[XVI.] о двувидных птицах и их природе.

Много здесь также и птиц двойной природы, которые называются орланы; они меньше орла, но крупнее ястреба. Удивительный труд играющей природы соединил у них одну лапу вооруженную когтями, открытую и хищную, а другую закрытую и безвредную, пригодную только для плавания.

Удивительно в этих птицах, очевидцем чего я часто был, как они спокойно парят, опираясь на крылья, высоко в воздухе над морскими волнами, чтобы лучше проникать взглядом в глубину. Когда же, сквозь столь бурный промежуток воздуха и воды, с линкеевой зоркостью заметят прячущихся в глубине вод рыбок, стремительно бросаются вниз. И когда погружаются и всплывают, плавательной лапой направляют себя в воде, хищной же лапой хватают и извлекают добычу.

Так древний враг, сколько бы мы не скрывались, острым взглядом замечает нас в бурных волнах этого мира. Когда же во время скоротечных успехов как бы при помощи безвредной лапы к нам подберется, тогда, кровожадный разбойник, будто хищной лапой хватает и истребляет несчастные души.

[XVII.] О птицах, как бы поддельных, и не подлинных.

Стоит отметить, что среди птиц обеих пород, как этой, так и предыдущей, находятся некоторые, подобные прочим, однако как бы поддельные не подлинные; имеющие обычную для птиц природу, и весьма отличающиеся от обеих разновидностей. Однако внимательный ум распознаёт у любых вещей как различия сходного, так и сходства различного.

[XVIII.] О зимородках и их свойствах.

Есть и птички, которые называются зимородки, поменьше дрозда; здесь, как и повсюду, они редкие и речные; укорочены, как перепела; и ныряют в воду за мелкой рыбешкой, которой кормятся. И сохраняя во всем прочем свои свойства, они отличаются лишь расцветкой. Ибо здесь они выродились и имеют белое брюшко и черную спину⁹⁸; тогда как в других местах вид у них пестрый и красивый из-за алого брюшка, красного клюва и лап, спины же и крыльев переливающихся яркой зеленью, как у попугая или павлина.

В этих птичках диковинно то, что они, если после смерти положены в сухое место, не разлагаются; и помещенные среди одежды или каких-либо иных вещей, сохраняют их невредимыми от моли и делают благовонными.

И, что достойно большего изумления, также после смерти подвешенные в сухом месте за клюв, они каждый год обновляют старое оперение, как будто оживленные какими-то скрытыми остатками все еще отчасти пребывающей в них жизни.

Так и святые мужи, мертвые для мира, воспламененные огнем любви, и как бы помещенные в сухое место, принимают неповрежденность нравов, себя и близких себе усердием в добрых делах очищают и освобождают от моли пороков, и благовонием добродетелей делают достойными всякой хвалы.

И когда они всем устремлением души висят в высоте, тогда как сброшено ветхое и вырастают новые добродетели, то изо дня в день обновляются и изменяются к лучшему; совершенно совлекая с себя ветхого человека и облекаясь в нового⁹⁹.

Ведь в самом деле, это высшее достижение, когда последующим благом превосходится прежнее.