Ε. Цветы речевой жизни языка

Надежных свидетельств существования образа божественного творца языка у древних греков не было, представления о творцах языка —мудрецах—появляютсяпозже. Тит Лукреций Карсчитал, что возникновение речи обязано двум способностям, присущим вообще животным, но человеку в особенности. Во-первых, способности издавать разные звуки, и во-вторых, свойственной только человеку способности указывать на вещи и их обозначать. Эпикур утверждал, что любой носитель языка способен уяснить «первое значение», лежащее в основе соответствующего слова, и использовать его без всякого доказательства, как исходный пункт в дальнейших рассуждениях. В том, что язык развивается пошагово, с Эпикуром соглашались Диодор, Витрувий и Лактанций.^cxlv Современные ученые ушли от этого понимания, считая, что в том повинен И. В. Сталин:

«В последнее время чрезвычайно большую популярность приобрели формулы, которые соединяют понятие «человек» с понятиями окружающего мира: «человек и природа», «человек и культура», «человек и технический прогресс», «человек и социальные нормы» и т. д. Забыто (или отодвинуто на второй план) лишь глобальное, предопределяющее все остальные соединение «человек и язык».

Отчасти в этом повинно само языкознание, которое поменяло порядок членов в этом соединении, так как мало уделяло до 60–70-х годов внимания речевой (языковой) деятельности и главным образом занималось внутренней структурой языка. Но, помимо этого, в научно-общественном сознании нашего времени независимо от воли приверженцев того или иного направления в языкознании как бы нарастала нигилистическая оценка гуманитарной роли его проблематики, что, безусловно, явилось реакцией на языковедческий «бум» 50-х годов, связанный в глазах современников с отголоском культа личности». Развивая свою мысль Т. Г. Винокур сообщает, что так называемые лингвисты перестали наблюдать не только за детьми, но и за людьми вообще: «Но беда (или вина) лингвистики состоит, по определению Ю. Н. Караулова, в «бесчеловечности» языковой парадигмы в целом.^cxlviЯзыковое движение одушевляется исследователями как бы без учета метафоричности положений типа «Язык пополняет свой состав…», «язык отбирает для средств номинации…» и т. п. То есть традиционная лингвистика слабо учитывает тот неоспоримый факт, что язык изменяют люди, и только люди».^cxlvii Проще говоря, лингвисты, как маленькие дети,антропоморфизируют¹⁰⁴ негуманоидное¹⁰⁵ (очеловечивают нечеловеческое). Не беда, если ученый иногда так мыслит. Беда, если такой ученый учит говорить и мыслить подростков и юношество.

Творцом языка и речи является каждый ребенок. Творцами новых языков стали дети римских мужчин от разноплеменных мам. Они творили, пользуясь языком римского военного лагеря отцови матерными языками сакских, тюркских и иных родительниц. Главным орудием пленных из войска Красса, строивших дороги из Афганистана в Индию и Китай, была лопата (лат. pala).^cxlviiiИменем лопаты была названа речь проповедей Будды—пáли(pâli). Записанные разными азбуками-алфавитами речи его последователей породили разные литературные «лопаты»;таким же образом позже ученые потомки римлян создадут литературный санскрит. В переводе учения евреями евангелистами на греческий язык были допущены важные неточности. Трудности перевода усугубят непонимание, о таких много написал П. Рикёр.^cxlixНепонимание будет приводить к ссорам и нарушению первой заповеди. Возникнет цепная последовательность, ведущая к убийству тела, которое имеет я, Б-г; к убийству совести и замене ее сознанием, небрежением бремени ради времени и противостоянию между речью и языком.

Подросшие сыновья римских военных на Востоке учились языку отцов кшатриев в лагерях. Санскр. kampana-¹⁰⁶— это заимствование из лат. campus(поле).^cl«Военные лагеря были именно римским видом населенного пункта. С точки зрения географической номенклатуры¹⁰⁷ важной чертой названий военных лагерей было то, что в них всегда присутствует слово castra— лагерь. Из четырех греческих слов, обозначающих военный лагерь в греко-латинской географической номенклатуре используется только одно (στρατός). В греческом языке не создалось аналога¹⁰⁸ распространенному в латинском языке типу названий, основанному на употреблении существительного castra и его производных. В Римской Империи языком армии был латинский, и поэтому даже те лагеря, которые располагались на Востоке Империи, получали названия с латинским словом castra».^cli

В Россиитакие поселения обычны: Костерево,^clii Кострома,^cliii Касторное¹⁰⁹ и др.^cliv Знаменитый вятский большевик, родом из Уржума¹¹⁰, прославившийся под именем С. М. Кирова, имел фамилию Костриков.Костры —обычное дело для castrum, военного лагеря кшатриев. В словаре В. И. Даля костер: поленница, сложенные в клетку дрова; встарь, для сожигания трупов. Местами костёр означает город, особенно у офеней.^clv Костерить кого, ругать, бранить, поносить, кастить, кстить, крестить.¹¹¹Латинское castra дало в русской речи немало синонимов¹¹² и родственных слов:«Кастенок, кастеря, кастрика, кащенок, костенок, костера, костеревый, костеристый, костерить, костерный, костерчатый, костеря, костеря, костика, костить, коститься, костица, костра, кострел, костреловый, кострец, кострецовый, кострижный, кострик, кострика, костриковатый, костриковый, кострить, кострица, костричиться, костричный, костровые, костровый, кострубатый, кострыга, кострыжиться, костыга, костырь, кощенок, кощенье».^clvi Обычно русское имя Костя, которое ошибочно считают сокращением от Константин¹¹³. М. Р. Фасмер: «Кощей 1. худой, тощий человек, ходячий скелет; 2. скряга. Др.-русск. кощеи, кощии, —отрок, мальчик, пленник, раб, тюрк. kоšči, невольник от kоš, лагерь, стоянка».

Еда лагерника с однокашниками — каша. А. В. Суворов: «Щи да каша — пища наша». Кощей (Кащей) Бессмертный — антагонист в русских сказках и славянском фольклоре;царь, колдун — всадник на волшебном говорящем коне,^clvii иногда выступающий похитителем невесты главного героя.^clviiiЖивая речь италиковсохранилась в живом великоросском наречии, как называл его В. И. Даль, почти в первозданном виде.

Бои римских подростков на Марсовом поле были такими же, как у новобранцев в армии. Юнцы плели из прутьев, наподобие плетня, закругленные щиты с тем, чтобы этот “плетень” весил вдвое больше, чем обыкновенный, государством установленный щит. Равным образом вместо мечей отцы делали им деревянные дубины-мечи тоже двойного веса.^clix С этими орудиями подростки упражнялись утром и после полудня на деревянных чучелах.¹¹⁴ Чучела-куклы напоминали кресты.¹¹⁵В некоторых частях Советской Армии молодых тоже учили драться на куклах^clx.^clxiKokila— индийская разновидность кукушки, которая является излюбленной птицей индийской поэзии, аналогичной европейскому соловью, и выступает вестником весны и любви.^clxiiХухленик, хухляк— ряженый (на святках и под новый год).Головной убор чинов христианской церкви называется кукуль.

Старики из отставных военных, интеллигенты,¹¹⁶ учили детей бить не рубя, а коля. Удар рубящий не часто бывает смертельным, так как жизненно важные части тела защищены оружием и костями; наоборот, при колющем ударе достаточно вонзить клинок на полпальца, чтобы рана оказалась смертельной, необходимо лишь бить с пониманием.¹¹⁷ Затем, когда наносится рубящий удар, обнажаются правая рука и правый бок; колющий удар наносится при прикрытом теле и ранит врага раньше, чем тот успеет заметить.^clxiii Интеллигентамв Риме не надо было ничего объяснять, они сами всё знали и понимали, что им делать, и когда делать. Как построиться черепахой (testudo); когда поднимать щиты; как и когда разомкнуть строй, когда достать гладий (gladius, меч)^clxiv, а когда лопату. Под присмотром старых грозных интеллигентов учебные бои подражающих им юнцов проходили с предельной вежливостью. К вежливости и русских детей сызмальства приучают старшие.«Русскому интеллигенту всегда приходится делать вид, что он глупее своей власти».^clxv

В современном русском языке слово интеллигент поменяло свое значение недавно.^clxviОно стало ругательным при жизни Л. Н. Гумилева, потомственного интеллигента. На вопрос:

— Лев Николаевич, вы — интеллигент?

Гумилев ответил:

— Боже меня сохрани! Нынешняя интеллигенция — это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия.

Старое понимание слова энтилигенция¹¹⁸ русскими крестьянами показано в фильме «Чапаев»,^clxvii когда те оценивают психическую атаку¹¹⁹ без выстрела ребят интеллигента В. О. Каппеля.^clxviiiТеперь этим словом нередко поносят невоспитанных и невнимательных людей, часто не имеющих не только чести, но и стыда и совести. Вдобавок нередко трусливых и глупых. Вслед за исчезновением в России интеллигенции, понятие о ней, выраженное в слове, стало очень метафоричным (обманчивым). Его размывание породило в русской речи новое слово для недоинтеллигентов: элита. Слово точное, взято из сельскохозяйственного французского elite — лучшее, отборное — применительно к скотине и растениям;^clxixк ним очень подходит правило Аристотеля, которое повторил персидский писатель в семейной записи: «Если безродный человек благороден душой, то низкое происхождение только поднимает уважение к нему; если же родовитый подл душой, то благородное происхождение лишь умножает его собственную подлость».^clxxОтносимые к элите Росфедерации многочисленные представители таких ремёсел как философия, психология, психиатрия, лингвистика и юриспруденция¹²⁰признают, что у людей и животных есть сознание, однако понятие и слово совесть для них не равно слову и понятию сознание. Это иногда выглядит невежливо к людям, да и к животным.

Отказались психолингвисты и от русского слова и понятия «ум». На смену ему они выдумали интеллект¹²¹, о едином понимании которого до сих пор не договорились: «отнюдь не претендуем на что-либо большее, чем рабочее определение, тем более, что интеллект связывается с проблемой сознания, далекой, по-видимому, от разрешения. Будем считать признаком наличия интеллекта человеческого типа способность постановки и решения задач, не связанных с потребностями обеспечения биологических функций».^clxxi Другое понимание интеллекта связано с опытами британских ученых:

«Главный вывод, который следует из экспериментов последних 25 лет, состоит в том, что обезьяны обладают, хотя и в меньшей степени, чем человек, способностью улавливать общий характер задачи, которая ставится с целью определения умственных способностей в так называемых «тестах на концептуальное мышление»… Подобные тесты не выявляют какой-либо пропасти в интеллекте между обезьяной и человеком. Это подтверждает правильность суждения Ф. Энгельса: «Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности». А поскольку «зачатки интеллекта, т. е. мышления в собственном смысле слова, появляются у животных независимо от развития речи и вовсе не связаны с ее успехами», Л. С. Выготский приходит к выводу о различных генетических [родовых]корнях интеллекта и языковой способности».^clxxii

Интеллект психолингвистов не отличается от русского ума, который германский интеллигент В. И.Даль определял, как общее названье познавательной и заключительной способности человека, способность мыслить; это одна половина духа его, а другая нрав, нравственность, хотенье, любовь, страсти; в тесном значении ум или смысл, рассудок, есть прикладная, обиходная часть способности этой (ratio, Verstand), низшая степень, а высшая, отвлеченная: разум, (intellectus, Vernunft). В животном умственные и нравственные способности, спорующие в человеке, слиты в одно, в побудке, почему животному, с одной стороны, нравственные, а с другой, отвлеченые понятия, недоступны, и сверх того, оно не может улучшать данного ему природой искусства (постройку логова, гнезда, сотов и пр.); не менее того низшая степень ума должна быть признана за некоторыми животными, но разума нет ни в одном; принимая ум в сем ограниченном, тесном смысле, можно сказать: умная лошадь, собака, но разумная, сказать нельзя. С ума спятил, да на разум набрел, с будничного ума, по людским пересудам, а напал на путь истинный, высший, духовный.^clxxiii

Способность не всегда имеет признак, особенно хорошо это знают военные, как и то, что признак не всегда определяет способность.¹²² От ошибок в этом случае спасает вежливость. Вежливость не требует много слов, что знают проживающие своим умом, а не выдуманным психолингвистами интеллектом крестьяне. Интеллектом это понять и оценить трудно: «Ж. Вандриес утверждал, что «неграмотному крестьянину нужно для общения 300 слов».^clxxivТаков (количественно) словарь ребенка между 2 и 3 годами, как мы видели в таблице. Но отсюда не следует, конечно, равенства интеллектуальных уровней взрослого и ребенка.

В1953–1955 гг. мы составили словарь неграмотной 72-летней крестьянки. Он насчитывал 860 единиц, включая пословицы, поговорки и многочисленные термины из области шорного дела, а также названий растений, особенно популярных в народной медицине. На долю повседневной коммуникации оставалось не более 500 единиц. Сравним интеллектуальные возможности старой женщины и ее 5-летнего внука на примере сопоставления пересказов текста для школьников младших классов («Орел и раковина»). Он насчитывает 136 слов… Пересказ бабушки содержит 111 слов. Пересказ ребенка 152 слова. Из них не относятся к пересказу 102, (включая передачу собственной версии сюжета). Словарь ребенка гораздо богаче в пересказе, чем у его бабушки, конструкции более сложные и правильные. Но сюжет не был передан в пересказе. Если «лишняя лексика» у взрослой испытуемой свительствовала о хезитации¹²³, то у ребенка она появлялась в связи с посторонними ассоциациями[мыслями], в связи с отклонениями от сюжета. Ребенок построил, по существу, новый сюжет».^clxxvТут каждому придется самостоятельно решить, кто более умен или интеллектуален: бабушка или ребенок?

«Народы Западной Европы из понятия mens удержали исконное его содержание, их менталитет направлен на рассудок и мысль. Таково знаменитое ratio... Народы Восточной Европы … в своем восприятии как бы ухватили кончик в данной цепочке смыслов. Настроение, душевный склад и просто душа для них более важные ценности, чем шаловливая в своем непостоянстве мысль или трезвый рассудок. Даже «совместное знание» они предпочли толковать не как «сознание», а, следовательно, как «сознательность», но как душевное качество высшей ценности — совесть».^clxxviДанное чудо требует вежливого отношения к себе со стороны ученых.