Философская антропология § 1. Человек как философская проблема Истоки интереса к человеку

Существует, важное отличие человека ото всех других биологических видов. Каждый организм любого вида существует в такой окружающей среде, свойства и параметры которой подвержены изменениям, и каждому организму приходится так или иначе к этим изменениям приспосабливаться, или адаптироваться. Конечно, когда изменения в среде оказываются чересчур сильными либо чересчур резкими, выходят за некоторые пределы, организм может погибнуть. В целом, однако, механизмы адаптации позволяют биологическим организмам выживать и размножаться в широком диапазоне меняющихся условий среды обитания.

Человеческий организм также обладает этими адаптационными возможностями, причем применительно к человеку можно говорить об адаптации не только к биологическим условиям, но также и к изменениям, происходящим в его социальном и культурном окружении. Следует при этом отметить, что с чисто биологической точки зрения адаптационные способности вида Homo sapience, если сравнивать с другими биологическими видами, весьма ограничены. Так, будучи оторванным от общества в младенческом возрасте (феномен Маугли), человеческое существо развивается лишь как биологическая особь, и практически безвозвратно утрачивает способность стать полноценным человеком, т.е. утрачивает способность овладеть нормальной речью, навыками общения, обучиться труду — коллективной совместной деятельности и т.п.

Впрочем, человек, в отличие от всех других биологических видов, способен и на нечто большее, чем адаптивное поведение. Если такое поведение – это по сути своей пассивное следование за внешними процессами, приспособление к происходящим вокруг изменениям, то человек способен и на большее, на такие действия, которые позволяют преобразовывать внешний мир в соответствии с потребностями и интересами самого человека.

Такой специфически человеческий способ активного отношения к внешнему миру в философии принято называть деятельностью. Важно иметь в виду при этом, что деятельное поведение человека, в ходе которого он преобразует свое окружение, отнюдь не отменяет адаптивного поведения, но надстраивается над ним. Но именно способность к деятельности, к активному изменению того, что дает ему природа, отличает человека от всех других биологических видов.

К. Маркс характеризовал это радикальное отличие такими словами: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов, — писал он.— Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении работника, то есть идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю».¹ Для деятельности человека, согласно Марксу, характерно наличие идеального плана, составление которого предшествует актам непосредственного воздействия на то, «что дано природой». В процессе деятельности человек реализует свою цель, которой и определяется, что именно он делает и как именно он действует. Важнейшей характеристикой деятельности, таким образом, является это наличие идеального плана, иначе говоря, ее целенаправленный характер.

Этим, однако, деятельность человека не ограничивается. Наряду с изменением того, что дано природой, в процессе деятельности изменяется и сам человек. Он оказывается все глубже погруженным в такой мир, в котором ему все реже приходится иметь дело с объектами природы самой по себе и все больше – с тем, что было создано в предшествующих актах деятельности им самим, а намного чаще – его предшественниками и современниками. Деятельность, таким образом, выступает в роли своего рода посредника, связывающего человека с другими людьми. Ведь для того, чтобы стать самостоятельно действующим лицом, он должен освоить те способы и формы деятельности, которые были созданы до него, да и в самой своей деятельности он, как правило, выступает не как одиночка, ему приходится сотрудничать с другими людьми, объединяющимися во имя достижения некоторой общей цели.

Изменение самого действующего человека – это, таким образом, неотъемлемая сторона всякой человеческой деятельности в той степени, в какой человек оказывается перед необходимостью жить и действовать, в том числе и адаптироваться, в мире, который во многом создан все той же деятельностью. Сегодня мы видим множество примеров того, что адаптация человека и человечества к изменениям, порожденным предшествующей деятельностью, нередко становится далеко не простой проблемой, если говорить, скажем, о тех переменах, которым подвергается наша среда обитания.

Но, более того, в последние десятилетия мы все чаще становимся свидетелями того, как в качестве сознательной цели деятельности выступает изменение самого человека. В этой связи можно напомнить о бурно развивающихся сегодня биомедицинских или информационно-коммуникационных технологиях. Биомедицинские технологии мы привычно ассоциируем с решением задач, относящихся к сохранению или улучшению здоровья человека. Однако сегодня нередко обнаруживается, что люди задумываются о применении этих технологий для достижения совсем других целей, целей улучшения человеческой природы или, как иногда говорят, создания пост-, сверх- или трансчеловека. Предполагается, что это существо будет превосходить всех нас по своим физическим и интеллектуальным способностям, по продолжительности жизни и т.п. Совершенно неясно при этом, останется ли в мире таких трансчеловеков место для привычных нам людей, как и то, захотим ли мы сами жить в этом трансчеловеческом мире?.

Человек – биосоциальное существо. Если не проводить более детальные различения, можно для краткости говорить о человеке соответственно либо как о биологическом организме, либо – как о существе социальном.

Обсуждение вопроса о взаимоотношении в человеке биологического и социального, как хорошо известно, имеет богатейшую историю, которую мы оставим за пределами нашего рассмотрения. Обратим внимание лишь на такую трактовку этого взаимоотношения, когда и одно, и другое понимаются как два различных континуума, которые существуют, вообще говоря, относительно независимо друг от друга, хотя время от времени и могут пересекаться в отдельных точках. Идеальным при подобной трактовке было бы такое описание происходящих в организме человека процессов и явлений, которое опиралось бы исключительно на биологические законы. Именно такое понимание соотношения биологического и социального, заметим, дает основания для того, чтобы утверждать как возможность, так и суверенность естественнонаучного познания человека средствами и методами биологических наук. И напротив, другим, так сказать, равномощным, идеалом было бы исчерпывающее описание всех происходящих с данным человеком событий на основе законов, относящихся к социальным явлениям и процессам.

В рамках каждого из двух обозначенных способов описания любое событие, происходящее на пересечении социального и биологического континуумов, оказывается чем-то случайным, необязательным и для одного, и для другого. Скажем, какое-либо резкое воздействие на биологический организм человека – к примеру, полученная им травма – может нарушить плавное течение процессов не только на уровне его организма, но и на уровне тех социальных взаимодействий, в которых он привычно участвует. При этом, конечно же, сама возможность каких-либо воздействий на биологию со стороны социального никоим образом не отрицается, однако такого рода воздействия воспринимаются как не более чем препятствие, которое искажает общий ход изучаемых процессов и явлений. В процессе познания влияние такого рода препятствий надо уметь если не полностью нейтрализовать, то по возможности минимизировать.

Очевидно, такая установка предполагает восприятие и изучение биологического человека как не более чем одного из представителей класса природных объектов. Но здесь можно задаться вопросами: а) является ли такая установка «естественной» - в смысле существенно необходимой – для естественнонаучного познания человека и б) является ли она единственно возможной? Можно утверждать, что это не так.

Необязательность такой установки и, больше того, ее ограниченную адекватность отмечал еще Роджер Бэкон, писавший: «Чрезвычайно трудно и опасно выполнять операции на теле человека. Действенные и практические науки, выполняющие свою работу на неодушевленных телах, могут множить свои эксперименты до тех пор, пока не избавятся от дефектов и ошибок. Врач не может так действовать из-за благородства материала, на котором он работает – это тело не допускает ошибок при оперировании на нем, вот почему опыт в медицине дается так трудно».² В этом высказывании прежде всего бросается в глаза то, что Р. Бэкон фиксирует некоторые специфические сложности, возникающие тогда, когда врачу приходится осуществлять манипуляции с телом человека. (В данном случае речь идет не об исследователе, а о враче, но, очевидно, сути дела это никак не меняет, тем более, что здесь упоминаются и науки, и эксперименты.) Бэкон говорит о методических сложностях, связанных с таким манипулированием, но сами эти сложности имеют, очевидно, ценностные основания – «благородство материала», который, таким образом, отличен от всякого другого материала, с коим приходится манипулировать и экспериментировать.

В целом же мы можем понимать взаимодействие биологического и социального как то, что имеет место, является значимым и реализуется не в некоторых выделенных точках континуума человеческого существования, а на всем его протяжении. А это значит, что их взаимодействие можно – при желании и при определенном настрое мысли – обнаружить в любой точке этого существования, хотя, конечно, далеко не всегда такая задача бывает актуальной. Поэтому во многих случаях от этого взаимодействия можно безболезненно абстрагироваться. Тем не менее, довольно часто встречаются и такие познавательные ситуации, когда учет этого непрерывного взаимодействия позволяет получить нетривиальные результаты.

Эта мысль была хорошо известна уже древним. Она в разных вариациях встречается как на Востоке, так и в греко-римской философской традиции. В частности, в античности широкую известность получило изречение, высеченное на колонне при входе в храм Аполлона в Дельфах, которое, как утверждают, любил повторять Сократ: «Познай самого себя». Оно и теперь, спустя две с половиной тысячи лет, сохраняет свою актуальность, оставаясь призывом к самопознанию для каждого, кто стремится понять не только мир вещей, но и суть человеческого бытия, истинную природу человека и общественных отношений. Объяснить эту непреходящую актуальность можно лишь тем, что речь идет о предельно сложном, одном из «вечных» философских вопросов, решение которому каждое новое поколение дает с позиции своего времени и соответствующего уровня научных и мировоззренческих представлений.