[XX.] о женщине с бородой и с гребнем на спине.

У Дувенальда, короля Лимерика, была женщина с бородой до пупа. Был у нее и гребень от верха шеи вдоль позвоночника вниз, как у годовалого жеребенка, покрытый волосами.

Женщина эта, диковинная двойным дивом, однако не бывшая гермафродитом, но в остальном соответствовавшая женской природе, постоянно следовала за двором, вызывая у рассматривавших ее насмешки и изумление.

В длине бороды она следовала обыкновению не природы, но своей страны; а в волосатости позвоночника – ни тому, ни другому.

[Также и в наши дни видели в Коннакции следовавшую за двором женщину, которая имела природу обеих полов и была гермафродитом. Справа по середине обеих губ и подбородка она имела бороду, на мужской манер, весьма густую и длинную; левая же сторона, с частью губы и подбородка, была по-женски гладкая и лишенная всяких волос.]

[XXI.] о человеке-полубыке и быке-получеловеке146.

В окрестностях Викингело, во времена, когда Маврикий, сын Гиральда, захватил эту землю и замок, видели диковинного человека, если его вообще можно назвать человеком, ибо в целом тело он имел человеческое, за исключением конечностей, которые были бычьими. Ведь от суставов, которыми кисти соединяются с руками, а ступни с голенями, он носил явные бычьи копыта.

Голова его полностью безволосая; как на затылке, так и спереди обезображенная лысиной; имеющая вместо волос лишь местами редкий пушок.

Глаза крупные, как округлостью, так и цветом бычьи.

Затем лицо вплоть до рта плоское, вместо носа, кроме двух ноздревых отверстий, не имеющее никаких выступов.

Словом он не владел; вместо речи издавал одно только мычание.

В течение долгого времени он часто появлялся при дворе Маврикия, ежедневно приходя к трапезе, и, зажав пищу, которую ему подавали для пропитания, в щелях копыт, которые имел вместо рук, подносил ко рту.

И поскольку весьма часто ирландцы той земли терпели насмешки от молодежи замка, что они порождали таких от коров, от злости и ненависти своих, которую не заслужил, он был тайно умерщвлен.

Ведь незадолго до прихода англичан на остров, от соития человека с коровой, каковым пороком особенно страдает этот народ, в горах Глиндалахана корова произвела человековидного теленка. Так что можно было бы подумать, что вновь порожден «человек-полубык и бык-получеловек». И после того, как примерно год он вместе с прочими телятами следовал за матерью для сосания молока, он был, наконец, переведен в человеческое общество, ибо имел больше от человека, чем от животного.

Но убийца этого животного разве будет назван человекоубийцей? Животное чудовищное, животное неразумное, совершенно лишенное и рассудка, и речи, кто причислит к обществу разумных? А животное распрямленное, смеющееся, двуногое кто отделит от человеческой сущности? Ибо разве природа

Зверю дала поднятое лицо и судила видеть небо?¹⁴⁷

Но отступления такого рода следует извинить, и надлежит более бояться мести природы, чем обсуждать это в споре.

[XXII.] Об оленевидной корове.

У Кестрии в Британии в наши дни олень соединился с коровой, отчего произошла оленевидная корова. Ведь всей передней своей частью до паха была коровой, а ляжки с хвостом, голени и копыта, вместе с шерстью и цветом имела явно оленьи. Но поскольку в ней было больше от скотины, чем от дикого зверя, она осталась в стаде.

[XXIII.] О козле, соединившемся с женщиной.

Ротерик, король Коннакции имел белого домашнего козла, выдающегося в своей породе как длинной шерстью, так и благородством рогов.

Он на звериный лад проникся любовью к некоей женщине, заботе которой был поручен. А эта несчастнейшая, тогда как зверь более терпел от нее, чем действовал сам, подставила ему себя для неестественного употребления. О постыдное и гнусное дело!

О, сколь непомерно отступает перед чувственностью рассудок! Насколько, запятнав свое природное преимущество, обезумел до зверя властитель зверей, ибо неразумному животному разумное подчиняет себя столь позорной связью.

Ведь, как бы ни было и то и другое гнусно и мерзостно, гораздо менее, однако, если неразумные твари разумным во всем подчинены; и поскольку они неразумные, как бы естественным образом предназначены служить; хотя, однако, созданы для полезного употребления, а не для противоестественного.

Итак, с возмущением природы, негодование прорвалось в метр:

Все теперь способствует новизне, мила новая страсть,

а естественная любовь устарела.

Природное нравится меньше, чем искусственное; рассудок расходуется

На дурные дела, уже теряя здравомыслие.

Производительная сила стонет, терзаемая изощрениями сластолюбия;

И, разящая мстительница, в гневе делает явным злодеяние.

Ибо открывает природа беззаконие и разглашает позор

Неслыханного греха, создавая чудовищ.