1940 Г. В музеях уже не должно было быть научных работников со сред-

ним образованием, но их количество возросло, более того, в научные

коллективы пришли люди с низшим образованием. Несомненно, одна

из важнейших причин несоответствия между теоретическими предпо-

ложениями и реальной жизнью заключалась в последствиях кадровых

«мероприятий» советского правительства, в результате которых много-

кратно снимался тот тончайший слой, каким всегда была в российском

обществе интеллигенция. И эти утраты в силу совокупности факторов

адекватно не восполнялись.

Отток из музейной сферы квалифицированных специалистов прово-

цировали крайне низкий уровень заработной платы и отсутствие в музе-

ях условий для творческой деятельности. В 1938 г. нарком просвещения

П. А. Тюркин, обращаясь в СНК РСФСР, писал, что «ставки руководяще-

• го состава и научных работников даже в центральных музеях ниже аспи-

рантских ставок, ставки директоров части музеев ниже студенческих

стипендий»80.

Старший научный сотрудник Государственного Литературного музея,

подведомственного Наркомпросу, имел ежемесячный оклад в 300 руб-

лей, старший научный сотрудник в Музее революции СССР, подведомст-

венном Ученому комитету ВЦИК, получал ежемесячно 500 - 600 рублей.

Заработная плата научных работников местных музеев составляла 140 -

450 Рублей81.

В первые годы советской власти фактор оплаты труда играл не столь

существенную роль, какую он приобрел в 1930-е гг. На одном из совеща-

ний ответственных работников Главнауки в сентябре 1928 г. представи-

тель музейного отдела Л. Я. Вайнер рассказывал:

«До революции коммунисты не несли музейной работы. Всюду сидели и

сидят старые спецы и недоучки. <...> Ставки были мизерные, спецы

сидели на полуголодных пайках и работали, так как любят это дело.

Учет и собирание проводятся руками спецов»82.

С конца 20-х гг. любящих свое дело спецов стали планомерно удалять

из музеев, но коммунисты не торопились занимать их места.

«Кто из коммунистов пойдет на оклад научного работника в 70 руб-

лей?» - на том же совещании с истинно пролетарской прямотой удивлялся

Ф. К. Лехт, один из руководителей Третьяковской галереи.

По данным на 1927 г., 27,1 % коммунистов страны не имели даже на-

чального образования, 63,0 % - имели лишь начальное образование или

неполное среднее, 9,1 % - среднее образование и только 0,8 % закончи-

ли высшие учебные заведения. К 1939 г. среди членов и кандидатов в

члены партии каждый пятый (20 %) не получил даже начального обра-

зования, 13,6 % - имели неполное среднее образование, 12 % - среднее

образование и только 7,5 % - высшее или незаконченное высшее образо-

вание83. В свете этих данных и с учетом того, что «коммунизация» и

«орабочивание» стали печальным уделом не только музеев, Лехту мож-

но было бы ответить, что из мало-мальски образованных коммунистов

работать в музеи добровольно не пойдет никто. Это прекрасно понима-

ло и руководство страны, создавая для коммунистических кадров иные,

чем беспартийным работникам, материальные условия. Например, в

ноябре 1937 г. комиссия, проводившая чистку личного состава Биологи-

ческого музея им. К. А. Тимирязева/постановила:

«Не позднее 1.1-38 года подыскать на руководство секторами квалифи-

цированных научных работников-коммунистов, возбудив ходатайство

об установлении для них персональных окладов»84.

К концу 1920-х гг. стало ясно, что нищенские оклады музейных специ-

алистов - это не временное явление, вызванное разрухой и экономичес-

кими трудностями, а сознательная позиция советского правительства,

всегда финансировавшего учреждения культуры по остаточному прин-

ципу. Вполне естественно, что квалифицированные специалисты, дефи-

цит которых остро ощущался в 1930-е гг., устремлялись в те учреждения

науки, культуры и образования, где по сравнению с музеями существова-

ли лучшие материальные условия - вузы, научно-исследовательские ин-

ституты, школы. Результаты обследования музеев Москвы и Ленинграда,

которое проводили в 1939 г. сотрудники НИИ краеведческой и музейной

работы, показали, что даже в крупных музеях отсутствовали надлежа-

щие условия для профессионального роста, получения сотрудниками

научных степеней и званий85. И такое положение дел тоже вызывало от-

ток наиболее способных и инициативных работников в учреждения, от-

крывающие лучшие профессиональные перспективы.

Полностью несостоятельным оказался правительственный план под-

готовки квалифицированных «новых кадров», способных осуществить

«социалистическую реконструкцию» музея. Именно на них, представи-

телей новой советской интеллигенции, создававшейся преимуществен-

но из лиц рабоче-крестьянского происхождения, возлагалась ответст-

венная миссия - сменить старую интеллигенцию, старых музейных спе-

циалистов, в чьих знаниях и высоких профессиональных качествах ру-

ководство страны в конце 1920-х гг. более не нуждалось.

На уровне высших государственных инстанций вопрос о подготовке

музейных кадров впервые был поднят в постановлении ВЦИК и СНК

РСФСР «О музейном строительстве в РСФСР» от 20 августа 1928 г., но в

наиболее четком и внешне логичном виде решение проблемы музейно-

го образования сформулировало постановление коллегии Наркомпроса

от 8 февраля 1932 г. В нем указывалось, что на основе уже имеющегося

опыта устанавливается следующая система подготовки кадров: «а) кратко-

срочные курсы музейно-краеведческого и специального типов; б) му-

зейные техникумы; в) музейные и музейно-краеведческие кафедры в

отдельных педвузах; г) годичные курсы для повышения квалификации

музейных работников; д) музейная аспирантура»86.

Поскольку результаты от создаваемой системы музееведческого об-

разования могли появиться лишь через несколько лет, а потребность в

«новых кадрах» уже назрела, особые надежды стали возлагаться на

краткосрочные, продолжительностью в два-три месяца, курсы для под-

готовки к музейной работе выдвиженцев из рабочих и крестьян. «Эти

мероприятия дадут нашим музеям достаточно квалифицированных,

идеологически выдержанных работников, пролетариев по социально-

му происхождению», - оптимистично предрекал С. Безсонов, один из

разработчиков системы музейного образования87. Но грандиозные

планы в течение нескольких месяцев подготовить из малообразован-

ного контингента «ученых марксистов-музееведов» на деле, естествен-

но, оказались утопией.

Реконструкция учебного процесса различного типа курсов, а также

анализ образовательного уровня слушателей дают основание считать,

что с точки зрения содержательной стороны эта форма обучения пред-

ставляла собой своеобразный политико-музееведческий ликбез. Курсы

не давали и не могли дать глубоких и прочных знаний ни в области об-

щественно-политических дисциплин, ни в области музейной работы.

Поскольку у подавляющего большинства слушателей отсутствовал да-

же минимальный объем систематических знаний в области профиль-

ных музею дисциплин, их могли лишь «натаскать» на выполнение оп-

ределенного вида музейной деятельности. Но таким путем невозмож-

но подготовить даже квалифицированного экскурсовода, потому что и

экскурсионная работа при кажущейся легкости и простоте имеет свою

специфику и законы мастерства, которые не постигаются методом «на-

таскивания» без соответствующей общетеоретической подготовки88.

Таким образом, курсы изначально не могли готовить квалифицирован-

ных научных работников и в лучшем случае могли лишь штамповать

пропагандистов-ремесленников, усердно тиражирующих схематизм

увиденного ими в процессе «обучения».

Следующему звену в системе музееведческого образования, музей-

ным техникумам, так и не удалось появиться на свет, хотя вопрос о не-

обходимости их организации в Москве, Ленинграде, Саратове подни-

мался на I Всероссийском музейном съезде, а специальный техникум для

краеведческих музеев Наркомпрос планировал создать при Истринском

музее (Московская область). Реализации этих планов, по-видимому, по-

мешала слабость материально-технической базы музейного строитель-

ства, но, возможно, и иные, неизвестные нам причины.

Некоторый опыт преподавания основ музейного дела в системе выс-

шей школы был накоплен еще в первое десятилетие советской власти.

После октября 1917 г. в ряде вузов Москвы, Саратова, Ярославля, Казани,

Воронежа, Ростов а-на-Дону в порядке эксперимента читались теоретиче-

ские курсы по музееведению и проводились практические семинарские

занятия. Примерно в 1921 г. в Московском государственном университе-

те в составе литературно-художественного отделения факультета обще-

ственных наук появился так называемый «музейный цикл». Его програм-

ма наряду с предметами, непосредственно подводящими к изучению па-

мятников материальной культуры - палеография, археология, нумизма-

тика, геральдика, этнография, «реставрация и раскрытие подделок»,

включала теоретический курс и практикум по музееведению. В виде тео-

ретического курса музееведение входило в программу художественно-ис-

торического цикла литературно-художественного отделения и эпизоди-

чески читалось на некоторых естественно-исторических факультетах. В