Первоисточники / Парадоксы новой политической реальности

СФЕРА ЧТЕНИЯ

ПРОБЛЕМЫ И ПАРАДОКСЫ НОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ

(Патрик Шампань. Делать мнение: новая политическая игра. М., «Социо-Логос», 1997)

Тот читатель, который, увидев название «Делать мнение», подумает, что речь в книге пойдет о махинациях с использованием результатов опросов общественного мнения, о фальсификациях и под­та­сов­­ках, о заказной научной недобросовестности – будет разочарован. Автор, Патрик Шампань, профессор политологии Парижского уни­верситета, подчеркивает это обстоятельство на про­тяжении всей книги. Плох и мелок тот анализ влияния опросов на общественную жизнь, которой сосредоточивает свое внимание лишь на подделках и жульничестве, утверждает автор. Гораздо более серьезные и глу­­бокие проблемы создает само использование оп­ро­сов в политической жизни, даже самое «честное». Именно их обсуждению посвящает автор свою книгу.

Но ошибется и тот читатель, который, прочитав предыдущий абзац, подумает, что «Делать мнение» – это сугубо философское или специально-со­ци­о­­ло­ги­ческое исследование (в духе, например, Фуко). Это – научно-социальный памфлет, одновременно страстный и глубокий, где обширный научный аппарат перемежается с публицистическими инвективами, а ис­торическое исследование понятий – с «ана­­ли­зами случаев» предвыборных кампаний конца 80-х (книга издана во Франции в 1990 г.). Автору удалось то, что по­лучается, вообще говоря, редко – поймать «мгно­вен­ный срез» общественно-по­ли­ти­чес­кой мысли, на­хо­дящейся «на переломе» – в тот краткий с исторической точки зрения момент, когда происходит институционализация нового понимания общественного мнения (как того, что является результатом опросов). Пой­мать – и сформулировать те методологические и политико-социальные проблемы, которые проявляются в связи с этим.

В 60-70-х гг. во Франции (вслед за США и по их примеру) начало расширяться использование опросов, которые до того применялись только во время выборов для предварительной оценки их результатов. Такие оп­росы Шампань относит к «вери­фи­ци­ру­емым»: достоверность их результатов легко проверяется после опубликования официальной статистики. Можно легко про­­верить результаты и чисто социологических опросов, связанных с объективно-статистическими па­ра­мет­­рами. А вот смешение и неразличение (умыш­лен­ное, утверждает автор) такого рода опросов с «невери­фи­цируемыми», результаты которых проверить невозможно (относительно, например, «мотивов», «мне­ний», «предпочтений»), и является сегодня одной из основных методологических проблем применения опросов. Такое смешение соз­дает впечатление, что в хо­де опросов удается поймать (отразить) нечто объективное. При этом от­ме­тим, что, по мнению автора, методические вопросы – репрезентативность выборки, обработка результатов и прочие технические детали – могут быть решены вполне правильно, и, как и фальсификации, проблемы не составляют.

Изложение (точное и подробное) «культурной археологии» понятия «общественное мнение» позволяет Шампаню поставить вторую группу возникающих ме­то­дологических проблем. Главное – это резкое изменение за последние 200 лет того, что понимается под общественным мнением: здесь мож­но выделить четыре «стадии». Сначала, в эпоху Ре­волюции, оно было мне­нием просвещенных и обладающих собственностью граждан, «правиль­ность» его зависело от «про­све­щен­ности» высказыва­ющего, а обсуждалось и принималось во внимание оно в парламентах. Затем под общественным мнением стали понимать то, что высказывается и обсуждается в прессе. Затем (это уже XX век) – то, что можно высказать и продемонстрировать в результате разного рода манифестаций. И, наконец, под влиянием не классов и не масс, а ученых, социологов и политологов, – это для Шампаня очень важно, – общественное мнение стало пониматься как то, что является результатом опросов общественного мнения.

На первый взгляд это утверждение есть либо бессмысленная очевидная тавтология, либо, в лучшем слу­чае, свидетельство того, что абстрактное по­ня­тие по­литической философии наконец-то нашло для себя адекватный эмпирический объект. Но Шам­пань показывает, насколько серьезно изменилось содержание понятия «общественное мнение», добываемого путем опросов, от того, что было ранее. Во-первых, это мнение не обсуждают, не защищают, не доказывают и ар­гу­ментируют – его лишь суммируют, ранжируют, предъявляют и комментируют в его массе. Во-вторых, высказывание такого мнения не есть действие, и уж тем более не социальное действие, а нечто совершенно безопасное и безответственное. В-третьих, оно не при­над­лежит индивиду и не регулирует его действия (как, например, это происходит для убеждений или цен­ностей) – оно вызывается «к произнесению» (к возникновению) в момент вопроса в нескольких предуготовленных вариантах, то есть по внешнему поводу и во внешних формах. Если угодно называть это общественным мнением, восклицает Шампань, то Бог в помощь – опросы есть действительно идеальный прибор для измерения этого.

Хотя, с другой стороны, человечество испокон веков подгоняло свои понятия под свой инструментарий, а потом еще и объявляло их «естественной реальностью». «Температура» была отличена от «те­пло­ты» толь­ко благодаря термометру, время стало делиться на рав­номерные секунды качаниями маятника, а современные болезни (особенно в психиатрии) различаются не симптомами, а теми лекарствами, которые от них помогают. Интеллект американца, поскольку он влияет на социальные траектории, тождествен его IQ, а уп­рав­ление черномырдинской и кириенковской Россией сводилось к отслеживанию одного-единственного параметра – уровня инфляции.

Так что нет ничего удивительного, что современные опросы формируют не только мнения, но и новую социальную стратификацию: страты теперь от­личаются друг от друга не, например, уровнем образованнос­ти их членов и не отношениям к средствам производ­ства, а статистически значимыми от­ли­чиями в от­ве­тах на вопросы зондажей. И – повторим еще раз – ценность книги Шампаня в том, что он сумел в ней зафиксировать новое социальное явление и новый дис­курс in statu nascendi, до того, как они оестествилось до привычности.

А то, что такое социальное оестествление произойдет в ближайшем будущем, сомневаться не при­хо­дится. Каждый из трех предыдущих этапов эволюции по­ня­тия «общественное мнение» обеспечивался соответствующей легитимизацией и институционализацией: первый – введением выборной сис­те­мы и институтов по­литических партий, второй – формированием института независимой (негосу­дар­ственной) прессы, тре­тий – узакониванием манифестаций, собраний, общественных движений, митин­гов и тому подобных массовых действий и организаций. До того, полагаю, пре­тен­зии печати, митингующих или представителей тре­ть­его сословия на то, что они выражают что-то, с чем в общественной жиз­ни необходимо считаться, воспринимались не менее бурно, чем претензии специалистов по опросам воспринимаются П.Шампанем.

Таким образом, на наших глазах разворачивается новый вид общественной рефлексии (об­щес­тво, в от­личие от натуральных объектов, осознает себя и со временем втягивает формы, механизмы и результаты этого осознания внутрь себя). Наряду с философскими, культуро- и социологическими трактатами, ис­кус­ством, с политическими комментариями и публицистикой в рефлексивной игре по осознанию, интерпретации и формированию общественных про­цессов теперь начинают участвовать опубликованные результаты опросов. И политико-со­ци­аль­ные проблемы, воз­ни­кающие при этом, связаны для П.Шампаня прежде всего с тем, кто и как на эти опросы ориентируется, их заказывает и их использует.

При этом автора удивляет и настораживает то, как быстро произошла «гомогенизация» общественно-по­ли­тического поля: по одним и тем же правилам «новой политической игры» начали действовать и политики, и активисты общественных движений (на­пример, при организации манифестаций), и жур­на­листы печатных и электронных СМИ, и имиджмейкеры, и сами социологи, делающие и интерпре­тирующие опросы. Но­вый дискурс, новая рациональность была принята быстро и почти безоговорочно.

Политики с готовностью изменили прежним формам властной легитимизации, основанной, например, на принадлежности к определенной партии, представляющей некие общественные интересы, в пользу новой легитимности, базирующейся на умении заказать оп­ределенный опрос и публично проинтерпретировать его результаты в своих или партийных интересах; эффект такой интерпретации так­же закрепляется с помощью опросов.

Журналисты и аналитики, являющиеся основными за­казчиками опросов по самым разным темам, благодаря этому формируют альтернативное новостное по­ле, к которому вынуждены обращаться общественные деятели, поскольку они приняли эти правила игры. (П.Шампань ехидно замечает здесь: если утверждается, что опросы фиксируют обществен­ное мнение, то как же могут быть «не­ожи­дан­ными» их результаты, о чем раз за разом сообщает пресса?).

Организаторы манифестаций и забастовок уже не могут не использовать прессу и телевидение, а результаты опросов, проводимых «on-line» в ходе подготовки и осуществления акций, немедленно используются – с соответствующей интерпретацией – для усиления своих позиций.

Таким образом, отмечает Шампань, произошло уве­личение числа и разнообразия акторов, действующих на политическом поле: помимо «тради­ци­он­ных» политиков, журналистов (обозре­ва­телей, аналитиков) и лидеров общественных движений, профсоюзов и пр., на нем начинают играть политологи и социологи со своими опросами. Именно это и беспокоит автора: научные или квазинаучные об­щественные исследования, какими были опросы по­на­чалу, начинают немедленно («on line») вноситься в политическое поле, интерпретироваться и публично использоваться.

И самое главное – это поле уплощается: то, что было (или могло стать) дополнительным уровнем об­щест­венного (само)осознания, – опрос и анализ его ре­зультатов, претендующий на некое новое знание, – становится одним из инструментов, предлагаемых по­ли­тикам на выбор для достижения своих целей. «Но­вые политологи», использующие опросы, с готовностью предоставляют в распоряжение политиков свой спе­цифический ресурс: ресурс легко до­сти­жимого яко­бы многознания и большего понимания (так же, как пресса предоставляет им ресурс гласности и печатного слова, марки издания, а общественные лидеры – ресурс выразителя интересов об­щественных групп).

П.Шампань отмечает, что такая ситуация «вза­им­­ной легитимизации» политиков, прессы и политологов приводит к тотальной, без изъятий и неоднородностей, символизации всей общественной жиз­ни и сдвижек, происходящих в ней. Символический капитал превращается в капитал реальный, а потому первостепенное значение приобретает борьба интерпретаций, постоянное подтверждение «об­щест­венного тонуса» политического актора. Провокативным материалом для таких ин­терпретаций и становятся результаты, да и сами вопросы, зондажа. Так, после предвыборных дебатов 1985 года Лоран Фабиус – Жак Ширак вопросы типа «кто победил?» или «почему победил тот-то?» создали однозначное впечатление, что в эфире происходила борь­ба, были победители и побежденные и т.п. «Спор­тивные ме­та­форы скрывают, что... противники не только стал­ки­ваются в словесном споре, но, кроме того, каждый из них бьется, чтобы установить наиболее благоприятные для него правила игры» (с.179-180).

Но главный парадокс «новой политической игры», который вызывает у П.Шампаня особое беспокойство (потому, что он не может его разрешить) – это то, что «но­вая политическая игра» больше соответствует «духу де­мократии» (по крайней мере, в его хрестоматийном понимании): демократии как способу выражения непосредственных интересов народа (населения). Автор знает, что народ, избиратели, население и «опро­шен­ное население» – это отнюдь не одно и то же, знает, что политик должен быть не только популярным и ведомым этой популярностью, но и ведущим, предлагающим некое новое ви­де­ние, программы и т.п. Он это знает – и все же не может отделаться от ощущения, что современное по­литико-медиатическое поле в чем-то приближается к идеалу непосредственной демократии. По край­ней мере, такие аргументы в пользу опросов возможны, но автор, по-видимому, не знает, как им противостоять.

Шампань пользуется для описания произошедшей смены политической ориентации точной аналогией: «смещение от дискурса предложения к дискурсу спроса». Прежде политики предлагали, убеждали, мобилизовывали – а их предложение либо на­ходило отклик, либо нет. Только при этом дискурсе, при этой схеме вза­имоотношения с народом политики могли сохранять некоторую автономию, некий потенциал. Теперь, ввязавшись в «новую политическую игру», они вынуждены пользоваться тем, что предлагает им – через СМИ, через опросы – «на­род» («политика спроса» или по­пулистская, по российской терминологии).

Политики оказываются теперь ведомыми, а ини­ци­атива формирования спроса перехвачена прессой и по­литологами. Но в бизнес-структурах спрос и предложение сегодня смыкаются (через рекламу, системы образования и символические реальности по­требления), и невозможно понять, что их них ока­зывается ведущим, а что ве­домым. Этот же «эф­фект снежного кома», «эффект дво­йной символизации» Шампань фиксирует и в по­ли­тике. А это означает, что произошла гомогенизация все­го публичного (и хозяйственно-предприни­ма­тель­ского, и по­ли­тического) пространства: оно начинает ра­ботать по единым законам формирования символических реальностей. Вот, наверное, в чем заключается возможное решение парадокса якобы непосредственной демократии: какое уж тут народовластие, если в пуб­личном пространстве сталкиваются не мнения, не избиратели, не программы, а формирующие технологии – образовательные, рекламные, политологические.

Россия стремительно догоняет Запад в создании та­ких технологий, и потому для русского читателя книга П.Шампаня – помечтаем! – сможет стать своего рода «буй­ком», показывающим, куда не надо плыть. Речь идет не о том, чтобы отказаться от опросов, а о том, что­бы затормозить гомогенизацию, не допустив уплощения публичного пространства до того состояния, в котором будет существовать единственная форма легитимизации политиков (медиа­ти­ческая и связанная с оп­росами), единственная общественная рациональность (заставля­ю­щая принимать всеобщие правила иг­ры) и общее новостное поле для прессы. Здесь раскол нашего общества – раскол между поколениями, регионами, носителями разного уровня образования – мо­жет, как это ни парадоксально, сослужить хорошую службу.

«Новая политическая игра» и Россия – это, конечно, первая тема для размышления над книгой Шампаня. Вторая тема – куда и к чему мы придем завтра. Бу­дут ли опросы заменены чем-то более тех­но­логически совершенным, или они просто еще бо­лее расширят сферу своего применения? Если уже сейчас задают­ся вопросы типа «Знал ли, по Вашему мнению, такой-то политик о том-то» (о чем он сам отговорился незнанием), то есть опросы уже могут судить о фактах, а не об отношениях, то в будущем, вполне возможно, нам придется столкнуться с тем, что подсчет выборных бюллетеней будет заменен зондажем по вопросу «Кто победил?».

Может быть очень скоро телевидение вторгнется в зал суда и параллельно с ходом процесса проведет те­ле­фонный опрос среди «общественных присяжных», а лет через пятьдесят суд будет полностью за­ме­нен опросом. И не исключено, что когда-нибудь ста­нет реаль­ным то, что описано в фантастическом рассказе Азимова 50-х годов: методика прогнозирования достигла таких высот, что стало возможным проводить пре­зидентские выборы путем опроса (прав­да, довольно обширного и многостороннего) одного, суперрепрезен­тативного, человека...

Несколько слов об издании. Книга входит в серию, которую уже несколько лет делает издательство «Со­цио-Логос» при поддержке программы Министерства иностранных дел Франции «Пушкин» (в этой же серии вышли, например, книги Ж.Деррида). Благодаря этому в оборот российской общественной мысли проч­но вош­ли замечательные работы, целое направление сов­ре­менной французской социо- и культурологии. Значение этого совместного действия Франции и «Социо-Логоса» трудно переоценить, тем более, что в рамках программы «Пушкин» работают и другие издательства (дос­таточно вспомнить исключительное издание М.Фуко в издательстве «Магистериум-Касталь» под редакцией Св.Табач­ни­ковой). В число же недостатков книги «Делать мнение» входит небрежный перевод (достойным ук­ра­шением коллекции переводческих ляпов может стать афинский демагог Арчибальд, стр.302).

В послесловии А.Ослон утверждает, что Шампань при­зывает отказаться от использования опросов. Но вряд ли автор, при всем его страстном неприятии новой политической практики, задавался та­кой целью, описывая «создание мнений». И уж тем более невозможно опасаться сужения рынка оп­ро­сов после того, как книга будет прочтена достаточным числом людей. Все, дело сделано: как реклама с корня­ми вросла в быт и в бизнес, так и опросы уже вошли в российский политический инструментарий (что великолепно продемонстрировал С. Киселев в своих пе­редачах во вре­мя двух последних правительственных кризисов). Речь, тем самым, идет не об отказе, а о соз­на­тельном применении это­го инструментарии и проду­мывании возможного следующего шага использования опросов. А для этого глубокая книга Патрика Шам­паня подходит как нельзя лучше.

Г.Копылов

63