[XXIV.] о льве, полюбившем женщину.

В Паризии мы видели льва, которого некий кардинал детенышем прислал Филиппу, сыну короля Людовика, тогда еще ребенку.

Он имел обыкновение предаваться звериной любви с некоей слабоумной по имени Иоанна. Когда он порой вырывался из клетки и впадал в такой гнев, что никто не дерзал к нему приблизиться, тогда призывали Иоанну, которая быстро умеряла его гнев и злобу. И лаская его женскими соблазнами, вела его, куда хотела, и тотчас всю ярость обращала в любовь.

Горе обеим тварям, достойным позорной смерти! Однако не только в новые времена склонялись к злодеяниям такого рода; но и в древние времена, похвальные большей невинностью и простотой, навлекали на себя позор неслыханными грехами такого рода. Поэтому и в Левите написано: Если женщина пойдет к какой-либо скотине, чтобы совокупиться с ней, женщину убей, и скотина смертью да умрет. Ибо они этого достойны.¹⁴⁸

Зверя было приказано умертвить, не за вину, которая оправдывается его звериной природой, но ради возобновления памяти, которое приводит на ум совершенное.

Также и с Парсифаей, полюбившей быка, по мнению многих, была не басня какая-нибудь, а действительное событие.

[XXV.] о петухах, кричащих в Ирландии иначе, чем всюду.

Петухи здесь не так, как повсюду, отделяют третью и последнюю часть ночи от первых двух тройным криком с расстановкой. Ведь здесь они слышны незадолго до рассвета; и начало дня здесь различают настолько отстоящим от первого петушиного крика, насколько повсюду – от третьего.

Однако не стоит полагать, что петухи здесь имеют иную, чем повсюду, природу. Ведь не иначе кричат и привезенные сюда откуда-либо.

Но как Британия довольствуется короткой ночью, так и Ирландия; и короче она настолько, насколько ближе путь солнца к закату. Следовательно, насколько непродолжительнее здесь ночь, настолько поспешнее за пением петуха наступает день. Поэтому в летнее время всегда, от сияния солнца, недолго обращающегося под землей, небо над горизонтом всю ночь светятся, словно с поднимающейся зарей начинается день.

[XXVI.] О волках, имеющих детенышей в декабре.

У волков в Ирландии детеныши рождаются по большей части в месяце декабре; то ли из-за весьма мягкого климата этой земли; то ли, скорее, указывая на недуги измены и грабежа, которые здесь преждевременно распространяются.

[XXVII.] О вóронах и совах, имеющих птенцов к Рождеству.

На Рождество, когда господин Иоанн в первый раз покинул остров, во многих местах Ирландии, и особенно в области Медии вóроны и совы вдруг вывели птенцов; предвещая совершение какого-либо нового и несвоевременного события.

И в тот же год была объявлена смерть властителя той земли, то есть Гугона де Ласи, от пагубного коварства своих.

[XXVIII.] О чудесах; и сначала о яблоках, о воронах и о дрозде святого Кейвина.

Теперь перейдем к чудесам. И начнем со святого Кейвина, прославленного исповедника и аббата. Когда святой Кейвин прославился у Глинделахана своей жизнью и святостью, некий знатный юноша, который был его учеником, страдая недугом, как-то пожелал яблок. Святой, сочувствуя ему, вознес молитву к Господу, и некая ива недалеко от церкви произвела яблоки, целебные как для юноши, так и для прочих недужных. И вплоть до сегодняшнего дня как та ива, так и другие, рассаженные от нее вокруг кладбища наподобие фруктового сада, каждый год приносят яблоки, во всем остальном, однако, как листьями, так и кроной сохраняя природу ивы. Яблоки же эти белые и продолговатые, более полезные, чем вкусные; у местных они в большом почтении. Они доставляются многими даже в отдаленные места Ирландии как снадобье от различных недугов, и называются яблоками святого Кейвина.

В день празднования того же святого вóроны в Глинделахане, поскольку они случайно разлили молоко его ученика, по его проклятию ни на землю не садятся, ни пищу не принимают. Но, с криком летая вокруг деревни и церкви, удерживаются в тот день и от отдыха, и от подкрепления.

Также и в Италии в славном городе Равенне в день празднования святого Аполлинара каждый год, словно по уговору, изо всех частей Италии собираются отовсюду все вóроны, ворóны и галки. В тот день по старинному обычаю им дают труп одной лошади. Если спросишь о причине этого, я не решаюсь ее назвать. Разве что, из-за долгой привычки, привитой с течением времени, и как бы уже обращенной в природу, где будет труп, там собираются и птицы¹⁴⁹; или скорее это происходит из-за какого-либо чуда этого святого. И поскольку от этого собрания воронов город на тевтонском языке первоначально назывался Равеннесбурх, то есть Город воронов, некоторые полагают, что поэтому он и зовется Равенной.

Кроме того, когда в Испании был обезглавлен блаженный Винцентий, вóроны, которые спустились к его телу будто к трупу, тотчас все умерли. И поскольку проступок одного как правило падает на весь род, в наказание за эту дерзость, попечением божественной благодати, которая дивно являет себя в святых своих, с того часа вороны словно стража постоянно находились у тела святого. Поэтому, когда это тело перевозили морем из Карфагена (испанского, а не африканского) в Уликсбону, и вороны на корабле неизменно присутствовали у его тела.

И в церкви святого Винцентия Уликсбонского в городе, где его тело лежит скрытое на прекрасных носилках, вороны почти вплоть до недавних времен обыкновенно были рядом с алтарем, числом около шести или меньше, не постоянно те же, но разные по очереди.

В память об этом печати, которые паломники приносят оттуда, вместе с изображением святого имеют и изображение ворона. И в народном произношении святой Винцентий зовется de Corvo, так что посмертное событие дало ему прозвище, которого он не имел при жизни.

В неких землях Провинции, когда тело блаженного Фирмина, епископа Усцесции¹⁵⁰ и нарбоннского уроженца, перевозили в Усцесцию, и быков, которые тянули повозку, отпустили пастись, один из них внезапно был сожран неким медведем. Когда об этом узнали, святой Ферреол, который являлся племянником Фирмина и руководителем славной перевозки, и сразу же наследовал Фирмину на епископском месте, заклиная Богом, подозвал к себе дерзкого медведя; который, тотчас подойдя, добровольно встал под ярмо, и, словно заместитель и призванный везти, сменил утраченного быка. И когда таким образом Фирмин был оттуда столь чудесно перевезен за много миль в Усцесцию, и там при большом стечении народа славно совершилось его погребение, медведь, словно получив от Ферреола разрешение, невредимый ушел в горы. И после этого пока был жив каждый год в день празднования святого Фирмина по привычке приходил к той же церкви и, совершенно оставляя на то время звериную дикость, показывал себя людям как бы ручным, ласковым и кротким; словно готовый за наказуемую дерзость и совершенное преступление служить и нести наказание. Поэтому до сего дня шкура его хранится в церкви святого Фирмина в некотором почете, и в память о столь выдающемся чуде обыкновенно показывается странникам и паломникам.

В константинопольских землях, то есть в Кребонской области, после того, как тело святого Клемента было чудесным образом найдено в море, каждый год в день праздника этого святого, и в течение восьми дней около него, более известного миру обыкновения море в том же месте отливает, и, когда поверхность земли открыта, являет благоговейно приближающимся паломникам и народу чудесный путь. Когда же эти дни установленным порядком завершаются, обширное море, возвращаясь к своим древним границам, разливается со всех сторон и тотчас заполняет все; и до обращения почти годового круга не заметно никаких следов этой дороги.

Вот так в наши дни, когда приблизились пределы времен, то знаменитое чудо Красного моря повторяется отчасти каждый год.

Так благословен же Господь Бог Израилев, един творящий великие чудеса, и благословенно имя славы Его вовек¹⁵¹. Ибо чтобы Он явил заслуги своих святых, и прославленных на небесах еще более прославил и на земле, птицы, звери и моря повинуются Ему. Но довольно об этом; далее вернемся к нашему Кейвину.

Святой же Кейвин однажды, во время Четверодесятницы, по своему обыкновению избегая людского множества, в одиночестве в маленькой хижине, которая защищала лишь от солнца и дождя, занимаясь только созерцанием, предавался чтению и молитве. Когда он обычным образом поднял через окно руку к небу, на нее вдруг сел дрозд и, словно в гнездо, отложил яйца. Святой с таким терпением и кротостью посочувствовал ему, что ни закрыл ладонь, ни убрал ее; но до тех пор, пока не вылупились птенцы, неустанно ее протягивал и прилаживал. И чтобы это знамение навсегда осталось в памяти, все изображения святого Кейвина в Ирландии имеют дрозда в протянутой руке.