Нормы современного русского литературного языка литературный язык и его свойства

Литературным языком называют истори­чески сложившуюся высшую (образцовую, обрабо­танную) форму национального языка, обладаю­щую богатым лексическим фондом, упорядо­ченной грамматической структурой и раз­витой системой стилей. Сближаясь на разных этапах своего развития то с книжно-письменной, то с разговор­но-устной формой речи, русский литературный язык никогда не был чем-то искусственным и совершенно чуждым народному языку. В то же время между ними нельзя ставить и знак равенства. Литературному языку присущи особые свойства. Среди его основ­ных признаков выделяются следующие:

1. наличие, определенных норм (правил) словоупотребления, ударения, произношения и т. д. (причем, норм более строгих, чем, скажем, в диалектах), соблюдение которых имеет общеобяза­тельный характер независимо от социальной, профессиональной и территориальной принадлежности носителей данного языка;

2. стремление к устойчивости, к сохранению общекультурного наследства и литературно-книжных традиций;

3. приспособленность не только для обозначения всей суммы знаний, накопленных человечеством, но и для осуществления от­влеченного, логического мышления;

4. стилистическое богатство, заключающееся в обилии функционально оправданных вариантных и синонимичных средств, что позволяет достигать наиболее эффективного выражения мысли в различных речевых ситуациях.

Разумеется, эти свойства литературного языка появились не сразу, а в результате длительного и искусного отбора наиболее точных и весомых слов и словосочетаний, наиболее удобных и целесообразных грамматических форм и конструкций. Этот от­бор, осуществлявшийся мастерами слов, сочетался у них с творче­ским обогащением и усовершенствованием родного языка.

Изменение социальной базы и структуры русского языка

Социальная обусловленность языка вообще, а литературного языка в особенности естественно ставит изменение свойств и струк­туры литературного языка в определенную зависимость от общест­венно-исторических преобразований. Прежде всего это касается, конечно, самой социальной базы, т. е. состава носителей литера­турного языка.

Социальная база русского литературного языка в начале XIX в. была чрезвычайно узкой. Правда, судьбы русского литературного языка и его отношение к народной стихии уже тогда волновали часть общества и были предметом непримиримых споров. Доста­точно вспомнить шишковистов с их проповедями патриархально-книжной «славянщизны» и карамзинистов, насаждавших столь же далекий от народной основы благопристойный и офранцужен­ный жаргон аристократических салонов. Но к этой спорящей о языке части общества принадлежало в лучшем случае всего несколько тысяч столичных и провинциальных дворян. И хотя в то время уже писали Пушкин и Крылов, опиравшиеся на само­бытную и народную языковую основу, русским литературным языком владел тогда ничтожный процент русского населения. Ведь безграмотное крестьянство России говорило в ту пору преимущественно на диалектах (здесь, правда, необходимо отме­тить гораздо большую взаимную близость русских говоров обще­национальной основе, чем, скажем, у раздробленных диалектов немецкого языка). Но, как бы то ни было, блестящие образцы русской литературной речи, представленные в классических произ­ведениях первой половины XIX в., оставались, в сущности, неиз­вестными для подавляющего большинства русского народа. Даже много позже, по переписи 1897 г., грамотность населения Рос­сии составляла только около 30% (из них преимущественно дворянство и представители других имущих сословий). Неудивительно поэтому, что структура национального языка до недавнего времени и строилась в основном на противопостав­лении: «литературный язык» — «территориальные диалекты». Однако сейчас социальная база русского литературного языка не­сравнимо расширилась. Коренные изменения общественного укла­да, всеобщее образование, массовая печать, радио, телевидение сделали литературный язык истинно всенародным достоянием, главным средством языкового общения подавляющей части насе­ления. С другой стороны, уходят в прошлое, нивелируются тер­риториальные диалекты. В сущности они не только перестали быть питательной средой для литературного языка, но сейчас уже в самой глухой деревне трудно отыскать стариков-старожилов, сохранивших диалектную речь в чистом виде. Сельская молодежь практически уже забыла свой диалект и говорит на литературном языке лишь с некоторыми фонетико-морфологическими особенностями и сравнительно редкими вкраплениями областных слов.

Итак, социальные преобразования в послереволюционный пе­риод существенно изменили структуру русского литературного языка, что наиболее ярко выражается в утрате прежней оппозиции: «литературный язык» — «территориальные диалекты». Возникает естественный вопрос: чему же сейчас противостоит русский литературный язык, что является, так сказать, его антиподом

Современный русский литературный язык противостоит не реликтовым проявлениям территориальных диалектов и не рече­вым особенностям отдельных социально-профессиональных групп (в том числе и молодежному «жаргону»), а более широкому кругу языковых фактов, которые можно было бы назвать «ненормированная речь». Норма — основной признак литературного языка. Все, что не соот­ветствует норме, является отступлением от общепринятых правил, принадлежит к ненормированной речи.

Круг явлений, охватываемый приятием «ненормированная речь», весьма обширен и генетически неоднороден. В нее входят: а) остаточные элементы диалектного, или, точнее, полудиалект­ного характера (например: плотит вм. платит, броюсь вм. бреюсь, переведены вм. переведены, верба вм. верба, площадя вм. площади и т. п.); б) архаичные формы, которые были в прошлом образцами словоупотребления, но перестали соответствовать норме (например: засуха вм. засуха, библиотека вм. библиотека, в лесе вм. в лесу, в дому вм. в доме, сторониться от кого-, чего-либо вм. сторониться к о г о-, ч е г о - л и б о и т. п.); в) особенности социально-профессиональных наречий (напри­мер: рудник вм. рудник, агония вм. агония, клапана вм. клапаны и т. п.); г) новообразования, не признаваемые нормативными вследствие отрицательной общественно-эстетической оценки (например: звонит вм. звонит, приговор вм. приговор и т. п.); д) жаргонизмы и другие слова, находящиеся за пределами лите­ратурной лексики.

Особо следует остановиться на понятии «просторечие». Этот термин в современных исследованиях и словарях русского языка продолжает применяться в двух значениях. Под ним понимается один из стилей литературного языка с присущим ему особым кругом слов и форм, воспринимаемых на фоне других стилей; (например: облапошить, дубасить, окочуриться, лоботряс и т. п.). Такие факты называют «литературным просторечием». Но иногда термином «просторечие» называют и те явления, которые не входят в литературный язык, принадлежат ненормирован­ной, малограмотной речи (например: тролебус вм. троллейбус, инженера вм. инженеры, делов вм. дел и т. п.). Эта двузначность термина «просторечие» отмечается и в специальных словарях [1]. Думается, однако, что в целях большей терминологической точ­ности «просторечием» следовало бы называть только стилистиче­ски сниженные (грубоватые, но нередко оправдываемые контекстом речи) факты литературного языка (башка, брюхо, пузо, жрать, дрыхнуть и т. п.), отграничивая их от тех явлений, которые нахо­дятся за пределами литературного языка (ненормированная речь, жаргонизмы и т. п.).

Изменение социальной базы, состава носителей литературного языка привело и к другим существенным преобразованиям его структуры. Изменилось социальное и эстетическое восприятие языка. Ушли в прошлое и снобистское любование словом, и пре­небрежительно барское отношение к народной речи, свойственное отдельным кругам рафинированной дореволюционной интеллиген­ции. Культурой овладели широкие слои населения.

Следствием этого явилась демократизация литератур­ного языка, сближение его с разговорно-просторечной стихией и профессиональной речью.

Изменения в социальной базе и структуре русского литера­турного языка отразились на общих принципах и способах оценки языковых фактов. Если раньше основным признаком была, так сказать, пространственная характеристика («где, на какой территории или в какой социальной группе так говорят»), то теперь все более существенной становится ф у н к циональная характеристика («с какой целью, в какой ситуации так говорят»). От территориально-социальной обособленности наш язык движется к единой, взаимосвязанной и рациональной системе функционально загруженных элементов.