[XIX.] о диковинах наших дней. И сначала о волке, говорившем со священником.

Теперь же изложим те достойные изумления вещи, которые произошли в наши времена.

Примерно за три года до прибытия в Ирландию господина Иоанна, случилось одному пресвитеру, направляясь из земель Ултонии в Медию, заночевать в некоем лесу, граничащем с Медией. И когда он, сопровождаемый одним только слугой, бодрствовал у огня, который сложил под каким-то густолиственным деревом, вот, волк, приблизившись к ним, тотчас разразился словами такого рода: “Будьте спокойны и ничего не бойтесь; ибо нет вам нужды трепетать, когда бояться нечего”. И поскольку они, смутясь душой, еще более ужаснулись, добавил здравые слова о Боге. И поскольку священник умолял его и заклинал всемогущим Богом и верой в Троицу не причинять им вреда, и сказать, что он за тварь такая, которая в зверином обличье произносит человеческие слова, он, дав на все христианский ответ, наконец, однако, добавил:

“Мы из некоего людского племени в Оссории. Откуда каждые семь лет, по проклятию одного святого, то есть аббата Натала, двое, мужчина и женщина, вынуждены оставлять как свои пределы, так и облик. Ибо, совершенно сбрасывая человеческий облик, принимают волчий. По окончании же семилетнего срока, если им случится выжить, они возвращаются к прежним как месту жительства, так и природе, а двое других занимают их место в том же положении.

А моя спутница в этом странствии находится в тяжкой немощи неподалеку отсюда. Если тебе угодно, предоставь ей, находящейся уже при последнем издыхании, священническое утешение лицезрением божественной милости. И когда это было сказано, священник, предваряемый волком, трепеща последовал к некоему дереву довольно близко оттуда. В его дупле он заметил волчицу, в зверином обличии издававшую человеческие стоны и рыдания.

Увидев его она тотчас, встречая вполне человеческим приветствием, вознесла хвалу Богу, что в этот час была удостоена такого утешения.

И так приняла от священника все отслуженное по обряду, вплоть до последнего причастия; и упорно на том настаивая, усиленно молила, чтобы он завершил благодеяние, даровав ей предсмертное причастие.

И когда священник твердо заявил, что не имеет его, волк, удалившись на короткое время, пришел снова, протягивая ему кошель, содержащий требник и несколько освященных гостий, который по обычаю своей земли путешествующий пресвитер носил висящим на шее [под облачением]. И упрашивал ни в какой степени не отказывать в Божьем даре и помощи, назначенной Его божественным провидением. И чтобы устранить всякое сомнение, действуя лапой будто рукой, он оттянул всю шкуру с головы волчицы и стащил ее вплоть до пупа; и тотчас появился явный облик некоей старой женщины. Видя это, священник, побуждаемый, однако, более страхом, чем рассудком, наконец причастил усиленно к этому стремившуюся и благоговейно принявшую. И тотчас шкура, стянутая волком, приняла прежнюю форму.

После того, как это было совершено, скорее по обряду, нежели по истине, волк всю ночь у огня дарил им свое скорее человеческое, чем звериное общество. Когда же настало утро, он проводил их из леса и, выведя пресвитера на дорогу, указал ему вернейший путь надолго вперед. Также и при расставании он воздавал священнику множество благодарностей за безмерную милость; обещая воздать ему намного более действенную благодарность, если Господь возвратит его из этого изгнания, две части которого он уже завершил.

И среди последних слов этой беседы священник спросил у волка, останется ли надолго враждебный народ, который недавно появился на острове. На что волк сказал: «За грехи нашего народа и чрезмерности пороков, гнев Божий, сходя на неправый род, отдает его в руку врагов. И пока этот народ будет соблюдать повеления Господа и ходить Его путями, будет беспечным и непоколебимым. Если же, поскольку легок путь к похотям, и природа – подражательница пороков, из-за соседства они низойдут до наших нравов, без сомнения, также навлекут на себя божественную кару».

[Подобное же изречение найдешь в Левите, когда Господь говорит израильскому народу таким образом: Ибо все эти мерзости, то есть упомянутые выше, делали люди сей земли, что пред вами, и осквернилась земля; смотрите, чтоб и вас не свергнула с себя земля, когда вы станете осквернять ее, как она свергнула народы, бывшие прежде вас¹⁴¹. Все это впоследствии и произошло с ними, сначала от халдеев, а после от римлян. Также и в Экклезиастике: Царство переходит от народа к народу из-за несправедливостей, обид, и поношений, и различного лукавства¹⁴².]

Спустя же примерно два года случилось мне проезжать через Медию, где тогда по совпадению епископ той земли созвал синод; пригласив также соседних епископов и аббатов, чтобы общим совещанием вернее решить, что надлежит делать в отношении этого события, о котором он уже узнал из исповеди священника. Услышав, что я направляюсь через те места, он послал ко мне двух из своих клириков, прося, чтобы, если это возможно, я лично присутствовал, когда будет рассматриваться столь непростое дело; если же нет, то чтобы я по крайней мере уведомил их о моем мнении в письме. Выслушав от них по порядку это дело, о котором я и прежде слышал от других, я, поскольку из-за некоторых срочных дел не мог присутствовать, не преминул, однако, даровать им совет письменно. И повинуясь ему, епископ с синодом самого священника того с письмом, содержащим описание произошедшего и исповедь священника, приложив также печати присутствовавших епископов и аббатов, направили к верховному понтифику.

Таким образом, не надлежит сомневаться, но соглашаться с твердой верой, что божественная природа для спасения мира приняла человеческую природу; когда здесь, по одному повелению Бога, чтобы явить Его могущество и кару, не меньшим чудом человеческая природа принимает волчью.

Но животное такого рода зверем должно называться, или человеком? Ибо разумное животное кажется весьма отличным от зверя. Кроме того, кто причислит к человеческой природе четвероногого зверя, склоненного к земле и не знающего смеха? А также, кто убьет это животное, разве будет назван человекоубийцей? Но божественным чудесам надлежит удивляться, а не вовлекать в рассмотрение человеческим рассудком.

Однако Августин в шестнадцатой книге «О Граде Божьем», где обсуждает вопрос о чудовищных племенах людей, которые порождает восток, о которых говорится, что у одних из них песьи головы, другие же, без голов, имеют глаза на плечах, и различные искажения облика, – присовокупляет, наконец, надо ли считать их действительно людьми, произошедшими от прародителя; надлежит о них думать то же, что и о чудищах, рождающихся у людей, что мы видим весьма часто. И всякий, кто в каком бы то ни было обличии допускает определение человека, то есть животного разумного и смертного, о том на твердом основании утверждается, что он человек¹⁴³.

Он же в восемнадцатой книге «О Граде Божьем» говорит об аркадцах, которые, выбранные по жребию, переплывали некое озеро и там обращались в волков, и с такими же зверями жили в пустынях этой страны. И если они не питались человеческой плотью, через девять лет снова, переплыв озеро, превращались в людей¹⁴⁴. И когда он же ведет разговор о разных превращениях людей в волков, то, наконец, добавляет: Ведь и мы, когда были в Италии, слышали такое о некоей области в тех краях, где женщины-трактирщицы, обученные этим дурным искусствам, как говорят, давали путникам что-то в сыре, отчего те тотчас же превращались во вьючных животных, и перевозили необходимое, а после завершения трудов вновь становились собой; однако, сознание у них не становилось звериным, но оставалось разумным и человеческим. Так и Апулей, в книгах, которые озаглавил «Золотой осел», рассказывает, что с ним самим произошло, что, приняв зелье, стал ослом, сохранив человеческое сознание¹⁴⁵.

Также и в наше время мы видели некоторых, которые, владея магическими умениями, из любого имеющегося вещества производили, как казалось, жирных свиней, но только красного цвета, и продавали на рынке. Но когда пересекали какую-либо воду, они тотчас исчезали, возвращаясь к собственной подлинной природе. И с какой бы тщательностью их не оберегали, принятый ими вид не удерживался более трех дней.

Также есть старая и до сих пор частая жалоба, что некие старухи, как в Валлии, так и в Ирландии со Скотией, принимают облик зайцев, чтобы под обманным видом сосать вымя и так тайно похищать чужое молоко.

Следовательно, как и Августин, мы полагаем, что демоны или злые люди не могут ни сотворить, ни в действительности изменить природу. Но то, что сотворено истинным Богом, с Его попущения изменяется по виду, то есть, кажется тем, чем не является, когда чувства людей захвачены и усыплены чудесным обманом, так что они не видят вещи такими, какие они есть, но удивительным образом увлекаются силой видения или магического заклинания к каким-либо ложным и мнимым образам.

Надлежит, однако, верить в несомненную истинность того, что Всемогущий Бог способен как сотворить природу, так и поменять, когда захочет, одну на другую, либо карая, либо являя божественное могущество, либо совершенно превратить одно в другое, как превращением жены Лота, оглянувшейся вопреки Господнему повелению, в соляной столп, или воды в вино, либо изменить лишь внешность, сохранив внутреннюю природу, как видно в предшествующих примерах.

А о том видимом превращении хлеба в Тело Христово, но не видимом, однако, а вернее субстанциальном, поскольку вид полностью сохраняется, изменяется лишь субстанция, я счел благоразумным здесь умолчать. Ибо понимание этого весьма высоко и трудно и намного выше человеческого разумения.