в поведении человека. Конечно, нравственный мир человека не сводится только к сознанию совести. Но очевидно, что именно совесть во взаимодействии с долгом является, пожалуй, главным регулятором движений человеческой души, стимулирует многие ее другие нравственные чувства.