Глава 2. Ожидание осуществления социального идеала

и массовое сознание

2.1. Неспециализированное осмысление истории

и его место в структуре общественного сознания

Подытоживая вышеприведенные

рассуждения о специфике массового

сознания, можно дать следующее рабочее определение данного понятия. В на

стоящей работе под массовым сознанием понимается тип обществеьшого соз

нания, противоположный сознанию специализированному, объединяющий яв

ления сознания, типичные для широких слоев общества, гносеологически мно

гомерный, но не включаюпщй в себя сложные явления теоретического уровня

(как, впрочем, и наиболее «высоких», специализированных явлений эстетиче

ского, религиозного характера и т. п.).

Таким образом, использование понятия «массовое сознание» позволяет от

граничить осмысление истории широкими слоями населения, профессионально

этим не занимающимися, от профессионального, теоретизированного варианта

данного осмысления, являющегося достоянием немногих.

Говоря о неспециализированном осмыслеьпги социального бытия, пред

ставляется целесообразным упомянуть о ряде категорий, которые объединяет

наличие в составе их названий слова «сознание»: «историческое сознание»,

«мифологическое сознание», «революционное сознание», «религиозное созна-

ьше», «утопическое сознание», «эсхатологическое сознание» и т. д. При том,

что зачастую эти категории являются совершенно разнопорядковыми, их, по

мимо слова «сознание», объединяет сообщаемая этим элементом названия се

мантика гносеологической многомерности. Так, особенно близкая теме на

стоящей работы категория утопического сознания именно гносеологической

разноприродностью обозначаемых ею явлений отличается от категории уто- ПИИ, которая в больпшнстве случаев обозначает прежде всего явления теорети

ческого мышления, главным образом идеи, к тому же воплощенные в текстах.

3. И. Файнбург, например, относит утопическое сознание к уровню обществен

ной психологии'^^ - в противоположность тяготеющему к теоретическому

уровню общественного сознания понятию утопии.

Приведенные выше категории, объединяемые словом «сознание» как ком

понентом названия, можно соотносить друг с другом, причем по-разному видя

это соотношение. Так, очевидна связь категорий «революционное сознание»,

«утопическое сознание», «эсхатологическое сознание» с сознанием историче

ским: можно трактовать их, в частности, как варианты последнего.

Ю. А. Левада считает утопическое сознание вариантом сознания мифологиче

ского, специфическую особенность которого, по мнению данного автора, со

ставляет «...способ иллюзорного преодолеимя реально-значимых противоре

чий: конструируются такие ситуации и персонажи, в описании которых низкое

оказывается высоким, смертное - бессмертЕым, конечное - бесконечным

1 Oft

и т. д.» . По мнению того же автора, мифологическое сознание активно функ

ционирует не только в сознании малообразованных масс, но и - с не меньшим

успехом - в творчестве многих крупнейших философов ^^'', особенно там, где

человеческое познание оказывается перед объективно труднопреодолимыми

преградами.

адами.

Таким образом, понятия «утопическое сознание», «эсхатологическое соз

нание», «мифологическое сознание» могут быть рассмотрены как тяготеющие

прежде всего к уровню обществеьшой психологии и массового сознания, но в

более широком понимании этих терминов их проявления наблюдаются и на

теоретическом уровне общественного сознания. В этом отношении показатель- но мнение Е. Шацкого: «Я, однако, в качестве основополагающей черты уто

пии гфинимаю не столько определенную литературную форму, сколько образ

мышления, который, правда, именно в этой форме выражается наиболее полно,

но отнюдь не исчерпывается ею»'^^. Можно отметить, что в исследованиях по

следних двух десятилетий «...проблема осознания утопизма... как типа созна

ния...»^^^ привлекает все большее внимание ученых'^^.

В любом случае вполне логичным представляется образование таких на

учных категорий, как «массовое утопическое сознание»^^^, «массовое револю-

ционное созна1ше» , «массовое эсхатологическое сознание», фиксирующих

проявление соответствующих явлений общественного сознания (утопия, эсха

тология и др.) на уровне массового сознания.

Таким образом, еще раз подтверждается выдвигаемый в первой главе на

стоящей работы тезис о целесообразности «гфеодоления» термина «утопия»: в

частности, формулировка «ожидание осуществления социального идеала», как

представляется, является более универсальной по сравнению с термином

«утопия» в плане соотносимости с различными уровнями общественного соз

нания, ибо без даггьнешпих уточнений охватывает все то, для отражения чего

требуются диффере1щируемые (часто не без проблем) понятия «утопия»,

«Зтопическое сознание», «утопический образ мышления», «массовое утопиче

ское сознание» и т. д.

Если перейти к проблемам методологии изучения массового сознания, то

приходится констатировать наличие в этой области своеобразных сложностей.

Можно отметить, что науки, изучающие культуру и общество, всегда были бо

лее чуткими к тем явлениям общественного сознания, которые имеют четко оформленную выраженность в материальных памятниках (не в последнюю

очередь - в текстах), нежели к не имеюшдм такой выраженности. Разграниче

ние и теоретическое осмысление, например, научно-философского знания и ис

кусства или этики и эстетики имеет многовековую историю; при этом такие

сферы, как общественная психология, массовое сознание, менталитет и т. п.

лишь относительно недавно были выделены в качестве предметов изучения, и

очерчивание их «территорий», даже приблизительное, часто остается причиной

больших разногласий. [потому что «народ безмолствует»]

Очень удачным и емким в этом отношении

ВИДРГГСЯ

нам определение

А. Я. Гуревича: «культура безмолвствующего большинства»^^^.

Эта формули

ровка указывает на едва ли не основную сложность исследования в данной об

ласти: «большинство» во все времена было «безмолвствующим», те же

«голоса», которые дошли до нас из более ранних эпох, принадлежат почти ис

ключительно представителям интеллектуальной элиты - это они писали рома

ны и философские трактаты, сочиняли музыку и проектировали архитектурные

сооружения.

Степень выражеьшости явлений общественного сознания в материальных

памятниках связана и с тем классификационным делением общественного соз

нания, которое имеет гносеологическое основание. Так, явления, прошедшие

ступень осознания, безусловно чаще отражены в текстах, чем бессознательные,

иррациональные и т. п.

Все это отражается на научном процессе. Явления, принадлежащие сфе

рам эмощюнального, бессознательного, иррационального обьршо дифферен

цируются с гораздо меньшей уверенностью, чем противопоставляемое им ра

циональное осмысление мира. Тексты разных эпох активно исследуются; ос

тавшееся за их рамками часто остается просто незамеченным. Ключей к иссле

дованию несформулированного, незапечатленного, не оставившего четких ма

териальных «следов» у науки все еще мало.

Как взаимодействуют непрофессиональное восприятие и осмысление ис

тории с профессиональным, теоретическим «полюсом» этого осмысления? Ис-

143

следователи пишут о двустороннем характере данного взаимодействия , что,

в сущности, является очевидным. К. Мангейм так описьгвает это сложное диа

лектическое взаш^юдействие на примере утопических идей: «...если на первый

взгляд утопию какого-либо социального строя создает изолированный инди

вид, то в конечном итоге оказывается, что ее можно с полным правом отнести

к тому социальному слою, чьи коллективные импульсы были конформны иде

ям этого индивида. ...утопическое сознание отдельного человека поглощает

уже имеюшцеся в социальном бытии тенденции и выражает их, ... затем эти

тенденции в приданной им новой форме возвращаются в сознание целых соци- альных слоев и преобразуются в действие...» .

Теоретизированные формы осмысления социального бытия воздействуют

на массовое сознание через различные каналы, к которым можно причислить

политические институты, церковь, систему образования, в более позднее вре

мя - средства массовой информации и т. д., то есть всеми путями, которыми

сформулированная в теоретической форме мысль может дойти до сознания

широких слоев населения. Воздействие же массового сознания на возникаю

щие социальные теории можно представить прежде всего как воздействие фо

на, среды, почвы; о другом, менее очевидном пути его влияния на явления тео

ретического порядка говорится чуть ниже.

В частности,

это относится и к жанру народной социальной утопии, являющемуся ярким

выражением массовых ожиданий осуществления социального идеала. Таким

образом, можно говоррггь о способности массового сознания к относрггельно

самостоятельному (минующему стадию специализированного сознания) поро

ждению представлений и взглядов. [Поэтому я в своей работе, сужая тему, скажу, что массовое утопическое сознание выражает себя например, в народных социальных утопиях, но я оставляю разбор этого на потом]

Однако ситуация здесь, безусловно, более сложна. Так,

об

интересном

феномене

в осмыслении

социального

бытия

пишет

А. В. Гулыга: «...растущая специализация знанрю вырабатывает особый тип

мышления, направленный на узкий участок деятельности, неспособный и не

стремяпщйся к самостоятельной оценке общей социальной ситуации в совре

менном мире и поэтому легко принимающей на веру чужие слова. Вот почему

работник умственного труда так же легко может оказаться во власти мифа, как

и всякий иной обыватель» . Подлинно теоретическое осмысление истории

почти столь же недоступно большей части образованного слоя общества (тем,

кто не занимается этим профессионально), как и представителям малообразо

ванных слоев; такова ситуация, впрочем, с любой отраслью научного знания.

Следовательно, «порог доступности» не есть барьер, разделяющий интеллекту

альные элиты и остальное общество.

В массовом сознании действуют и те процессы психологической детерми

нированности осмысления истории, которые рассматриваются в третьем пара

графе первой главы настоящей работы. Механизмы психической защиты от

чувства тревоги при осмыслении исторических проттессов именно на уровне

массового сознания действуют наиболее непосредственно, так как кс осложня

ются здесь процесса\ш философской рефлексии. Идея реализации в будутцем

финальной ценности Kaic залог оптилитстического взгляда на историю (в чем и

просматривается влияние механизмов психической защиты) есть принадлеж

ность и массового, и специализированного сознания. В массовом сознании, од

нако, отсутствует тот богатый спектр ценностей, которые различными филосо

фами мыслились в качестве цели и смысла истории. Финальная ценность, во

площающая смысл истории, для массового сознания ограничена тем кругом

потребностей и знаний, которые являются достоянием масс. Поэтому прежде

всего в качестве такой центральной и конечной ценности исторического про

цесса предстает всеобщее счастье - образ, в котором реализуются физиологи

ческие потребности, потребности в безопасности, в социальных связях, любви,

то есть низшая часть иерархии потребностей по А. Маслоу, но не ее вершрша -

потребность в самоактуализации.

Восприятие истории, власти, значительных социальных процессов имеет

непосредственный выход на уровень обыденного сознания, в сферу каждо

дневного быта, так как от этих процессов зависит социальное и материальное

положение любого человека. Каждый чувствует историю «на своей шкуре», и

хотя бы таким путем у человека складывается образ этой истории. Можно ска

зать, что именно данный аспект восприятия социальных процессов является

определяюпщм в массовом сознании, и ожидания глобальных обш,ественных

изменений в значительной степени сводятся к мыслям об улучшении бытовой

стороны жизни.

С этим связана еще одна особенность массового сознания: доминирующая

роль в нем эмоционально-оценочного фактора. Если в научном осмыслении со

циального бытия серьезно стоит вопрос о допустимости/недопустимости в нау

ке оценочного элемента (мощная линия в осмыслении данной проблемы, пред

ставленная, в частности, именами Г. Pиккepтa^^^ и М. Вебера'*'^, сводится к

принципу отказа от оценочности в научном исследовании), то массовое созна

ние, конечно же, подобных запретов не знает и именно на оценочности во мно

гом и базируется. Эмоциональный и оценочный компоненты, тесно связан

ные , сопровождают ту минимальную теоретическую составляющую, кото

рая, как уже было сказано, присутствует в массовом осмыслении социального

бытия. [НО БУДУЩЕЕ - МНОГОВАРИАННО]

Сильный эмоционально-

оценочный компонент, обычно присущий утопии и в теоретизированных ее

формах, облегчает, как считает Ч. С. Кирвель, утопическим теориям проникно

вение в массовое сознание; более того, при таком проникновении данный ком-

понент утопических идей усиливается . Можно обобпщть, что только утопи

ческие концепции, сочетающие в себе простоту и доходчивость, обращение к

актуальным для масс потребностям и ярко выраженную эмощгональную окра

ску, могут проникнуть в массовое сознание и начать играть в нем заметную

роль.

Утопические теории профессионально-философского уровня также несут в

себе мощный эмоционально-оценочный компонент, часто доминирующий над

рациональным элементом, несмотря на развитость последнего. Это, безуслов

но, сближает теоретизированный и массовый варианты ожидания осуществле

ния сощ1ального идеала. Существуют, однако, и некоторые различия между

этими двумя вариантами, также связанные с механизмом оценки.

На максимально теоретизированном уровне осмысления социального бы

тия, который мы находим в научно-философских концепциях (в том числе уто

пических), в сравнении с массовым сознанием многократно повышается коли

чество рассматриваемых элементов, граней социальных процессов, их меха

низмов, элементов и аспектов этих механизмов и т. д. Оценка, по своей приро

де бинарная и способная охватить в качестве своего объекта социально-

исторические явления практически любого масштаба обобщения (о чем под

робнее говорилось во втором параграфе первой главы данной работы), натал

кивается здесь на колоссальное обилие элементов разного порядка, могущих

быть оцененными, и оцененными по-разному. Как следствие, теоретический

анализ, даже будучи оценочным, содержал- в себе механизм, смягчающий од- позначную бинарность оценочности: чем глубже анализ социальной действи

тельности, тем больше не зачеркивающих друг друга «плюсов» и «минусов» в

одних и тех же явлениях он способен обнаружить. Массовое же сознание, опе

рируя, как правило, несложными схемами, имеет больше предпосылок для же

стко однозначного оценивания, не вдающегося в тонкости. Впрочем, тенден

цию к однозначности и безапелляционности оценок часто демонстрируют и

выдающееся теоретики, ибо избежать этой заложенной в самой психике на

клонности в любом случае непросто. [манихеизм, социальная демагогия, Плотин]

Взаимодействие специализированного и массового сознания нельзя рас

сматривать, не прибегая к категории идеологии. Данная категория в различных

ее трактовках сводится к трем основным семантическим составляющим: во-

первых, это отражение сферы социальных отношений, интересов, задач и т. п.;

во-вторых, дакиое отражение стоит на теоретическом уровне; в-третьих, рщео-

логия носит социально-групповой, прежде всего классовый, характер .

Идеология, которая по своей природе есть осознание классом или иной

социальной группой своих интересов и вообще своего места в социуме, изна

чально нацелена на восприятие основных своих положений всеми членами

конкретного класса (социальной группы). Эта нацеленность на массовое вос

приятие парадоксально сближает идеологию с массовым сознанием; как и в

случае с последним, в рщеолопш не приживаются слишком сложные высоко

интеллектуальные теоретические построения, не могущие быть воспринятыми

широкими кругами общества. Идеологи-теоретики, разумеется, могут сколь

угодно глубоко погружаться в научно-философские изыскания, но как только

речь заходит о политической практике, с которой идеология тесно связана, в

1 1

ход идут Л Ш Ь относрггельно простые, доходчивые конструкщш, хотя и стоя-

пще на ступени сформулированности (явлеьшям массового сознания, для срав

нения, сформулированность присуща далеко не всегда).

Как следствие описанных закономерностей, идеология, несмотря на тра

диционное соотнесение ее с теоретическим уровнем общественного сознания

(что, безусловно, справедливо), отнюдь не является теоретическим «полюсом»

осмысления социаньного бытия. На этом «полюсе» находится научно-

философское знание, но оно пересекается с идеологией лишь частично. Науч

но-философское познание не имеет в своем развитии ограничителей, о которых

говорилось применительно к идеологии: оно не нацелено на массовое распро

странение и потому не вынуждено ориентироваться на законы массового соз

нания. Но и дистанция между ним и массовым сознанием оказывается обычно

весьма большой.

….

Таким образом, эсхатологическое мировидение, присущее крупнейшим

религиям последних 2 - 2,5 тысячелетий, содержит в себе элемент ожидания

осуществлеьшя социального, точнее, социально-космического (ибо грядущее

преображение захватывает все мироздание) идеала. В какой же степени и в какой

форме эти явления затрагивали массовое сознание? Вне всякого сомнения,

эсхатология не только становилась предметом осмысления в работах крупней-

цшх философов и богословов, но и была важным компонентом массового сознания

самых различных эпох и культур. Свидетельством тому являются прежде

всего многочисленные массовые движения и восстания в разных странах,

проходившие под знаком эсхатологических умонастроений. Немаловажным

звеном идеологии этих движений являлось мнение, согласно которому эсхатологическое

преображение мира вот-вот наступит или уже началось; участники

подобного рода волнеьшй часто считали себя непосредственными участниками

последней битвы добра со злом. Массовые движения, в основе которых лежало

эсхатологическое восприятие свершающейся истории, активно появлялись, в

частности, в Римской империи эпохи раннего христианства и в Европе, осо-

бе1шо в период позднего средневековья. В Китае на протяжении многих веков вожди крестьянских восстаний неоднократно объявляли себя воплощениями

Майтрейи, либо же скорый приход Майтрейи ими провозглашался . Ожидания

ближайшего наступления века Майтрейи нередко проявлялись и массовых

движениях Кореи, Бирмы и других стран Юго-Восточной Азии" ^. Через всю

историю мусульманских обществ проходит линия крестьянских восстаний,

идеология которых была связана с ожиданием Махди- мусульманского мес-

СИИ2 06 .

…

Таким образом, не приходится сомневаться в том, что эсхатологические

верования с древности до современности были присущи массовому сознанию

различных народов.

…

Хотя абсолютизация социально-экономической детерминированности эсхатологии,

часто присутствовавшая в советской науке, делает изучение проблемы

односторонним, данный аспект исследования эсхатологии является,

безусловно, одним из важнейших. Так, неоспоримым фактом является то, что

эсхатологргческие идеи расцветали особенно ярко в сознании угнетенного класса.

Связано это с тем, что эсхатологические мотивы представляют собой удобную

форму для идей возмездия угнетателям и осуществления социальной справедливости.

…

Интересно отметить, что в

официальной идеологрш средневековых Европы и Византии возникла своеобразная

«антиэсхатологическая» тенденщм трактовки истории: существующий

порядок земной жизни (в частности, государственная власть) провозглашался

богоустановленным, богоугодным, и идеальный миропорядок оказывался при таком подходе как бы уже достигнутым, в результате чего ослаблялось противопоставление

неидеального настоящего идеальному грядущему Царству Бо-

жию. Смысл истории как движения к точке космического обновления (второму

пришествию) приглушался^^ ^ Понятно, что такое осмысление мало устраивало

угнетенные массы, в среде которых популярность обычно приобретало ожида-

1ше эсхатологического преображения, несущего возмездие угнетателям.

…

Облик эсхатологических чаяний в массовом сознании определялся все же

прежде всего собственными законами этого уровня общественного сознания -

такими, как «порог доступности», «принцип целесообразности», господство образного

и эмоционального осмысления мира над логико-понятийным и т. д.

(смотри вторую главу настоящей работы). С учетом этого имеет смысл остановиться

на некоторых отдельных свойствах, отличающцх эсхатологическое сознание

масс от эсхатологии как предмета высокоинтеллектуальных религиозно-

философских изысканий.

…

Некоторые исследователи разделяют «актуальную» и «неактуальную» эсхатологию:

в первом случае имеется в виду, что «конец света» мыслится очень

близким, должным наступить еще при жизни ныне живущего поколения, более

того, буквально «со дня на день»; во втором случае эсхатологическая перепек-

тива отодвигается в неопределенно отдаленное будущее " . Ясно, что только

актуальная эсхатология способна инспирировать массовые движения. Ясно

также, что актуальная эсхатология набирает значительную силу в массовом

сознании лишь в отдельные периоды истории, которые и ознаменовываются

массовыми волнениями эсхатологической направленности. Согласно

«принципу целесообразности», о котором речь щла во второй главе работы, занять

существенное место в сознании масс может лишь то, что затрагивает животрепещущие

интересы этих масс. Поэтому актуальная эсхатология, касающаяся

коренных изменений всех условий жизни всего общества, оказывается

иногда способной практически полностью завладеть умами людей в масштабах

целых наций; что же касается неактуальной эсхатологии, то она обычно зани-

хмает в картине мира, существующей в массовом сознаьши, довольно-таки второстепенные

позиции, однако полностью не исчезает из содержания массового

сознания никогда. Объясшггь это можно, в частности, тем, что эсхатология

представляет собой часть ответа, который религиозная картина мира дает на

См., например: Баранец А. А. О социальных истоках и содержании христианской эсхатологии // Актуальные

проблемы научного атеизма. - Вып. 4. - М.; Изд-во Московского ун-та, 1979. - С .16.

1L6

вопрос о смысле истории, бытия, отдельной человеческой жизни, вплетенной в

историю мира.

…

Однако в настоящей работе защищается следующий

тезис: на уровне массового сознания различия в области эсхатологии между

циклической и линейной религиозными моделями истории исчезают или, по

крайней мере, сводятся к минимуму, несмотря на действительно значимые различия

между этими двумя моделями на уровне сознания специализированного.

…

Говоря о соотношении цикличной и линейной моделей истории, необходимо

отметить, что цикличность в восприятии времени может проявляться несколько

по-разному. Цикличность, базрфующаяся на смене времен года и других

относительно коротких природных циклах, является ключевой в архаичном мировосприятии; как было показано исследователями, в значительной степени

подобный феномен присущ и более поздним культурам, например, европейскому

средневековью, несмотря на линейность христианской модели исто-

рии . Происходило это прежде всего оттого, что уклад жизни сельского населения

по-прежнему базировался на природных циклах. Данный уровень цикличности

не имеет, однако, прямого отношения к теме настоящего исследования,

поэтому подробно здесь не рассматривается.

…

Другой, более масштабный уровень цикличности в модели истории, который

касается гигантских космических циклов обновления вселенной, несмотря

на структурное сходство с «малым» уровнем цикличности, по ряду параметров

представляет собой явление совершенно иного порядка, ибо имеет отношение к

ощущению человеком смысла истории и бытия в целом. Именно к этому уровню

циклического восприятия истории относится заявленный тезис о стирании

граней между циклической и линейной моделями истории на уровне массового

сознания. В «восточных» религиях в массовом сознании из бесчисленных циклов

мировой истории на первый план выдвигается лишь один - существующий

ныне. Значимость приобретает также перспектива смены текущего периода

чем-то новым. Все это имеет непосредственное отношегше к судьбам ныне жи-

вутцих людей или, по крайней мере, их потомков. Как уже говорилось во второй

главе работы, массовое созна1ше может включать в свое содержание только

те факты и проблемы, которые связаны с интересами ныне живущих масс

(так называемый «принцип целесообразности»). Поэтому судьбы обществ, могущих

возникнуть в неопределенно отдаленные периоды в будущем уже после

гибели нынешнего человечества, равно как и существовавших в неопределенно

отдаленном прошлом и опять-таки отделенных от нынешнего общества полосой

небытия, не могут волновать массовое сознание.

…

В результате схемы грандиозных и «многоэтажных» циклов существова-ния человечества и вселенной, которые мы находим, в частности, в индуистских

и будюшских трактатах, просто не находят места в массовом сознании

соответствующих обществ. Вместо этого в сознании широких масс стран Южной

и Восточной Азии на протяжении веков господствовала приблизительно

следующая модель истории: золотой век в прошлом, последующая деградащвд,

неудовлетворительная ситуащш в настоящем и предстоящее преображение мира

благодаря приходу мессии (Майтрейя в буддизме, Калки-аватара в индуизме);

далее - снова золотой век, в принщше тождественный золотому веку в

прошлом.

Следует подчеркнуть тот факт, что массовым сознанием восточных обществ

практически никак не осмысливались не только грядущие пдклы с их

вновь и вновь возникающим и погибающим человечеством, но и обрисованная

в священных писаниях перспектива деградации грядущего идеального общества

и ожидающей его в конечном рггоге гибели. Весьма значительная длительность

грядущего золотого века позволяла игнорировать его конечность и воспринимать

его фактически так же, как воспринималась эсхатологическая перспектива

в «западных» религиях, то есть как конечное освобождение человечества

от всех невзгод, как финальную точку истории.

…

Немаловажны и те отличия между эсхатологией интеллектуально-

элитарной и массовой, которые касаются идеала преображенного эсхатологическим

актом мира. Массовым сознанием этот идеал оказывается востребован,

он становится объектом массовых эсхатологических чаяний, что находится в

согласии с «принципом целесообразности»: в поле интереса масс попадает

только то, что связано с их актуальными потребностями. В соответствии с тем

же принципом эсхатологический идеал массового сознания носит ярко выраженный

материальный характер: мир после преображения дает людям полное

разрешение существующих проблем, и прежде всего - материальное процветание.

Впрочем, неверно было бы сводаггь эсхатологический идеал массового сознания лишь к этому: целый ряд ценностей духовного характера играл в нем

очень важную роль. Но если в религиозно-философских трактатах могло существовать

понимание постэсхатологического состояния мира как торжества духовных

ценностей при фактически полном игнорировании материальных, то

для массового сознания это было невозможно.

…

Необходимо отметить, что основания для такой трактовки заложены уже в

самих священных писаниях. Даже описания высших миров в них производятся

зачастую с использованием «земных» красок, тем более эта тенденция присуща

для описания грядущего земного, хотя и преображенного, бытия. В Библии и

Коране можно найти, например, упоминания о виноградниках, которыми праведники

будут окружены в будущем мире, о вечной молодости этих людей, об

отсутствии среди них болезней и т. п. Согласно Талмуду, после эсхатологического

преображения земля будет ежедневно приносить новые плоды, а люди

См., например, описание прошедшего золотого века в Махабхарате: Махабхарата. - Кн. I. Адипарва / Перевод

с санскрита и комментарии В. И. Кальянова. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950. - С. 171-172.

122

будут жить по 1000 лет^''\ Можно отметнггь, что священные писания запечатлевают

в данном случае именно массовое восприятие эсхатологической перспективы.

-

Однако в богословской литературе «западных» религий, в частности, христианства,

часто осознавалась и подчеркивалась неизбежная непохожесть' грядущего

эсхатологического преображения и последующего состояния мироздания

на все привычное и знакомое, невозможность адекватно описать и даже

помыслить себе этот грандиозный сверхъестественный акт в образах существующего

материального мира, метафорический характер пророческих его описаний

в св5пценных книгах^^^. Речь здесь идет о грядущем «пересотворении»

мира, самих основ бытия . Массовое же сознание игнорировало эти нюансы,

вынося на первый план материальный характер грядущего идеала.

…

В «восточных» религиях грядущее идеальное состояние мира мыслилось

лшпь как возвращение к идеальному веку прошлого. Это приводило, во-

первых, к тому, что сугубо материальный характер ожидаемого идеала был изначально

заложен в религиозной модели истории: в отличие от «западных» религий,

о фундаментальном изменении характеристик мира речь здесь не шла.

Во-вторых, описания «золотого века» прошлого автоматически работали и на

создание образа социального идеала будущего. Однако и в «западных» религиях,

где постэсхатологическое состояние мира мыслилось как принципиально

отличное от существующего, грядущий идеал приобретал в массовом сознании

весьма материальные черты. Сверхъестественный характер преображения делает

возможным и сверхъестественные черты возникающего после него мира,

так что грядущее бытие наделяется самыми фантастическими характеристиками,

неизменно служащими беспредельному благоденствию будущего человечества.

…

Согласно концепции Августина, обычно поддерживаемой

церковью, предвещаемое в Апокалипсисе тысячелетнее царство праведных началось

уже с первым пррш1ествием Христа и продлится до второго Его прише-

ствия; выражается же оно в существовании христианской церкви.

[Это же ничто иное, как официальная утопия в редакции христианства!!!]

…

Первые века христианства - период расцвета хилиазма, как и эсхатологических

ожиданий в целом. Новый подъем хилиастических умонастроений приходится

на развитое средневековье Европы, проявившись в деятельности множества

сект (бегарды, вальденцы, «апостольские братья» и многие другие; подобные

секты были и в России) и достигнув апогея в восстаниях таборитов

(XV век) и анабаптистов (XVI век). Эти периоды явили наивысший накал хилиастических

ожиданий в массовом сознании, однако в той или иной мере проявления

хилиазма можно найти практически на всем протяжении христианской

истории. По свидетельству В. Н. Нечипуренко, исследование источников исторического

материала привело его к выводу, что «...всякая народная эсхатология

248

является милленаристской» ; с этим трудно не согласиться.\

[так является ли хилиазм утопией (важно с точки зрения определения того, является ли рациональное конструирование идеального общества атрибутом утопии)? Да, и не только, очень многие учения замешанные на эсхатологии (цари-избавители, все то, что описано в этой работе) – тоже утопии. Но они не рациональны, псевдорационализм утопий – это свойство некоторых нововременных утопий (и античых: Платон! Везде, где теоретико-познавательный подход обуздал ценностный), когда стали аппелировать не к мифу, не к веру, а к разуму]

…

Что же вносит хилиазм в эсхатологическую модель истории? По существу,

в нем грядущее идеальное состояние мира осуществляется в виде тысячелетнего

(то есть очень длительного) царства праведных еще до финального преображения

мира. Будучи, согласно Библии, лишь ступенью эсхатологического

процесса, это тысячелетнее царство фактически становится в массовом сознании

итогом и целью истории, вытесняя образ идеального постэсхатологического

состояния мрфа и делая его ненужным. Социальный идеал хилиазма разрешает

все проблемы существующего общества, благодаря своему сверхъестественному

характеру он в принципе не столь уж и сильно отличается от финального

эсхатологического идеала. Согласно Откровению Иоанна Богослова, идеальное

состояние тысячелетнего царства праведников не будет разрушено (то

есть не сменится новым ущербным состоянием мира), но лишь будет логически

продолжено окончательным устранением зла и «пересотворением» мира. Понятно,

что в народных ожиданиях эти две стадии эсхатологического акта не

противопоставлялись, а скорее сливались в одну.

…