Гордон Уилер «За пределами индивидуализма (поддержка, стыд и близость: Self в развитии)» Часть 1-ая

С любезного разрешения Александра Моховикова публикуем 5-ую главу книги Гордона Уилера «За пределами индивидуализма». Несколько слов о том, как я ее читал. Это было два года назад. Я тогда приболел. Было много свободного времени. Александр только сделал черновик, и я читал еще гранки с экрана монитора. К этому времени все доступное на русском языке по теории гештальт-терапии было прочитано. И я стал замечать повторяемость, недостаток философского обоснования теории селф, отсутствие в теории гештальт-терапии собственно гештальт-психологии, и, простите, - некоторый популизм. Мою жажду по академизму с лихвой восполнил Гордон Уилер. Я рад наконец-то поделиться с Вами "новым гештальтом". Гештальтом 21-го века.

Поддержка, стыд и близость: Self в развитии

В частях I и II этой книги мы исследовали и разрабатывали новый взгляд на self и его опыт, радикально отличающийся от модели предсуществующего, изолированного и. в конечном счете, пассивного «я», принадлежащей к унаследованной нами парадигме индивидуализма. Исходя из новой точки зрения, мы понимаем self как активный процесс осмысленной интеграции поля - придания смысла опыту как основанию для действия - с циклически повторяющейся или постоянно чередующейся последовательностью сканирования с помощью восприятия - оценки - интерпретирования - интеграции - действия, непрерывно осуществляющейся в процессе жизни и разрешения поля опыта. Эти процессуальные виды деятельности являются не отдельными во времени стадиями, а динамическими элементами единого процесса, опытного по своей природе, в ходе которого каждая его часть получает информацию от всех других и направляется ими, а также структурирующим воздействием восприятий/убеждений, чувств/ценностей и обратной связью с окружающей средой. Единое действие или стратегия, являющаяся результатом этого холистического процесса, представляет собой то, что мы назвали “творческим приспособлением” или “контактом” - решением тех вопросов, с которыми человек столкнулся в настоящий момент, и его использованием в качестве основания или научающего опыта в будущем или текущем контакте. Временами эти творческие акты могут даже приводить к созданию целого нового стиля приспособления или контакта, совершенно по-новому интегрирующего, насколько это для нас оказывается возможным (в количественном и качественном отношении), как “внутренний мир” желаний, убеждений, воспоминаний и страхов - так и “внешний мир” воспринятых ресурсов, проблем, риска, выгод и других, субъективных self не следует упускать из виду, что ключевое слово “воспринятых” подразумевает, что упомянутое различие между “внутренним” и “внешним” представляет собой текучую границу опыта, а не неподвижную отметку двух жестко разграниченных “мест” в его поле).

Эти формы приспособления, первоначально всегда служащие целям выживания и роста, затем могут открыть путь для нового опыта и научения - или же стать жесткими и ограничивающими в одной или многих областях жизни, заставляя нас повторять основанные на старых непроверенных предположениях и мнениях стереотипные действия и самоисполняющиеся пророчеств, которые теперь переносятся на новые ситуации. Подобное повторяющееся самоограничение может вскоре стать самоподкрепляющим как любая модель фобии, в которой избегание вызывающей страх ситуации с очевидностью подтверждает наличие предполагаемой опасности, укрепляя и подтверждая достоверность старых убеждений и проекций, на которых основаны страхи, и исключая другие возможные ресурсы и новые стратегии, доступные в актуальном поле. В реальном смысле любая психотерапия независимо от школы или подхода сводится к одному: деконструкции старых интегрированных целостностей чувств/действий/убеждений/восприятия для получения нового опыта и осуществления новых экспериментальных действий. Временами деконструкция может казаться весьма угрожающей. Особенно, если мы научились старым стилям и действиям еще в детстве в условиях беспомощности и недостаточной поддержки. Они могут быть организованы и тесно связаны с нашей жизнью и глубоко внедрены в привычный self-процесс, и потому оказаться достаточно устойчивыми к изменениям.

В некоторых случаях главы 3 мы видели начало формирования этих повторяющихся петель обратной связи и фиксированных моделей по мере того, как вокруг определенных комплементарно проективных интерпретаций, будто специально предназначенных повторять (и подтверждать) старые убеждения и страхи, возникали (при чем без сознательного “выбора” со стороны участников) вполне определенные паттерны взаимодействия в диаде или “системы”, приводившие к новым версиям старых сценариев и порочным кругам. В главе 4 мы вновь слышали, как другие люди (а, может, и мы сами) упоминали о трудностях преодоления рамок старых решений и фиксированных стилей, которые без критики применяются к новым ситуациям, не давая возможности увидеть потенциал для нового контакта и роста. Чем более сложными, лишенными поддержки и, возможно, травмирующими были условия далекого и зависимого детства, в которых создавались старые стили и решения, тем сильнее мы будем цепляться и полагаться на них в настоящем, подпитываясь проективными интерпретациями и избегая всего, что им противоречит - иными словами, и в настоящем они постоянно подкрепляются интегративным действием конструктивного self-процесса и нашей природы.

Таким образом, казалось бы, мы совершенно не способны измениться - во всяком случае, в областях, которые в прошлом были для нас сложными или травмирующими, и где создан мощный приспособительный механизм, на который мы опирались для обеспечения себе благополучия и, возможно, выживания. Однако, хорошо известно, что, тем не менее, мы растем и изменяемся. Иногда даже совершаем “прорыв” - устанавливаем новый контакт и проводим такой поведенческий эксперимент, которые выводят нас за рамки старой интерпретации поля и формируют новую целостную самоорганизующуюся модель, иными словами - новое self. И если на то пошло, то и старая, нынче ставшая негибкой его модель когда-то сама была таким “прорывом”, новым контактом и творческим решением старой жизненной проблемы.

Каким образом это происходит? И как сегодня мы можем “переделать” ее в пользу нового решения и новой организации self? Что входит в новые, важные, творческие, жизненные конструкции; каковы их компоненты, как мы обнаруживаем и складываем их по-новому? И, с другой стороны, что их подавляет и ограничивает - почему нам не удается сконструировать “более лучшее” решение по сравнению с тем, к которому мы пришли? А когда self-процесс глубоко укоренившимся и привычным способом оказывается подавленным и ограниченным, что требуется для его нового открытия, раскрытия себя и новых возможностей в поле? Что нужно сделать для исправления раненного self в терапии, нашей личной жизни и во взаимоотношениях?

Эти вопросы в настоящем разделе книги приводят к знакомой по жизни триаде – темам поддержки, стыда и близости - каждая из которых будет рассмотрена, исходя из новой позиции в свете нового, разрабатываемого нами подхода к self-процессу и его опыту. Более того, каждое их этих понятий, заряженное энергией и сложностью, здесь будет представлено в динамических взаимоотношениях с другими. Стыд, который в новой модели оказывается противоположностью поддержке поля, подавляет близость; поддержка является условием способствующим близости, которая, в свою очередь, представляет собой определенный вид поддержки, необходимый для полного развития self; кроме того, близость исправляет вред, причиненный стыдом, и восстанавливает self. Чтобы убедиться в справедливости этих представлений, обратимся к главе 5, посвященной поддержке, которая на новом парадигматическом фоне, как мы увидим, приобретает новые смыслы.