[I.] о первом прибытии; то есть Кесары, внучки Ноя, до потопа.

Согласно древнейшим историям ирландцев, внучка Ноя Кесара, услышав, что вскоре будет потоп, замыслила бегство на кораблях со своими близкими к отдаленнейшим западным островам, которые еще никогда не населял никто из людей; надеясь, что там, где никогда не совершался грех, не будет кары потопа. И после того, как сопровождавшие ее корабли были потеряны в крушении, а один корабль, на котором плыла она с тремя мужами и пятьюдесятью женщинами, уцелел, за один год до потопа она случаем прибыла к ирландским берегам. Но хотя, с весьма тонкой и похвальной в женщине сообразительностью, она полагала, что неизбежность миновала, однако, обычной и почти всеобщей гибели она избежать никак не смогла. Берег же, к которому впервые пристал тот корабль, зовется берегом лодок; а холм, в котором погребена упомянутая Кесара, до сего дня именуется холмом Кесары.

Однако же кажется весьма достойным сомнения, каким образом, если почти все было уже истреблено потопом, память об этих вещах, и о событии, и о прибытии, была сохранена после потопа. Впрочем, те, кто первым записывал эти истории, должны были сами позаботиться об этом. Ведь я собираюсь излагать истории, а не оспаривать.

Но может быть память об этом была сохранена записанной на каком-либо материале, каменном или кирпичном, как мы читаем об искусстве музыки, изобретенном до потопа.

[II.] о втором прибытии; то есть Бартолана, спустя триста лет после потопа.

На трехсотый же год после потопа Бартолан, сын Сера из рода Яфета сына Ноя, с тремя своими сыновьями и их женами, как сообщают, пристал к берегам Ирландии, то ли случайно, то ли намеренно, то есть, то ли сбившись с пути, то ли в поисках лучшей родины. Три же его сына были Лангвин, Салан, Рутуруг. Они обрели здесь себе вечную память и как бы постоянное присутствие, когда наделяли знаками своих имен существующие вещи. Ведь от первого сына именуется озеро Лагилина, от второго – высочайшая гора Саланга, которая возвышается над тем морем, что разделяет Ирландию и Британию. Поскольку у ее подножия долгое время спустя святой Доминик построил знаменитый монастырь, теперь ей обычное имя гора Доминика¹⁷⁴. Рутуруг же, который третьим правил после двух, дал имя озеру Рутуруг.

При этом Бартолане мы находим немногие признаки деяний: почти ничего, кроме как четыре огромнейших озера, внезапно извергнувшихся из недр земли, четыре леса, вырубленных при занятии земледелием и вырванных под корень, и обращенных, не без великого пота многих, в чистоту полей. Ведь в то время чуть ли не вся земля, кроме некоторых нагорий, да и тех весьма немногих, была покрыта бесконечными лесами и густыми зарослями; а там, где трудились плуги, едва появлялась открытая равнина. Но даже вплоть до нынешнего дня, по сравнению с лесами, эти поля невелики. Бартолан же со своими сыновьями и внуками начал немало преуспевать как в ведении дел, так и в наследниках. Ведь когда после их прибытия прошел круг трехсот лет, число их потомства, как рассказывают, возросло уже до девяти тысяч человек.

Наконец, когда он одержал победу в большой битве, которую провел с гигантами, поскольку благополучие смертных не бывает вечным, и так как

1. Высшие блага легко вы даете, о боги, — но трудно

2. Вам этот дар защищать¹⁷⁵;

и поскольку

3. Ограничила этим пределом

4. Воля богов благоденствия рост,

5. Рушат громады себя¹⁷⁶; Не придется вершинам

6. Долго стоять, непомерно тяжек обвал под их весом¹⁷⁷,

его почти со всеми его людьми погубила внезапная эпидемия, которая возникла, возможно, из-за порчи воздуха от трупов убитых гигантов.

Ведь говорят, что от этой смерти спасся только Руан. Именно тот Руан, который, как сообщают древние истории, сохранился в течение многих, и более, чем можно было бы легко поверить, лет, вплоть до времени блаженного Патрикия, и был им крещен. Этот, как говорят, верный рассказчик ирландской истории изложил святому Патрикию все деяния народа, исчезнувшие из глубин памяти из-за чрезвычайной древности. Ибо ничто не закрепляется в памяти так, чтобы не стерлось равнодушием или временем. Этот же Руан, хотя он и исторг у смерти некое жизненное перемирие, однако, не добился мира. Ибо хотя он отсрочил смерть далеко за общий и обыкновенный предел преходящей и мимолетной жизни, однако, не избежал надлежащей судьбы жалкой плоти.

Этот Руан, как может быть подсчитано в ирландских историях, намного более всей долговечности древних патриархов, хотя это кажется весьма невероятным и подверженным злоречию, прожил тысяча пятьсот лет.