Глава 9. Религиозные и классово–экономические причины экологического кризиса

9.1.1. Религиозные причины экологического кризиса

Итак, непосредственным виновником экологического кризиса стала научно–техническая революция, наступившая, по словам Л.Уайта, в результате «брачного союза» между наукой и техникой. Однако в двух из трех составляющих научной и технической деятельности – целях и организации науки и техники – явно преобладают внешние факторы, а в третьей – методологии – имеют место как внешние, так и внутренние факторы.

Развитие науки и техники во многом определялось целями, которые были поставлены перед ними, и ценностями, лежащими в их основе. Последние и ответственны на более глубоком уровне за современный экологический кризис. Можно выделить следующую цепочку причин экологического кризиса:

Религия

Культура

Рост

н ародонаселения Производство Техника Наука

Идеология

Образ жизни

По мнению Л.Уайта, для того чтобы понять причины экологического кризиса, «нам нужно обратиться к вещам фундаментальным, ибо, если мы ограничимся неглубокими и недальновидными решениями, мы будем получать лишь новые и новые ответные удары природы со все более усугубляющимися последствиями, которые сведут на нет успешность таких решений» (Уайт, 1990). По мнению Л.Уайта, до создания так называемой «глубинной экологии», которая ищет глубинные причины экологического кризиса и глубокие решения, всего один шаг.

Согласно Л.Уайту, «экологические отношения чел опека глубоко обусловлены его верованиями относительно своей природы и судьбы, то есть религией» (Уайт, 1990). Ею же обусловлено и развитие науки, начиная с эпохи Возрождения. Стремление к открытию вечных законов природы, свойственное науке, находит свою причину в христианстве. «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца Светов, у которого нет изменения и ни тени перемены» (Соборное послание святого апостола Иакова).

Русский философ Н. А. Бердяев писал в начале XX в. о том, что человек не мог научно познавать природу и технически овладеть ею, пока природа представлялась ему населенной демонами и духами, от которых зависела его жизнь. В этом причина ограниченного развития естествознания и техники в древнем мире. Христианство освободило человека от этого пандемонизма – от этой подавленности демоническими стихийными силами и этим духовно подготовило возможность развития естественных наук и техники, овладения природой и подчинения ее человеку.

Л.Уайт утверждает, что наука на Западе развивалась в рамках природной теологии и ее основной целью было понять божественный разум путем открытия принципов функционирования его творений. По его мнению, Ньютон считал себя скорее теологом, чем ученым.

Христианский же взгляд на отношение человека к природе исходит из того, что Бог создал человека по своему образу и подобию, и в физическом мире нет ничего, что имело бы какую–либо цель, кроме цели обслуживания человека: «И благословил их Бог, глаголя: раститеся и множитеся, и наполняйте землю, и господствуйте ею, и обладайте рыбами морскими, и зверями, и птицами, и всеми скотами, и всею землею» (Бытие). (Ср. в Коране: «Поклонитесь вашему Господу... который землю сделал для вас ковром, а небо зданием, и низвел с неба воду и вывел ею плоды пропитания для вас» (Коран.)

Основными чертами отношения человека к природе, которое присуще иудео–христианской традиции, являются, по мнению Л.Уайта, противопоставление духа человека его телу (плоти) и представление о том, что Бог санкционировал господство человека над землею и всеми живыми существами. Ученый видит одно из экологически негативных последствий господства иудео–христианской традиции в том, что она способствовала преодолению прежних языческих представлений и присущего им обожествле­ния природы.

М.Штирнер противопоставляет точку зрения дохристианских философов, воспринимавших мир как творческий закон, которому они должны подчиняться как судьбе, христианскому миропониманию, в соответствии с которым «...все передано мне Отцом Моим» (От Матфея), «все возможно верующему» (От Марка), и называет христианство первой победой эгоизма.

Христианские догмы, по мнению Л.Уайта, создают основу для безудержной эксплуатации природы человеком, и тот факт, что само христианство в настоящее время не обладает верховной властью, не меняет сути дела, поскольку христианское миропонимание за многие века глубоко укоренилось в жизни западной цивилизации.

Согласно Л. Уайту и другим авторам, прежние цивилизации смогли избежать экологической катастрофы по той причине, что в религиях Востока и в античной мифологии было принципиально иное представление о взаимоотношении человека и природы, базирующееся на анимизме (вере в духов, защищающих и управляющих отдельными объектами) и смирении человека перед стихийными силами природы. Это препятствовало разрушению природной среды.

По мнению тех же исследователей, выход из современного экологического кризиса может заключаться лишь в религиозном обновлении или в ренессансе прежних представлений: «Если ввести в дело больше науки и больше техники, это не выведет нас из нынешнего экологического кризиса до тех пор, пока мы не найдем новую религию или не переосмыслим старую» (Уайт, 1990). Положительно оценивая возросший в последнее время интерес к дзен–буддизму, Л.Уайт сомневается в том, что это учение приживется на западной почве, и полагает, что наиболее адекватное решение заключается в переосмыслении католической традиции, в частности в обращении к представлениям Франциска Ассизского, в соответствии с которыми все живые существа равны перед Богом и ни одно из них не имеет преимуществ перед другим.

Видный английский историк А.Тойнби пришел к сходным с Л.Уайтом выводам относительно причин экологического кризиса.

Однако его рекомендации иные. Поскольку все причины экологического кризиса, по его мнению, сводятся к возникновению монотеизма, постольку «лекарством от этой болезни» является переход к политеистическим представлениям, более древним и наиболее универсальным, когда природа понималась не как сокровище, а как божество, мать–Земля, и все стихии и феномены природы были божественными. Чем ближе к Востоку, полагает А.Тойнби, тем ближе к домонотеистической религии.

Конфуцианство и синтоизм основаны на гармоничном содружестве человека с природой. «Будь чистым» – это, по мнению известного американского архитектора Ф. Райта, душа исконной японской религии синто. При этом чистота понимается как «сохранение значимого»: «Исконная японская религия синто (т.е. "путь богов") утверждает, что все в мире одушевлено, стало быть, наделено святостью: огнедышащая гора, лотос, цветущий в болотной трясине, радуга после грозы... Аматерасу как светоч жизни служит главой этих восьми миллионов божеств... В сущности, синто – это обожествление природы, рожденное восхищением ею. Японцы поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха перед непостижимыми и грозными стихийными силами, а из чувства благодарности природе за то, что, несмотря на внезапные вспышки гнева, она чаще бывает ласковой и щедрой» (Овчинников, 1971).

Даосизм проповедует: пусть природа идет своим путем, не нарушаемым дерзким и неуместным человеческим вмешательством. Известный исследователь науки Древнего Китая Дж. Нидам отмечает, что общество такого типа, как китайское, поощряло наблюдательное отношение к природе, человек в таком обществе старался проникнуть как можно глубже в естественный мир и использовать содержащиеся в природе источники энергии, до минимума сводя свое вмешательство в природные механизмы, применяя «действие на расстоянии»: «Использование принципа "у вэй" (отсутствие вмешательства) оставляет вещи в покое, позволяет природе идти своим путем, извлекать пользу из природы вещей без их применения, дает знание о том, как обойтись без вмешательства. Термин "у вэй" – великий лозунг и неписаное правило даосизма всех столетий» (Нидам, 1966).

Производство без владения, действие без самоутверждения, развитие без господства – эта основанная на невмешательстве концепция человеческой деятельности была первоначально благоприятной для развития науки. Однако «принцип невмешательства» мешал меркантильному образу мышления занять ведущее место в цивилизации. По мнению Дж. Нидама, именно поэтому он не был в состоянии объединить технику высокого мастерства с научными методами математического и логического мышления.

Идея единства, целостности многообразного природного мира, каждого его фрагмента, является фундаментальной для философии древних индийцев. Согласно буддизму, «все в одном, один во всем». Эта религия, в определенном смысле основываясь на древнеиндийских представлениях и в тоже время, противополагая себя им, продолжает линию мифологической всесвязанности и сопричастности.

К этой линии, тщательно логически проработанной и вполне осознанной, в буддизме добавляется, причем становясь главенствующей, нравственная составляющая. Она накладывает принципиальные ограничения на природопреобразовательную деятельность человека.

Древние культы природы и восточные дотехнологические типы организации общества обеспечивают гармонию между человеком и природой, слияние его с жизненными силами Вселенной. Некоторые исследователи предлагают для преодоления экологического кризиса обратиться к «индейской мудрости», вернуться к «религиозному единству с природой» древних пастушеских племен Среднего Востока и т.п.

Тезис о «производности» современной науки от христианской религии столь же стар, сколь и спорен. Нельзя не заметить сдерживающего влияния, которое оказывала на науку религия в Средние века. Наука в основном должна была служить иллюстрацией и доказательством теологических истин. По мнению английского ученого Дж. Бернала, вплоть до XVII в. наука продолжала интересоваться главным образом небом.

Только в Новое время мы встречаемся с наукой в современном понимании, но в этот период значение христианства в жизни западного общества было поколеблено, по крайней мере, в его традиционной форме, и наука развивалась скорее не благодаря, а вопреки религии. Поэтому некоторые авторы связывают рождение современной науки с протестантизмом.

В религиозной литературе отмечалось, в частности, что Библия не дает санкцию на покорение природы. Господство над природой следует понимать не как подчинение ее человеку, а как разумное владение планетой; слова же о «наполнении земли» имеют не обычный демографический смысл, а ориентируют на заботу об улучшении природы и приумножении ее богатств. В подтверждение данной интерпретации приводится текст из Книги Бытия, где говорится о предписании «возделывать и охранять землю» (речь идет об Эдемском саде). Человек, к сожалению, не выполняет этого. Отсюда вывод, что бедственное состояние природы имеет своей глубинной причиной искажение нравственной основы изначально данного человеку господства над природой (Журнал Московской патриархии, 1974). Там же, где имело место строгое следование христианским заповедям, воздействие человека на природу, наоборот, было облагораживающим. Примером могут служить монастыри как центры освоения необжитых земель, которые превратили безжизненные болота, бросовые земли и выжженные пустыни в плодородные сады и пашни.

В то же время не вызывает сомнений, что, в отличие от более поздней, возрожденческой христианской традиции свойствен скептицизм по отношению к преобразовательным возможностям человека, поскольку верховным преобразователем мира остается Бог: «На гранит налагает Он руку свою, с корнем опрокидывает горы; в скалах просекает каналы, и все драгоценное видит глаз Его; останавливает течение потоков и сокровенное выносит на свет. Но где премудрость обретается? И где место разума? Не знает человек цены ее, и она не обретается на земле живых». Известно немало случаев, когда церковь в эпоху ее могущества препятствовала осуществлению природопреобразовательных проектов. Отголоски подобных представлений слышны и сейчас в утверждениях, что не надо выходить за границы освоения природы, определенные творцом.

Скептическое отношение христианства к преобразовательным возможностям человека и благоговение перед миром, каким его создал Господь, препятствовали преобразовательным стремлениям вплоть до эпохи Возрождения, когда получила развитие наука и ослабли религиозные устои. Христианство явилось как бы переходным этапом от древнего обожествления природы к ее эксплуатации. С одной стороны, оно освободило человека от религиозно обусловленной боязни природы и дало ему основания думать, что природа отдана в его распоряжение, а с другой – оказало сдерживающее влияние на ее преобразование, поскольку все, сотворенное Богом, считалось совершенным и прекрасным. Доля истины содержится и в утверждении, что христианство дало возможность человеку противопоставить себя природе, и в мнении, что большинство доктрин творения вело к тому, что мир лишался для человека своего внутреннего интереса, вследствие чего развивалось пренебрежительное отношение ко всему земному.

Двойственное отношение к природе в христианстве проявилось в том, что одни религиозные мыслители прославляли природу как творение Бога, тогда как другие считали, что человек как высшее творение Бога может сделать с ней все, что угодно. Эта двойственность определялась в большой мере двойственным отношением к природе в эпоху феодализма, поскольку христианство было важным идеологическим инструментом в феодальном обществе. Последнее, с одной стороны, как общество преимуще­ственно сельскохозяйственное, не могло не проявлять заботу о земле как об одном из главных источников его богатства, с другой – в целях обеспечения растущего населения не останавливалось перед резким изменением среды обитания.

По мнению А. Мерсье, само понятие прогресса связано с идеей эксплуатации природы. Автор различает греческую традицию, в соответствии с которой главными были удивление и восхищение красотой и таинством природы, и иудейскую традицию, в соответствии с которой природа дана людям в их распоряжение для ее эксплуатации. А. Мерсье считает, что не религия сама по себе виновна в экологическом кризисе, а иудейский принцип эксплуатации природы, нашедший свое выражение в Ветхом Завете. В дальнейшем капитализм смог в полной мере воспользоваться этим принципом. Общий вывод А. Мерсье таков: подлинный прогресс заключается не в обладании природой, не в ее эксплуатации и вообще не в обладании, а в нравственном самовоспитании. Прогресс должен сделать человека счастливым, а счастье – не результат обладания чем–либо, а часть его целостного существования.

О большем или меньшем влиянии религии на устройство общества можно спорить. Несомненно, что концепции религиозных истоков экологического кризиса преувеличивают значение религиозных и преуменьшают значение других культурных и материальных предпосылок. Понимание священных текстов могло претерпеть со временем существенную модификацию. Религия оказала немалое влияние на общество, однако религиозным причинам вряд ли стоит отводить первое место. Иначе непонятно, почему одни религиозные заповеди осуществлялись на практике, а другие – нет. Экологический кризис произошел не во всех странах, в которых было распространено христианство, а прежде всего, в западных. Это заставляет искать его причины в особенностях западной культуры как таковой.