Придание энергии творчеству: обеспечение большей гибкости решений

Для продолжения наших исследований поддержки в более широком и динамическом контексте, а также в целом процессов изменений с точки зрения парадигмы поля обратимся к нашей группе с еще одним вопросом:

Адаптация или решение, созданное или найденное вами в то далекое время, было творческим актом, в котором ваше лучшее self нашло лучшее из всех доступных решений в поле, которое находилось в вашем распоряжении. Вероятно, это решение хорошо служило вам в течение всех прошедших лет и сыграло определенную роль в достижении положения, которое вы сегодня занимаете. Одновременно можно найти места и ситуации, в которых эта адаптация оказала вам плохую услугу или отжила свое и перестала быть полезной в определенной сфере жизни. Уже упоминалось, что, если в поле недостает поддержки - внутренней или внешней, - то творческое решение становится более ригидным, обладает меньшей энергией, с его помощью бывает трудно построить что-то новое, и его труднее перенести на новые ситуации и задачи - и большинство из нас нашли места в жизни, в отношении которых это утверждение является справедливым.

Теперь наш следующий вопрос: если более сильная поддержка делает творческое решение более живым, менее ригидным и ограниченным, то какие дополнительные поддержки имели бы для вас значение в то время? Вы создали бы ту же творческую адаптацию, пришли к такому же подходу или стилю - ведь ваше решение не возникло из ниоткуда: оно было основано на вашей сильной стороне. Но вы могли бы прийти к нему более гибким образом и с большим числом возможностей, окажись у вас тогда больше поддержки. Чего больше всего в том возрасте не хватало в вашем поле? Что бы могло бы вам помочь?

Кратко запишите ответы в своей тетради, а затем обсудите в парах. Не забудьте отметить возникающие чувства и телесные ощущения, когда вы об этом думаете. Какую дополнительную поддержку вам хотелось бы оказать своему детскому self того времени? Что способствовало бы большему экспериментированию и открытости к новым возможностям в поле? Обращайте больше внимания на внешнее поле - а не только на внутренний мир талантов и способностей. Представьте себе нечто дополнительное во внешнем поле, поддержавшее бы тогда и, возможно, впоследствии ваш рост и самораскрытие, чтобы стиль контакта, созданный в то время, служил еще лучше не только тогда, но и теперь.

Мы спрашиваем здесь преимущественно о “внешних” поддержках из-за общей индивидуалистической предвзятости, царящей в обществе — той предвзятости, которая придала столь тревожный или негативный заряд идее “поддержки”, когда она впервые появилась в фокусе внимания в начале этой главы. Если людям просто задать вопрос, в чем они дополнительно нуждаются для достижения какой-либо важной личной или профессиональной цели (близости, здоровых отношений с семьей или детьми, преодоления гнева или депрессии, улучшения здоровья, нормализации питания, физической активности, повышения качества работы или какого-то профессионального проекта, ведения документации на рабочем месте и т.д., и т.п.), ответ часто будет касаться сугубо внутренних условий. “Я должен прилагать больше усилий”. “Вставать каждый день в шесть часов утра и писать/бегать/медитировать/учиться, просто заставить себя это делать, в этом единственный выход”. “Просто контролировать свой гнев, держать себя в руках, что бы ни происходило”. И так далее - работать прилежнее или дольше, есть, пить или спать меньше, производить или выполнять больше - этот список может быть нескончаемым, нередко превращаясь в знакомую спираль обновленного чувства собственной неадекватности и стыда.

Если же цель имеет какое-то отношение к привычному стилю отношений или реагированию на окружающий мир, то ответ на вопрос тем более будет именно таким. “Это же я сам делаю, правильно? - Все зависит от меня” - сказал один из участников, обладавший похвальным желанием не уклоняться от личной ответственности - и несколько узким (как мы полагаем) взглядом на self и мир. И даже люди, которые видят в этой ситуации ошибку со стороны других, продолжают применять к себе идеологию самодостаточности (и себя стыдить). “Я просто должна выйти и приложить больше стараний, быть смелее, больше рисковать” - смело ответила Джейн на вопрос, каким образом может измениться ее застенчивое и боязливое отношение к миру. “Я имею в виду, что мне все же удалось измениться за прошедшие годы - ну, в какой-то степени. Хоть немного. Так должна же я, наконец, суметь сделать большее. Вся беда в том, что я такая трусиха.”

Является ли Джейн трусихой? Это одна из точек зрения на ситуацию - индивидуалистическая. Может, ей и удалось бы добиться большего, даже без дополнительной внешней поддержки. В самом деле, опыт вербализации и принятия решения вслух перед группой сам по себе служит достаточной социальной поддержкой и играет важную роль, обеспечивая энергией и делая ее задачу хоть немного менее пугающей (многие социальные исследования давно подтвердили большую эффективность публичного высказывания своих намерений в присутствии группы по сравнению с принятием их в частном порядке; см. Lewin, 1951). Дело не в том, что “приложение стараний” или “риск” не имеют никакого значения и не приносят пользы. “Внутренние” поддержки и решения являются чрезвычайно важной частью поля опыта - однако, они не составляют целостного поля. И насмешливая популярная фраза о “новогодних решениях” показывает, что они не являются оптимальным рецептом и прогнозом для изменений. Для осуществления и поддержания важных и стойких изменений, нам требуется поддержка всего поля, внешнего/социального и внутреннего/личного. Для понимания, что имеется в виду, ознакомьтесь с некоторыми ответами на заданный вопрос, в которых участники представляют себе изменение или добавление новых внешних поддержек в ситуации, когда они переживали исходную проблему. (Как всегда, читателю предлагается добавить свои переживания, изложив их на оставленном для этой цели месте):

Джейк (высокая успеваемость, умение разбираться в людях; в настоящее время добивается значительных успехов в жизни, но все же находит трудным для себя занять определенное положение; воспринимается другими как отчужденный или высокомерный; одинокий): Что бы мне помогло тогда? Не думаю, что мне хотелось бы стать менее чувствительным — сейчас, во всяком случае этого не хочется. Думаю, неплохо, если бы родители оказались более доступными, способными увидеть, что со мной происходило. А не они, так кто-то другой. Если бы хоть кто-нибудь хорошо знал меня, я бы чувствовал себя менее одиноким, так страшно потерять всех. И мне, наверное, было бы легче больше заниматься самим собой вместо того, чтобы постоянно разбираться в окружающих. И не было бы такой необходимости проявлять ум и находчивость, постоянно быть на высоте — я прекрасно понимаю, что иногда это удерживает людей на расстоянии. Дело даже не в самом стремлении “быть на высоте” — а в том, что я в нем застрял, до сих пор не могу от него отказаться и расслабиться (длинная пауза)... вот так. А знаете, что могло тогда все изменить? Если бы кто-то просто сказал мне, Джейк, я вижу, что ты переживаешь, и хочу, чтобы ты знал, чувствительность, которая сейчас кажется тебе проклятьем, когда-нибудь станет твоим самым важным преимуществом, гораздо большим, чем мозги, которыми ты так гордишься. Только и всего. Чтобы просто случился кто-нибудь, кто меня видел, кто знал. И я не был бы столь одиноким тогда и таким замкнутым сегодня.

Элеонора (хорошая преподавательница, докладчица, музыкант; не может писать свои труды): Я полагаю, все дело в том, что я не уверена в своем голосе. Люди думают, что я хорошая преподавательница, и это правда, если студенты сидят передо мной, и я вижу их реакцию — тогда все хорошо. Но как только я остаюсь наедине с собой, все мои старые страхи возвращаются — никому это не интересно, я говорю глупости — просто ужас. Музыка помогла мне преодолеть трудности, мне очень нравилось выступать на сцене. Но мне нужно было еще кое-что. Я нуждалась тогда, чтобы кто-нибудь меня по-настоящему выслушал, сказал, что во мне нет серьезных недостатков, что я достаточно умна, и мои чувства являются нормальными — а главное, что мои слова имеют значение. Бабушка так и делала — она тоже слишком много говорила, мы были очень похожи. С ней я чувствовала, что меня понимают, но слишком рано потеряла ее. Вот в чем я нуждалась - в бабушке, в том, чтобы она оставалась со мной подольше. Я искренне считаю, что это все изменило бы - ну, во всяком случае, многое бы изменилось. Теперь мой муж и студенты стараются поддержать меня, но это совсем не одно и то же. Это мне нужно было именно тогда. Я не чувствовала бы сейчас такого одиночества, сидя перед чистым листом бумаги, на котором намереваюсь писать. В эти мгновения меня одолевает тревога, паника и я не могу с ними справиться.

Барбара (занимается консультированием, окружена друзьями; но боится близости, чувствует психологическое истощение): Мне вовсе не хочется перестать быть такой, как я есть. Я не хотела бы стать черствой и безразличной, как некоторые. Но иногда у меня возникает сгорание, и от него пользы нет никому. Еще я не умею твердо отстаивать свою точку зрения, даже когда она бывает полезной для других, — например, для детей. Если бы моя мать была другой — или отец, теперь я это понимаю. Я всегда вроде обвиняла ее или себя, но он тоже во всем был замешан, теперь я это хорошо вижу. Думаю, что тогда я не боялась бы до такой степени. Никого бы не боялась. Я получала столько поглаживаний за то, что была такой хорошей и доброй, это было чудесно, — мне нравится быть хорошей и доброй. Но никто и никогда не заглянул внутрь меня и не сказал: ты теряешь себя, иногда необходимо проявлять твердость, и это вовсе не означает быть жестокой. Вот в чем я нуждалась, — чтобы кто-нибудь это сказал. Кто угодно, не обязательно мама - она все равно не смогла бы этого сделать. И тогда справилась бы со всем остальным — со своими родителями и всем прочим — я ведь и так справилась, что ни говори. Но мне пришлось заплатить за это, я понимаю...

Рикардо (художник; до сих пор боится мужчин, боится отстаивать себя, занять определенное положение): Конечно, основная проблема состояла не во мне, а в отце. Когда на свет появился брат, именно он стал тем сыном, для которого предназначался папа. Это не их вина — они просто были созданы друг для друга, такими уж родились. Понимаете, брат — настоящий мальчишка, увлекался спортом, вечно ходил с перевязанными коленями, участвовал в каких-то драках. Единственные драки, в которых участвовал я — это те, в которых били меня, и я, по большей части, старался поскорее убраться подобру-поздорову — это расстраивало отца, он хотел, чтобы я был смелее и крепче. Правду сказать, ситуация с братом меня вполне устраивала — ко мне предъявлялось меньше требований. Папу я любил, думаю, и тогда понимал, что он не в состоянии изменить свой характер. Если подумать, что могло бы помочь мне тогда? Просто знать хоть одного мужчину на свете похожего на меня, который мог понять меня. Ему совершенно не обязательно было быть геем, об этом я тогда не думал. Он мог быть художником, кем угодно. Позже, в средних классах школы у нас был такой учитель музыки. Сам я музыкой не занимался, и наши дороги почти не пересекались. Но я чувствовал, что он мог меня понять. В старших классах у нас вообще не было ни одного учителя, - мужчины — а если бы и был, наверное, это уже не помогло бы. Я общался только с женщинами и знал, что в этом есть нечто неправильное. Женщины мне нравятся, — но я до сих пор ощущаю, что со мной что-то не в порядке, когда бываю с мужчинами. Не важно с какими - с любыми.

На данном этапе в ответах участников может показаться странным, что нередко они говорят о своем детстве, казалось, совсем не то, что стоило логически ожидать. Несмотря на представившиеся богатые возможности, они не высказывают пожеланий о том, что может показаться самым простым и радикальным способом решения проблемы, по крайней мере, в воображении (например, о совсем других родителях, идеальной семье и положении в обществе, совершенно других способностях и присущих талантах, и т.п.). Не то, чтобы подобные мысли не появлялись совсем. Кэйти, вспоминая о принадлежности своей семьи к рабочему классу, высказывала пожелание об ином окружении, в котором образы девушек и женщин “не были бы такими жесткими”. Сэм признался, что порой его занимал вопрос, как сложилась его жизнь без нарушения, которым он страдал; но, задав вопрос, он не смог этого представить и двинулся в рассуждениях дальше. Барбара сожалела, что ее родители не сумели тогда разобраться со своими проблемами, а только пару десятилетий спустя, Джейн полушутя пожелала себе “феи-крестной, которая дотронулась бы до меня волшебной палочкой и полностью все изменила”. Но, однажды высказав эти мысли или желания, люди надолго не задерживаются на них, и быстро переходят к другим образам, иным воображаемым изменениям, менее коренным и радикальным. (Исключения составляют случаи экстремального насилия, болезни или тяжелой потери).

Одной из причин мимолетности, конечно, может являться сильная боль, которую вызывают подобные мысли, по крайней мере, длительные размышления. “Не так-то легко желать себе совершенно других родителей”, — заметил один участник. “Нельзя смотреть на вещи таким образом, это совершенно бесполезно, и кроме того портит настроение,” - отозвалась другая. В то же время большинство участников наших групп относятся к людям, которых мы называем “хорошо функционирующими”, по крайней мере, в важных областях своей жизни. Возможно, их жизнь в целом, какой они ее знают, в настоящем содержит достаточно важных источников удовлетворения и достоинства (тесно связанных с идеей связанности в поле), и у них нет необходимости прибегать к фантазиям о полных переменах — или, во всяком случае, их ничто не вынуждает к этим действиям, и если они погружаются в подобные фантазии, то способны легко выйти из них.

Если дело обстоит таким образом, то причина может скрываться не в “защите” от болезненных чувств, а зависеть, в частности, от природы процессов внимания и самоорганизации, обсуждавшихся в главе 2 и упоминавшихся в других главах. Не будем забывать, что self-процесс функционирует как “повторяющееся целое” — сканирование/ фокусирование/интерпретирование/оценка/чувство/ действие — и что в эволюционно-психологическом смысле задача состоит в прогнозирующем понимании, позволяющем справляться с окружающим и разрешать проблемы. Рассматривая вопрос в таком свете, можно сказать, что мы просто “не приспособлены” вкладывать много энергии и внимания в вещи, которые представляются безнадежными и невообразимыми. В самом деле, если человек тратит значительную часть своей жизненной энергии и внимания на “несбыточные фантазии” и “навязчивые сожаления”, мы склонны думать, что это состояние представляет собой проблему, возможно, “синдром Уолтера Митти” (названный в честь персонажа Джеймса Тербера) (Уолтер Митти – герой рассказа и фильма американского писателя-юмориста Джеймса Тербера, который был одержим фантазиями прославиться, и поэтому не совершал никаких действий в обычной жизни, оставаясь заядлым мечтателем. – Прим.ред.), нарушение или дисфункцию жизненного self-процесса. Природа нашего self неотделима от идеи мобилизации к действию в поле. Там, где во внешнем поле действие представляется слишком безнадежным, энергия покидает его — возникает конкретное представление о чувстве “подавленности” или “опустившихся рук”. В нем иными словами повторяется высказанная ранее мысль о поддержке: без ожидаемой реакции во внешнем поле идея действия “теряет энергию”; внимание направляется на что-то другое. И опять, энергия “вдохновения” или “подъема” (в противоположность “опусканию” и “подавленности”) всегда связана с успешным установлением связи (или хотя бы его попыткой) с полем вокруг нас.

Помимо всего сказанного еще одна, более серьезная причина отсутствия желания совершенно иной жизни может состоять в высказывании Сэма, на которое отозвались и другие участники: он “просто не узнал бы себя” без тех трудностей, с которыми пришлось столкнуться и адаптивных решений, которые ему удалось создать. Этот вывод также следует из разрабатываемого представления об активном, конструктивном self. В соответствии с нашими взглядами мы не просто живем “в” поле, а скорее состоим из этого поля. Его условия в раннем детстве представляют собой не просто сцену для развития нашего детского self: они составляют его интегрированную часть. Если “внутреннее self” не является некой заданной субстанцией или заранее известной сущностью и конструируется из активности самого жизненного self-процесса, текущих «интеграций поля» или субъективного опыта, то имеет смысл полагать, что мы знаем, кто мы, что чувствуем и как переживаем самих себя внутри, через поле, трудные задачи, в условиях которых жили, а также адаптивные и творческие решения, которые активно создали или нашли. В реальном смысле мы сами являемся этим полем: пожелать ему полностью исчезнуть означает захотеть не быть собой — конечно, подобное желание может возникнуть, но является экстремальным и, вероятно, возникает лишь в моменты отчаяния и глубокого упадка духа (в буквальном смысле “обескураженности”, отсутствия притока положительной энергии из внешнего поля). Наше адаптивное творчество представляет собой нечто большее, чем просто компенсацию “защитных механизмов”. Они, скорее, являются деятельностью self, реализацией нашей природы. Чем труднее далось решение, тем с большей вероятностью мы будем чувствовать его своим, ощущать, что оно определяет нас перед собой и другими (как мы убедились, со смешанными результатами).