Средства выражения императивности в звучащей православной проповеди

Определения проповеди как наставления, поучения, назидания, увещевания, - с одной стороны, а также как «невысказанного диалога священника с паствой» - с другой (см.: Послания... 14:26; Православие 1988, 192; ППБЭС 1992, II, ст. 1920; Христианство 1995, II, 400; Словарь русского языка 1959, III, 689; Настольная книга священнослужителя 1986, 20), дают возможность выделить два компонента, составляющих основу этого речевого жанра, - дидактический характер и диалогичность как направленность на адресата, с которыми, по нашему мнению, соотносится семантика императива, связанная с выражением побуждения, обращенного к одному или нескольким лицам.

Специфика материала (к анализу привлекаются расшифровки магнитофонных записей проповедей 1987-1996 гг. из фонотеки автора) определяет необходимость обращения и к морфологическим, и к интонационным средствам выражения императивности в их взаимодействии. Рассмотрим парадигму императивных форм, входящих в субъектно-речевую сферу проповедника.

Как показывает анализ, наибольшая частотность наблюдается в употреблении форм 2-го лица множественного числа. Они выражают побуждение к действию, обращенное к нескольким лицам, и указывают на коллективный характер адресата проповеди:

...поделитесь радостью/ своей душевной сердечной

радостью со своими близкими/... (1L);

...если хотите жить/ если хотите иметь жизнь/ и жизнь с избытком/ верьте в Бога/ и посланного им/. Иисуса Христа/... (5Р);

...знайте что это самые-самые дорогие гости/ прийти к нам/.. (34С).

Наряду с основными императивными формами 2-го лица множественного числа для выражения значения побуждения в речи проповедника используются также и «небесспорные» формы императива (термин см.: Типология 1992) - формы 1-го лица множественного числа; 3-го лица единственного числа с частицами пусть и да, среди которых наиболее употребительны синтетические и аналитические формы 1-го лица множественного числа, имеющие семантику «совместности действия», то есть «участия говорящего в адресатах приказа» (Зарецкая 1976, 51), например:

...поэтому и обречемся/ добродетелью христианской любви/... будем любить друг друга/ и этим/ мы/ покажем что мы являемся/ действительно/ последователями/ Христовыми/... (36D);

...давайте замечать/ тех кто рядом с нами/ независимо от того/ врач это/ или другой человек/ любой человек/ который несмотря на все все-таки исполняет свой долг/... (7J).

В специальной литературе, посвященной проблеме русской императивной парадигмы, существуют разные точки зрения относительно статуса форм «совместного действия». Так, например, И.П. Мучник считает, что формы 1-го лица множественного числа ни содержательно, ни формально не включаются в императив (Мучник 1971). По мнению А.В. Бондарко, эти формы полностью императивны по содержанию и не полностью императивны по форме (Бондарко 1971, 218, 213; Бондарко, Буланин 1967, 123). Мы разделяем точку зрения авторов, относящих формы «совместного действия» к императиву (Немешайлова 1961; Зарецкая 1976; РГ-80; Храковский, Володин 1986), принимая уточнение А.В. Исаченко, что в данном случае речь идет об императиве в широком смысле, поскольку специфика этих форм состоит в том, что они означают действие, «в котором будет участвовать и сам говорящий» (Исаченко 1960, 487).

Особенностью представленных в проповедях аналитических форм «совместного действия», которые совпадают с формами простого будущего времени (для глаголов совершенного вида) настоящего времени (для глаголов несовершенного вида) является отсутствие постфикса -те, считающегося грам­матическим показателем повелительного наклонения у этих гла­гольных форм (см.: Русская грамматика 1982, I, 622), например: ...вот дорогие мои братья и сестры/ вооружившись на брань/ против всякой скверны и греха/ этими словами апостола Павла и Господа нашего Иисуса Христа/ простим/ друг другу/ примирившись друг с другом/ с собой в своей совести/ и с Богом/ начнем подвиг поста/... (1 IF). Что же касается синтетических форм «совместного действия», то они встречаются в проповедях в двух вариантах: либо совпадают с формами сложного будущего времени (будем помнить, будем надеяться, будем молить Господа), либо образуются сочетанием частицы давайте с инфинитивом глагола несовершенного вида (давайте замечать). В Русской грамматике 1980 года указывается на большую употребительность последнего способа образования синтетических императивных форм 1-го лица множественного числа (Русская грамматика 1982, I, 622). Однако в противоположность этому утверждению в проповедях наблюдаются лишь единичные случаи использования сочетаний «давайте + инфинитив» при высокой частотности форм «совместного действия», совпадающих со сложным будущим временем. На наш взгляд, причиной тому является семантический компонент 'приглашение к действию', который привносится в императивную форму частицей давай(те). В контексте взаимоотношений пастыря и прихожан, где совместность действий - факт, а не одна из возможностей коммуникации в широком смысле слова, этот оттенок значения аналитической формы повелительного наклонения становится избыточным, что приводит к перемещению сочетаний «давайте + инфинитив» на периферию императивной парадигмы проповеди.

Анализ показывает, что в речи проповедников формы 2-го лица множественного числа и «мы»-формы используются примерно в равных долях. Представляется, что такая распространенность последних неслучайна, поскольку воплощает сущностные семантические и коммуникативные признаки проповеди как разновидности духовной речи. Прежде всего отметим, что категория «мы» занимает особое место в православной культуре, отражая основную идею православия – идею соборности, то есть целостного сочетания автономности и самобытности личности каждого члена церковной общины, церковного братства. Соборность является сущностным семантическим признаком проповеди, которая обращена от лица Церкви к собору верующих.

Вместе с тем широкое использование императивных форм совместного действия» наряду со «специальными» формами 2-го лица множественного числа служит передаче особого характера аналогичности пастырского слова. Существует точка зрения, согласно которой в православной проповеди священнослужитель и верующие выступают как равноправные речевые партнеры. К такому выводу приходит, например, А.К. Михальская, утверждая, что симметричные, субъект-субъектные отношения, складывающиеся в религиозно-проповеднической сфере общения, основаны на восприятии проповедником своих слушателей как братьев, членов одной семьи - православного сообщества, на уважении у духовному суверенитету личности слушателя (Михальская 1996, 59-68).

Соглашаясь с А.К. Михальской в том, что диалогичность монологического слова пастыря отражает иерархию отношений проповедника и слушателей, заметим, что предложенное исследователем описание взаимоотношений адресанта и адресата проповеди не является полным и исчерпывающим. Представляется, что в проповеди иерархию отношений участников коммуникации целесообразно рассматривать не в одной, как это делает А.К. Михальская, а в двух плоскостях – вертикальной и горизонтальной. И лишь в первом случае отношения проповедника и слушающих характеризуются как равноправные, тогда как во втором – наблюдается зависимость адресата от субъекта речи. Остановимся на этом подробнее.

Основу религиозного общения составляет особый, так называемый евангельский диалог, онтологическая структура которого содержит помимо двух бытийных позиций говорящего и слушающего, третью - божественную позицию: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). «Евангельский диалог, диалог христиан, - как пишет Н. Бонецкая, - предполагает веру собеседников в Христа, которая обеспечивает Его реальное присутствие и участие в человеческой встрече. Такой диалог, действительно, есть клетка или атом Церкви» (Бонецкая 1995, 45). Рассмотрение отношений проповедника и его слушателей по вертикали, вершина которой - Всевышний, позволяет констатировать отсутствие иерархии между адресантом речи - пастырем и адресатом - верующими ибо пред Богом все равны. Храм, в котором звучит проповедь, воплощает собой общий Дом церковного братства, где снимается противопоставление «коллектив - я», где царит дух соборности.

Однако соборность и церковность не устраняют наличия иерархии, поскольку настоятель прихода, оставаясь членом церковного братства, выступает в роли духовного отца для своих прихожан. В этом случае можно говорить о горизонтальной плоскости отношений «проповедник - паства». Они определяются нами как субординативные, асимметричные, что находит отражение в дидактичности, поучительной направленности речи проповедника.

Рассматривая взаимоотношения между адресантом проповеди и ее адресатом в двух плоскостях - вертикальной и горизонтальной, мы отмечаем сосуществование в речевом взаимодействии пастыря и прихожан асимметричных и симметричных отношений, что объясняет использование в проповеди форм 2-го и 1-го лица множественного числа. Так, глагольные формы «совместного действия», позволяющие пастырю подчеркнуть единство между собой и аудиторией, являются языковым выражением симметричности позиций субъекта речи и ее адресата в литургическом монологе священника. Императивные формы 2-го лица множественного числа, выражая волю говорящего, уточняют позицию субъекта речи как активную, доминирующую и являются маркером асимметричных отношений между пастырем и его слушателями.

Кроме названных форм, для выражения значения побуждения к действию в субъектно-речевой сфере проповедника употребляются соединения спрягаемой формы глагола в 3-м лице единственного числа с синтаксическими частицами пусть и да, например:

...пусть у вас на душе будет светло/ и радостно/... (1L);

...это вот/да будет/уроком для всех/... (35D);

...сей день/ воскресения Христова/ да пусть будет для нас/ днем днем радости/... (36D).

Эти сочетания обычно трактуются как аналитические глагольные формы 3-го лица единственного числа повелительного наклонения (см.: Шахматов 1941; Немешайлова 1961; Виноградов 1986; и др.). При этом их значение определяется как «фактивное». То есть эти формы выражают побуждение к действию, которое должно быть выполнено либо непосредственно после момента речи, либо через некоторое время (см.: Храковский, Володин 1986, 203; Бондарко 1971, 156). Вместе с тем исследователями отмечается экспрессивный характер этих форм. По мнению В.В. Виноградова, «побуждение к действию, адресованное 3-му лицу, к объекту речи, всегда содержит в себе экспрессивные оттенки допущения, разрешения, запрета или даже пожелания, выражаемые с помощью модальных частиц» (Виноградов 1986, 483). В проповеди высказывания, имеющие в своем составе императивные аналитические конструкции 3-го лица, наряду со значением пожелания приобретают эмоционально-экспрессивную окраску торжественности, приподнятости благодаря использованию усилительной частицы же, а также стилистически маркированных грамматических форм и инверсии. Ср.:

...пусть будет тепло/ мирно/ и светло/ в ваших семьях/... (1L);

...пусть же утвердится/ храм сей/ силою Божиею/ молитвами Церкви/и трудами народными/... (19L).

В ряду «небесспорных» императивных форм, употребляемых в проповеди, можно назвать также императивные конструкции с формами сослагательного наклонения, которые эксплицируют в речи пастыря семантику желательности, например:

...конечно хотелось бы/ чтобы все мы/ все-таки/ сохранили в себе замечательное вот это качество/ человеческое достоинство/ критерии человеческие/ веру в Бога/ в справедливость/ в искренность/ в любовь/ добро/... (4J); ...а мы бы/ предоставили Ему место/жить у нас в сердце/ в нашем сознании/ в нашем отношении/ Христовой любви/... (3F).

Как считают некоторые исследователи, близость семантики желания и побуждения позволяет использовать аналитические формы сослагательного наклонения для выражения побуждения как актуализации желания (Храковский, Володин 1986, 205-206). Разделяя мнение А.В. Бондарко о том, что в данном случае эти формы употребляются в переносном значении, близком к семантике повелительного наклонения (Бондарко, Буланин 1967, 131), отметим стилистическую оправданность использования в проповедях форм сослагательного наклонения со значением императива. Смягчая категоричность волеизъявления, они принимают участие в создании особой, доверительной, лишенной диктата тональности литургического проповедника.

Семантику побуждения к действию передают в проповеди и конструкции с инфинитивом, например:

...это/ также и нам хороший урок/ не быть самонадеянными/ не идти навстречу/ искушениям _и опасностям/ если только надеемся/ на свои собственные силы/... (35D).

Здесь реализуются возможности модального употребления инфинитива в функции повелительного наклонения, о которых писал еще В.В. Виноградов в «Грамматическом учении о слове», исходя из того, что «инфинитив потенциально содержит в себе отношение к лицу» (Виноградов 1986, 490). Относя представленные в нашем материале конструкции с инфинитивом к числу императивных, отметим, что в проповеди инфинитив в значении императива употребляется при выражении запрета на действие и усиливает категоричность волеизъявления.

Итак, в речи проповедника значение побуждения к действию эксплицируется императивными формами 2-го лица множественного числа; синтетическими и аналитическими формами 1-го лица множественного числа (формы «совместного действия»); аналитическими формами 3-го лица единственного числа в сочетании с частицами пусть и да; аналитическими формами сослагательного наклонения; формами инфинитива. Преобладание «небесспорных» форм выражения семантики императива приводит к тому, что в целом волеизъявление в проповеди носит некатегоричный характер, а доминирующими оттенками побуждения становятся пожелание, совет, увещевание, призыв.

Названные средства не исчерпывают, однако, качественно и количественно всей совокупности морфологических форм со значением побуждения к действию, употребляемых в проповеди, поскольку, как обнаруживает анализ, волеизъявление в литургическом поучении может исходить как от самого говорящего (проповедника), так и от других адресантов, изречения которых приводятся пастырем. Ср.:

...будем учиться/ этой молитве/ на каждый Божий день потому что все искусство вражье/ направлено на мо/ чтобы отучить нас молиться/ и отделить нас/ от наших святых/... (ЗЗЕ); ...Христос-Спаситель сказал/будьте совершенны/как ваш Небесный/ совершен есть/... (1L).

Наблюдения показывают, что содержащая императивные формы чужая речь представляет собой цитаты из Священного Писания, священных песнопений, патристической литературы и может принадлежать Спасителю, апостолам, Святым Отцам, представителям церковной иерархии. Апелляция к текстам Писания, мнению отцов Церкви усиливает авторитетность рекомендаций и поучений, которые звучат в проповеди, является основанием для восприятия их как обязательных для исполнения.

Корпус императивных форм в чужой речи, воспроизводимой проповедником, представлен в основном глаголами 2-го лица единственного и множественного числа, например:

...Святые Отцы говорят/ читай молитву/ все равно/...

(38С);

...посмотрите на поля/ говорит нам сегодня Христос/ как

они побелели для жатвы/... (30Е);

...радуйтесь/ всегда радуйтесь/ говорит апостол Павел/ и

еще говорю вам/радуйтесь/... (21F).

Частотность этих форм, в наибольшей степени выражающих категориальное значение повелительного наклонения – побуждение к действию, усиливает дидактический, учительный характер проповеди в целом.

В числе форм, выражающих побуждение к действию, обращенное к одному или нескольким лицам, для императивной парадигмы, представленной в цитируемых проповедником изречениях высоких духовных авторитетов Церкви, отмечаются также аналитические формы 3-го лица единственного числа преимущественно в сочетании с синтаксической частицей да, значение которых в контексте проповеди конкретизируется как призыв или пожелание, например:

…апостол Павел говорит/... мир Божий/ да владычествует в сердцах ваших/ибо к миру/мы и призваны/... (35D);

…так будут же/ для нас/ пророческими слова/... патриарха Тихона/ да молится/ покаянными одетыми/ и святыми тайнами/ да обновится/ верующая Русь/ исходя/ на святой подвиг/ и его совершая/ да возвысится он/ подвиг молитвенный/ в жертвенный подвиг/... (19L).

Формы 3-го лица с частицей да усиливают эмоционально-экспрессивный оттенок торжественности, приподнятости литургического слова пастыря. Вместе с тем эти формы являются реликтами системы императивных форм старославянского языка и в этом плане трактуются современными грамматиками как устаревшие (см.: Русская грамматика 1982, I, 622). Частотность аналитических форм 3-го лица единственного числа с частицей да свидетельствует о силе традиций в проповедании, об ориентированности современного пастырского слова на высокие образцы, восходящие к опытам создания древнерусской православной проповеди.

Итак, императивные формы цитируемой проповедником чужой речи дополняют средства выражения побуждения, которые употребляются в собственно авторской речи пастыря, внося уточнения в императивную парадигму проповеди.

В системе средств выражения императивности важная роль принадлежит интонации. Общепризнанным считается положение о том, что высказывания, передающие волю говорящего, оформляются особой, типичной для них побудительной интонацией. В.В. Виноградов утверждал, что в системе повелительного наклонения интонация является «органической принадлежностью глагольных форм» и поэтому «те же грамматические формы без императивной интонации могут быть лишь грамматическими «омонимами» повелительного наклонения» (Виноградов 1986, 479). Грамматистами отмечается способность интонации передавать оттенки значений отдельных императивных форм. Так, например, авторы Русской грамматики 1954 года подчеркивают, что формы 3-го лица характеризуются особой интонацией, отличной от повелительной интонации форм 2-го лица (Грамматика 1954, I, 496). Высказывается также мнение о том, что интонация, наряду с лексическим значением глагола и контекстом, принимает участие в конкретизации значений волеизъявления, поскольку такие оттенки побуждения, как требование, просьба, совет, увещевание и т.п., не имеют специальных грамматических средств для своего выражения (Русская грамматика 1982, I, 624). Способность интонации выражать семантику побуждения подтверждают специальные исследования звучащих побудительных предложений (см.: Вербицкая 1964; Брызгунова 1967; Цеплитис 1974; Королева 1989; Гарцов 1997; Безяева 1998).

Описание акустических характеристик русской побудительной интонации впервые было предложено Л.А. Вер­бицкой, которая на основе сопоставления мелодики повествовательных и побудительных предложений выявила такие особенности в мелодическом контуре последних, как более высокий уровень тона в начале предложения; более низкий уровень тона на последнем ударном гласном во фразе; более широкий интервал тональных изменений (Вербицкая 1964). По данным других исследователей, акустический признак, связанный с крутизной мелодических интервалов, является релевантным для интонации побудительных высказываний не только русского, но и латышского, украинского, английского и других языков (см.: Musdienu... 1962, 159; Цеплитис 1974, 184-185; Королева 1989, 80-81).

Дальнейшее изучение интонации императивности показало, что разнообразие видов побуждения и отсутствие четких границ между ними не позволяют выделить один тип интонации, общий для всех предложений с семантикой побуждения. С наибольшей определенностью эта точка зрения сформулирована в Русской грамматике 1980 года (Русская грамматика 1982, II, 115-116). Вместе с тем в исследованиях последних лет отмечается, что наряду с мелодикой инвариантными средствами выражения побуждения являются громкость, темп, паузация и акцентная выделенность (Потапова 1997, 33-34).

Итак, интонация, входя в число средств выражения императива, отличается разнообразием акустических характеристик, что позволяет ей в зависимости от контекста и лексического наполнения императивного высказывания конкретизировать в речи различные значения побуждения.

Анализ звучания проповедей обнаруживает широкое варьирование интонационного оформления высказываний с императивами. При этом интонацией передаются как содержательные, так и эмоционально-экспрессивные оттенки. В одних случаях в звучании эксплицируется разная степень категоричности волеизъявления - требование, усиленное требование (призыв), смягченное требование (совет, пожелание), в других - подчеркиваются эмоционально-экспрессивные компоненты значения - торжественность, приподнятость, подбадривание, назидательность. Рассмотрим их подробнее.

Наблюдения показывают, что семантика побуждения действию, выраженная в высказывании морфологическими средствами, может усиливаться интонационным оформлением. Здесь следует разграничивать два существенных момента.

Во-первых, интенсивность побуждения, необходимость его исполнения может быть эксплицирована лексически морфологически (например, употреблением инфинитива при выражении императивности), синтаксически (повтором). В таких случаях интонационное оформление лишь подчеркивает значение интенсивности, выраженное лексико-грамматическими средствами. Обычно для этого используется либо моновершинный вариант акцентной модификации нисходящей интонационной модели (Н'), который по мелодическому контуру соотносим с основным типом побудительной интонации (см.: Русская грамматика 1982, II, 115), либо двувершинный вариант нисходящей модели, характеризующийся повышением тона на инициальной вершине и понижением на финальной. Например:

В Н (В) Н

...и апостол Павел/ говорит/ непрестанно молитесь/... (38С).

Во-вторых, оттенок усиления волеизъявления может создаваться в императивных высказываниях только средствами суперсегментного уровня. В этом случае в проповедях используется, например, увеличение громкости произношения вершинного слова императивной синтагмы с возможным акцентным выделением слов в довершинной части:

В ( ′ ) Н' В^н

...наипаче же/ облекитесь в любовь/ которая есть совокуп­ность совершенства/... (35D).

Другим просодическим приемом усиления значения требования может быть послоговое произнесение императивных форм, подчеркивающее информативную значимость скандируемого слова, например:

Н' Н'

… значит и к нам обращено это слово/ му-жай-тесь/ Я по-

В Н'

бедил/мир/... (10Р).

Приведенные фрагменты обнаруживают, что общее значение нтенсивности волеизъявления конкретизируется в проповеди лексически и интонационно как призыв.

Анализ показывает, что наряду с усилением значения побуждения интонационное оформление высказываний, содержащих грамматические показатели императивности, может передавать оттенки некатегоричного, смягченного волеизъявления, которое в зависимости от лексического значения глагола и контекста может конкретизироваться либо как совет, либо как пожелание.

Акустически эти значения выражаются, в основном, восходяще-нисходящими интонационными моделями, которым свойственно повышение тона на вершинном гласном синтагмы с его последующим понижением на заударном слоге. Так, например, в следующем фрагменте из проповеди архимандрита Кирилла (Павлова) о борьбе с искушениями значение побуждения в конструкциях с императивами конкретизируется как совет:

Н' В^н

...Господь говорит/не верьте им/... (35D).

В отрывке из Слова отца Марка о блудном сыне аналогичное интонационное оформление в сочетании с иным лексико-грамматическим наполнением придает побудительному высказыванию другое значение - пожелания:

В^н Н'

...мне бы хотелось/ чтобы мы действительно разобрались /

Н' Н

и не потеряли тех/ без кого не можем жить/... (7J).

По нашим наблюдениям, значение смягченного волеизъявления могут эксплицировать и другие сочетания мелодических изменений в пределах синтагмы, например, плавные повышения мелодики (с небольшим интервалом движения тона) в довершинной части синтагмы и понижения тона на вершинном слоге (иногда сопровождающиеся усилением ударения). Такие комбинации мелодических изменений характерны для двувершинных вариантов нисходящих интонационных моделей:

(В) Н' (В) Н'

...пребудьте во Мне/ и Я в вас/... (5Р).

Отметим, что плавные мелодические охваты в пределах двувершинной синтагмы снижают выделенность в сообщении главного, что приводит к ослаблению степени категоричности императивных высказываний.

Наряду с актуализацией в побудительных предложениях частных значений императива, интонация, как показывают наблюдения, участвует в передаче эмоционально-экспрессивных оттенков волеизъявления, среди которых наиболее частотными для литургического слова пастыря являются оттенки торжественности и пояснения. Рассмотрим интонационные средства их выражения.

Императивные высказывания с оттенком приподнятости торжественности органичны в контексте проповеди, которой, по словам о. Павла Флоренского, свойственна «высота содержания с соответствующей тому восторженностью речи и многообъятностью мысли» (Флоренский 1995, 147). Приподнятую тональность звучания определяет высота нравственных идеалов, которым призывает следовать в своем литургическом поучении пастырь, обращение проповедника к текстам Священного Писания, изречениям представителей высокой духовной иерархии Церкви, отчасти тематика пастырского слова (в тех случаях, когда проповедь произносится в дни церковных праздников - Пасхи, Сретения, Богоявления, Троицы).

Эмоционально-экспрессивный оттенок возвышенности интонационного оформления обусловливает и наличие в составе императивных высказываний особых языковых единиц – архаизмов (будем уповать; да владычествует; пусть исполнит радости; наипаче; уготованный) и инверсивных словосочетаний (искусство вражье; в сердцах ваших; подвиг молитвенный, помощь Божию и т.п.), которые имеют функционально-стилевое значение «высокий».

Акустически значение торжественности императивных высказываний выражается в проповеди восходящим мелодическим контуром и изменениями в артикуляции вершинных гласных звуков (Прохватилова 1996, 94-98). Прежде всего это эмоциональное значение пастырского слова передается с помощью восходящих интонационных моделей, в которых повышение тона происходит на вершинном гласном (см. /1/, /2/) и может сопровождаться удлинением ударного гласного вершины (см. /3/):

В В В^н

/1/ вразумляйте/ научайте/ друг друга псалмами/… (35D);

В В (В)

/2/ …будем учиться γ этой молитве γ на каждый Божий

Н

день/... (ЗЗЕ);

В В

/3/ …будьте совершенны/ как Отец ваш Небесный/ совершен

Н

есть/... (1L).

Особый для проповеди торжественно-распевный оттенок речи создается также сочетанием трех средств суперсегментного уровня - восходящей мелодикой с одновременной растяжкой вершинных гласных и усилением напряженности артикуляции при произношении гласных вершинного слова синтагмы:

В Н' (′) В^ (′)

...пусть же утвердится/Храм сей/ силою Божиею/ молит В' (В^) Н В^ (В^)

вами Церкви/ и трудами народными/ пусть будет/ живым/

В^ В^ В^

свидетельством/ народам/ о Христе/... (19L).

Вторым по частотности эмоционально-экспрессивным значением императивных высказываний, которое эксплицируется интонационным оформлением, является оттенок втолковывания, разъяснения. Такая конкретизация семантики побуждения актуализирует дидактическую направленность пастырского поучения и наряду с оттенком торжественности, приподнятости речи относится к числу важнейших составляющих звуковой палитры проповедника.

Названный эмоционально-экспрессивный оттенок возникает в проповеди благодаря артикуляционным модификациям вершинных гласных в интонациях побуждения. В нейтральном употреблении эти интонации характеризуются, как было сказано выше, понижением тона и усилением ударения на вершинном гласном синтагмы. Удлинение ударного гласного вершины, либо его растяжка в сочетании с изрезанностью мелодического контура в пределах ударного звука придают побудительной интонации оттенок втолковывания, пояснения. Например:

Н' Н^к H'

... Святые Отцы говорят/ читай молитву/ все равно/…(38С);

В^н Н'

...поэтому дорогие братья и сестры/ бодрствуйте еще раз

Н'

говорю/трезвитесь /... (35D).

Таким образом, для выражения значения побуждения к действию в проповеди используются различные морфологические и интонационные средства. Императивные формы манифестируют в слове пастыря его диалогичность, обозначая статус адресата духовного наставления, а также передавая равноправный или иерархический характер отношений между участниками религиозно-проповеднического общения.

Так, императивные формы 2-го лица множественного числа указывают на коллективность адресата проповеди. Кроме того, они актуализируют иерархию, или асимметрию отношений «говорящий - слушающий», которая основывается на восприятии слушателями произносящего проповедь пастыря как духовного отца, наставника, на признании его авторитета.

Императивные формы «совместного действия» («мы»-формы) служат для передачи равноправных, или симметричных отношений между верующими и священнослужителем в процессе проповедания. Они являются отражением соборности богослужения и проповеди как его составляющей, равенства членов церковной общины, церковного братства.

Интонация, входя в число средств экспликации императивности, конкретизирует в проповеди семантику побудительных высказываний, выраженную лексически и грамматически. Благодаря интонационному оформлению императивный высказываний в речи проповедника становятся преобладающими такие значения побуждения, как совет, пожелание, призыв, а также усиливается оттенок приподнятости, возвышенности звучания духовного наставления.

Императивность и средства ее выражения актуализируют дидактический характер и диалогическую направленность слова пастыря, что составляет специфику современной православной проповеди как разновидности духовной речи.

ПРИМЕЧАНИЯ

Антонова Е.В. Службы свв. Борису и Глебу в книжности Древней Руси: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1997.

Алексеева Т.А. Лексика «слов» Кирилла Туровского: Автореф. лис ... канд. филол. наук. М., 1975.

Безяева М.Г. Вариативный ряд конструкций русской просьбы // Вестник Московского государственного университета. Сер. 9. Филология. 1998. № 1. С. 71-89.

Бондарко А.В. Вид и время русского глагола (значение и употребление). М.: Просвещение, 1971.

Бондарко А.В., Буланин Л.Л. Русский глагол. М., 1967.

Бонецкая Н.К. Философия диалога М. Бахтина // Риторика: Специализированный проблемный журнал. М.: Изд-во «Лабиринт», 1995. № 2. С. 30-57.

Борисова Т.С. Система символов оригинальных и переводных церковно-славянских богородичных гомилий и акафистов: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Новосибирск, 1998.

Брызгунова Е.А. Интонация и смысл предложения // Русский язык за рубежом. 1967. № 1. С. 35-40.

Брызгунова Е.А. Звуки и интонация русской речи, М.: Русский язык, 1977.

Буланин Д.М. Античные традиции в древнерусской литературе X1-XVI вв.: Автореф. дис. ... докт. филол. наук. Л., 1989.

Власова О.Ф. Основные закономерности членения древних текстов на материале религиозно-публицистических текстов древне- и среднеанглийского периодов // Текст как важнейшая единица коммуникации (в диахронии и синхронии) / Сб. науч. тр. КГПИИЯ, 1984.

Вербицкая Л.А. Мелодика побудительных предложений в русском языке // Вопросы фонетики. Л.: Изд-во ЛГУ, 1964. С 24-36.

Виноградов В.В. Русский язык: (Грамматическое учение о слове). М.: Высшая школа, 1986.

Гарцов А.Д. Взаимодействие интонационных и лексико-грамматических средств языка при выражении побудительности Разной степени прагматического воздействия на адресата Фонетика в системе языка. Сборник статей. Выпуск 1. М., Изд-во РУДН, 1997. С. 72-77.

Грамматика русского языка. В 2х т. М.: Изд-во Академии наук. 1954-1960.

Зарецкая Е.Н. Формы повелительного наклонения в русском языке // Филологические науки. 1976. № 3. С. 47-55.

Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким. Братислава, 1960. Ч. 2.

Копосов Д. Р. Варьирование языковых средств в текстах церковно-книжных жанров Древней Руси: текстовые особенности слов-поучений Серапиона, епископа Владимирского (XIII век): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Казань, 1998.

Королева Т.М. Интонация модальности в звучащей речи. К.; Одесса: Выща шк., 1989.

Кругликова Т.М. Текст проповеди как образец воздействующей речи: (На материале проповеди Эльфрика, XI век) // Логико-семантические и прагматические проблемы текста. Красноярск, 1990. С. 54-57.

Кутина Л.Л. Феофан Прокопович. Слова и речи. Лексико-стилистическая характеристика // Литературный язык XVIII века. Л., 1981.

Левшун Л.В. Проповедь как жанр литературы: (На материале проповедей в рукописных и старопечатных сборниках): Дис. наук. М., 1992.

Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской Избранные работы: В 3 т. Л.: Художественная литература, 1987. Т. 1. С. 261-645.

Лопушанская СП. Развитие и функционирование древнерусского глагола. Волгоград: Изд-во ВГПИ, 1990.

Лопушанская СП. Семантическая модуляция как речемыслительный процесс // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 2: Филология. 1996. Вып. 1. Волгоград, 1996. С. 6-13.

Лопушанская СП. Разграничение старославянского и русского староцерковнославянского языков // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 2. Филология. 1997. Вып. 2. Волгоград, 1997. С. 6-17.

Михалъская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике: Учебн. пособие для студентов гуманитарных факультетов. М.: Издательский центр «Akademia», 1996.

Мусхелишвили Н.Л., Шрейдер Ю.А. Семантика и ритм молитвы // Вопросы языкознания. 1993. № 1. С. 45-51.

Мучник И.П. Грамматические категории глагола и имени в современном русском литературном языке. М., 1971.

Настольная книга священнослужителя: В 8-ми т. Т. 5. М.: Изд-е Московской Патриархии, 1986.

Немешаплова А.В. Повелительное наклонение в современном русском языке. Пенза, 1961.

Николаева Т.М. Фразовая интонация славянских языков. М.: Наука, 1977.

Новак М.О. Формы именного словообразования в древнеславянском переводе Апостола (семантико-стилистический аспект): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Казань, 1998.

Платонова И.В. Перевод в риторическом типе культуры: переводческая техника в Геннадиевской Библии 1499 г.: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1997. .

Послания ап. Павла. 1-е коринфянам. // Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В рус. пер. с парал. местами и прил. М.: Рос. Библейс. о-во, 1994.

Потапова Р.К. Коннотативная паралингвистика. М.: Триада, 1997.

ППБЭС - Полный православный богословский энциклопедический словарь. Репринтное издание: В 2 т. М.: Концерн «Возрождение», 1992.

Православие: Словарь атеиста. М.: Изд-во политической литературы, 1988.

Прохватилова О.А. Стилистический анализ звучащей речи: Учебно-методическое пособие. Волгоград: Изд-во Волгогр. ун-та, 1996.

Русская грамматика. В 2 т. М.: Наука, 1982.

Рогачевская Е.Б. О некоторых особенностях средневековой цитации (на материале ораторской прозы Кирилла Туровского) // Филологические науки. 1989. № 3. С. 16-20.

Сазонова Л.И. Принцип ритмической организации в произведениях торжественного красноречия старшей поры «Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Похвала святому Симеону и святому Савве» Доментиана) // ТОРДЛ. Л., 1974. С 30-46.

Словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова:. В 4 т Т. III. M., 1959.

Типология императивных конструкций / Отв. B.C. Храковский. СПб.:Наука, 1992.

Торсуева КГ. Интонация и смысл высказывания. М. Наука, 1969.

Флоренский П.А. Иконостас. М.: Искусство, 1995.

Храковский B.C., Володин А.П. Семантика и типология императива: Русский императив. Л.: Наука, 1986.

Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т. М.: Большая Российская энциклопедия, 1995.

Цеплитис Л.К. Анализ речевой интонации. Рига: Изд-во «Зинатне», 1974.

Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л.: Госиздат, 1941.

Musdienu latviesu literaras valodas grammatika 1 sej. Riga, 1959.

При передаче звучания проповедей тексты даются в интонационной транскрипции, где используются следующие знаки:

/- граница синтагмы;

В — повышение тона на ударном гласном вершинного слова;

Н- понижение тона на ударном гласном вершинного слова;

(') - факультативная вершина синтагмы, выделяемая усилением словесного ударения;

(В) - факультативная вершина синтагмы, выделяемая повышением тона;

Н' - понижение тона на вершинном слове синтагмы с одновременным усилением словесного ударения;

В^н - повышение тона на ударном гласном синтагмы с последующим понижением мелодики на заударных гласных вершинного слова;

Н^к - понижение тона на вершинном гласном синтагмы, сопровождающееся изрезанностью мелодического контура;

^ - усиление напряженности артикуляции при произношении звуков;

черта над буквой - увеличение длительности гласных звуков;

(5L) - цифрой и литерой в круглых скобках, которые ставятся после примера, обозначается порядковый номер текста проповеди и индекс диктора.

Печатается по изданию:

Прохватилова О.А. Средства выражения императивности в звучащей православной проповеди // Научные школы Волгоградского государственного университета. Русский глагол: История и современное состояние. Волгоград, 2000. С. 102 – 128.

Н.Н. Розанова