Примечания

1. См., например: Гвоздев А. Н. Очерки по стилистике русского языка. М., 1955, С. 19–39. Ср.: Riesel E. Stilistik der deutschen Sprache. M., 1959.

2. Щерба Л. В. Современный русский литературный язык. В кн.: Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 121.

3. См., например: Вопросы стилистики. Тезисы докладов на межвузовской научной конференции. Саратов, 1962.

4. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 255.

5. Там же.

6. См.: Мурат В. П. Об основных проблемах стилистики. М., 1957. С. 25-26.

Печатается по изданию:

Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981. С. 20-32, 162 – 168.

Е.М. Галкина-Федорук

Об экспрессивности и эмоциональности в языке

Язык — средство общения, орудие развития и борьбы.

Чтобы быть средством общения — язык должен быть точ­ным, ясным, общепонятным; чтобы быть орудием развития и борьбы — язык должен быть вместе с тем ярким, впечатляю­щим, воздействующим.

Язык в своей коммуникативной функции служит не только для выражения мысли, но и для выражения чувств, воли.

Логическое мышление — это интеллектуальная деятель­ность человека, связанная с эмоциональной реакцией на внеш­ние раздражения. Человек, познавая мир природы и общест­ва, не может оставаться равнодушным: воспринимая мир яв­лений, мы одновременно выражаем свое отношение к нему.

Сознание человека не только объективно отображает дей­ствительность, но и привносит в отраженные образы нечто субъективно-эмоциональное, которое не всегда бывает пра­вильным.

Практика в качестве критерия истины подтверждает пер­вое и отбрасывает второе. Чем меньше привнесено субъектив­ного, тем мы ближе к истине. Однако чувство и воля человека являются важнейшими факторами в познании человеком дей­ствительности.

В настоящее время вряд ли кто подвергает сомнению на­личие единства этих трех факторов психической деятельности человека: интеллектуальной, эмоциональной и волевой.

Противопоставления чувственного рассудочному, разумно­му не должно быть. Нельзя механически соединять умствен­ное и чувственное, так как это приведет к механическому ис­толкованию сознания. Однако нельзя создавать между ними непроходимую пропасть (как это делают неокантианцы). Эмоциональность очень существенна в познании. Ведь человек, познавая природу и общество, выражает и свое отношение к нему, свою оценку.

Познание действительности всегда сопро­вождается эмоциональной оценкой того, что познается. Но сводить интеллектуальное к эмоциональному в познании и ставить знак равенства между ними нельзя.

Неразличение эмоциональных и интеллектуальных фактов в языке ведет к смешению многих явлений и фактов языка как в лексике, так в морфологии и синтаксисе.

Все указанные сферы человеческой психики выражаются и обслуживаются языком, который неразрывен с мышлением, необходимо связан с эмоциональными и волевыми движения­ми человека. Задача настоящей статьи заключается в том, что­бы показать отличие выражения в языке эмоциональной сфе­ры человека, а главное — разграничить понятие эмоциональности в языке с другим явлением, которое называется экспрес­сивностью.

За последнее десятилетие в работах, посвященных грам­матическим проблемам или языку писателей, стали очень упот­ребительными слова: эмоциональный, экспрессивный, экспрес­сия, эмоция, эмоционально-экспрессивный, причем каждый из ученых вкладывает в них свое содержание.

Неправильное понимание различия единства эмоциональ­ного и рационального в языке, в познании и общении людей приводит некоторых ученых к выделению в языке какого-то «нейтрального» стилистического пласта; такого «нейтрального» стилистического пласта быть не может, так как интеллекту­альное связано с эмоциональным и волевым, а всякая эмоция или воля осмыслены.

Эмоция — это чувственная реакция организма на те раздра­жения, которые человек получает от окружающей среды; эмо­ция — чувство, переживаемое душевное волнение. Чувство, переживаемое человеком, может быть выражено языком, жестами, мимикой лица и другими несловесными способами.

Человеческие эмоции обозначаются словами: любовь, лю­бить, любовный, любимый, любящий, любо; ненависть, нена­видеть, ненавистный, ненавидящий, ненавистно; гнев, гневать­ся, гневный, гневающийся, гневно; гордость, гордиться, гор­дый, гордящийся, гордо. Сюда же войдут слова: дружба, враж­да, жадность, злоба, доброта, грусть, печаль, веселье, восхи­щение, презрение, обида, огорчение, жалость, пренебрежение, сожаление, возмущение, негодование и мн. др.

Кроме таких слов, которыми обозначены чувства человека, в языке имеется огромное количество слов, посредством кото­рых выражается эмоциональное отношение к другим людям. Это слова-характеристики, которые выражают эмоциональное отношение к человеку, явлению, факту; так, с отрицательным чувством мы называем некоторых людей: подлец, негодяй, мошенник, страшный, жуткий, бесстыдный, скверный, невыно­симый, гадкий, урод, каналья; в обращении к другим выра­жаем положительное чувство: радость, прелесть, родной, ми­лый, дорогой и т. д., употребляя обычные слова, иногда в пе­реносном значении.

Посредством переносного значения многие обычные слова передвигаются в пласт слов или даже словосочетаний, выра­жающих эмоцию ласки, как бывает при обращении, например: голубь мой, свет мой, золото мое, солнце мое, месяц золотой, цвет мои лазоревый, птица моя белая, кошечка, моя жизнь, мой ангел. Нередко происходит в речи, что обычные слова на­чинают выражать чувства злобы, презрения, порицания, на­пример: делец, работничек, корова, осел, петух, бегемот (о большом неуклюжем человеке), свинья и т. д.

Кроме случаев, когда эмоциональность выражается лекси­ческим значением слова, для выражения чувства прибегают к словам, в которых чувство выражается особыми эмоциональ­ными суффиксами. Эти суффиксы обычно называют суффик­сами субъективной оценки, например:

а) в словах женского рода (для выражения ласкового чувства, отношения):-очка,-ечка,~енька,-онька,-ушка,-юшка,-ица,-ичка,-урка и др.; например: белочка, кошечка, березонька, подруженька, головушка, сватьюшка, нянюшка, землица, сестрица, земличка, девчурка и др.;

б) в словах мужского рода: -очек,-ёчек,-ок,-ек,-ик,-чик,-ец,-ишгк.-ушка и др.; например: листочек, стебелечек, пиро­жок, листик, мальчик, хлебец, колышек, скворушка и др.;

в) в словах среднего рода: -ечк(о),-цо,-ецо,-ицо,-ушко, -ышко,-ечко, например: личико, блюдечко, солнышко, колечко и др.

Эмоциональность речи выражается не только ласкательны­ми суффиксами. Эмоция может быть выражена и особыми эмоциональными междометиями и частицами, а главное — интонацией. Так, например, увы выражает печаль, горе: «Увы! Все гибнет: кров и пища! Где будет взять?» (Пушкин).

Частица аи да выражает похвалу (Аи да молодец!). Одна­ко одни и те же частицы при различной интонации придают различное значение высказыванию. Ср. предложения: «Ну и погодка! Просто ужас!» и «Ну и домик — загляденье!» В пер­вом случае частица ну и является средством отрицательной характеристики явления, во втором ну и служит для выраже­ния положительной характеристики предмета. Каждое выска­зывание, даже отдельное предложение, выраженное в той или иной форме, помимо высказанной мысли, всегда содержит тот или иной эмоциональный оттенок, придаваемый ему интона­цией.

Выше были указаны некоторые способы выражения эмо­ций, чтобы показать специфику самого явления. Слово эмо­ция — из французского emotion; в латинском языке emovere— возбуждать, волновать. Эмоциональный — значит вызываемый эмоциями, основанный на чувстве. Эмоциональность речи сви­детельствует о богатой сфере чувств человека. Однако в линг­вистических работах понятия эмоциональный и экспрессивный часто смешиваются. В некоторых же работах встречаем сдвоен­ные термины: «эмоционально-экспрессивный» или «экспрессив­но-эмоциональные», под которые подводится или только «экс­прессивное», не содержащее никаких оттенков значения, отно­симого к чувству, или, наоборот, под этим сочетанием мыслит­ся «эмоциональное», хотя в исследуемом отрезке речи нет ни­чего, что указывало бы на эмоции, чувства. Что же такое экспрессия речи? В чем разница между эмоцией и экспрессией? Как выражается экспрессия в языке?

Экспрессия проявляется не только в речи, но и в жесте, ми­мике, общем поведении и даже в работе человека. Необходи­мость различать экспрессивные и эмоциональные элементы в языке диктуется тем, что функциональные задачи у них раз­ные, несмотря на их взаимосвязь. Эмоциональное стоит в одном ряду с интеллектуальным и волевым, и каждое находит свои способы выражения в языке. Экспрессия, экспрессивность может пронизывать как эмоциональное, так и интеллектуаль­ное и волевое в их проявлении. Поэтому экспрессивность го­раздо шире эмоциональности в языке. Экспрессия — это уси­ление выразительности, изобразительности, увеличение воздей­ствующей силы сказанного. И все, что делает речь более яр­кой, сильно действующей, глубоко впечатляющей, является экспрессией речи. Приведем пример: «Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь не хочет воздух» (Пушкин). Здесь нет выражения чувств, но силу экспрессии чувствует всякий. Следовательно, экспрессив­ность — это те средства речи, которые делают ее выразитель­ной, воздействующей, изобразительной, впечатляющей.

Экспрессивность свойственна не только языку писателей-художников, но и языку общественных деятелей, публицистов, даже ученых, хотя на первый взгляд кажется, что речь учено­го бесстрастна, спокойна, лишена эффективности. Экспрессив­ная речь настолько действенна, что поневоле поддаешься силе убеждения ученого, заражаешься чувствами поэта-лирика. Экспрессивно произнесенная речь публициста, общественного деятеля подчиняет ум и волю своей ярко и неотвратимо воз­действующей силой.

Экспрессивность в таких случаях усиливает точность и яс­ность мысли, делает более сильной, напряженной страстность и эмоциональность речи, делает более ярким проявление силы воли. Чем правдивее излагаются факты, тем убедительнее речь, чем богаче эмоциональная система говорящего, тем захваты­вающе-эмоциональнее его язык. Чем крепче воля, тем сильнее категорическое воздействие ее проявления. Содержательность речи, облеченная в воздействующую и впечатляющую экспрес­сивную форму, становится особенно яркой.

В языке поэтических произведений преобладает эмоцио­нальная стихия над интеллектуальной. Однако было бы невер­ным не видеть в такой эмоционально насыщенной речи нали­чия смысловых интеллектуальных элементов (например, в стихотворении Полонского «Ночь»: «Ночь! За что я люблю твой таинственный свет? Усладит ли он горе скрываемых слез? Даст ли жадному сердцу желанный ответ, разрешит ли сомнений тяжелый вопрос? Я не знаю, за что я люблю тебя, ночь!»). Несомненно, здесь сильно выражаемое чувство не лишено мысли.

Но разве только эмоциональная сторона воздействует на нас в этом стихотворении? И разве только эмоция пленяет нас в стихах Пушкина и Лермонтова?

Как мы уже говорили, необходимость различать экспрес­сивные и эмоциональные элементы в языке диктуется тем, что функции у них разные. Эмоциональные элементы в языке слу­жат для выражения чувства человека. Многие средства языка употребляются исключительно для этой цели. Экспрессивные же средства в языке служат усилению выразительности и изо­бразительности как при выражении эмоций, выражении воли, так и при выражении мысли. Поэтому как сферу эмоций, т. е. систему чувств, можно поставить в один ряд с системой воле­вых факторов и системой мышления, не смешивая их друг с другом, так и в языке нужно различать то, что служит выра­жению наших мыслей, чувств и воли. Но, разграничивая и раз­личая специфику этих трех факторов в психологии человека и разграничивая способы языкового их выражения, мы ни в коем случае не должны ставить между ними таких границ, которые помешали бы нам видеть их единство в различии.

Экспрессивность речи имеет весьма широкие возможности способов и приемов обнаружения.

I. Экспрессивность может проявляться ф о н е т и ч е с к и м и средствами языка:

а) Особо усиленным произношением согласных звуков, на­ пример: «Ррраз! — Отлетел большой кусок дерева». Все звукоподражательные (трах! бац! и т. п.) несомненно произносятся с большой экспрессией, хотя не всегда содержат эмоции.

б) Особым эмфатическим произношением гласных для усиления удивления: «Завтра будет 20 градусов мороза.— Что-о-о? — В мае месяце?».

в) Экспрессивность речи проявляется в различных формах тона: высоком тоне, низком тоне, среднем тоне. Появляется она в особых формах темпа: убыстренном или замедленном, плавном или прерывистом. Замедленный плавный темп речи может быть следствием полноты, внутренней силы, важности содержания, но замедленный темп может выражать и огромную эмоциональность сообщаемого. Примером экспрессивности замедленной речи может служить передача правительственных сообщений о событиях большой важности, радиопере­дачи о победах Советской Армии и т. д.

г) Весьма значительна экспрессия пауз. Таковы паузы умолчания, паузы лирические, паузы растерянности и т. д.

Особенно ярко проявляется экспрессивность в интонацион­ной сфере речи. Проф. В. А. Артемов выявил некоторые свой­ства основных типов интонаций. Он показывает, что в зависи­мости от того содержания, которое вкладывалось в слово-предложение «Осторожно», выявились 22 вида интонации. По содержанию в это слово-предложение были вложены элементы: 1) интеллектуальной сферы: утверждение, предупрежде­ние, перечисление, повествование, удивление, изумление, сопо­ставление, вопрос; 2) эмоционального чувства: обида, угроза, просьба эмоциональная, угроза сильная (мы бы сказали — «застращивание»); 3) волеизъявления: просьба вежливая, приглашение, просьба, увещание, повеление настойчивое, по­учение, повеление, убеждение.

Мы затрудняемся поставить указанные еще В. А. Артемовым два типа интонации в какой-либо ряд — это безразличие и восклицание. Эти два типа интонации связаны не с содер­жанием, а со способом выражения, так как с безразличием можно произнести слово-предложение «Осторожно» и с дру­гим содержанием, кроме тех случаев, где отмечено: настойчиво, сильно и т. д., т. е. где проявлена и экспрессия. А восклицание также может сопровождать любую интонацию по содержанию, кроме спокойного повествования. Но главное, что является ин­тересным для понимания экспрессивности языка, — это выде­ление некоторых свойств интонации: 1) большая длительность волевых интонаций, 2) особая контрастность эмоциональных интонаций по высоте тона, динамичность эмоциональных инто­наций в отношении силы произнесения[1].

II. Экспрессивность проявляется в лексике путем поста­новки синонимических пар, например: прекрасно работает — оценка более экспрессивна, чем хорошо работает; ср. шум­ный успех — бурный успех (экспрессии во втором выражении больше).

а) В именах прилагательных качественной оценки очень ярки экспрессивные выражения в противопоставлении с менее экспрессивными: невеселый — печальный — мрачный; недобрый — злой; сильный — мощный — могучий; большой — великий; несмелый — робкий — трусливый; слабый — немощ­ный; страшный — жуткий — ужасающий; хороший — пре­ красный — потрясающий.

б) Нарастание экспрессивности может быть выражено в именах существительных: темнота — мрак; смелость — храб­рость — отвага; неправда — ложь; обида — оскорбление, способности — таланты.

в) В глаголах: хвалить—превозносить; обидеть — оскор­бить; просить — умолять; ходить — бродить — шататься — шляться.

Употребление антонимов также служит экспрессивным средством: любовь и ненависть, доброта и злость, грубость и нежность, доброжелательность и злопыхательство — такие ан­тонимические пары, употребляемые в речи для противопостав­ления, играют экспрессивную, т. е. выразительно-усилительную роль в речи.

Экспрессивным средством являются и лексические повторе­ния, хотя повторы многофункциональны:

а) Повторы слов могут быть приемом словообразования, уходящим в глубь древних времен[2], и грамматическим сред­ством.

б) В русском языке тоже есть слова, образованные путем повторения корня-основы: коло-кол и др. Но в русском языке лексическое повторение редко служит целям словообразования, чаще — целям экспрессии, так как повторение создает в названии усилительное выражение или количества, или качества; например: синий-синий — очень синий; светлый-светлый — очень светлый; большой-большой — очень боль­шой; еле-еле, чуть-чуть и т. д.

в) Усиление впечатления длительности действия выражает­ся лексическим повторением глаголов: шел — шел, сидел — сидел, говорил —говорил, работал — работал, т. е очень дол­го шел, сидел, говорил, работал.

г) Замена одной формы времени в глаголе или формы наклонения часто совершается в целях экспрессии: ну, пошел же ради бога!

д) Выражения нарастания признака особенно часты в народно - поэтическом языке, в парных синонимических сочета­ниях, выражающих одно понятие, например: ранним-рано, поздним-поздно, темным-темно, молода-молодешенька, стар-старичок, торчком торчит, молчком молчит, горьмя горит и пр..

е) Такая же яркая экспрессия выявляется и парными синонимическими сочетаниями, как горе-невзгода, доля-счастие, вера-равда, путь-дорога, род-племя и др. в различных падежах.

III. Наиболее ярко проявляется экспрессивность речи в особых суффиксах: увеличительно-уменьшительных, ласка­тельно-уничижительных.

Толкование и понимание этих суффиксов в грамматической науке страдает большой неясностью.

Прежде всего не всегда выделяется функция некоторых суффиксов — способность выражать объективную разницу в размере, объеме, величине предмета, например: бугор — буго­рок, доска — дощечка, изба — избушка, гора — горка, лощи­на — лощинка, лес — лесок, сноп — снопок, шар — шарик, флаг — флажок, палка — палочка, полоса — полоска, пила — пилка, столб — столбик и др. В этих словах суффиксы являются словообразовательными, так как посредством их об­разуются новые слова, обозначающие предметы действитель­но уменьшенного или увеличенного размера. Это можно иллю­стрировать такими примерами: «Если быстро ударить посре­дине палочки другой тяжелой палкой, то она ломается, а бу­мажные кольца остаются целыми» (Проф. И. И. Соколов. Курс физики, ч. I, изд. 8, 1947).

Совсем иное видим мы во второй группе слов с суффикса­ми того же звукового состава, которые, однако, выполняют совсем другую, а именно экспрессивную функцию, а не функ­цию простого называния предмета меньшего объема.

В нижеуказанной группе слов такие же суффиксы, как -ок,-чек и др. экспрессивны, т. е. выразительны, например: «зайди на часок». Здесь суффикс -ок не выражает уменьши­тельности, не выражает он и ласкательности, потому что к та­ким вещам эмоций обычно не проявляется.

В эту группу экспрессивно окрашенных слов зачисляются слова подобного типа: часок, минутка, годок, неделька, разок, аршинчик, саженка, вериючек, хотя современные названия мер длины, как слова-термины, экспрессивных форм не обра­зуют (нет метрик, граммчик, но килограммчик).

В зависимо­сти от того, как мы будем рассматривать слова, как экспрес­сивно окрашенные или как обозначающие предметы и вещи малого размера, одни суффиксы будут формообразующими, другие — словообразующими. Поэтому те и другие факты язы­ка следует относить в разные разделы. Слова с суффиксами экспрессии и ласкательными суффиксами следует рассматри­вать в разделе лексики, а слова с уменьшительными суффик­сами — в разделе словообразования, а в более широком пла­не одни явления приходится относить к словарному составу и лексическим формам слова, а другие — к области грамма­тического строя. К сожалению, в нашей лингвистической ли­тературе до сих пор наблюдается смешение в понимании уменьшительности, ласкательности, эмоциональности и эк­спрессивности, хотя мысль о необходимости разграничения этих понятий была высказана 200 лет тому назад.

Уже М. В. Ломоносов в своей «Российской грамматике» различал «увеличительные» и «умалительные» имена сущест­вительные, выражающие различие размера вещи, но вычленял из слов с «умалительными» суффиксами ласкательные и пре­зрительные имена существительные по их эмоциональной на­сыщенности.

Несколько по-иному членил имена существительные Н. Греч. Термины «увеличительный» и «умалительный» мы встречаем и у Греча, но «умалительные» он делит на «привет­ственные» и «уничижительные», не выделяя суффиксов. Н. Греч указывал, что значение увеличительности и умалительности имена существительные получают от отличительных обратных слогов, присоединяемых к корню слова. «Предметы одного рода могут быть сравниваемы между собою в отноше­нии к их величине, пространству, возрасту, красоте, безобра­зию и проч.»[3], — писал Н. Греч. Он указывал, что способность придавать новые значения величины, красоты или безобразия имеют не только имена прилагательные, но и существитель­ные. «Образованные сим способом имена существи­тельные называются увеличительными и уменьшительными... Должно заметить, что имена увеличительные всегда заклю­чают в себе и постороннее понятие о безобразии, неуклюжести предмета, а уменьшительные иногда показывают предмет ма­лым, ничтожным и презрительным..., иногда же выражают, что оный при малости своей красив и приятен...»[4].

А. X. Востоков в «Грамматике русского языка» разграничи­вал слова, «ладя в основу разграничения различные представ­ления предметов в большем или меньшем, в лучшем или худ­шем виде против обыкновенного, выражению чего, по его мне­нию, и служат производные имена:

1) увеличительные, с формами -ище,-ина, -ища, которые показывают «огромность предмета, а также грубость и не­складность оного»: домище, домина, лапища;

2) уменьшительные, показывающие малость предмета, с формами: -ок, -ек, -ец, -ко, ~це, -ка, -ица: столик, дубок, сараец, деревцо, ручка, частица.

Востоков причислял к уменьшительным и «смягчитель­ные» имена для предметов, которые нельзя уменьшить: денек, солнышко, водица.

К уменьшительным принадлежат, по мнению Востокова, ласкательные и уничижительные или «неуважительные». К пер­вым он относит слова с формами на -ушка,-кшкч,-енька -ица,-ец, например: батюшка, матушка, маменька, муженек, куманек, братец, сестрица. Сюда же относит Востоков имена любимых животных: коровушка, лошадушка, и имена неодушевленных предметов, о которых говорится с особой приязнью.

Выделяет Востоков имена уничтожительные на -шико, -ашка,-енка,-гчцо, например: домишко, парнишка, делишко, силишка и др. А. X. Востоков объяснял различие суффиксаль­ных образований тем, что «представления увеличительные, смягчительные, ласкательные и уничтожительные принадлежат просторечью, уменьшительное же в собственном смысле употребительны и в важной речи»[5].

Кроме обычных уменьшительных существительных, Востоков выделяет собственно уменьшительные. Эта мысль очень существенна для дальнейшего развития учения об этих разря­дах слов.

Много нового и интересного о названных формах сказано у Ф. И. Буслаева: «Наш язык, имея способность к именованию предмета присовокуплять представление о его величине или достоинстве, образовал помощью некоторых суффиксов це­лый ряд имен, известных под названием увеличительных и уменьшительных, ласкательных, или смягчительных, и унизи­тельных»[6]. После этого Буслаев указывает, какими именами существительными обозначались эти представления и какие «для точнейшего обозначения представления вставляются вспомогательные суффиксы: ушк,-ышк,-еньк,-ёнк, и некото­рые другие; например: дубрав-ушка-а, мат-ушка, солн-ышко, руч-енька, руч-онка. Этими вспомогательными, серединными суффиксами различаются между собою имена уменьшитель­ные, ласкательные и унизительные».

Буслаев указывает на способность русского языка от умень­шительного или ласкательного имени производить уменьши­тельное же или ласкательное, пользуясь суффиксом -чек, на­пример: глаз—глазок—глазочек. Автор исторической грамма­тики пишет, что ласкательными и смягчительными бывают не только существительные, но и прилагательные: маленький, бе­ленький и др. Буслаев приводит много примеров ласкательных или смягчительных форм из областного языка и от других ча­стей речи, например: айньки, асиньки, доселичка, истеньки и др.

К. С. Аксаков в «Опыте русской грамматики» говорит об уменьшительно-ласкательных суффиксах, как о таких элемен­тах языка, которые изредка образуют отдельные самостоя­тельные слова, а чаще всего являются средством образования только форм слов. По мнению Аксакова, слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами вполне сохраняют весь свой образ. Аксаков своеобразно соединял разные значения в слове, выводя субъективное отношение из свойств предмета. «Милому свойственно быть малым... Самая ласка предполагает уменьшительность предмета, и вот почему для выражения ми­лого, для ласки употребляется уменьшительное»[7]. Но, тем не менее, Аксаков различает разные значения в этих суффиксах: суффиксы выражают «просто уменьшенный вид предмета, между тем как в окончании -ик слышится уже шутка, и если еще не ласка, то любезность...»[8].

В трудах Г. П. Павского, И. И. Давыдова, А. А. Потебни отчетливо различаются оттенки уменьшительных, увеличитель­ных и уничижительных суффиксов: эти ученые считают их не словообразовательными, а формообразовательными суффик­сами и в словах с такими суффиксами не видят самостоятель­ных, отдельных слов, а считают их лексическими формами производящих слов.

В своей грамматике И. И. Давыдов[9] в именах существи­тельных выделяет увеличительные (§ 169) на -ище,-ина,-ище — мужичище, мужчина, ручища, и уменьшительные, оканчивающиеся на -ик,-ок, -ек, -ец, -ка, ища, -ко, -цо, на­пример: столик, ножичек, сараец, ручка, частица, яичко, де­ревцо.

К уменьшительным относит И. И. Давыдов имена ласка­тельные и уничижительные типа батюшка, маменька, муженек, братец, сестрица, дитятко.

К уничижительным относятся слова на -ишко, -ышко, -ишк, -енка, -енцо типа парнишка, лошаденка, делишко и др. (см. § 170).

А. А. Потебня, как известно, считал всякое употребленное: в речи слово другим словом. Так, говоря о значениях и формах повелительного наклонения, А. А. Потебня критиковал Ф. И. Буслаева за его понимание каких-то «общих» и «част­ных» значений в слове. Он писал: «Здесь истинным понима­нием формы считается не понимание ее в речи, где она имеет каждый раз одно значение, т. е., говоря точнее, каждый раз есть другая форма, а понимание экстракта, сде­ланного из нескольких различных форм»[10].

Из этого высказывания и общей концепции Потебни можно сделать вывод, что он все формы уменьшительные, увеличи­тельные и уничижительные считает словообразовательными формами, а производные существительные с этими суффикса­ми считал особыми, самостоятельными словами. Он различал суффиксы, выражающие объективную уменьшительность и увеличительность, и отмечал различие суффиксов, выражаю­щих ласкательность, «в коей выражается личное отношение говорящего к вещи...»[11]. Потебня эти формы считал субъек­тивными.

Л. В. Щерба полагал, что суффиксами вносится тот или иной специфический оттенок значения существи­тельного, а не создается новое существительное. В 1915 г. в книге «Восточнолужицкое наречие» он писал, что «для вы­ражения более интимного, а может быть несколько пренебре­жительного отношения к предмету, к которому относится дан­ное прилагательное, употребляются суффиксы -isc, а чаще -к, zelen -icke или zelen-к-е-зелененькое... Для выражения слабой степени качества употребляется суффикс -ovat»[12]. Следова­тельно, по мнению Л. В. Щербы, суффиксы вносили только от­тенки значения в то же самое слово, а сами суффиксы явля­лись формообразующими, но не словообразующими элемен­тами.

Известный ученый Ф. Ф. Фортунатов и его последователи А. И. Соболевский, В. К. Поржезинский, Д. Н. Ушаков стояли на другой точке зрения, полагая, что существительные с суф­фиксами уменьшительными, увеличительными и уничижитель­ными являются не производными формами от обычных суще­ствительных, а самостоятельными словами. Ф. Ф. Фортунатов производные существительные считал обозначением «разли­чий в изменяющемся признаке отдельных предметов мысли»[13]. На той же точке зрения стояли и другие представители школы Фортунатова. А. И. Соболевский считал, что между именами существительными обычными, простыми и именами увеличи­тельными разница не морфологическая, а «лексикальная».

А. А. Шахматов, будучи учеником Ф. Ф. Фортунатова, был склонен считать увеличительные и уменьшительные имена су­ществительные словообразовательными формами и не совсем понимал Л. В. Щербу, когда тот в своей докторской диссер­тации разграничивал слова, обозначающие «новые понятия», и слова, обозначающие только «оттенки новых понятий». Во вто­рой части синтаксиса «Учение о частях речи». Шахматов в разделе «Существительные» (§ 516) пишет об этих существи­тельных, называя их «категорией субъективной оценки». Эта категория обнаруживается не морфологически, как прочие вы­ше рассмотренные категории, а путем словообразовательных суффиксов, дающих основание различать слова со значением увеличительным, уменьшительным, ласкательным, пренебре­жительным[14].

Шахматов рассматривает категорию субъективной оценки в синтаксисе на следующих основаниях:

«Во-первых, суффиксальные образования, относящиеся сюда, не видоизменяют реального значения основного слова: домик, домина, домище, домишко обознача­ют то же представление, что дом; следовательно, эти суффиксы имеют другое значение, чем другие словообразовательные суф­фиксы, при помощи которых выражаются представления, со­вершенно отличные от представления, выраженного соответст­вующим основным словом, представления, самостоятельные от него»[15].

В этом же параграфе А. Шахматов делает два интересных замечания. Первое: уменьшительные и ласкательные суффик­сы имен существительных могут влиять на форму согласую­щихся с ними прилагательных, например, маленький кусочек, добренькая старушка и т. п.

Второе замечание Шахматова сводится к тому, что «умень­шительные суффиксы нередко употребляются для выражения того или иного аффекта, сопровождающего произнесение всей фразы». Таким образом, у Шахматова уже четко намечена необходимость разграничения суффиксов просто уменьшитель­ных и экспрессивных.

Очень интересные мысли по данному вопросу высказывал В. А. Богородицкий. Он стоял на той точке зрения, что произ­водные слова, сохраняя основное значение слова, изменяют только лишь оттенок представления. Поэтому образующие этот оттенок суффиксы являются не словообразовательными, а формообразующими суффиксами. Особенно интересно у Богородицкого замечание о том, что «ласкательные имена могут образовываться как для обыкновенных, так и для уменьши­тельных существительных... русский язык представляет почти неисчерпаемое обилие наращенных ласкательных образова­ний»[16]. Этими замечаниями Богородицкий утверждает, что су­ществительные, имеющие уменьшительное значение, мо­гут быть без оттенка значения ласкательности и пренебре­жения.

Л. А. Булаховский в «Курсе русского литературного языка» утверждает, что суффиксы увеличительности имеют более или менее резкую эмоциональную окраску — оттенки удивления, отвращения и подобные, а суффиксы уменьшительности, по его мнению, обычно вместе с тем обозначают и ласковое от­ношение[17]. Автор курса дает примеры стилистического ис­пользования этих форм в художественных произведениях.

Таким образом, большинство ученых считает, что формы увеличительности и уменьшительности, ласкательности и пре­небрежительности являются выражением эмоциональности. Но за последнее десятилетие названные суффиксы стали чаще на­зываться суффиксами «субъективной оценки». Так, например, у Л. А. Булаховского эти суффиксы, выражающие эмоцио­нальное отношение, являются суффиксами субъективной оценки ласковости, пренебрежительности, презрительности, иронии и т. д.

Многие ученые, относящие себя к школе Ф. Ф. Фортунато­ва, ученики Д. Н. Ушакова, М. Н. Петерсона, стоят на точке зрения, что суффиксы увеличительности, уменьшительности, ласкательности и пренебрежительности являются словообра­зовательными суффиксами, так как, внося субъективную оцен­ку, они образуют существительные с новым значением. Так, в книге «Очерки грамматики русского литературного языка» Р. И. Аванесова и В. Н. Сидорова говорится: «При помощи суффиксов от одних существительных можно образовать дру­гие существительные с новыми значениями. Так, от существи­тельного двор при помощи суффикса -ик образуется слово дворик...»[18].

П. С. Кузнецов в вводной статье к курсу «Современный русский язык. Морфология» (Изд-во МГУ) относит суффиксы ласкательно-уменьшительные к формам словообразования, а слова с этими суффиксами считает словами самостоятельными.

И. Мендельштам в статье «Об уменьшительных суффик­сах в русском языке со стороны их значения» выдвинул мысль о роли контекста в разграничении слов на эмоциональные и экспрессивные. Он указывал на различные условия бытования таких слов в языке литературном и народном, доказывая, что народный язык в употреблении стирает значение уменьшитель­ности. Интересны его замечания о том, что древнерусский язык очень мало имеет уменьшительных суффиксов, а если они и встречаются, то только для выражения уменьшенного разме­ра вещи. Однако А. Аверьянов в своей диссертации «Функ­ция именного суффикса -ец в русском языке» (1941) доказывает, что суффикс –ец был очень употребителен в древнерус­ском языке, но затем в литературном языке его использование ограничивается.

Особенно большое внимание значениям суффиксов уде­ляет акад. В. В. Виноградов в книге «Современный русский язык» в главе «Имя существительное». Прежде чем говорить о суффиксах, он считает необходимым предпослать их переч­ню анализ самой категории субъективной оценки в системе имени существительного. Изложив кратко высказывания К. С. Аксакова, В. В. Виноградов пишет: «Уменьшительно-ласкательные суффиксы служат средством варьирования ре­чевой экспрессии. При их посредстве выражается ирония, пренебрежение, злоба, вообще вся сложная и разнообразная гамма эмоций и субъективных оценок»[19]. И далее: «Достаточно сослаться на функции уменьшительных форм в речи Молчали­на («Горе от ума» Грибоедова), на создаваемую этими фор­мами экспрессию забитости и самоуничижения в письмах Ма­кара Девушкина («Бедные люди» Достоевского)»[20]. Из этого высказывания видно, что В. В. Виноградов своеобразно понимает уменьшительно-ласкательные суффиксы, видя в них выражение эмоциональности, которая приравнивается к экспрессивности. Такое приравнивание выясняется и в даль­нейших его высказываниях; так, например, мы читаем: «Несколько в стороне от этих суффиксов находится ласкательно-уничижительный суффикс -ец, В нем еще ярче, чем в суф­фиксе -ик, выступают оттенки ласкательности, которые передают экспрессии сочувствия, смирения, унизительности, презрения, фамильярного участия»[21].

В этой же главе В. В. Виноградов различие уменьшитель­но-ласкательных суффиксов объясняет возможностью форм «субъективной оценки» переходить от форм одного слова к разным словам. Так, по его мнению, «процесс присоединения уменьшительно-ласкательных суффиксов к обычным конкрет­ным обозначениям определяется такой тройственной схемой:

1. основное слово;

2. то же слово с уменьшительным суффиксом (2-ая степень оценки);

3) предшествующая уменьшительная форма + ласкатель­ный суффикс (3-я степень)». Субъективно-оценочный суффикс 3-й степени – очек, -ечек и т.п. по выражению В.В. Виноградова, «имеет уменьшительное значение, лишь слегка окрашенное ласкательной экспрессией»[22].

Таким образом, В. В. Виноградов не разграничивает поня­тия экспрессии и эмоции и в данном вопросе соглашается с Шахматовым и Аксаковым, указывая, что слова с уменьши­тельно-увеличительными и ласкательными суффиксами явля­ются только формами основного слова, обозначающего пред­мет. Последнее положение нам кажется совершенно правиль­ным. Но все ли уменьшительные, увеличительные и другие формы являются формами «субъективной оценки»? И можно ли в один ряд ставить эмоциональные, экспрессивные суф­фиксы и формы субъективной оценки? И что подразумевает В. В. Виноградов под экспрессивностью, отождествляя ее с эмоциональностью? Нужны ли тогда два термина?

В книге «Русский язык» В. В. Виноградова под экспрессив­ным значением понимается то выразительная сила, то субъек­тивная оценка. «Слово не только обладает грамматическими и лексическими, предметными значениями, но оно в то же время выражает оценку субъекта — коллективного или инди­видуального. Само предметное значение слова до некоторой степени формируется этой оценкой, и оценке принадлежит творческая роль в изменениях значений. Экспрессивная оценка нередко определяет выбор и размещение всех основных смыс­ловых элементов высказывания». «Слово переливает экспрес­сивными красками социальной среды. Отражая личность (ин­дивидуальную или коллективную) субъекта речи, характери­зуя его оценку действительности, оно квалифицирует его как представителя той или иной общественной группы. Этот круг оттенков, выражаемых словом, называется экспрессией слова, его экспрессивными формами. Экспрессия всегда субъективна, характерна и лична», — пишет акад. В. В. Ви­ноградов[23].

Во «Введении в грамматическое учение о слове» В. В. Ви­ноградовым высказаны интересные мысли, которые, к сожа­лению, не нашли своего развития. «Экспрессивные краски об­лекают значение слова, они могут сгущаться под влиянием эмоциональных суффиксов. Экспрессивные оттенки присущи грамматическим категориям и формам. Они резко выступают и в звуковом облике слов, и в интонации речи. ... в самих грамматических, особенно синтаксических, категориях также заложены яркие средства экспрессивного выражения»[24].

Приняв во внимание сказанное В.В. Виноградовым, мы видим, что «формы субъективной оценки», т. е. уменьшитель­но-ласкательные и увеличительные суффиксы, по его мнению, не создают нового отдельного слова, т. е. не являются словооб­разовательными, а только формообразующими факторами язы­ка. Это разграничение формообразования и словообразования очень важно для лексикологии. Однако В. В. Виноградов, раз­граничивший эти понятия, не проводит четкой грани между экспрессивными формами и эмоциональной окраской слов, оди­наково зачисляя их в формы субъективной оценки и только кое-где отмечая экспрессию как особое явление в речи. Нет у него разграничения слов с суффиксами уменьшительно-увели­чительными на два разряда: слов с объективным значением и слов с субъективной оценкой.

Таким образом, грамматисты с давних пор разделились на два лагеря: одни (Ф. Ф. Фортунатов, А. И. Соболевский, В. К. Поржезинский, Д. Н. Ушаков, П. С. Кузнецов, В. Н. Си­доров и др.) считали и считают, что «формы субъективной оценки» создают новые слова, поэтому являются словооб­разовательными суффиксами, другие (Ломоносов, Востоков, Буслаев, Павский, Давыдов, Потебня, Шахматов, Щерба, Ви­ноградов и др.) полагают, что формы субъективной оценки создают оттенки значений слов: и являются формооб­разующими суффиксами. Ряд ученых из обеих групп выде­ляет слова с уменьшительно-увеличительными суффиксами, которые обозначают объективно различные по объему и раз­мерам предметы, вещи; к этим исследователям относятся, на­пример, Потебня и Богородицкий. Другие же, в том числе В. В. Виноградов, большое внимание уделяют суффиксам субъективной оценки, считая, что в формах субъективной оценки экспрессивные оттенки словоупотребления преобла­дают над колебаниями самого лексического значения. Впол­не обоснованно В. В. Виноградов говорит о том, что экспрес­сия может быть выражена и грамматическими формами. С этим положением нельзя спорить. Но мы показали, что и эмоциональность также находит различные формы выраже­ния в языке. Однако выражение эмоции в языке всегда экспрессивно, но экспрессия в языке не всегда эмоциональна. Кроме того, следует подчеркнуть, что слова с так называемыми ласкательными, уничижи­тельными суффиксами могут быть не только не эмоциональ­ны, но даже не экспрессивны. Многие грамматические формы очень экспрессивны, однако в них нет никакого признака эмо­циональности. Материалы из отдельных работ языковедов показали, как часто эти явления не различаются, еще Н. В. Крушевский предостерегал от излишне упрощенных объяснений явлений языка при поверхностных наблюдениях. «Все то, что известно в грамматиках под общим именем сло­вообразования, представляет массу систем, не настолько вы­дающихся в необозримой массе слов, составляющих язык, чтобы быть замеченными при поверхностном наблюдении»[25].

Что у нас пока еще очень плохо обстоит дело с уточнением и разграничением значений в этих суффиксах, можно доказать на примерах современных словарей. Например, слово волюш­ка в словаре Д. Н. Ушакова обозначено как «ласкательное», а в словаре С. И. Ожегова — как «уменьшительное». К сло­ву блюдечко в словаре Ушакова дана пометка «ласкатель­ное». В «Словаре современного литературного языка «АН СССР — помета «уменьшительное». Братец — «уменьши­тельное» в словаре Ушакова, «ласкательное» в словаре Оже­гова, в словаре Академии наук помечено как «уменьшительное и ласкательное». Слово батожок в словаре под ред. Ушако­ва — «ласкательное», в словаре Ожегова — только «умень­шительное», в словаре АН тоже «уменьшительное» и т. д.

Слова, относящиеся семантически к одной группе, в сло­варях попадают в разные группы. Например, в словаре С. И. Ожегова слово вечерок — «уменьшительное», а денек — «ласкательное»; девочка — «ласкательное», а курочка — «уменьшительное»; реечка — «уменьшительное», а косичка — «уменьшительно-ласкательное»; конек (от слова конь) — «уменьшительное», а зайчик (от слова заяц) — «уменьши­тельно-ласкательное»; козлик, котик — «уменьшительно-лас­кательное», так же как и козочка — «уменьшительно-ласка­тельное», а кошечка, бычок только — «уменьшительное»; вете­рок — «уменьшительное», а снежок — «уменьшительно-ласка­тельное». Совершенно непонятен критерий разграничения сен­цо — «ласкательное», а мясцо — «уменьшительное». И если плёточка, плиточка могут быть «маленькой плёткой» и «ма­ленькой плиткой», то как могут быть годик, часок — «умень­шительными»?

Сравнительно недавно вышла работа А. А. Дементьева «Уменьшительные слова в русском языке». Автор не разли­чает слов, обозначающих реально уменьшенные предметы, и слов с экспрессивными формами, что правильно разграничи­валось свыше ста лет назад у Востокова, затем у Потебни и у др.

Во многих работах деление на рубрики «уменьшительно-ласкательные», «иронические», «значение слабой степени» и т. д. очень субъективно.

Эта субъективность в отнесении к той или иной группе чувствуется и в наших словарях. Чтобы избежать субъектив­ности в определении значений, надо, во-первых, различать в вопросах словообразования явления грамматического харак­тера и явления семасиологическо-лексического.

В «Курсе русского литературного языка» Л. А. Булаховский высказал правильную точку зрения, что вопросы слово­образования необходимо изучать исторически. Мы бы доба­вили — не только словообразования, но и формообразования. В аспекте исторического подхода легче будет разграничить разряды эмоциональной лексики от группы экспрессивных слов; кроме того, вычленяются слова, которые утратили зна­чения уменьшительности и ласкательности. Так, например, в словах трубка, клетка, булавка, брусок, кольцо, крыльцо, па­лец, зубец, сетка, каемка, ступенька, рамка, суффиксы -ка, -ок, -ец, уже совершенно не осознаются как уменьшительные, которые при наличии слов труба, клеть, брус, крыло, зуб, сеть, кайма, ступень, рама и другие когда-то сознавались умень­шительными. Когда в таких словах выветрилось значение уменьшительности, они приобрели новое значение (ср. махи­на — машина, зуб — зубец и др.).

Итак, в тех словах, в которых имеются уменьшительно-лас­кательные и увеличительные суффиксы, мы предлагаем раз­личать: 1) слова, обозначающие предметы уменьшенного раз­мера, величины, качества, объема, считая их отдельными са­мостоятельными словами. Они все способны иметь лексико-семантические синонимы: домик — маленький дом, комнат­ка — маленькая комната. Суффиксы у них словообразова­тельного характера, вследствие чего в них нет ни эмоций, ни экспрессии. 2) Слова, потерявшие значение уменьшительно­сти; их следует считать отдельными самостоятельными слова­ми, а суффиксы в «их только генетически восходящими к суф­фиксам уменьшительности; в настоящее же время это слова, не распадающиеся на корень и суффикс. В них произошел или происходит процесс переразложения, например, в славах палец, крыльцо, кольцо, клетка и т. д. 3) Слова с экспрессив­ной окраской; по нашему мнению, их следует считать лексиче­скими формами слова, а суффиксы в них считать формообра­зующими. 4) Слова с суффиксами увеличительности; их также следует разделить на такие, которые действительно выражают иной размер предметов, и на слова, в которых суффиксы экс­прессивные, формообразующие. Однако следует отметить, что слова с увеличительным значением, которые выражаются суффиксами -ина,-ище,-ища, литературном языке чаще экс­прессивного характера, например, домище. Для обозначения предметов действительно большого объема, размера в литера­турном языке чаще прибегают к употреблению определений-прилагательных, лексически выражающих объем, величину, размер, например: огромный, большой дом. Однако и имена прилагательные могут быть с окраской экспрессии, например огромнейший, чудовищный и т. д.

Различение эмоциональных и экспрессивных явлений в языке имеет существенно важное значение для лексикографов.

Эмоционально окрашенные слова выражают чувства чело­века, что всегда делает речь выразительной, т. е. экспрессив­ной. Экспрессивная окраска может быть у слов, выражающих не только чувство, но и волю и мысль. Экспрессивность в речи — это усиление выразительности и изобразительности.

Эмоциональные средства языка всегда экспрессивны, но экспрессивные средства языка могут и не быть эмоциональ­ными.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См. В.А. Артемов. К вопросу об интонации русского языка. Уч. зап. Моск. Гос. ун-та иностр. яз., т. VI, С. 14-15.

2. См. в санскритском языке (так называемые dvondva в различных composita), а также в греческом, латинском и др.

3. Н. Греч. Пространная русская грамматика, изд. 2, т. I, 1830, § 181.

4. Там же.

5. А.X.Востоков. Русская грамматика, ч. I, гл. I, § 21.

6. Ф. И. Буслаев. Историческая грамматика, § 3.

7. К.С. Аксаков. Опыт русской грамматики. Соч. т. II, С. 63—64.

8. К.С. Аксаков. Опыт русской грамматики. Соч. т. II, С. 63—64.

9. См. И. И. Давыдов. Опыт общесравнительной грамматики рус­ского языка, Имп. Акад. наук, 1832, С. 122—123.

10. А. А. Потебня. Из записок по русской грамматике, т. I—II, С. 33.

11. См. А.А. Потебня. Из записок по русской грамматике, т. III, С. 92.

12. См. раздел «Разные оттенки», С. 111, §§ 218, 219.

13. Ф. Фортунатов. Сравнительное языковедение, курс лекций, 1897/1898, С. 212.

14. А. А. Шахматов. Синтаксис русского языка, § 516, С. 452—453.

15. А. А. Шахматов. Синтаксис русского языка, § 516, С. 452—453.

16. В. А. Богородицкий. Общий курс русской грамматики, изд. 5, М.-Л., 1935, С. 152—153.

17. См. Л. А. Булаховский. Курс русского литературного языка, т. I, 1952, С. 137.

18. См. в упомянутой книге «Очерки грамматики русского литератур­ного языка», 1945, С. 109—110.

19. В. В. Виноградов. Современный русский язык. Вып. 2, С. 63.

20. Там же.

21. Там же, С. 65.

22. В. В. Виноградов. Современный русский язык. Вып. 2, С. 64.

23. Там же.

24. Там же.

25. См. Н. В. Крушевский. Очерки науки о языках. Казань, 1883, С. 85.

Печатается по изданию:

Е.М. Галкина-Федорук. Об экспрессивности и эмоциональности в языке // Сб. статей по языкознанию. Проф. Моск. ун-та акад. В.В.Виноградову в день его 60-летия. М., 1958. С. 103 – 124.

К.С. Горбачевич