Глава 2. Детство и юность Сурхая

Версии о предках Сурхая А. Комарова, Г. Алкадари, С. Габиева и А. Каяева идентичны. Они гласят, что у халклавчия Али-бека было два сына – Сурхай-шамхал и Гирей, но оба они умерли еще при его жизни, оставив первый – вдову и семь сыновей, а второй – вдову и одного сына Сурхая¹⁷⁶. У Габиева отец последнего назван Гирей-шамхалом (также называет его прямой потомок главного героя нашей книги профессор Мухтар Зубаиров¹⁷⁷, который оставил о своих предках сведения, некоторые из которых имеют непреходящую ценность и которыми мы будем пользоваться с благодарностью в адрес дочери ученого, доктора философских наук Калимат Мухтаровны Алиловой, передавшей нам эти материалы), у Каяева – Гарай, Гарай-баг. Указанная версия без каких-либо оговорок принимается и В.Г. Гаджиевым¹⁷⁸. Габиев дает также имя матери Сурхая – Умамат-бика¹⁷⁹. Схожее, но все-таки другое имя дает М. Зубаиров. «Мать Сурхая IV (так величает нашего героя его потомок. – Авт.) Умалат-бике, тоже из династии шамхалов Дагестана, была высо­кообразованной для своего времени женщиной. Училась в медресе», – сообщает он¹⁸⁰. Но в «Сказании о шамхалах и ханах Казикумуха» он называет ее Умамат-бике¹⁸¹.

Т.М. Айтберов разработал другую версию, основанную на «Истории потомков Мухаммедхана Казикумухского». В комментариях к этой статье, а также в работе «Мусульманская элита кумухского корня», он пишет, что отца оппонентов Сурхая звали Мухаммедхан Казикумухский¹⁸². «Потомки Гунаша и его братьев – гонодинские, гоцатлинские и телетлинские князья – вряд ли могли забыть имя последнего из своих предков – владетелей Кумуха. Поэтому мы полагаем, что отца соперников Сурхая, сына Гарая, звали не Сурхай-шамхал, а Мухаммедхан, как указано в «Истории потомков [Мухаммедхана Казикумухского]»¹⁸³, – говорит он.

Согласно Т.М. Айтберова, события принимают совершенно другое направление и время. По нему Сурхай и его соперники не двоюродные братья, а абсолютно чужие люди: Сурхай – из потомков дяди пророка Мухаммеда Хамзы ибн Муталиба, а его соперники – из потомков Аббаса ибн Муталиба, другого дяди пророка.

Нам представляется, что версия, которую М.Т. Айтберов безоговорочно принимает за истинную, не безупречна. Эта версия утверждает также, что родитель соперников Сурхая был халклавчием (или, как сказано в «Истории потомков Мухаммедхана Казикумухского», эмиром) Гази-Кумуха, найти подтверждение этого нам не удается. Считая версию, изложенную в «Истории потомков», справедливой, Т.М. Айтберов упускает из виду то, что автором этой хроники, по его же предположению, является человек, который «был связан в первую очередь с названным населенным пунктом и его князьями»¹⁸⁴, а не один из потомков Сурхай-шамхала (или Мухаммедхана) непосредственно, а потому не обязан точно помнить чужую для себя родословную. Более того, непонятно, как потомки дяди пророка Аббаса, изначально бывшие шамхалами¹⁸⁵, могли допустить соперников из потерявшего родство и ставшего чужим тухума потомков дяди пророка Хамзы стать правителями шамхальства. Поэтому мы считаем, что подвергать сомнению версию Комарова недостаточно оснований, тем более, что независимо от него этой же версии придерживается и Али Каяев.

По Габиеву получается, что Сурхай родился в 1680 году. А.Г. Булатова также считает, что к событиям, связанными с утверждением на должность халклавчия, Сурхаю было двадцать лет¹⁸⁶. Такого же мнения придерживается ученый Гусейн Камалович Гусейнов, который считает, что Сурхай был ровесником его предка, известного религиозного и общественного деятеля Магомеда Убри, родившегося, по его подсчетам, в 1678 году¹⁸⁷. М. Зубаиров утверждает, что наш герой родился 1672 году¹⁸⁸, а события, связанные с борьбой за власть, произошли в 1689 г.¹⁸⁹

А. Каяев в своей энциклопедии рассказывает: «Если прислушаться к рассказам старых женщин, однажды матери Сурхая явилась Ночь Предопределения^*, и женщина, не знавшая, что пожелать (ибо, согласно поверью, пожелания, высказанные в эту ночь осуществляются. – Авт.), выразила свое желание: «Моему Сурхаю и жизнь, и счастье!» Осуществлением ее пожелания стало то, что Сурхаю было дано долгожительство и удача. Говорят, что Сурхай прожил более ста лет. Ему без очереди досталось ханствование, местности, простираемые до Шемахи-Ширвана, потому что Чолак-Сурхаю была дана долгая жизнь и потворство судьбы. И в наше время в народе говорят: «Чтобы и жизнь, и счастье были, как у Чолак-Сурхая!»»¹⁹⁰

Если брать во внимание указанное предание, то получается, что Сурхай родился еще в 40-х годах ХVII века. По Т.М. Айтберову, ссора между Сурхаем и его соперниками за должность халклавчия произошла в 1681 году.

Интересные данные мы получаем из русских источников. Прибывшие из Кумуха 24/IV-1732 г. толмачи Ибрагим Сююшев и Режеп Абдурахманов сообщили, что были они там 27 марта, но на следующий день они были очевидцами торжеств по случаю бракосочетания сына Сурхая с сестрой сына бывшего шамхала Адильгерея – Хаспулата (не совсем ясно, о каком из сыновей Сурхая идет речь и состоялся ли этот брак. – Авт.). На третий день их отпустили, на обратном пути они слышали, что «казикумыцкие люди по дороге везде салтана … (слово не разборчиво. – Авт.) о шахе ничего не говорят, имя шахово не упоминается есть де от салтана указ к Сурхаю, чтоб он жил с россиянами в мире и в покое, тока же не разорял бы Грузию и оной Сурхай повидимому лет 50, левой руки у него нет, тамошний народ ево не весьма почитает всяк говорит я де и сам хан»¹⁹¹. Эти сведения наводят нас на мысль, что Сурхай все-таки родился примерно в 1680 году.

По рассказам наших информаторов Аьвдухъал Асват, Къячахъал Залму, Нугъай Тамари, Гарай-багу не суждено было увидеть счастье рождения наследника: он умер рано. Умамат-бика была в положении. Но из-за малого срока в этом не было твердой уверенности. Вопрос стоял настолько серьезно, что были попытки обделить ее при распределении наследства мужа. Тогда молодая женщина, убитая горем, но твердая, волевая, пошла к халклавчию Али-беку и сказала: «Хъун мяммай (хъун мямма – большой отец, обращение к деду), я уверена, что беременна, причем, мне чувства мои говорят, что это мальчик. Жестокая судьба сделала моего еще не родившегося мальчика сиротой, теперь злые люди хотят, чтобы он вырос нищим. Не допусти несправедливости, хъун мяммай! Не дай торжествовать людям, которые вместо того, чтобы быть опорой, хотят лишить его хлеба насущного». Халклавчи Али-бек внял словам вдовы и настоял, чтобы выделили ей хоть какую-нибудь долю наследства.

Упорно трудилась Умамат, невзирая на беременность, чтобы собрать вовремя урожай, обмолоть, собрать пшеницу и мякину: впереди была зима. Если рассказы Аьвдухъал Асват, Къячахъал Залму, Нугъай Тамари верны, то возможно, что Ночь Предопределения, явившаяся Умамат-бика, пришлась на одну из осенних ночей, когда она родила сына.

Нелегкая судьба не испугала Умамат-бика. Она выбрала трудный для себя путь воспитания сына. У лаков есть поговорка: «Адиминнал тарбия бувсса ккаччи хъинссар, хъаннил тарбия увсса адиминаяр» («Лучше собака, воспитанная мужчиной, чем мужчина, воспитанный женщиной»). Считается, что воспитанный женщиной человек, не имеет необходимой твердости характера, решительности. Вспомним, что говорил мыслитель Мишель Монтень о воспитании дома: «Недаром все считают, что неразумно воспитывать ребенка под крылышком у родителей. Вложенная в последних природой любовь внушает даже самым разумным из них чрезмерную мягкость и снисходительность»¹⁹². Поэтому, следуя обычаям того времени, она с детства отдала сына на воспитание ата-беку (ата-багу) Абдулла – узденю из Тухчара¹⁹³. М. Зубаиров, потомок нашего героя, называет Али-бека «Тухчарским наибом из рода шамхалов»¹⁹⁴. Сурхай воспитывался у него вместе со своим сыном Дандом. Есть сообщения, что симирдарский отпрыск был у ата-бека на воспитании вместе с Каратом, который, по некоторым утверждениям, был его рабом, что совершенно противоречит его званию – бек, переход из одного сословия в другой при стратиграфии, достаточно близкой к кастовой, невозможен. По нашим данным, Карат происходил из селения Щара и табун его лошадей пасся на горе Чюй (ЧIюй), расположенной между селениями Щара и Кукни: восточный, очень крутой, склон этой горы принадлежит Кукни, а западный, менее крутой и обильный травами – Щара.

Небольшое лакское селение Тухчар находится в стороне от дороги, проходящей через перевал Ятубакалу (ЯтIубяхъалу), разделяющий Кулинский магал от Кумухского. Оно расположено в лощине, образованной развилиной горной цепи. Хотя горы эти сами достаточно высокие, они не очень сильно возвышаются над лощиной. Великолепные альпийские луга кажутся специально созданными для табунов лошадей. Трава здесь растет обильная. Когда между двумя горбиками развилины устремлялся ветерок, она взволнованно трепещет, передавая окружающему миру особую одухотворенность. Лошади, пасущиеся на лугу, моментально навострят уши, как бы прислушиваясь к тому, что им хочет сообщить ветерок и шуршание травы. Юный Сурхай, резко подняв голову, всматривается в вершины гор. Потом вскочит на коня и проскачет на одну из них, чтобы расширить обзор.

Умамат-бика знала, куда посылает сына. Ата-бек Абдулла был преданным ее мужу человеком. Он был, как говорится, воспитателем от Бога и умел воспитывать мужественное поколение, поколение борцов. Он научил Сурхая всему, что обязан знать мужчина. Он позаботился о том, чтобы дать мальчишке трудовое воспитание. В сезон работ он брал его и своих сыновей с собой на луга, чтобы работали вместе с ним. Парень был шустрый, успевал везде. Надо заметить, что правящий класс дагестанского общества не пренебрегал хозяйственными работами, чему мы находим подтверждение у Т.М. Айтберова, который сообщает, что в период конфликта с соперниками путь Сурхаю был перерезан тогда, когда тот, будучи уже избран эмиром, «прибывает на свой хутор косить свою траву»¹⁹⁵.

Ата-бек Абдулла научил его молитвам. А затем, выполняя за родителей их «священный долг», он посадил мальчика за Коран в мечети у сельского мударриса (учителя). В мечеть Сурхай ходил вместе с другими сельскими детьми. Муталимы ходили в мечеть с деревянными перьями (калам, кьалам) и чернильницами (ккуппи). Курс занятий начинался с заучивания арабского алфавита. Он проходил примерно так. Мударрис записывал букву и громко говорил, как она произносится. Затем рисовал диакритические знаки и также произносил звуки: ا, ялурния «а» (диакритический знак сверху اَ – а), лурния «и» (диакритический знак снизу اِ – и), хьхьичIния «у» (впереди اُ – у); ب, ялурния «ба» (диакритический знак наверху بَ – ба), лурния «би» (диакритический знак снизу بِ – би), хьхьичIния «бу» (диакритический знак впереди بُ – бу) и т.д. Это довольно скучное занятие, но другого способа выучить язык, кроме как зубрить, трудно придумать.

После завершения обучения алфавиту, учили «Алхам» (сувру Корана «Фатиха» – «Открывающая»). Мальчишки многократно повторяли священные слова Корана, пока не вызубрят «Алхам» наизусть. Потом учили другие малые суры Корана, постепенно переходя к большим.

Это был возраст, когда дети жадно был возраст, когда дети жаждут000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000 впитывают знания, и маленький муталим усиленно зубрил арабские слова. Однако делать его ученым ата-бек не собирался. Зная, что мать его мечтает, чтобы сын подвизался на военном или общественном поприще, он побеспокоился о том, чтобы Сурхай довольно сносно читал и понимал по-арабски, но вовсе не думал доводить его знание арабского до совершенства. (О скромных успехах Сурхая в арабском отмечено в предисловии (дибаж) к книге по медицине «Ханнал мурад» («Желание хана»)¹⁹⁶. Тем не менее, муталим выучил весь Коран наизусть. Вслед за Кораном добросовестный учитель читал вместе с муталимом исторические сочинения, в частности, книгу Табари, которая была у него. Словом, Сурхай неплохо выучил арабский язык. Кроме того, у нас есть основания предположить, что он довольно неплохо знал персидский язык. Это вытекает из сообщения Али Каяева, что Сурхаю пришлась по душе книга по медицине «Тухфату л-му’минина» на персидском языке, которую он поручил перевести на более доступный дагестанским ученым арабский язык¹⁹⁷.

Значительно больше внимания воспитатель будущего хана уделил тому, чтобы юный воспитанник хорошо знал турецкий язык и довольно легко объяснялся на нем. Из дагестанских языков он знал, само собою разумеется, кумыкский, а также аварский. Таким образом, Сурхай был одним из самых образованных людей своего времени.

В свободное время воспитанники ата-бека занимались фехтованием. Абдулла учил их различным приемам этого искусства. Арсенал этих приемов был весьма богатым. Смысл их сводился к умению атаковать и отражать атаки противника, осуществлять быстрый переход от обороны к атаке, владению двумя шашками. Особое значение Абдулла придавал групповым сражениям, поскольку в реальной обстановке единоборства встречаются реже, чем групповые столкновения. Однако и здесь индивидуальное мастерство играет решающую роль, только все надо делать энергичнее, решительнее, ловчее. «Не рубите, а колите (Римащари, щияра), – поучал он своих питомцев. – Скорость нанесения уколов значительно превышает скорость нанесения ударов. И этим надо непременно пользоваться».

Больше всего мальчишка любил отправляться за конем, пасущимся в горах. Вскочит ему на спину и поскачет. Мыть коня ему доставляло особое удовольствие. Блестящие бока, горделиво изогнутая шея, изящные ноги этого красивого животного приводили его в восторг. Воспитатель постепенно научил его на скаку вскакивать в седло и спрыгивать с него, проходить под брюхом и под шеей. Джигитовка была любимым занятием юношей.

Дорога, соединяющая Кулинский магал с Кумухским, как мы уже говорили, проходит по подъему Ятубакалу (ЯтIубяхъалу). В то время, как дорога вьется змейкой, по крутому склону почти напрямую течет речушка Тюхчарка. Тюхчарец, переходя узенькую ленту этой речушки, подбирал штанины. «Эй, тюхчарец, – обращается к нему прохожий, – что ты штанины-то подбираешь, ведь через нее можно легко перешагнуть?» «Я тем самым свою речку величаю», – ответил тюхчарец. Таковы тюхчарцы, придающие большую значимость своей речушке, переходя через нее так же, как перешел бы широкую речку. Таково же их отношение и к своему селу, уголку своей земли. Причем, надо обратить внимание на то, что речь идет не о личном имуществе, но об общественном, в конечном итоге, о родине. Выросший в такой обстановке, где каждая травинка, каждый камень, каждый бугорок глаголет о патриотизме, Сурхай исполнился любовью к родному краю, к его природе.

Пятнадцатилетним юношей Сурхай вернулся в Гази-Кумух. Известно, что в горах этот возраст считается достижением зрелости. В этом возрасте он рассматривался как защитник отечества и был обязан иметь ружье, не менее сорока зарядов, иначе грозил солидный штраф¹⁹⁸.

Об огромном личном мужестве нашего героя свидетельствуют не только его правнуки Юсуф-хан Кюринский и его брат капитан Джабраил-бек, чьими сообщениями пользовался генерал А. Комаров, автор сочинения «Казикумухские и кюринские ханы»¹⁹⁹, представляющее из себя первую историю лаков, но и противоборствующая сторона, представленная в лице соперников будущего гази-кумухского хана Кунашхана (Гунаша) Гонодинского, Алибека Тилитлинского и Алихана Гоцатлинского (введением в научный оборот имен этих лиц мы обязаны Т.М. Айтберову). Из рассказа последних видно, что, несмотря на неожиданность нападения, Сурхай принял вызов превосходящих сил противника и победил их, вынудив искать убежища за пределами гази-кумухского владения. Правда, у Т.М. Айтберова упоминаются только перечисленные трое. Но, вероятнее всего, их было больше, иначе бы они превратились в победившую сторону, ведь «Кунашхан собственноурчно отрубил тогда руку Сурхайхану, а брат его был убит рукой Алибека»²⁰⁰. Разумеется, только большие потери могли их заставить отступить. (Кстати, комментируя это место, касающееся гибели брата Сурхая, А.Г. Булатова отмечает: «Нам известен только один брат Сурхая, по имени Сулейман, который в литературе упоминается еще живым в 1734 г. в связи с событиями на Деве-Батан»²⁰¹. В «Хронике войн Джара» говорится: «Хан (т.е. Сурхай) находился тогда в крепости Хашмаз, но в начале сафара он отправился в Гумук, оставив своего раба Курта правителем в Хашмазе, а брата своего, Сулеймана, в городе Шемахе»²⁰². А.Г. Булатова же сообщает о сестре Сурхая, имеющей не только романтическое имя Итаргу (итаргу – сокол), но и жизненную историю²⁰³).

С.И. Габиев попытался дать описание внешности Сурхая. «Он был высокого роста, плотный и широкий в плечах, с серьезным выражением черных глаз; его открытое лицо так и дышало мужеством и энергией; орлиный взор его говорил о непреклонной воле. И если ко всему этому прибавить, что Сурхай был одним из лучших наездников в стране и получил довольно многостороннее по тому времени воспитание, то действительно мы можем сказать, что народ не ошибся в своем выборе. Вот что известно о молодых годах этого легендарного дагестанского героя», – пишет он²⁰⁴. Несомненно, молодой гимназист романтизирует образ любимого героя, вероятно, на основании описаний, распространенных в народе. Подобное же описание внешности Сурхая дается АГ. Булатовой²⁰⁵. А вот что писал о Сурхае русский военный историк В.А. Потто: «Казикумык (имеется в виду Гази-Кумух. – Авт.) и поныне хранит память о мудром основателе своей независимости. И не один Казикумык – весь Дагестан знает славное имя Чолака, давшего своей стране такое веское значение, что все владетели, союзы и общества Дагестана искали дружбы и покровительства его. Чолак-Сурхай – любимый герой дагестанских легенд. Самое достижение им власти облечено в легендарные формы»²⁰⁶.