28 Центральных музеев продолжали возглавлять беспартийные директо-

ра50. Сохранил свой пост первый директор Музея Нового Западного ис-

кусства, крупный специалист-музеевед Б. Н. Терновец. Дарвиновским

музеем продолжал заведовать создавший его А. Ф. Коте. Не отняли руко-

водство Истринским краеведческим музеем у его основателя Н. А. Шне-

ерсона. Ему была уготована другая судьба: в 1937 г. его назовут «ловко

замаскировавшимся врагом народа», расстреляют и предадут анафеме

всю проделанную им громадную работу. В начале 30-х гг. Центральный

географический музей по-прежнему возглавлял его основатель профес-

сор В. П. Семенов-Тян-Шанский, сын знаменитого русского географа,

статистика и общественного деятеля. Но в 1937 г. его тоже уволят, напи-

санные им научные труды объявят «творениями врага», содержащими

проповедь «контрреволюционных фашистских идей и теорий», музей

закроют и вскоре ликвидируют51.

С 1929 г. началось плановое обновление кадрового состава работни-

ков музейной сферы, или, говоря языком документов эпохи, «освеже-

ние» научных коллективов. Оно проводилось под флагом очищения му-

зеев «от элементов разложившихся, извращающих советские законы,

сращивающихся с кулаком и нэпманом <...>, от саботажников, вреди-

телей и лентяев», но на деле имело направленность против высококва-

лифицированных специалистов, не желавших заниматься вульгарной

политизацией экспозиционной и просветительной работы. Кроме того,

чистки призваны были способствовать «освобождению» научных кол-

лективов от «социально чуждого элемента» и «выдвижению новых ра-

ботников из числа рабочих, батраков и бедняков»52.

Типичным образцом обрушившихся на музеи чисток можно считать

обследования Третьяковской галереи, проводившиеся в апреле 1930 г. и

в сентябре - октябре 1931 г. органами рабоче-крестьянской инспекции.

Эта типичность проявляется в характере оценок содержания и качества

основных видов музейной деятельности, а также в выводах и рекоменда-

циях относительно кадрового состава научного коллектива.

Апрельское обследование 1930 г. проводилось инспекцией Совет-

ского строительства Народного комиссариата рабоче-крестьянской

инспекции РСФСР в целях изучения структуры музея и нагрузки науч-

ных сотрудников, «принимая во внимание их значительные штаты,

большую стоимость их содержания», а также «то обстоятельство, что

они ни разу не подвергались массовому обследованию и проверке со

стороны органов РКИ»53. Ничего не понимая в музейной специфике,

бригада рабочих инспекторов одним махом определила эффектив-

ность и качество научно-экспозиционной работы галереи. Председа-

тель комиссии, старший инспектор С. Писарев составил «проект рабо-

чей программы по обследованию основных отделов» музея, который

можно считать не просто образцом, а подлинным «шедевром» среди

творений подобного рода. Все картины в залах галереи он предложил

разделить на семь категорий:

«I) Беспредметные и непонятные для массового зрителя по выполне-

нию, хотя и сюжетные.

2) Понятные по выполнению, но не отражающие общественных про-

блем (натюрморты, пейзажи без людей и без произведений человечес-

кого труда, люди без очевидной классовой принадлежности).

3) О советской экономике и строительстве социализма (фабрики,

колхозы).

4) Прочая советская тематика (партия и национальное строительство,

гражданская война, быт и культурная революция).

5) О наемном труде и дореволюционной борьбе рабочих:

а) революционно-активные, агитирующие в нужном направлении;

б) реакционно-активные, затемняющие классовое самосознание;

в) нейтральные, пассивно-протокольные и портреты.

6) О дореволюционной мелкой буржуазии и ее борьбе (крестьяне, ре-

месленники, студенчество, мелкий служилый люд...).

7) Внутренняя тематика враждебных классов и царизма (их внутренние

интересы, мораль, мистика, героика и религиозные сюжеты):

а) документально-разоблачительные, дискредитирующие враж-

дебные классы и революционно-сатирические (например,

Иоанн убивает сына);

б) документальные и общественно-пассивные (Корзухин «Разлука»); ,

в) активно идеализирующие враждебные классы, контрреволюцион-

но и реакционно агитирующие (например, «Тараканова»)»54.

Подсчитав количество картин в каждой из выделенных категорий и

установив их процентное соотношение, бригада инспекторов сделала

соответствующие выводы. «Третьяковская галерея в руках классового

врага», «Ни одной картины, отображающей Октябрьскую революцию»,

«Из белой эмиграции - в Третьяковку», «Галерея князей и царей», «Три

зала с иконами», «Необходима досрочная чистка аппарата», - кричали

газетные заголовки о результатах обследования.

«...При советской власти количество картин художников-разночинцев

уменьшено в три раза: с 1300 до 450, а число парадных портретов царей,

князей и графов увеличено почти в четыре раза: с 55 до 193. Одну Ека-

терину II вы можете теперь найти в тринадцати разных позах», - с воз-

мущением сообщали прессе инспектора.

Негодование вызвало также присутствие в залах произведений эмиг-

рировавших художников и экспонирование икон уже не в одном, как в

послеоктябрьский период, а в трех залах. Очень раздражало искусство

представителей кубизма, футуризма и других авангардных течений в

живописи.

«Сколько я ни пытался всмотреться и понять смысл художества, для ме-

ня это художество осталось непонятным, - поделился с читателями сво-

им опытом постижения искусства рабочий инспектор, член ВКП (б)

Бржовский. - Не мешало бы этот отдел изъять и дать что-нибудь понят-

ное для рабочих»55.

По результатам обследования 51 работник галереи был отнесен к

категории «балласта» и «псевдонаучных» сотрудников. В их числе ока-

зались, например: искусствовед А. М. Скворцов, автор многих науч-

ных исследований, проработавший в галерее более шестнадцати лет,

двенадцать из которых - в должности зам. директора; научный со-

трудник Ю. Д. Соколов, выпускник Московского университета, изу-

чавший историю искусства в музеях Берлина, Дрездена, Мюнхена,

Страсбурга, Базеля, Лондона; ученый секретарь Ю. Н. Анисимов, вы-

пускник Московского археологического института и Высшей художе-

ственной школы в Париже, автор переводных и оригинальных трудов

по истории искусства; будущий заслуженный деятель искусств РСФСР

и член-корреспондент Академии художеств Н. Г. Машковцев56.

Обследование галереи осенью 1931 г. проводилось уже с целью вы-

явить политическую составляющую в ее работе. Комиссия пришла к вы-

воду, что свою повседневную работу музей никак не увязывает с задача-

ми социалистического строительства:

«Ни уборочная кампания, ни борьба с уравниловкой и обезличкой, ни

заем 3-го решающего года пятилетки, ни вопросы июньского Пленума

ЦК ВКП (б) <... > ничто это не нашло своего отражения в повседневной

работе галереи. Здесь мы имеем ярко выраженный правый уклон на

практике. Следует особо отметить то, что во всей Третьяковской гале-

рее нет ни одного лозунга Ленина или Сталина, вообще отсутствуют

всякие лозунги»57.

Неудовлетворительной признали и выставочную деятельность гале-

реи, поскольку из восьми выставок, созданных за истекший год, лишь

две - три были посвящены «актуальным задачам текущего момента».

Остальные же, например «Дети в искусстве», к неудовольствию комис-

сии «имели характер <... > лишь пропаганды искусства как такового,

т.е. имели в виду чисто просвещенческие цели».

Резко отрицательную оценку получила и экскурсионная работа музея,

поскольку, по мнению проверяющих,

«при ведении экскурсий научные сотрудники ни в какой степени не увя-

зывают показа и объяснений с задачами текущего момента и социалис-

тического строительства вообще, объяснения картин даются только с

точки зрения оценки их художественной стороны, всякое политическое

классовое содержание если не избегается совершенно, то иной раз дает-

ся в таком виде, что носит определенно антисоветский характер»^.

В качестве примера «антисоветской» трактовки сюжета бригада при-

вела анализ экскурсоводом Мойзес картины В. И. Сурикова «Боярыня

Морозова». В тексте экскурсии говорилось о том, что «боярыня Морозо-

ва, несмотря на то, что закована в цепи, имеет вид не побежденной, а по-

бедительницы; проезжая мимо царского терема на допрос и поднимая

два пальца для крестного знамения, она показывает, что не отрекается

от старой веры и готова за нее пострадать; вообще Морозова фанатично

предана старой вере, ее увещевал сам царь, но это не помогло, тогда ее

сослали в ссылку, но и там она вела агитацию за старую веру; наконец,

боярыню Морозову бросили в колодец, где она через два месяца умерла^

так и оставшись непокоренной». Этот рассказ представители рабоче-

крестьянской инспекции квалифицировали как «объяснение... в боль-

шей своей части не вытекающее из сюжета картины», рассчитанное «на

подогревание религиозного фанатизма и пропаганду контрреволюцион-

ной стойкости»^.

Не меньшим нападкам подверглось и содержание путеводителя по за-

лам галереи. Комиссия сочла, что авторы построили его «по буржуазному

образцу», поскольку в нем можно найти и «общечеловеческое горе», и «жа-

лость к унылой и одинокой жизни .. .ского офицера», и «ничтожество чело-

века перед величием стихии», и даже «физические страдания замученного

Христа, существование которого, таким образом, утверждается». Сделан-

ные комиссией выводы типичны и характерны для того времени:

«Необходимо при новом издании путеводителя ввести в состав редак-

ции партийцев и вообще лиц с выдержанной марксистской идеологией.

Надо, чтобы рабочий зритель получил марксистское классовое объясне-

ние картин, а не интеллигентское просвещенство»60.

В целом неудовлетворительную оценку получила работа всего коллек-

тива научных сотрудников, которые, по мнению комиссии, «работают

по старинке, без всякого подъема и без применения социалистических

методов труда», поскольку не желают принимать участие в социалисти-

ческом соревновании и посещать производственные совещания. Рабоче-

крестьянские инспектора утверждали, что «на каждом шагу» они ощу-

щали враждебность ко всему новому и антисоветские настроения, кото-

рые усматривались ими не только в употреблении сотрудниками по от-

ношению к экспозиции ироничного определения «марксическая» вмес-

то «марксистская», но и в «факте ношения некоторыми из них колец на

руках» Сразу были вскрыты и причины «антисоветских настроении»

среди научных сотрудников галереи: «80% из них являются выходцами

из дворян, почетных и потомственных граждан, торговцев и мещан»ь .

В своих выводах комиссия указала, что «считает совершенно недопу-

стимым чтобы во главе такого культурного учреждения <... > стоял че-

ловек, заявляющий, что он ничего не понимает в политпросветработе»,

поэтому директором должен стать «партиец-марксист, знакомый с во-

просами искусства». В качестве первоочередных мероприятии, способ-

ных качественно «улучшить» работу галереи, инспектора наметили зна-

чительное пополнение научного состава членами партии, на которых

возлагалась миссия «внести в работу галереи правильную партийную

установку» и «уничтожить <...> интеллигентско-буржуазную затхлость

и аполитичность»62,

Тогда же аналогичными методами и средствами рабоче-крестьян-

ские инспектора изгоняли «затхлость и аполитичность» из Государст-

венного Толстовского музея*( * Речь идет об одном из старейших литературных музеев страны - Музее Л. Н. Толстого в Москве), который они признали в его существующем виде идеологически вредным, поскольку в нем «отсутствовало

раскрытие вреда толстовства в прошлом и настоящем», и он представ-

лял собой «резко выраженный реликвийно-биографическии, литера-

турный музей с явной канонизацией Толстого». Со своих постов были

сняты ряд сотрудников музея, в том числе и заведующая библиотекой.

Ее вина состояла в том, что на выставке отсутствовала антирелигиоз-

ная литература, а читателям выдавалась «идеологически вредная лите-

ратура», в частности работа К. Н. Леонтьева «Анализ, стиль и веяние.

О романах гр. Л. Н. Толстого». В победной реляции по итогам чистки

сообщалось, что «с 1-го января 1931 г. директором является партиец.

Коммунистическое руководство обеспечено. Во время чистки пригла-

шен партиец для руководства экспозиционным отделом, марксистка с

партийной рекомендацией для руководства библиотекой»^. Безымян-

ность этих «партийцев» и «марксисток», отсутствие даже намека на на-

личие у них каких-либо профессиональных качеств очень показатель-

ны и ярко иллюстрируют чисто механический характер процесса «ком-

мунизации» музеев.

Кампания массовых чисток достигла своего апогея в 1937 - 1938 гг.,

но и в предшествующие годы в стране непрерывно проводились репрес-

сии против государственных, партийных, военных и хозяйственных ка-

дров крестьян и рабочих, религиозных деятелей, технической и творче-

ской интеллигенции. Различного рода показательные процессы получа^-

ли истерические отклики на страницах печати, в том числе и музейной

периодики. Ложь и демагогия пронизывали все поры общества, в стране

непрерывно нагнеталась атмосфера раболепия, страха и тотальной по-

дозрительности. Расправа с «социально чуждыми элементами» - потом-

ками дворян, духовенства, купцов и других непролетарских слоев насе-

ления - стала делом будничным и обычным. «Сокрытие» социального

происхождения сурово каралось, а коллективы систематически проверя-

лись на «удовлетворительность» социального состава. В апреле 1936 г.

на совещании в музейном отделе Наркомпроса инспектор Н. Н. Поздня-

ков докладывал:

«За последние годы, в особенности из местных музеев, было много

изъято чуждых людей, антисоветских элементов, спрятавшихся по-

' донков зиновьевско-троцкистской оппозиции. <...> Сняты работ-

ники в Воронеже, Казани, Куйбышеве, Астрахани и других городах,

а из центральных музеев, особенно Ленинграда, много сотрудни-

ков как социально чуждый элемент были высланы в различные

края и области»64.

Источниковая база не позволяет установить абсолютные цифры по-

терь среди музейных специалистов. Однако ориентировочные масшта-

бы трагедии представить все-таки можно. В марте 1938 г. нарком про-

свещения РСФСР П. А. Тюркин в одной из своих докладных записок в

СНК РСФСР, в частности, сообщал:

«По данным учета 1936 г. имелось в штатах центральных музеев систе-

мы Наркомпроса выходцев из социально чуждых слоев (б. дворяне, тор-

говцы служители культа) или осужденных судом, исключенных из пар-

тии 34% по отношению ко всему составу работающих в них; в районных

музеях -15%, причем в районных музеях Московской области засорен-

ность доходила до 20%»65.

Поскольку о степени «засоренности» музейных коллективов говорит-

ся в прошедшем времени, есть все основания считать, что уже к 1936 г.

репрессивным мерам подверглась треть работников центральных музе-

ев В абсолютных цифрах это составляет примерно 1120 человек, по-

скольку по состоянию на 1 января 1934 г. в центральных музеях по шта-

ту числилось 3296 человек66. Кроме того, к этому времени репрессиям

подвергся каждый седьмой работник районных музеев и каждый пятый -

районных музеев Московской области.

В последующее пятилетие истерические сообщения о контрреволю-

ционной деятельности музейных специалистов и призывы к усилению

бдительности практически не сходят со страниц музейной периодики.

«И обязанность, и долг каждого музейного работника усилить бди-

тельность, отрешиться от гнилого либерализма, не полагаться

только на Наркомвнудел, а помогать Наркомвнуделу разоблачать

врагов», - призывал в 1936 г. начальник музейного отдела Нарком-

проса Феликс Кон67.

Во всех музеях страны шли поиски вредителей и диверсантов, контр-

революционеров и предателей. Их искали и, разумеется, «находили».

«Зиновьевские гнезда обнаружены во многих музеях, - читаем на

страницах «Советского музея». - В них прятались контрреволюци-

онеры всех мастей, от белогвардейцев, эсеров, меньшевиков до

троцкистов-зиновьевцев включительно, в надежде вести в музеях

спокойно и незаметно свою контрреволюционную работу. В Куй-

бышеве, Нижнем Тагиле, в Красноярске, Казани, в Ленинграде бы-

ли обнаружены такие гнезда...»68

Судя по публикациям в периодической печати, чаще всего музейных

работников обвиняли в пропаганде на экспозиционных материалах

«контрреволюционных идей и установок», использовании музеев как

явочных мест диверсантов, сборе в шпионских целях сведений об эконо-

мике страны, а также в помощи «церковникам». Нередки были и случаи

обвинения в «замаскированном» вредительстве, о котором писала

Н. К. Крупская.

«Борясь с контрреволюционными вылазками врагов, - учила она, - на-

до всегда помнить, что существуют замаскированные методы вреди-

тельства: выдвигать на первый план неважное, второстепенное, отжив-

шее, затемнять основное, важное разными мелочами, давать такое со-

четание экспонатов, которое направляет мысль на ложный путь»69.

Именно в такой форме вредительства органы НКВД обвинили в