Глава 7
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЧУВСТВА И РАЗУМ
В этой главе речь пойдет о социологических интерпретациях приро-
ды национальных чувств. Оба представленные в ней автора не являют-
ся психологами. Их задача состояла не в том, чтобы подробно проана-
лизировать индивидуальную национальную идентичность, а в дополне-
нии существующих объяснений национализма и включении в них
психологического измерения.
НЕУСТОЙЧИВОСТЬ СОЦИАЛЬНОГО СТАТУСА
И "ЧУВСТВО ДОСАДЫ"
В ТЕОРИИ НАЦИОНАЛИЗМА Л. ГРИНФЕЛЬД
Американская исследовательница Лия Гринфельд поставила
перед собой грандиозную задачу - "объяснить значение мира, в
котором мы живем" (Greenfeld 1992: 3). Как она считает, обыч-
но национализм стараются вывести из природы современного
общества. Она же предлагает поступить наоборот - через поня-
тие национализма подойти к сущностным чертам современно-
сти. Эта задача для нее конкретизируется вопросами, почему и
как возник национализм, каким образом он видоизменялся при
переходе от одного общества к другому, как он отразился в со-
циальных институтах и формах культуры. В книге "Национа-
лизм: пять путей к современному обществу" она сосредоточила
свое внимание на понятии "досады", выделении социальных
слоев - носителей национальной идеологии, а также норматив-
ной оценке разных типов национализма.
Непременным признаком существования национализма для
Гринфельд является идея "нации", "народа". Национализм, та-
ким образом, для нее - особая идеологическая перспектива и
94
стиль мышления. Национализм помещает источник индиви-
дуальной идентичности внутри "народа", становящегося носи-
телем суверенитета и основой коллективной солидарности. По-
нятие народа, изначально относившееся к низшим слоям, воз-
вышается до понятия элиты: благодаря членству в народе-нации
каждый индивид приобщается к элите. В результате стратифи-
цированное население предстает как однородное, разделение на
классы и статусные группы становится поверхностным. В этом,
по утверждению Гринфельд, - основа всех видов национализма
как общего явления. Во всем же остальном различные виды на-
ционализма имеют между собой мало общего. Можно выделить
три типа национализма на основе двух измерений: как опреде-
ляется нация и каковы критерии членства в ней.
Нация может определяться либо как составная общность,
образованная входящими в нее индивидами, либо как унитар-
ная, коллективный индивид. Нация как составная единица
впервые была воплощена в Англии, а затем распространилась
и в других обществах, в частности в США. Она предполагает
моральное и политическое первенство индивида. Нация, кото-
рая согласно общей идеологии национализма - суверенная, т. е.
полностью независимая и самоуправляющаяся общность в
принципе равных членов, выводит свою свободу из основных
свобод составляющих ее индивидов, а ее достоинство отражает
естественное достоинство человеческой личности. А достоин-
ство и свобода воплощаются в политических институтах, поэто-
му принципы, положенные в основу индивидуалистского на-
ционализма, есть не что иное, как принципы либеральной
демократии.
Совсем иное положение с нацией как коллективным инди-
видом, который отличается моральным превосходством по срав-
нению с отдельными людьми, а также собственной волей, инте-
ресами и целями - имеющими приоритет и независимыми от
человеческих желаний и надежд. Интересы и цели нации как
коллективного индивида не известны непосредственно членам
данной общности и поэтому должны быть как-то разъяснены
им специально подготовленной элитой. В таком случае склады-
вается иная идея представительства: элита представляет нацию
для народа, вместо того чтобы быть представителем этого наро-
да. Равенство членов общности, подразумеваемое идеей нацио-
нализма, входит в противоречие с подобным понятием превос-
ходства. То же происходит и с другой основой национализма -
народным суверенитетом. Он переосмысляется, становясь атри-
бутом нации, отделенной от самих людей, составляющих ее.
95
Он заключается не в индивидуальных свободах, а в коллектив-
ной свободе от иностранного доминирования. Наконец, досто-
инство нации больше не отражает индивидуального достоинст-
ва, а наоборот, является внутренним свойством нации и переда-
ется отдельным индивидам лишь благодаря их членству в нации.
Критерии же членства в такой общности, по Гринфельд,
могут быть как гражданскими, так и этническими. В первом
случае национальность приравнивается к гражданству и рассма-
тривается как политическая и даже юридическая категория. Бу-
дучи по крайней мере теоретически результатом выбора, она
может быть приобретена и потеряна. И хотя предполагается, что
в любой данный момент у каждого человека есть националь-
ность, но при гражданском понимании национальности могут
быть случаи и ее отсутствия. Когда же национальность опреде-
ляется в этнических терминах, то наоборот, она уже не может
выбираться, а становится биологической необходимостью. Че-
ловек рождается членом нации и никогда не может потерять
или поменять свою идентичность, в крайнем случае он может
лишь ее скрыть.
Таким образом, согласно Гринфельд, существуют три типа
национализма. Индивидуалистский национализм по необходи-
мости является гражданским. Индивидуалистские нации гордят-
ся прежде всего своими конституционными правами и полагают,
что именно в этом состоит их своеобразие. Все другие характе-
ристики, которые они могут разделять, - язык, территория, фи-
зический тип, история, религия - являются второстепенными и
вряд ли считаются основанием национальной идентичности.
Коллективистский же допускает как этническую, так и граждан-
скую разновидность, все зависит от того, что считается проявле-
нием уникальности или индивидуальности нации. Когда
присутствуют такие характеристики - культурные или политиче-
ские, отражающие чувство культурной или политической уве-
ренности в своих силах или даже превосходства, национальность
определяется в гражданских терминах, как то происходило во
Франции. Напротив, этнический национализм обычно укоренен
в глубоком комплексе неполноценности, который поощряет
веру в то, что уникальность нации надо искать в ее сущности, а
вовсе не в ее достижениях. Следовательно, националисты под-
черкивают внутренние свойства нации, недоступные для провер-
ки извне. К такому коллективистскому этническому типу Грин-
фельд относит немецкий и русский национализм.
Идея нации зародилась в Англии в XVI в. Здесь она озна-
чала "суверенный народ" и не ассоциировалась с уникальной
96
общиной. Но как только это же понятие стало применяться в
других странах, которые, как и Англия, обладали своими поли-
тическими, территориальными и этническими качествами, на-
ция стала означать и "уникальный суверенный народ". Пред-
ставление об уникальной идентичности, будь она религиозной
или лингвистической, территориальной или политической, су-
ществовало за несколько столетий до возникновения собствен-
но национальной идентичности, в частности во Франции и Гер-
мании. В других случаях, например в Англии и России, ощуще-
ние уникальности появилось вместе с национальной
идентичностью. А американцы, по мнению Гринфельд, сначала
ощутили себя единой нацией, а уж затем обнаружили свои от-
личительные свойства. Но в любом случае национальная иден-
тичность существует лишь в той степени, в которой о ней заяв-
ляют ее носители. Она не может быть в спящем состоянии, она
или есть, или ее нет.
Доминирование в мире Англии в XVIII в., а затем Запада
сделало национальность общим правилом. Разным обществам,
как полагает Гринфельд, не оставалось ничего иного, как стать
нациями. О том, как этот процесс происходил, и рассказывает
книга "Национализм: пять путей к современному обществу".
Гринфельд видит три фазы в возникновении каждого национа-
лизма: структурную, культурную и психологическую. Идея на-
ции в любом случае приходила извне. Но чтобы преобразования
могли произойти, влиятельные силы внутри самого общества,
которые импортировали идею нации, хотели или вынуждены
были сменить идентичность. Предшествовавшая идентичность
уже не удовлетворяла их в изменившихся условиях, происхо-
дила "аномия". Так как характер кризиса, испытываемого эли-
тами, различался, то подобными различиями можно частично
объяснить вариации в типах национализма.
Затем происходила адаптация идеи нации к местной куль-
турной традиции - религиозной и художественной. На данном
этапе также складывается местное своеобразие. Наконец, пси-
хологическое состояние, которое способствует формированию
обостренного национального чувства, - так называемая досада
(Гринфельд использует французское слово ressentiment). Это
понятие было введено Фридрихом Ницше и Максом Шелером
и может быть также переведено как подавленное чувство завис-
ти. В его основе - представление о потенциальном равенстве
между сравниваемыми обществами при существовании очевид-
ного неравенства между ними в настоящее время. Более разви-
тое общество служит образцом для подражания, его ценности
97
сначала кажутся привлекательными и легко воспроизводимыми
отстающим обществом. Однако когда попытки сравняться со
своим идеалом терпят неудачу, происходит переосмысление
первоначальных ценностей и даже отталкивание от них. В этот
момент и рождается досада. Она может быть творческой силой,
так как заставляет искать в местной традиции собственные цен-
ности, мобилизовывать внутренние ресурсы для преодоления
отставания. Но она же способна вести к изоляции и всплескам
ксенофобии.
Такова в общих чертах схема распространения национализ-
ма, которую Гринфельд иллюстрирует примерами Франции,
Германии, России и Америки, которые последовали за Англией
в эпоху национализма. Монография американской исследова-
тельницы в 500 страниц печатного текста подробно разбирает
все пять исторических случаев. Мы рассмотрим пример России,
так как он наиболее интересен для наших читателей. К тому же
Россия редко присутствует в одном ряду с западноевропейски-
ми странами при сравнительном изучении национализма.
Появление русского национализма Гринфельд связывает с
царствованием Петра I и Екатерины II. При Петре понятие го-
сударства как личного правления государя или его собственно-
сти приобрело дополнительный оттенок. Возникло понятие оте-
чества, синонима безличной службы всеобщему благу. Петр
знал о существовании государств, которые были нациями, но не
думал о России как нации. Для него государство оставалось
продолжением собственной личности. По словам Гринфельд,
Екатерина, в отличие от Петра, была убежденным национали-
стом. Она верила, что мир состоит из наций, и Россия - одна из
них, а долг правителя - просвещение нации. В своих указах и
переписке она восхваляла страну и народ. Таким образом, Петр
и Екатерина ввели новые понятия, а недооценивать влияние
идей самодержца на его подданных было бы просто неосмотри-
тельно. Для восприятия же данных идей имелись, по мнению
Гринфельд, структурные причины, а именно кризис знати.
К чувству постоянной неуверенности в своем положении и
беспокойству за свою жизнь, сопровождавшим русскую знать на
протяжении веков, добавились в XVIII в. новые обстоятельства.
Прежде всего, это Табель о рангах, открывавшая возможность
социального продвижения через службу для людей из низших
сословий и иностранцев. Следовательно, исключительному по-
ложению знати стало угрожать проникновение в ее ряды людей
снизу. Но в большей степени статус аристократии, как считает
Гринфельд, подорвал Манифест о вольности дворянства, отме-
98
нивший обязательную службу. На таком фоне усилия Екатери-
ны закрепить за дворянами сословные привилегии - освобож-
дение от налогов, от телесных наказаний, сохранение права на
поместья и на крепостных вне зависимости от службы госуда-
рю - лишь усугубляли кризис идентичности этого сословия. То
есть привилегии были подтверждены тогда, когда они утратили
свою основу - обязательную службу. Отсюда стремление ари-
стократии превратиться в культурную элиту, которая стала вос-
приимчива к национальным идеям, выдвинутым Петром и Ека-
териной. Национальность возвышала каждого члена нации и
давала абсолютные гарантии от потери статуса. Поэтому имен-
но та часть знати, которая чувствовала кризис идентичности
наиболее остро, служилая аристократия в столице, первой по-
вернулась к национализму.
Другой слой, который проникся идеями национализма, -
возникающая интеллектуальная элита неблагородного происхо-
ждения, выпускники первых училищ и университета. Даже те из
них, кто социально преуспел, были унижены традиционным оп-
ределением статуса по рождению. Идея принадлежности к на-
ции могла ответить их потребности в новой идентичности, они
стали патриотами. Интересно, что среди этих образованных лю-
дей не менее половины являлись выходцами из Украины, кото-
рые были особенно заметны среди священников, а позднее и
светских интеллектуалов. Но они стали носителями нового, рус-
ского национализма. Среди создателей современного русского
языка также было значительное число этнически нерусских,
включая немцев.
Ранние проявления русского национализма в смысле наци-
онального сознания и национального патриотизма относятся к
сравнению России с Западом. Первоначально такие сравнения
внушали оптимизм. Достижения Петра и изменения в междуна-
родном положении России давали надежду на то, что Россия
станет равной передовым европейским государствам. Карамзин
разделял этот взгляд. Позднее, когда эти надежды не оправда-
лись, само равенство перестало быть желанной целью. Запад не
может служить моделью, несмотря на его достоинства, так как
Россия несравнима, уникальна и идет своим путем. Такова по-
зиция культурного релятивизма, которая не может не быть про-
межуточной. Наконец наступает время "досады" и отторжения
Запада. Если невозможно увидеть достоинства России в мире
политических институтов, экономических и культурных дости-
жений, то сам этот видимый мир не обладает ценностью. Под-
линный мир - мир духа. Политическая реальность России, ко-
99
торой стеснялись русские патриоты, - отсутствие свободы, ра-
венства, уважения индивида. Так как рациональность, разум ду-
мающего индивида требовали свободы и равенства, то значит
сама рациональность неверна. Разум, то есть расчет, рассужде-
ние, предсказуемость стали противопоставляться спонтанности,
неожиданности. Это и есть компоненты "загадочной славян-
ской души". Западные свобода и равенство - не настоящие,
внешние, а настоящая свобода может быть только внутренней.
Отсталость приравнивалась к недостатку цивилизации. Но
если сама цивилизация отделилась от изначальных ценностей,
то отсталость может быть проявлением подлинности. И на дан-
ном перекрестке русские националисты открыли понятие "на-
род". Духовные достижения связаны с жизненными силами -
"кровью и почвой". Отсюда вывод, что те, кто не этой крови и
почвы, не могут иметь русскую душу. "Досада" сделала кресть-
ян символом русской нации. Страдания и унижения крестьян-
ства обеспечивали развитие русской души. Понятие "народ"
определяло критерии членства в нации, в результате чего нация
стала восприниматься как этнический коллектив. "Когда XVIII
столетие подходило к концу, матрица, с помощью которой все
будущие русские станут строить свою идентичность, была уже
готовой, и родилось чувство национальности" (Там же: 266).
Ингредиенты русского национального сознания и определение
русской национальности существовали уже в 1800 г. Между этой
датой и 1917 г., по мнению Гринфельд, элементы русской наци-
ональной идентичности уточнялись и переформулировались, но
никогда не были существенно изменены. Русский национа-
лизм - этнический, коллективистский, авторитарный. Хотя ду-
ша его находилась в "народе", но выявить ее могла только об-
разованная элита.
Идея "ressentiment", досады или экзистенциальной зависти
в применении к национальной идентичности, является, на мой
взгляд, очень плодотворной. Данная идея, не выраженная ка-
ким-то одним термином, присутствует уже в работах Х. Кона.
Именно он обратил внимание на двойственность отношения
имитаторов к объекту своего подражания. Заслуга Лии Грин-
фельд состоит в том, что она сформулировала некоторый комп-
лекс идей в виде концепции, подобрала ей имя и попробовала
положить эту концепцию в основу своей теории национализма.
Я думаю, что некоторые очень существенные элементы нацио-
нализма данная концепция действительно отражает. Она преж-
де всего показывает механизм, с помощью которого представле-
ние об идее нации способно преобразовать воспринимающее
100
подобную идею общество. Чтобы выполнять такую творческую
роль, идея нации должна соотноситься с уже существующими
обществами, называющими себя нацией. И достижения этих
обществ действительно можно измерять единой мерой, такой,
как экономическая и политическая мощь. Если в менее разви-
той стране причина отсталости видится в том, что собственное
общество не является нацией, то совершенно естественно стре-
мление влиятельных сил внутри него сплавить национальное
единство.
Менее удачным представляется описание в книге того, что
понималось под нацией в воспринимающем обществе и, соот-
ветственно, на что были направлены творческие усилия созда-
телей нации. Наиболее убедителен французский пример: здесь
просветители видели суть английской нации в самоуправле-
нии народа и поэтому требовали передачи суверенитета монар-
хией народу, называемому нацией. Это идея нации-государст-
ва. В Германии отсталость могла толковаться в двух смыслах:
как сохранение устаревших институтов, уже ликвидированных
в Англии и во Франции, и как отсутствие единой государствен-
ности, какой располагали данные передовые страны. В первом
случае речь шла о политических реформах, которые могли про-
водить имевшиеся государства, в частности Пруссия. Сравни-
мость во втором случае обеспечивали лишь те качества, кото-
рые были присущи немцам как народу. В сочетании нация-
государство как данное могла признаваться лишь нация.
Отсюда ее определение через язык, сферу духа и этнические
корни. А чтобы стать нацией в полном смысле, как англичане
или французы, немцы должны были стремиться к соответствию
между внегосударственной общностью и территориальными
рамками государства.
Что же касается России, то речь скорее идет о том, что
Петр I хотел поставить российское государство в ряд европей-
ских государств, изменив эффективность его разнообразных ин-
ститутов и войдя в мировую политику. Эта задача была в опре-
деленной степени выполнена, но сама идея нации для нее не
была необходима. Не случайно на протяжении всей главы, по-
священной России, Гринфельд постоянно подменяет понятие
национализма понятием патриотизма как преданности своему
государству. Именно о патриотизме, любви к своему отечеству и
говорится в многочисленных цитатах.
В схеме Гринфельд за разными нациями раз и навсегда за-
креплено, будут ли они строиться на гражданских или этниче-
ских принципах. Она явным образом формулирует это положе-
101
ние - "характер каждой национальной идентичности опреде-
лялся в раннюю фазу" (Там же: 22), а смена национальной
идентичности маловероятна. Англичане или французы при всех
обстоятельствах остаются гражданскими нациями, а немцы или
русские - этническими. Гринфельд полностью обходит вопрос
о том, на каких основаниях в Великобритании происходило раз-
личение между англичанами, с одной стороны, и ирландцами,
шотландцами и уэльсцами - с другой. Подробно остановившись
на антисемитизме в Германии и связав его с идеями "крови и
почвы", она не упомянула, как то же явление стало возможным
в исключительно гражданской французской нации. Более того,
исследовательница не оговаривает, какими эмпирическими
фактами она подтверждает свои выводы. Гринфельд пользуется
отдельными высказываниями идеологов, не соотнося их с
практикой включения в состав членов общности или исключе-
ния из нее. Если процитированные ею немецкие авторы говорят
о чистоте крови как условии членства в немецкой общности,
она заключает, что это и было нормой в действительности. Но в
случае России Гринфельд даже не приводит подобные высказы-
вания. Более того, среди основателей русского национализма
она называет и молдавского господаря Кантемира, и немца
Фонвизина, и малоросса Полетику. Считалось ли аномалией в
российском обществе, что люди разнообразного этнического
происхождения проповедуют идеи русского государственного
патриотизма? Если нет, то каковы основания называть рус-
ский национализм этническим? Единственное, что подтверж-
дает этнический характер русского национализма, - возвеличи-
вание народа, крестьянства. Но какого крестьянства - только
ли великорусского, или и малорусского, и поволжского, финно-
и тюркоязычного?
Не лучше обстоит дело и с конкретными проявлениями ин-
дивидуалистического или коллективистского характера нации.
Исследовательница приводит в качестве подтверждения своей
классификации лишь некоторые образы, содержащиеся в наци-
ональной литературе. Единая душа и воля - это естественные
метафоры национального единства. Как только Гринфельд об-
наруживает подобные высказывания, она относит их за счет
примата коллективного начала над индивидуальным. Но это не
обязательно так. Она сама приводит слова американца Джозефа
Галловея о нации как "обществе, оживленном одной душой, ко-
торая направляет его движения и заставляет всех его членов
действовать постоянно и единообразно для достижения одной
и той же цели, а именно общественной пользы" (Там же: 110).
102
Если бы данное высказывание принадлежало немецкому или
русскому автору, Гринфельд смело назвала бы его проявлением
коллективистского, а следовательно, и авторитарного духа. Но
так как оно не подтверждает заранее построенной схемы, то ос-
талось без такого авторского комментария.
Национальная идентичность в работе Гринфельд сходна с
одеждой, которую люди надевают на себя. Стандартный ход из-
ложения автора состоит в том, что некоторая элитная группа ис-
пытывает неудовлетворенность своей сословной идентичностью
и выбирает себе иную, национальную. Предполагается, что со-
циальные идентичности взаимоисключающие и существуют
где-то вне людей, например, висят в гардеробе.
Если идея нации, по Гринфельд, может быть экспортирова-
на в другое общество, то же самое невозможно с идеей демокра-
тии, которая, с одной стороны, "врожденное свойство" некото-
рых наций, содержится в их определении как наций, а с дру-
гой - полностью чуждо иным. Попытка воспринять идеи
демократии такими нациями потребует изменения самой их
идентичности. "Знание природы специфического национализма
должно заставить нас ожидать от нации некоторого типа пове-
дения" (Там же: 25), к которому они предрасположены. Говоря
иначе, в книге Гринфельд нации выглядят некоторыми целост-
ными индивидами, без серьезных внутренних разногласий и к
тому же неизменными во времени. Более того, за каждой из них
заранее закреплен ее путь, свернуть с которого ей вряд ли уда-
стся. Странно встречать в конце XX в. в академической литера-
туре те идеи, которые были высказаны в XVIII в. ранними идео-
логами национализма, такими, как Гердер или Руссо. Здесь и
идея нации как целостного организма, обладающего индиви-
дуальностью, и утверждение о ее специфической миссии. За
прошедшие двести лет было написано уже достаточно литерату-
ры, разбирающей философию национализма, чтобы всерьез об-
суждать ее не как идеологию, а как научную картину мира. Это
можно сказать и о книге Гринфельд.
Гринфельд признает, что при распространении национализ-
ма в другие социальные слои его эффективность как средства
мобилизации возрастает, но сам национализм остается неиз-
менным. Из этого следует, в частности в русском случае, что
именно дворянство определяет характер русской нации. Не
имеет значения, что оно уже давно исчезло - получается, что
его специфические комплексы, как описано у Гринфельд, про-
должают питать чувство неполноценности и экзистенциальной
зависти к более развитому миру.
103
Это об общей теории автора. Остановимся специально на
примере России. Основным носителем национального созна-
ния, согласно Гринфельд, было отчаявшееся своим невыноси-
мым положением дворянство. Оказывается, что самым нетерпи-
мым в их положении было право не находиться на государст-
венной службе. Заметим, не запрет на занятие государственных
постов, а право не служить. Перспективы праздной жизни на-
столько расстроили данное сословие, что все жалованные ему
привилегии не смогли его утешить. Но выход был найден - ото-
ждествить себя с народом. Гринфельд не объясняет, какое пре-
имущество давало такое отождествление. Понятие народного
суверенитета дворянством как сословием не выдвигалось, оно
могло бы только ослабить исключительные претензии дворянст-
ва на управление государством. Даже самое узкое понимание
народа или нации как политического класса подразумевает идеи
об ограничении самодержавной монархии, которые в работе не
упоминаются. Принадлежность к народу не способствовала и
утверждению личного достоинства, когда народ был закрепо-
щен. "Нация" как источник власти, таким образом, по крайней
мере для рассматриваемого Гринфельд периода, не имела смыс-
ла. И не случайно нигде в тексте не приводятся определения,
что понималось под русской нацией в общественных дискус-
сиях того времени. Мы ничего не узнаем ни о социальных гра-
ницах "нации", ни об этнических критериях членства в ней.
Поэтому уверенное отнесение автором русского национализма
к этнической и коллективистской разновидности - не более,
чем ее собственный способ построения мифа.
Жесткость категорий в книге Гринфельд находится в проти-
воречии с развитием современных теорий национализма. Видо-
изменение национализма с течением времени даже в одной
стране, дифференциация его форм в разных социальных сре-
дах, соперничающие версии членства в нации, борьба различ-
ных политических сил за право своего истолкования сути собст-
венной нации - все эти темы остались автору чуждыми.
РАЦИОНАЛЬНЫЕ СПОСОБЫ ИЗУЧЕНИЯ
НЕРАЦИОНАЛЬНЫХ ЧУВСТВ
Уокер Коннор, американский социолог, опубликовал с кон-
ца 1960-х годов ряд статей об определении понятий "этническая
группа", "нация", о процессах строительства наций, о природе
национальных чувств. В 1994 г. он объединил их в книгу "Этно-
104
национализм: поиски объяснений" (Connor 1994). Здесь мы ос-
тановимся лишь на одной из множества тем, которые представ-
лены в данной книге. Коннор попытался выявить причины
того, почему преданность нации как правило преобладает над
другими формами идентичности, такими, например, как вер-
ность государству. Так как Коннор - один из немногих спе-
циалистов в области национализма, который всерьез рассматри-
вает национальные чувства, то стоит оценить результаты его
исследований.
По определению Коннора, суть нации - в психологической
связи между людьми, которая объединяет членов группы и про-
тивопоставляет их всем остальным. Одним из элементов такой
связи является вера в общее происхождение и родство. Специа-
листы давно уже доказали, что подобное родство фиктивно. Но,
по мнению Коннора, данное научное утверждение не имеет ни-
какой силы для обычных людей. Главное, что они вопреки ра-
циональным доказательствам в глубине души уверены в своей
правоте: этнические группы и нации связаны общей кровью. И
именно это убеждение имеет практические результаты. Ученые
же, не принимающие его всерьез, оказываются неспособными
понять силу этнических чувств. Зато такую силу прекрасно по-
нимают и используют идеологи национализма.
Так как сферу эмоционального трудно изучать рациональ-
ными методами, Коннор предлагает свою методологию: сравни-
тельный анализ речей и письменной пропаганды идеологов. Ес-
ли эта пропаганда была успешной и в ее результате происходила
национальная мобилизация, значит идеологи действительно за-
трагивали чувствительную струну в душах людей. Главное - не
то, что идеологи имели в виду или какие конкретные цели они
преследовали, а тот массовый инстинкт, к которому они обра-
щались. И далее Уокер Коннор отбирает цитаты из выступле-
ний пропагандистов, начиная со сторонников американской не-
зависимости до Бисмарка, Гитлера и китайских коммунистиче-
ских лидеров. И всюду в цитатах присутствуют сходные
образы - обращение "братья и сестры", родина-мать и отече-
ство, кровное родство и первопредки.
Частота и эффективность подобных призывов, как полагает
Коннор, и подтверждает, что нации характеризуются чувством
сродства. Нация - самая крупная группа, которая может взы-
вать к родственным чувствам. Сами по себе эти чувства не ир-
рациональны, они лишь нерациональны, предшествуют созна-
нию. Социальные науки чувствуют себя очень неуютно с нера-
циональными явлениями. Анализировать их возможно через
105
символы, которые проникают туда, куда не доходят рациональ-
ные аргументы. Вообще национальные чувства можно рацио-
нально анализировать, но нельзя рационально объяснить. Сам
Коннор признает, что рационального объяснения он и не пре-
доставляет.
Что же в таком случае исследователю удалось сказать ново-
го о национальных чувствах или об их роли в социальных дви-
жениях? О массовой мобилизации в национальных движениях
Коннор даже не упоминает. Раз идеологи обращаются к вере в
кровное родство, значит, у людей эта вера существует. Никаких
других доказательств и не требуется. На мой взгляд, тут приме-
нено сразу два незаконных приема.
Во-первых, Коннор изначально выбирает случаи, когда на-
циональная пропаганда, по его утверждению, достигает цели.
Он, кстати, не приводит критериев успешности националисти-
ческих призывов: на какую часть аудитории они воздействова-
ли, к какого рода действиям привели. Но очевидно, что помимо
успешных случаев было множество и неудачных - и тоже с ис-
пользованием казалось бы неотразимых доводов о братстве,
кровном родстве, семейной чести и т. д. Социолог должен был
бы сопоставить, почему в одних ситуациях такие обращения
воспринимаются людьми, в других же - не производят никако-
го эффекта.
Во-вторых, даже если в пропаганде использовались опреде-
ленные призывы, ничто не доказывает, что именно они, а не
прочие обстоятельства, обладали мобилизующей силой. Взять
хотя бы приводимые в книге примеры. Бисмарк, конечно, при-
зывал немцев "думать кровью", - но не всех немцев, оставив за
пределами Рейха немецких австрийцев, отказавшись от претен-
зий на ирредентизм, на расширение государства в угоду этни-
ческим соображениям. Мощь государственных институтов, сна-
чала прусских, затем имперских, была для него более важным
инструментом, чем мобилизация национальных чувств. Дру-
гой пример: в Американской декларации независимости звучит
упрек английским "собратьям", что несмотря на родство те
допустили узурпацию прав американских колонистов. Значит,
сами англичане разорвали семейные узы. Все же в данных вы-
сказываниях главное - не риторический прием авторов Декла-
рации, а отрицание тирании.
С Уокером Коннором нельзя не согласиться, что социаль-
ным наукам стоит изучать этнические (национальные) чувства.
Но ему не удалось убедительно продемонстрировать, как это
нужно делать.
106
