Глава 3. Утопическая онтология Блоха - попытка создания

НОВОЙ метафизики

Характеристика глубинных оснований человеческого существования —

это онтология Еще-Не-Бытия. Язык Блоха здесь становится особенно метафоричным

и динамичным, отражающим динамику самого бытия. Поэтому и

саму онтологическую концепцию Блоха, на наш взгляд, можно было бы назвать

«динамической онтологией».

3.1. Категории «динамической онтологии»

А) Категория «Не». Синонимом голода, наиболее важного инстинкта-

побуждения, является Не (Nicht). Не — это нехватка чего-либо и бегство из

этой нехватки. Не — это побуждение к тому, что отсутствует. Посредством

Не отражается весь комплекс побуждений живого существа: мнение, интен-

дирование, тоска, желание, инстинкт, потребность, воля, дневная мечта. Любое

Нечто начинается с Не. В этом смысле можно говорить об универсальности

и непрерывности Не.

Однако такое Не является достаточно неопределенным. Про него

можно сказать, что его главная функция состоит в побуждении, что оно является

некоей «движущей силой» и в этом своем качестве не может рассматриваться

как категория негативная. Конечно, выступая как форма утопически-

диалектического, продвигающего и продвигающегося вперед отрицания, такое

Не отрицает всякий покой, статичность и завершенность. Но это, согласно

Блоху, есть некое позитивное полагание, поскольку в его движении выявляется

то, что было заложено, развивалось и подразумевалось в предметах

этого отрицания. Свою неопределенность Не уменьшает, будучи обращенным

на какие-либо конкретные предметы и события. Такое Не, во-первых,

142

всегда связано со Здесь некоего Нечто, поэтому оно не задерживается у себя,

а становится более конкретным и активно-побудительным. Поэтому оно есть

одновременно //е-Здесь. Это «неуспокоенное отрицание», недовольство

Ставшим.

Во-вторых, Блох переходит на новую ступень анализа и говорит о Не

как о «Яе-Имении». Переформулирование проблемы голода в проблему Не-

Имения позволяет Блоху перейти к обсуждению онтологических аспектов

своей теории. Из //^-Имения как беспокойства выводятся все характеристики

Бытия. Яе-Имение не есть статичный феномен, это непрерывное движение.

Таким образом. Не вводится как атрибут нетождественности предмета

и ситуации самим себе.

[Идеал – это предел мечтаний. Этот предел субъективен (переживается человеком), но и объективен (дл известной степени социально и историчеки обусловлен). «Идеал успеха». Но тогда проблема, в чем новизна моего «проекта»?]

[Идеал – это ценность, но особая, недостижимая, и приближаться к ней можно с трудом, поэтому хотя деятельность и сообразуется с идеалом, велик соблазн разрешить противоречие в иллюзорно-компенсаторном ключе: для психического комформа, гармонизации внутреннего разлада, коллизии идеального и действительного сделать образ более зримым, развернутым, написать утопию, или, в случае личностного идеала, изобрести себе идеализированную идентичность (быть и казаться, бухгалтер Промокашкин). Идеал можно и «променять на чечевичную похлебку». Можно существовать и без идеала (прагматизм). Идел – ценность, поскольку он «значит», т.е. существует как ценность. Он является телеологическим регулятором деятельности, а не формальным («как»). Но он существует по особому. Идеал – это ценность, которая существует как образ желаемого совершенства. Это не просто мечта. Идеал так или иначе проявляет себя в деятельности, но эта деятельность может ограничиваться созданием утопий, т.е. компенсаторикой. Так происходит тогда, когда человек либо не располагает средствами (хочется, да колется) достижения идеала, либо испытывает пессимизм по поводу средств. Религиозно-мизантропическая критика, в той мере в какой она отчуждает от человека его сущность, неизбежно испытывает пессимизм средств (антропологический пессимизм: человек неспособен быть субъектом воплощения идеала)]

Б) Категории Ничто и Всё. Поскольку Не — это начало любого движения

к чему-либо, то может ли оно взорвать или уничтожить предмет? Не, по

Блоху, связано как со Всем (Alles), так и с Ничто (Nichts). В любом процессе

есть возможность как срыва, ведущего к Ничто, так и «удавшести», ведущей

к Все. Соответственно по-разному должны формулироваться и связи Не с

Ничто и Все. Соединение Не с Все есть цель, которая заставляет сказать: люди,

как и весь мир, находятся еще в предыстории, в эмиграции. Такая цель

еще должна быть достигнута.

Напротив, соединение Не и Еще-Не с Ничто не является целью, это одна

из целей использования в процессе диалектического отрицания. Поэтому

можно говорить и о диалектическом использовании Ничто в смысле уничтожения

неадекватного наличного бытия посредством его имманентного взрывания.

Блох прямо повторяет Маркса, когда, пытаясь охарактеризовать диалектику

Ничто, говорит о том, что все еще неудавшееся существующее несет

в себе зародыш своего исчезновения.

Однако факт диалектического использования не должен заслонять

принципиальную разницу между Не и Ничто. Согласно Блоху, хотя Ничто и

может быть союзником в преодолении бытийной статики, все же Не и Ничто

должны быть разведены как можно дальше друг от друга.

Когда речь идет о противопоставлении Все и Ничто, то Блох говорит

об абсолютном Ничто, подразумевая под этим срыв, уничтожение утопии.

Однако, в конечном счете, речь идет о моменте любого процесса как

возможном срыве, уничтожении. Но это лишь момент в процессе реализации,

выявления утопического содержания мира"*. Согласно Блоху, мир в целом

есть эксперимент («Experimentum mundi»). В нем постоянно присутствует

риск, неизвестность, и любой исторический процесс, любая попытка осуществления

тех или иных мечтаний, надежд, утопий ведет или к Ничто или к

Все. Исход такой борьбы предсказать трудно.

Но что же представляет собой это Beel. Все — это абсолютное Все, полное

осуществление утопии, совпадение Бытия и Утопии. Традиционно триумф

Ничто мыслился мифологически как ад, а триумф «Всего» — как небо.

Однако, по мнению Блоха, в действительности Все является ничем иным, как

«тождеством пришедших к самим себе людей с удавшимся для них миром»^.

В истории же философии — от Парменида до Спинозы — Все подменялось

Вселенной или Универсумом. Вселенная выступала сначала как астрально-

мифический, затем как пантеистический, затем как механистический заменитель

«Всего». Оно выглядело как Целое движения, которое не движется, как

гармония ставшести, где уже нет становления.

Все, выступая как онтологическая противоположность Ничто, вместе с

тем последнее включает в себя. Новая земля, новое небо, даже логика апокалипсиса

предполагают диалектическое переворачивание Ничто: «...каждый

адвент содержит в себе нигилизм как использованно-побежденный»^. Уничтожение,

срыв — это постоянные спутники процесса-эксперимента, «постоянный

гроб рядом с каждой надеждой»^, но в то же время и средство сокрушения

статики. Что же касается позитивных характеристик Всего, то у него

много различных сторон. Эта «радикально-утопическая категория спасения

» характеризуется как удавшееся тождество субъекта с самим собой и сприродой, Высшее Благо, Гуманное (Ншпапит), простота, ядро, окончательный

Новум, «конечное единство самого позднего Что-содержания с самой

изначальной Чтобь/-интенсивностью мирового Бытия», оп1о8 оп - полнота

бытия, Бытие-с-Основой и т.д.^ Еще одно определение — Все как Родина,

как место возможной встречи индивида и общества с самим собой, ответ

на гештальт неконструируемого вопроса (речь о котором шла выше), это

Дом, это тождество с самим собой. Но такое отождествление не является покоящимся,

чем-то таким, что может быть достигнуто раз и навсегда. Оно постоянно

находится в движении. Тождество индивида и мира должно быть

достигнуто в некоем стремлении.

В) Категория Еще-Не. Не, которое находится в процессе, — это всегда

Еще-Не: «Еще-Не — это действительно вспыхнувшее, открытое миру начало

всего, что образуется и образовано»^. Еще-Не — это универсальная характеристика

мира, действующая применительно и к человеку, и к материи, это

категория и гносеологии, и онтологии. Тогда становится ясно, что понятие «нехватки»(Мап§е1), «не-достатка», о котором шла речь выше, относится не

только к сфере человеческой экзистенции, но и ко всему бытию. «Нехватка»

как Еще-Не переносится и на материю, вследствие чего становится универсальной

антропологической и онтологической категорией.

[идеалы Свободы, Равенства, Справедливости и проч. – их содержание исторически изменчиво, но формы – постоянны, т.к. они являются наиболее общими]

Вышесказанное изложено традиционным философским языком, но если

излагать собственные характеристики Еще-Не в текстах Блоха, то следует

указать на два определения. Если мир — это процесс, то Еще-Не является в

нем движущим, побуждающим началом. Утопией, «Истоком», «Основой»,

«Чтобы». «Чтобы»-фактор у Блоха — это то, благодаря чему появляется некое

нечто, появляется мир. Это толчок, загадка. Побуждающее, это интенсивный

Исток, это Поднимающееся. «Чтобы» мира и истории должно найти

свое воплощение в утопическом «Что». Это совпадение «Чтобы» существования

и «Что» сущности и есть искомое «Всё», о котором шла речь.

Однако в истории нет такого совпадения и отождествления. Существующую

и существовавшую ситуацию Блох обозначает краткой, но очень емкой формулой:

5 еще не Р, субъект еще не предикат. Субъект еще не нашел, не соз-дал своих предикатов или, другими словами, существз^щ^ие предикаты еще

не являются адекватными для данного субъекта.

Но если субъект все еще не стал предикатом и это только некая возможность,

которая может осуществиться, а может, и не осуществиться; то

смысл деятельности субъекта изменяется. Он оказывается возможен как некая

конечная цель {Все, удавшееся бытие и т.д.), по отношению к которой

получают интерпретацию все происходящие события. Блох говорит о необходимости

полагания и сознавания Целостности, Всеохватывающего, то

есть, по сути, о целостности мира и о целостном смысле мира. Так понятие

смысла связывается с понятием тотальности.

Конечная цель включает в себя направление движения («Куда»,

«Wohin») и «сверлящий» вопрос «Для чего?» («Wozu?»). Смысл получает

как бы два измерения. С одной стороны, он уже постулирован морально-

антропологически: «...Смыслом человеческой истории, заложенным уже в

самом начале, является создание царства свободы» Подчеркнем при этом,

что понятие смысла не ограничивается только историей, а распространяется

и на природу, на космос. С другой стороны, смысл появляется и развивается

в деятельности индивидов, он должен расширяться, углубляться, конкретизироваться,

обогащаться и потому становится антистатичным, не жестко определенным

изначально феноменом.

3.2. Характеристики Еще-Не-Бытия как новой онтологической модели

Однако все-таки главное не в этом. Блох полагает, что утопическое

предвосхищение в любых формах, даже в виде воздушных замков, в рамках

такого подхода нигде не является Яе-Бытием: «Мечта, устремленная вперед,

настолько часто встречается на каждом шагу, в юности, поворотах времени,

продуктивности, что представляет собой их Впереди-Себя-Бытие. Это не образование

облаков на небе, куда переносит и затуманивает себя земное сущее,

а земная Латенция, в которой бродит Еще-Не-Сущее»^°. Можно говорить

о своего рода «утопической реальности», которая отличается по своему

качеству от других видов реальности. Она не больше и не меньше действительности,

но по своему качеству она является открытой, бродящей, незаконченной

и — еще не реальна для самой себя.

Блох приходит к парадоксу описания: если бы эта утопическая реальность

была реализована, она была бы максимумом действительности. Однако

она, в силу своего особого качества, не является даже минимумом. Выход

Блох видит в том, чтобы ввести специальные понятие для обозначения этого

качества: субсистенция (8иЬ8181еп2, самостоятельное бытие), в отличие от экзистенции,

— это материя, открытая вперед, в-возможности-сущее. В более

практическом плане можно говорить о так называемых «индексах уровня

бытия»^'. Однако, в конечном счете. Блох снова подчеркивает: утопическая

реальность, Еще-Не-Быше «включает более сильную реальность, чем большинство

до сих пор имевшихся»^^.

[оптимизм в случае чисто литературных утопий тоже есть в том смысле, что там хотя бы гармоничное, непротиворечивое описывается как в принципе возможное, лежащего в сфере возможного, хоть у нас и нет средств достижения идеала. Таким образом, даже оптимизма средств может не быть? Оптимизм средств есть в утопических проектах]

Б) Еще-Не-Бытие как мечта, или Миф о троянской и египетской Елене.

Если бытие всегда является бытием в возможности, тогда меняется как понимание самой реальности, так и тех феноменов сознания, которые связаны с

воплош;ением этой возможности — мечты, идеала, надежды. Для Блоха интересной и эвристически перспективной является следующая проблема: идеал

(или идол) может оказаться и часто является для мечтающего и надеющегося

индивида более живым и реальным, чем его осуществление, которое, в

свою очередь, может казаться неким фантомом.

Согласно Блоху, египетская Елена осталась чистой, верной, не знающей

ничего о Парисе. Это Елена без Троянской войны, не кокетка и не идол всех

битв, не цена победы. Столь быстрая смена образа супруги действует на Ме-

нелая угнетающе, он не может поверить в это. Блох цитирует Еврипида, в

пьесе которого Менелай восклицает: «Тяжести перенесенных страданий я

доверяю больше, чем тебе!». Менелай поворачивается и собирается уйти, но

в это время с корабля приходит гонец, который сообщает, что на корабле та,

кто называл себя Еленой, исчезла в столбе огня. После этого уже нельзя сомневаться

в иллюзорности существования греческой Елены и подлинности

существования египетской. Согласно Еврипиду, Менелай может быть доволен,

он возвращается домой с настоящей, а не с иллюзорной Еленой. В Спарте

воцаряется спокойствие. Здесь кончается пересказ классического сюжета

и начинается собственная интерпретация Блоха. На самом деле, считает он,

троянская Елена или Елена-мечта имеет преимущество перед египетской

Еленой. Десять лет она воплощала мечту и сама была таким образом мечты,

пусть и иллюзорным. Но как раз поэтому более позднее исполнение желания

— нахождение реальной жены — выглядит несколько тяжеловатым и несовершенным.

Египетская Елена не участвовала в походах и приключениях —