22 Января 1945 года он официально обратился к генеральному консулу Швейцарии в Штутгарте:

Имею честь просить въездную визу в Швейцарию для себя и своей жены. В настоящее время — беженец в Зигмарингене, доктор медицины Парижского факультета и инвалид войны (75-процентная потеря трудоспособности) — Литературное имя — Л.-Ф. Селин. Может быть, оно вам известно и объясняет, почему я должен был покинуть Францию, где сейчас почти наверняка был бы приговорен к смерти. Я не намерен продлевать свое пребывание в Швейцарии сверх срока, который потребуется для политического уcпокоения, — к примеру, более одного года. Я имею с собой золотые монеты и драгоценности примерно на 12 тысяч швейцарских франков. Кроме того, после моего приезда в Швейцарию мне было бы нетрудно добиться из Испании втрое большей суммы от друзей, которым я доверил значительные суммы в золоте.

Ответа на свое письмо он не получил. В те военные годы великодушие, чувство гостеприимства и готовность предоставить политическое убежище отнюдь не отличали федеральные власти Гельвеции. Сколько евреев и противников нацистского режима, скрытно проникших в Швейцарию, были выдворены на германскую границу и, следовательно, обречены на смерть? Но и у Селина, принадлежавшего к противоположному лагерю, не было ни малейшего шанса. Хотя он все же попытал счастья. Люсетт рассказывает, как вместе с Селином и Бебером они тренировались, совершая долгие походы по глубокому снегу, чтобы однажды — кто знает? — перейти швейцарскую границу. Гостиница “Львы” находилась менее чем в ста метрах от станции. Иногда они бродили вдоль путей, следя за отправлением поездов в Швейцарию — в надежде на случай, а вдруг удастся вскочить на подножку. Мысль о бегстве стала для Селина наваждением. Однажды им почти что повезло. Поезд трогался. Они успели подняться на ступеньки. Но в последнее мгновение их заметили немецкие часовые и стали грозить. Пришлось спрыгнуть.

В городе атмосфера становилась все более удушающей и гротескно-абсурдной. 20 января Эптинг устроил новое собрание французской интеллигенции. Затем последовал ужин, в котором участвовали многочисленные представители военных и административных властей. В меню одно-единственное рыбное блюдо и достойное количество бутылок с красным вином.

Селин, не выпивший ни капли вина, принялся проводить параллель между участью “бошей”, которые умудрились проиграть войну и которые тем не менее смогут вскоре разойтись по домам как честные граждане и честные солдаты, с чистой совестью — они ни перед кем не должны отчитываться, они выполнили свой патриотический долг, — и судьбой французских “коллабо”, терявших в этой игре в дурака все — и достояние, и честь, и жизнь. Так вот, он, Селин, больше не хочет молчать, он должен сказать, что ему всегда был ненавистен немецкий мундир и что он никогда не был настолько туп, чтобы не понять: под таким знаком коллаборационизм превратится в жуткое проклятие. Высокие военные чины сочли селиновскую выходку превосходной шуткой, она их очень развеселила, и, когда Фердинанд ушел спать, сожалели о том, что он их покинул.

Вот уже неделя, как Дрезден превратился в груду дымящихся развалин. Красная Армия наступала. Американская армия наступала. И Селина по-прежнему мучительным наваждением преследовал вопрос: как бежать? Раз нельзя в Швейцарию, надо добраться до Италии, до аэродрома Мерано и оттуда лететь в Испанию... Почему бы и нет? Но как? Для Дании требовалась виза. Селин просил о содействии Эптинга, но тот ничего не мог сделать. 15 февраля Селину нанес визит лейтенант Геллер. Ранее в Париже он руководил немецкой цензурой. Теперь его обвиняли в пораженчестве, и он тоже ничем не мог посодействовать писателю. Тогда Селин подумал о бывшем начальнике немецкой разведслужбы в Западной Европе Германе Биклере, с которым иногда встречался в Париже в его кабинете на авеню Фош. К тому времени Биклер перебрался в Шварцвальд. В конце февраля Биклер приехал в Зигмаринген повидать писателя. По свидетельству Люсетт Детуш, он сказал следующее: “Уезжайте как можно быстрее, Германия на краю гибели, попробуйте добраться до Дании, не знаю, помогут ли вам ваши бумаги, поезда почти не ходят, границы закрыты. Но хотя бы попытайтесь”.

Биклер сделал все необходимое, чтобы они получили визы, аусвайсы, разрешения и т. д. Он написал дипломатическому представителю Германии в еще оккупированной Дании, чтобы облегчить Селину, Люсетт и Беберу въезд в страну. У Бёмельбурга он добился, чтобы их паспорта, срок действия которых истек еще в декабре, были продлены и чтобы тот достал им документы, необходимые для проезда по Германии... Удостоверение было также выдано бывшему солдату Легиона французских добровольцев Жерминалю Шамуену, которого по состоянию здоровья комиссовали с Восточного фронта; он укрывался в Зигмарингене и помогал Селину в качестве санитара. Вроде бы этот Шамуен слыл удивительно пробивным малым. Ему не было равных в искусстве добывать лекарства, продукты питания и собирать последние городские сплетни в этой, по словам Алена Лобро, “состоящей из кучки болтунов общине”.