«Виртуальные реальности» как тексты современного мировоззрения

• Ты… кто… такая? – спросила Синяя Гусеница.

Начало не очень-то располагало к беседе.

• Сейчас, право не знаю, сударыня, - отвечала Алиса робко. – Я знаю, кем я была

сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.

• Что это ты выдумываешь? – строго спросила Гусеница. – Да ты в своем уме?

• Не знаю, - отвечала Алиса. – Должно быть, в чужом.

Кэрролл Л. «Алиса в Стране чудес»

Революция в средствах массовой коммуникации, на результаты которой, среди прочего, опирается в своих построениях постмодернизм, предполагает и новое "измерение" времени и пространства, получившее определение "виртуального". Термин "виртуальная реальность" прочно ассоциируется сейчас с возможностями новейших мультимедийных аудиовизуальных и компьютерных технологий, с помощью которых можно создать иллюзию, воспринимаемую и переживаемую как абсолютно достоверную.

В целом мир постмодернизма является миром хаоса, лишенным причинно-следственных связей и ценностных ориентиров и предстающим сознанию в виде иерархически неупорядоченных фрагментов.

Современная культура от модернизма и постмодернизма ХХ века наследует отказ от рационализма и уход от опыта и знания как единственных инструментов описания и изучения мира. В этом отношении ситуация очень близка европейскому средневековью, когда подлинная реальность была по сути реальностью Священного Писания. Герменевтика, как исследование и толкование этой единственной истинной реальности, замещала и науку, и философию. Изучалась не жизнь, а Библия, как единственная истинная реальность (латинское virtus –“истина”).

Философско-культурный парадокс состоит в том, что с начала ХХ века под воздействием абсолютного идеализма классическая философская дилемма: “что первично – материя или сознание” – претерпевала существенные изменения. Вопрос был заменен: "язык – сознание - реальность". Философия ХХ века считает более фундаментальным язык, на него легче опереться, потому что он проще устроен, чем реальность. Кроме того, реальность немыслима вне языка. Отсюда гипотеза лингвистической относительности, в соответствии с которой не язык определяется реальностью, а реальность – языком (Э. Сепир, Б. Уорф). Чтобы ориентироваться в реальности, нужно знать язык. Вот почему искусственная иллюзорная реальность была названа виртуальной: потому что она ближе к языку, чем к реальности, и, стало быть, более реальна, чем сама реальность.

Во второй половине ХХ века текст снова подменяет собой действительность, выдается за действительность. Поэтому онтология текста и становится онтологией реальности. Таким образом, семиотика и герменевтика приобретают в современной культуре онтологический статус, познание действительности приравнивается к интерпретации текста.

Современную культуру можно читать как гипертекст (лабиринт и пересечение смыслов). «Мозаичный» (по А. Молю) характер современной культуры в первую очередь обусловлен активным сосуществованием нескольких равноправных (равноистинных и равноавторитетных) источников информации, а также разрушением ценностного остова культур. Это вовсе не означает падения нравов, наоборот – нравственность становится безразмерной, включающей многообразие исторических и этнических вариаций. Релятивизм как универсальное культурное состояние сегодняшнего дня делает бессмысленным и абсурдным процесс какого-либо обмена или диалога. – Действительно, что может дать культура, не имеющая жесткой и единственной ценностной системы, перманентно, без сопротивления, принимающая в себя новые и новые феномены? Такая социокультурная ситуация может быть метафорически представлена и прочитана как гипертекст.

Несмотря на то, что гипертекст – наиболее адекватная и актуальная форма постмодернистской прозы, мы употребляем данный термин не в узком понимании (как компьютерная литература), а как нелинейный в смысловом изложении и неограниченный в количестве интерпретаций, ассоциаций и способов прочтения текст культуры.

О гипертексте или гиперсреде как виртуальном пространстве переходов и связей между различными блоками информации (фрагментами текстов, фотографий, музыкальных записей, видео и пр.) широко заговорили в начале 90-х годов в связи с возникновением и развитием информационной компьютерной сети Интернет. Однако здесь наиболее применимо понятие гиперреальности, разработанное Жаном Бодрийаром. Массмедиа, бесконечные пересекающиеся потоки информации создают впечатление, что кто-то (автор гипертекста или творец гиперреальности), нажимая кнопки, перемещает человеческое восприятие и сознание "с уровня на уровень" или меняет декорации текстового (театрального) пространства современной действительности.

Гиперлитература может быть для культуролога первичной моделью для дальнейшего более глубокого понимания текста действительности, ибо искусство все еще остается искусственностью. Писатели-постмодернисты во многом выступают в роли "кликающего" творца нового семантического мира, который похож то на лабиринт, то на мозаику, а то на ребус. Автор гипертекста выступает своего рода дизайнером, архитектором, возводя структурное, ландшафтное нелинейное пространство, в котором читатель должен найти свой уникальный путь чтения. Ярким образцом гиперлитературы являются романы современного сербского писателя Милорада Павича, в сюжеты которых вовлечены персонажи, принадлежащие разным эпохам (древность, средневековье, Возрождение, ХХ столетие) и знаковым пространствам (арканы Таро, зодиакальный цикл, алхимическая символика и многое другое). Показательно, что исследователи его творчества сравнивают структуру произведений писателя с компьютерной видеоигрой: пространство и время не ограничено и не линейно; создается иллюзия бесконечности и вечности; дана возможность перехода с уровня на уровень текста, причем различными способами, используя разные методы сцепления этих текстовых уровней.

Прочтение гипертекста превращается в путешествие по гиперреальности, что зачастую помещает читателя в проблемное поле выбора дороги-пути-ключа-языка-кода-шифра. Нельзя не обнаружить сходства прочтения гипертекста с культурологическим понятием "диалог" (в употреблении и понимании М. М. Бахтина). Диалог самоценен, ведь субъекты вступают в него не ради получения чего-либо друг от друга, и даже не ради взаимообмена, а, скорее ради взаимопроникновения. Читатель гипертекста проникает в него, находя собственный ключ, либо каждый раз новый путь. Это становится не столько пониманием текста, сколько самопознанием.

Свободный выбор многое объясняет и раскрывает в собственном внутреннем мире. Диалог – пространство свободы. Гипертекст предполагает свободу выбора, так как очень похож на виртуальный лабиринт, в котором новый коридор, уровень или тупик возникают по инициативе читателя-путешественника. Читатель, оказываясь в пространстве гипертекста, вступает в диалог с автором как в процесс со-творчества – совместного творения нового смыслового мира.

Гипертекстуальная литература предназначена для субъекта, живущего в опосредованном различными инструментами пространстве. Небывалый до этого уровень опосредования опыта людей современными медиа делает кардинальным отличием переживаемой нами эпохи резкое увеличение роли знака и текста в том смысле, что практически во всех сферах социального бытия деятельность людей ориентирована преимущественно на производство символических ценностей. Стержневая тема широко известного эссе Бодрийара "Америка" связана с осмыслением такой особенности современного мира, как создание все более искусственной среды обитания. Одним из важнейших средств реализации этого являются медиа.

Показательно, что ключ к пониманию этой новой реальности лежит, по мнению автора, как раз в области анализа искусственной среды и средств ее формирующих. Жан Бодрийар приводит замечательное сравнение: "Особое очарование Америки состоит в том, что за пределами кинозалов кинематографична вся страна. Вы смотрите на пустыню так же, как смотрите вестерн, на метрополии - как на экран знаков и формул. То же самое ощущение возникает, когда выходишь из итальянского или голландского музея и оказываешься в городе, который кажется отражением этой живописи, словно она породила его, а не наоборот.» Действительно, город и «реальная» жизнь стали отражением текстов массового искусства.

В отличие от гиперлитературы гиперреальность характеризуется процессом отчуждения субъекта, лишения его творческого начала и возможности вступать в диалог.

ХХ столетие породило парадокс уничтожения диалога самим диалогом. Культуры Просвещения и Романтизма, открывая новые земли и народы, открывали радикально Другое. Тайна Другого зачастую не поддавалась усвоению и по этой причине просто истреблялась – земли завоевывались, народы порабощались или уничтожались. Такое отношение к Другому как к своему или, наоборот, к враждебному, по сути дела ведет культуру к стагнации. ХХ век вынужден был изменить тактику диалога с Другим: не присвоить или уничтожить, а слить, соединить, интегрировать, включить в свой состав. Мир становится недифференцированным единим целым, его идеологическими направлениями становятся экуменизм и синергетика и, в конце концов, глобальный релятивизм.

Использование растущих возможностей массовой коммуникации, связанных как с расширением приемов монтажа образов, так и с феноменом пространственно-временного сжатия, привело к формированию качественно нового состояния культуры. Информации становится все больше и больше, что значительно осложняет возможности ее понимания. С точки зрения Бодрийара, культура теперь доминируется некоторыми моделями, симуляциями. Последние представляют собой объекты, дискурсы, не имеющие исконного, изначального четкого референта. При этом значение формируется не за счет соотнесения с независимой реальностью или некоторым стандартом, а за счет соотнесения с другими знаками. Мир, таким образом, превращается в исключительно знаковую, виртуальную реальность.

Заметим, что акцент на роли телевидения, который в явной или неявной форме содержится в постмодернистских построениях, определяется и самими коммуникативными возможностями этого средства. Не случайно, что телевидение даже трактуется как "архетипическая постмодернистская форма".

Итак, по мнению Бодрийара, насыщение повседневности бесконечной серией симуляций приводит к формированию своеобразной гиперреальности. Это своего рода нестабильная, эстетизированная галлюцинация реальности, спектакль образов, потерявших изначальный смысл.

Говоря о гиперреальности, Бодрийар отмечает исчезновение различий между каналом, массовой коммуникацией, с одной стороны, и той реальностью, которая оказывается представлена в образных сообщениях (представлениях) - с другой.

Четырехступенчатый процесс превращения феномена в симулякр, описанный Бодрийаром, представляет собой следующую последовательность: отражение глубинной реальности; маскировка и денатурализация глубинной реальности; маскировка отсутствия глубинной реальности; отсутствие соотнесения с какой-либо реальностью вообще; фаза чистого симулякра. Другими словами, эволюция образа проходила четыре этапа. На первом этапе образ, как зеркало, отражал окружающую реальность; на втором - извращал ее; на третьем - маскировал отсутствие реальности; и наконец, образ становится "симулякром", копией без оригинала, которая существует сама по себе, без всякого отношения к реальности.

Роль электронных средств коммуникации, в первую очередь телевидения, является здесь ключевой. Телевидение находится как бы "над" нынешним миром кажущегося, миром "поверхностей". Тем самым создается особая среда, в которой объекты становятся реальными только в том случае, если они будут показаны по телевидению.

Современный чешский писатель Милан Кундера в романе «Бессмертие» размышляет над этой проблемой, сравнивая «человека реальности» и «человека имиджа»: «…Потерпели крах все идеологии: в конечном счете их догмы были разоблачены как иллюзии, и люди перестали принимать их всерьез. Коммунисты, к примеру, верили, что пролетариат в ходе капиталистического развития будет нищать все больше и больше, и когда однажды оказалось, что рабочие по всей Европе катят на работу в авто, они готовы были кричать, что реальность жульничает. Реальность оказалась сильнее идеологии. И именно в этом смысле имагология превзошла ее: она сильнее реальности, которая, впрочем, уже давно перестала быть для человека тем, чем была для моей бабушки, жившей в моравской деревне и знавшей все по собственному опыту – как печется хлеб, как строится дом, как забивают хряка и делают из него копчености, что кладется в перины, что думает о мире пан священник и пан учитель; каждодневно она встречалась со своей деревней и знала, сколько было совершено в округе за последние десять лет убийств; у нее был, так сказать, личный контроль над действительностью, так как никто не мог убедить ее, что моравское земледелие процветает, когда дома нечего было есть. Мой сосед в Париже все свое время проводит в конторе, где восемь часов сидит напротив другого чиновника, потом садится в машину, возвращается домой, включает телевизор, и когда диктор информирует его об опросе общественного мнения, согласно которому большинство французов решило, что в их отечестве наибольшая безопасность в Европе, он на радостях откупоривает бутылку шампанского, даже не имея понятия о том, что именно в этот день на его улице были совершены три ограбления и два убийства… …реальность для современного человека – материк, все менее и менее посещаемый…»

Коммуникация в современной культуре перестала быть разговором (диалогом), превратилась в производство информации, в возможность знания; кругом – производство возможности, виртуальное производство. Возможность реальности феномена, истины, а не бытие. Таким образом, виртуальность это возможность.

В «Словаре культуры ХХ века» В. Руднев помещает целую словарную статью, посвященную распространившемуся сегодня в обыденной речи выражении “как бы”. Культуролог считает, что это речевой маркер контакта с виртуальным миром. Текст и реальность для сознания “как бы” переплетены, причем реальность всегда менее фундаментальна, чем текст. Д. А. Пригов - поэт-концептуалист второй текстовой реальности полуиронично, полутрагично пишет:

Так во всяком безобразье

Что-то есть хорошее

Вот герой народный Разин

Со княжною брошенной

В Волгу бросил ее Разин

Дочь живую Персии

так посмотришь – безобразье

А красиво, песенно.

Исторические легенды приобретают реальность через художественные тексты массовой культуры, действительность предмет обыденного мира обретает через текст рекламы.

По мнению Г. Маклюэна, современные аудиовизуальные средства коммуникации ведут к вытеснению всех прежних видов искусства и отвечающих им форм общения. Новая всеохватная сеть общения создает «глобальную деревню», упраздняет пространство и время и заменяет рационализацию новыми формами мифологии, преподносящими мир как нечто зримое и осязаемое целое. Телевидение и новейшие аудиовизуальные системы радикально преобразуют саму среду, в которой живет и общается современный человек.

В связи с интенсивнейшим развитием техники на производстве человек не владеет тем, что производит, для него создается некая призрачность предметного мира.

Сегодня происходит трансформация общества в свою новую форму - в общество "интегрированного зрелища". Это общество существует в условиях барочного калейдоскопа явлений жизни, превратившихся в сознании людей в чистую символику без какого-либо указания на содержательный акцент, в шоу-мир вездесущей рекламы товаров потребления и театральной рекламности политики.

На место материальности вещей и идеальности ценностей пришла новая семиотика мира. Промышленность и рынок, искусство и наука – буквально все сферы производства ныне создают исключительно символические ценности, а точнее, знаки. Человек, купив вещь, не просто пользуется ею, но думает, что обладает при этом еще и некой символической значимостью.

Сегодня создается нечто утопическое, которое без особых усилий, благодаря овладению современными масс-медиа и рекламой образами, формами, цветами, воплощается на экране и создает иллюзию реальности. Процесс симуляции зашел так далеко, что утратилось само различие фантазии и реальности. Реклама – это настоящая действительность, даже если ты никогда не сможешь реально купить то, что рекламируется. На рекламных щитах вещи выглядят более совершенными, чем на самом деле.

И раньше любые вещи имели символическое значение. Но, пожалуй, только сегодня, во многом благодаря рекламе, внутренние качества вещей, их строение и полезность оказываются стертыми.

Главной особенностью современности некоторые философы⁷ называют создание искусственной среды обитания, в которой человек уже не страдает от тяжелого труда, болезней, голода, насилия, войн и даже не переживает тяжелых душевных конфликтов. Конрад Лоренц описал это явление как один из восьми грехов цивилизованного человечества – тепловую смерть. То, что раньше давалось как судьба, сегодня моделируется и конструируется технически.

Искажение культурного бытия происходит еще и потому, что создано общество, в котором, кажется, нет никаких форм зла. Так, например, Бодрийар видит спасение человека от искаженного «парникового» бытия не со стороны позитивного, а со стороны негативного: катастрофы, эпидемии, наркомания, психические расстройства, терроризм и т. п. формы зла – только они, если не образумят, то по крайней мере укрепят тела и души людей. Главная опасность – размягчение телесной, природной субстанции культуры, отрыв от корней, утрата не только почвы, но и тела.

Глубочайшие изменения в культурном бытии связано не только с «моральным парником», но и с эстетической сферой. Приведенные выше особенности нашли свое отражение и в эстетическом стиле постмодернизма. В ряду важных характеристик этого явления исследователи выделяют: неточность, размытость, тенденцию к двусмысленностям; фрагментацию, иронию и стремление к устранению каких-либо канонов; спонтанность, карнавализацию, игровое отношение к действительности; конструкционизм, предполагающий непрерывную генерацию множества конфликтующих между собой интерпретаций. Предполагается новое отношение к окружающему миру, отрицание общепринятых норм и стереотипов. При этом утверждается всеобщая терпимость, минимальные ценности, как можно менее четкие и определенные. Здесь же настаивают на отказе от жесткого деления высокой культуры и культуры массовой, делая акцент на том, что существуют лишь разные культуры как таковые.

Важная особенность эстетики постмодерна состоит в отказе от соотнесения текстов культуры с реальностью. Ситуация выглядит так, как будто перед реальностью устанавливается некоторое "зеркало", которое фиксирует ее множественность. Искусство перестало творить идеальные образы, идеалы красоты. Преодоление границ высокого и низкого стало решительным шагом эстетизации мира, быстрое развитие и властное распространение дизайна привело к тому, что благодаря эстетизации вещи виртуализируются и обретают знаково-символическую форму. И современные художники, и дизайнеры делают общее дело – воплощают эстетические каноны в реальность и этим способствуют исчезновению как реальности, так и искусства.

Но речь идет не о том, что генерируются реальные объекты, а о том, что они изменяются, и на их место подставляются иллюзорные. Так, например, клонирование – это не создание реальных людей (человек может это делать и без лабораторий). Просто человечеству понадобились выращенные органы, которые смогут заменить испорченные натуральные, а также человек не желает быть солдатом, осинезатором, уборщиком и создает себе замену.

Психоанализ, ставший священным писанием ХХ века, уничтожил половую природную (или божественную) данность. Человек теперь уже всерьез задает вопрос: кто я – мужчина или женщина?

Для постмодернистской культуры в целом характерно усиление роли в ней посредников. Достигается это за счет широкого использования техники коллажа, предполагающего перенос материала из одного контекста в другой с последующим распределением заимствованных элементов по новым местам. Тем самым открываются новые возможности для обозначения, создания новых произведений из уже существующих объектов. Характерно, что в современных условиях роль, сходную с коллажной, во все возрастающем объеме начинают играть средства массовой коммуникации.

Вопросы и задания:

1. Почему внимание современного человека со страниц книг переместилось на экран монитора?

2. Приведите пример интерактивного или гипертекстуального литературного пространства.

3. Анализ идей книги В. Пелевина «Generation ”.

4. Выявите и проанализируйте мифологемы и идеи виртуальности в кинокартине братьев Вачовски “Матрица”.

Литература:

1. Виртуальная реальность и телекратия // Марков Б. В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. СПб., 1999. С. 188 – 195.

2. Виртуальные реальности // Руднев В. Словарь культуры ХХ века. С. 53 - 55.

3. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация). М.: Диалог - МГУ. 1998.

4. Лесков Л. В. Виртуальность мифа и виртуальность синергетики как антиподы // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2000. № 6.

5. Маевский Е. Интерактивное кино? (Опыт эстетической прогностики) // Иностранная литература. 1995. №4

6. Маньковская И.Б., Мотиевский Виртуальная реальность // Культурология ХХ век. Словарь. СПб: Университетская книга, 1997. - С. 73-77.

7. Орлов А. Аниматограф и его анима. Психогенные аспекты экранных технологий. М., 1994.

8. Пелевин В. Generating π.

9. Бодрийар Ж. Америка. СПб., 2000.

10. Парамонов А. Гипертекст // Искусство кино. 2000. № 11.

11. Михайлович Я. Павич и гипербеллетристика // Павич М. Ящик для писменных принадлежностей. СПб., 2000. С. 194 – 208.

12. Хоружий С. С. Род или нерод? Заметки к онтологии виртуальности // Вопросы философии. 1997. № 6. С. 53 – 69.

13. Бодрийяр Ж. Соблазн. М., 2000.

14. Бодрийяр Ж. Америка. СПб., 2000.