ПОЧЕМУ ПОГИБЛА СОВЕТСКАЯ ДЕРЖАВА?

(ТЕЗИСЫ К ДИСКУССИИ)

Колганов Андрей Иванович – д.э.н., ведущий научный сотрудник МГУ

1. Поставим вопрос правильно

Я не буду всерьез рассматривать ответы политиков, находящиеся на уровне мышления младшей группы детского сада, вроде утверждений: “СССР развалил Горбачев”, или “иностранные спецслужбы и агенты влияния”, или “Борис Ельцин”, или “демократическая оппозиция”. Конечно, все названные внесли тот или иной вклад в свершившееся. Но чтобы они уничтожили Советский Союз? Историческое деяние такого масштаба не по силам одному человеку, или даже мощной организации, или государству, и даже союзу государств.

Потому что СССР был не просто страной. Это было историческое явление, возникновение и гибель которого определили лицо ХХ века. И уничтожить его могли лишь исторические процессы такого же масштаба (1).

Поэтому гораздо ближе к здравому смыслу позиция тех, кто говорит: “во всемирно-историческом противоборстве двух мировых систем социализм проиграл, а капитализм выиграл”. Но и это утверждение еще очень далеко от исторической правды. Потому что сам советский “социализм”(2) был порождением естественно-исторической эволюции капиталистической системы, говоря на диалектическом жаргоне – “свое иное” капитализма. Ну что же, “иное” погибло, а “свое” выжило?

Это – недиалектический ответ на диалектически поставленный вопрос. Надо понять, что же погибло и что сохранилось от “иного” (социализма), что выжило, а что не выжило в “своем” (капитализме). Капитализм и социализм – не застывшая дихотомия. И то и другое в течение 70 лет находилось в процессе развития, движения, и – не стоит исключать и такой вариант – качественного перехода.

2. Что такое “советский социализм”?

2.1. Экономические основы советского строя:

мозаика переходных отношений

Я хочу заявить прямо: "социализм" ХХ века был попыткой навязать производительным силам не адекватные для них производственные отношения. Индустриальный способ производства - с его разделением труда, преобладанием вещных продуктов и потребностей, подчинением человека в производственном процессе машине - является адекватной базой лишь для капитализма. Поэтому попытка построить “индустриальный социализм” (да еще начав с преимущественно доиндустриальной экономики!) была заранее обречена. И Ленин в статье “О нашей революции. По поводу записок Суханова” ошибался не в своей надежде создать материальные предпосылки социализма уже после захвата власти пролетариатом: он ошибался в своем понимании этих предпосылок.

Строительство “индустриального социализма” не могло привести к обществу, качественно превосходящему капиталистическое (объяснение этого факта было дано, в частности, А.Тарасовым в статье "Суперэтатизм и социализм", Свободная мысль, 1996, №12). Однако этот факт не означает какого-то исторического “запрета” на формирование социалистических отношений на незрелой материальной базе. Поскольку уже на индустриальной фазе капитализм развертывает все свои сущностные противоречия, поскольку развивается обобществление труда капиталом, - постольку появляется и формальная возможность освобождения труда, то есть снятия этих противоречий в социалистических производственных отношениях.

Такая возможность может быть реализована, однако, лишь в определенных рамках. А именно: возможным является лишь формальное освобождение труда, но не реальное, поскольку для реального освобождения труда необходимы не только достаточные материальные предпосылки, но и переворот в способе материального производства(3). Что же касается России, то там степень развития индустриального капитализма была весьма низкой. По оценкам различных специалистов, численность наемных работников в России перед революцией составляла от 10 до 14,6% от всего населения. Численность же фабрично-заводского пролетариата – 2-3%(4).

Может быть, достаточными были предпосылки в более передовых странах, и тем самым была возможна победа международной социалистической революции? Судите сами. В начале ХХ века доля промышленных рабочих во всем населении составляла: в Германии около13%, в США – около 11%, в Великобритании – около 20%(5).

Здесь я вступаю в прямую полемику с позицией Ф. Энгельса в “Анти-Дюринге” (за которую разделяет ответственность и К.Маркс, поскольку соответствующий раздел был подготовлен ими совместно), утверждавшего, что в передовых странах материальные предпосылки социализма в конце XIX века уже были достигнуты(6). Я считаю это утверждение не соответствующим как основным положениям теории К. Маркса(7), так и другим высказываниям самого Ф. Энгельса.

Применительно к возможной революции в России Ф. Энгельс писал Вере Засулич: “Люди, хвалившиеся тем, что сделали революции, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, – что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели”(8).

(Но и по отношению к перспективам революции в Германии Энгельс также предупреждал, что в случае взятия власти социал-демократами им придется проводить не собственную, а буржуазную программу. Принужденные же, исходя из собственной программы и целого ряда несвоевременных заявлений и под давлением масс, опирающихся в своих требованиях на эти заявления, реализовывать социалистические лозунги, они неизбежно потеряют голову).

Итак, с этой точки зрения, формирование целостного социалистического общества было невозможно не только в отдельно взятой России, но и, в случае победы пролетарской революции, в большинстве наиболее развитых стран. (Интересно было бы попытаться ретроспективно реконструировать исторические итоги победы пролетарской революции в странах, где капиталистическая индустриализация уже завершена, а постиндустриальные тенденции еще не проявились. С моей точки зрения, и в этом случае целостное социалистическое общество не сложилось бы. Но, может быть, в этом случае могла бы сработать ленинская схема достройки материальных предпосылок социализма на основе власти пролетариата?)

Поэтому возникавшие в ходе революции действительные социалистические элементы производственных отношений (и социально-экономических отношений вообще, и надстройки) представляли собой лишь неорганические обломки возможного социализма, то есть "проекта" выращивания объективно возможного общества как продукта развития и кризиса позднего капитализма. Когда я говорю “неорганические обломки”, я имею в виду нецельные и самостоятельно нежизнеспособные социально-экономические элементы, не подкрепленные соответствующим уровнем производительных сил и политической формой, а потому внеэкономически сращенные с несоциалистическими формами. Из подобного сращивания и получилось то, что можно назвать деформированными переходными отношениями (или "мутациями") – бюрократическая планомерность, экономика дефицита, уравниловка, административный патернализм. Вот это и был "реальный социализм".

Его можно было бы охарактеризовать как социально-экономическую систему, переходную между капитализмом и социализмом (не “от… к…”, а именно “между”), не имевшую почти никаких шансов успешно завершить процесс перехода, а сам этот переход мог начаться лишь в виду огромной силы первоначального социально-политического революционного импульса. Ведь социально-экономические предпосылки и элементы капитализма в этой системе были сильнее, чем предпосылки социализма (в экономическом отношении мы даже в преддверии социализма не находимся - как-то отметил честно Ленин). Более того, строя мостик в это “преддверие социализма” (то есть в капитализм, а далее и в государственно-монополистический капитализм – ибо никакого иного “преддверия” у социализма нет), советская система сама в своем развитии неизбежно укрепляла и разворачивала материальные предпосылки капитализма в гораздо более широких масштабах, нежели предпосылки социализма.

Таким образом, моя позиция расходится с позицией тех, кто определяет экономические основы советского строя только в рамках дихотомии “государственный капитализм – не государственный капитализм”. Категорически отвергаю я и позицию тех, кто считает возможным употреблять слово социализм для характеристики советского общества – будь то социализм казарменный или мутантный(9), деформированный или переродившийся… За такого рода терминами я готов признать лишь статус образных выражений. Я признаю наличие в советском обществе элементов социализма, но не признаю само это общество социалистическим. Поэтому я готов признать правомерность применения упомянутых выше терминов лишь к тем элементам социализма, которые наличествовали в советской системе, но не к самой этой системе в целом.

Диалектика экономических основ советского строя заключалась в том, что это была пестрая смесь добуржуазных, раннебуржуазных, зрелых капиталистических (в том числе и государственно-капиталистических) экономических отношений, сквозь которые пытались прорасти отдельные ростки социализма. Социалистические производственные отношения развивались при недостаточных для них материальных предпосылках, но в силу революционного изменения структуры экономического строя, в силу факта насильственного вторжения в производственные отношения и отношения собственности, они пытались распространиться на все общественное производство. В результате не только социалистические производственные отношения оказывались деформированы, но были подвержены деформации и все несоциалистические элементы, которым в острой борьбе навязывалась социалистическая оболочка. Таким образом, все экономические элементы данного переходного общества носили несформировавшийся, нецелостный, фрагментарный характер(10).

Так, например, в национализированном (государственном) секторе можно уже в 20-е годы видеть смесь отношений государственно-капиталистических (форма найма, сдельная зарплата), социалистических (различные формы участия работников в управлении, использование доходов предприятий и государства на социальное развитие работников, выходящее за рамки оплаты цены их рабочей силы) и даже добуржуазных (подсобные хозяйства предприятий и их работников). И ни одно из упомянутых отношений не охватывает этот сектор во всей его целостности и не образует самостоятельной подсистемы экономических отношений. Эти частичные отношения переплетаются друг с другом, “врастают” друг в друга, образуя своеобразные (в силу деформированности складывающих их отношений) переходные экономические формы.

В том, что касается ростков социализма, их фрагментарность и деформированность определялась не только отсутствием для них адекватного материального базиса внутри России, но и невозможностью придать строительству социализма международный характер. Буржуазные (и добуржуазные) отношения также были деформированы как в силу своеобразного “поглощения” их формальными социалистическими отношениями, так и в силу своеобразных социально-классовых и политических условий развития советского строя. Эти же условия определили возможность существования той пестрой, мозаичной, фрагментарной системы отношений, которую я обрисовал выше.

Если все это обстояло так, то откуда же взялся ожесточенный конфликт двух мировых систем и убежденность обеих враждующих сторон в их несхожести и непримиримости? Почему СССР именовался социалистической страной? Неужели все это было лишь обманчивой внешней формой, чистой иллюзией?

Нет. Можно смело утверждать, что социально-экономическая форма производства, свойственная социализму (социалистические производственные отношения), с одной стороны, не соответствовала уровню производительных сил СССР, и постольку ее существо подрывалось, выхолащивалось (особенно при попытке сделать эти отношения всеобъемлющими), сами отношения уродовались, деформировались. Однако, с другой стороны, это насильственное, неадекватное материальным условиям производства развитие социалистических отношений вширь придавливало свободное развертывание буржуазных отношений, не давало им сложиться в адекватных формах и приобрести господствующий характер. Такое положение, разумеется, не могло сохраняться вечно (и, в конце концов, зависимость производственных отношений от уровня и характера производительных сил проявила себя с непреодолимой силой). Но поскольку такое положение сохранялось, СССР не мог стать буржуазным государством, а его строй не мог сложиться как строй государственного капитализма.

Социалистическая форма играла активную роль по отношению к буржуазному содержанию. И, как я уже сказал, во многом эта роль поддерживалась своеобразной классовой и политической природой советского государства.