Глава 16. Первый поход Надира в Дагестан (продолжение)

Из Стамбула получив ружья, из Египта – сабли,

В Афганистан отправившись, набрав войска,

Желая стать богом и владетелем Земного шара,

Желая низвергнуть всю Землю к своим ногам,

Желая повесить Кумухского Сурхай-хана,

Направился в горы разбойник Надир-шах.

И бешеный глаз его прицелился на горы.

И Кавказ ему показался остью в глазу^*.

И двинулся он в сторону гор,

Ровняя все землей, а ровное проваливая в землю.

Аракс, Кура, Аксу наполнились кровью,

Долины и ущелья заполнились трупами.

Большие города были разрушены,

В малых аулах сделали гнезда вороны…

В прекрасной долине огромный дворец

Превратился в руины, горит, о народ!

Бешеный «неверный»^* с собачьими глазами

Идет, идет на нас из самого Ирана!

Призываем вас, братья, большие и малые,

Выходите на помощь, остановить врага!

Натянув на головы черные шлемы,

Как кабаны, на нас идут эти кизилбаши.

Над Кукма^* горой – шахские палатки,

На Кункинских^* долинах – шахские кони.

Бесчисленные войска, разбойничьи отряды

Идут, идут, на Лакию идут!

Лаки, готовьтесь бить злого врага,

Все, все выходите на газават^*!

Туда, куда вступили ногой шахские войска, –

Разрушенные города, сожженные сады

В долинах, где побывала нога

Шахских войск, – сгоревшие деревни.

Какое горе ждет лакские села?!

Такими словами описывает лакская эпическая песня «Хан-Муртаза-Али»⁹³⁵ приход Надира и его полчищ в Лакию, таким горьким причитанием оплакивает народ горе, которое его постигло. Какие только кровожадные завоеватели не приходили в голые дагестанские горы, но ни одному из них не досталось столько проклятий, сколько выпало на долю Надира. Почти каждое письменное сообщение местных информаторов заканчивается словами проклятия в адрес этого завоевателя: «Да будь он проклят Аллахом!»⁹³⁶.

Надир направлялся в Гази-Кумух по общеизвестному «великому пути через горы», как называл Б.Г. Малачиханов⁹³⁷ дорогу в Магу-дере (Монгольской долине) – по Самурской долине, по Чирагчайской долине, к Кукминскому перевалу и далее, через Хосрех, в Гази-Кумух. А Сурхай-хан, которому необходимо было опередить Надира, отправился, скорее всего, по более короткому пути: через Цахур в Нижний Катрух и Аракул и «по единственному ущелью»⁹³⁸ – в Хосрех. «Двенадцатитысячному воинству Надира Сурхай-хан мог противопоставить лишь небольшие силы горцев»⁹³⁹. Собрав дополнительные силы, хан стал готовиться к встрече с жестоким врагом.

Надир же славился молниеносными ударами. «Он нападал на врагов внезапно и сеял среди них панику только потому, что совершал молниеносные броски, преодолевал за одну ночь трехдневный путь и за один день – четырех-пятидневное расстояние», – говорил про него автор «Армянской анонимной хроники»⁹⁴⁰. Он добрался до Лакии за десять переходов, круша селения, сея смерть, «беспощадно расправляясь с мирным населением»⁹⁴¹, устраивая «шах-хирманы». На счет достоверности совершения шах-хирманов Али Каяев говорит следующее: «В одной песне говорится:

Направляя те афганские войска,

Устраивал шах-хирманы в маленьских селах.

Однако я не знаю, достоверно ли то, что он их совершал, или нет. Источники, удостоверяющие данный факт, мне не попадались. Но беспощадный, не имеющий жалости к народу, Надир-шах был чудовищем, который мог совершить не только эти, но и еще более ужасные зверства»⁹⁴². И ныне люди показывают места, где, якобы, устаривались шах-хирманы, в частности, недалеко от селения Сумбатль (Кулинский район). Но прав Каяев – прямых доказательств того, что эти зверства производились Надиром, у нас также нет. Однако и игнорировать народные сказания у нас также нет оснований.

«С именем Надира связано уму непостижимое, совершенно зверское деяние, получившее название в Дагестане "шах-хирман" /молотьба шаха или шахская молотьба/, – поясняет В.Г. Гаджиев. – По приказу самого Надира, потерявшие голову кизилбаши собирали со всей округи грудных и малолетних детей в определенное место и, на глазах обезумевших родителей, пускали конницу, которая затаптывала несчастные жертвы»⁹⁴³. Кизилбаши оставили позади разоренные кюринские села, а также Рича, Чирак и др. Движение Надира было настолько неожиданным и стремительным, что местное население не смогло оказать организованного сопротивления. Но, надо сказать, что оно вовсе не было усыпано цветами. Хотя кизилбаши не встречались с объединенными отрядами горцев, большинство селений чем-нибудь, да стремилось навредить непрошенным гостям. На них сбрасывали камни; выбирая удобные места, нападали то на задние ряды, то на авангард, отставшиеся же и вовсе исчезали. Жители окрестных деревень отправлялись к Сурхай-хану как единственной силе, противостоявшей иранскому завоевателю. «Поскольку горцы славились храбростью, а Надир – беспощадностью, отовсюду к Сурхаю стекались новые силы», – сообщает Мухаммед-Казим⁹⁴⁴. Но приходили, в основном, небольшие отряды. Тем не менее, Надир без особых потерь добрался до Лакии.

Знаменитая равнина Аралиялу («Поле битв») недалеко от Хосреха. Здесь гази-кумухцы сражались с монголо-татарами еще в 1239 году. Она представляла больше преимуществ наступающей с юга стороне: поставить пушки на более возвышенную южную часть равнины и обстрелять войска противника, которые на этой равнине видны как на ладони. (Кстати, так оно и случилось почти сто лет спустя в 1820 году, когда отряды сына Сурхай-хана II Халид-бека были атакованы войсками генерала Мадатова и отрядами кюринской милиции Аслан-хана, где предводитель гази-кумухцев пал от пушечного снаряда в самом начале их последнего сражения с российскими войсками⁹⁴⁵.) Поэтому, несмотря на утверждение одного из вариантов народной песни об этих событиях, по которыму сражение состоялось на Аралиялу⁹⁴⁶, мы предполагаем, что Сурхай-хан дал сражение на Кукминском перевале. «Хроника войн Джара» повествует, что сражение длилось три дня⁹⁴⁷.

Враг имел значительный численный перевес. Мухаммед-Казим дает нам представление о соотношении сил. «Сурхай собрал 3 тысячи конницы и 9 тысяч пехоты», – говорит он. Он же сообщает о громадной коннице Надира⁹⁴⁸. Но особое преимущество кизилбашам давала мощная персидская артиллерия. Канонада десятков пушек огласила начало кровопролитной борьбы. Задрожали от этого рева горы, дотоле слышавшие только блеяние овец, мычание быков и редкий вой волков. Зашипели ядра пушек, катясь по зеленым альпийским лугам. Разрывались они, разбрасывая смертоносные осколки и поражая храбрых воинов, которые даже не успели показать врагу свою ненависть и жажду мести. Красновато-рыжая рвота пушек не давала горцам показать свое превосходство в индивидуальной смелости, ловкости, отчаянии и искусстве владения рукопашным оружием. Пушки, как ничто другое, показывали бренность земной жизни. Воины Сурхай-хана «были полны решимости умереть, защищая родину, за свою свободу»⁹⁴⁹. И они умирали. Они поражали врага своим презрением к смерти. Дело так и не дошло до схватки в ближнем бою. У Сурхай-хана, как сообщает «Хроника войн Джара», осталось всего тысяча воинов⁹⁵⁰. Но они не думали отходить назад. Но потерпевший тяжелейшее поражение хан приказал отступить. Отступить в надежде на то, что кто-нибудь из правителей Дагестана, которых он всегда поддерживал, которых он щедро одарял, придет и поможет ему. Но никто не подходил.

Ожестоженное сопротивление врагу было оказано в Кули, крепком оплоте гази-кумухских правителей. Однако Сурхай-хан безо всяких шансов на успех отступил в Шовкра, что в трех километрах от Гази-Кумуха. Хан приказал разрушить мост, соединяющий оба крутых берега глубокого ущелья Гази-Кумухского койсу, и стал окапываться на левом берегу реки перед селением Шовкра и строить там укрепления.

Надир немедленно последовал за Сурхаем. Кизилбаши наступали на Лакию несколькими потоками. Во всяком случае, житель селения Кукни Ибрагим, сын Мухаммада ал-Кукни, оставил сообщение о пребывании войск иранского полководца в его родном селе, расположенном несколько в стороне от основной дороги, ведущей в Гази-Кумух. «Пришел Тахмаз-кули хан со своим многочисленным войском в вилаят Дагестан и завоевал Гумук, его войска дошли до Кукни и забрали [там] их имущество. Он остановился в городе Гумук в доме Сурхай-хана семь дней, затем вернулся после этого. Да оставит его Всевышний Аллах без помощи и унизит в обоих мирах! [Это произошло] в благословенном месяце Аллаха джумад ал-аввал в 1147 году. После этого он пришел во второй раз в вилаят Гумук в 1154 по хиджри Пророка, да благословит его Аллах и приветствует», – сказано в записи, сделанной им на полях книги. «Я переписал это из тома «ал-Вафия фи шарх ал-Шафийа», из книг покойного Ибрагима, сына Мухаммада ал-Кукни», – уточняет А. Каяев⁹⁵¹.

Надир-шах остановился на Шаринском поле и стал наблюдать в бинокль. Его от противника отделяло очень глубокое ущелье с обрывистыми краями, спуск по которым был немыслим. Здесь он употребил впервые фразу, вошедшую впоследствии в народные песни. «Это что за мыши, которые копаются на другой стороне реки? Не те ли это мыши, которых съедят мои коты?» – спросил он под дружный хохот своих царедворцев и командиров, увидев горцев, копающих окопы. Диктатор понял, что Сурхай-хан еще не знает, как редко он применяет прямые атаки на позицию противника, а предпочитает обходные маневры.

Он немедленно приказал разведать окрестности, чтобы узнать, есть ли другие дороги на противоположный берег реки, потому что был твердо уверен, что такие дороги должны быть обязательно. Через некоторое время вернулись афганцы, отправленные в разведку. Они доложили, что в полутора километрах, на другом берегу расположено селение примерно в 30 домов (это было селение Тулизма) и что туда есть маленькая тропка, но конница, сказали разведчики, не сможет спуститься по ней. Шах спросил: «Собака пройдет?» («Ит гидарми?») И они ответили: «Пройдет» («Гидар»). Тогда шах отрезал: «Там, где проходит собака, и конь пройдет, идите» («Ит гиданда, атла гидар, гьайда сурун»)⁹⁵².

По сообщению А.-К. Бакиханова, «Надир приказал Кани-хану (Гани-хану – Авт.) Абдалинскому переправиться с афганской конницей вброд через реку. Берег был чрезвычайно крут, но это не устрашило храбрых воинов-афганцев. Они бросились отчаянно в реку и в одно мгновение уже были на другой стороне»⁹⁵³. Отряд афганцев отправился на тот берег этой тропкой. «Закованные с головы до ног в железную броню, высокие, стройные, красивые – они производили совсем другое впечатление, чем жалкие персидские сборища», – говорит про афганцев любитель высокопарных фраз В.А. Потто⁹⁵⁴. Но шах не ограничился этим. Он приказал перекатить на тот берег и пушки. Афганцы выходили в тыл отряда Сурхай-хана и собирались установить пушки на Шовкринском холме (ШавкIулла бакIу). Шовкринский холм составлял основание треугольника, в котором дислоцировались гази-кумухцы, таким образом, они оказались бы в окружении.

Опасное движение кизилбашей не осталось тайной для гази-кумухцев, которые зорко следили за врагом. Хан приказал сыновьям Мухаммед-беку и Муртаза-Али-беку отправиться в Гази-Кумух и вместе с Гази-Кача увести все самое ценное из государственной казны.

Однако сам узурпатор, вероятно, также готовился к более длительным боевым действиям, о чем свидетельствуют окопы, которые были вырыты по его приказу. «Шахскими окопами называются окопы, вырытые в Кумухской стороне Шовкринского холма. Эти окопы приготовлены Надир-шахом, когда он в 1734 (1147 г. х.) преследовал Сурхай-хана. Несмотря на то, что сами укрепления разрушились, камни все еще лежат там. Их очень хорошо знают кумухцы и шовкринцы. По этим укреплениям оба джамаата проводят границу для коровьих пастибищ», – говорит Али Каяев⁹⁵⁵.

Афганцы приближались к лагерю хана. Об ожесточенном бое, произошедшем в этих местах, говорит Гасан Алкадари. «В этой битве с обеих сторон много было убитых, отряд Сурхай-хана был разбит», – говорит ученый⁹⁵⁶. И в самом деле, в этой 000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000жестокой сече полегла почти вся дружина хана вместе с Дандом.

Особенностью войн горских народов является то, что всякая внешняя война является для них тотальной. Это в больших государствах бывает, что в одной его части идет война, а в другой – люди спокойно занимаются хозяйством, торговлей, бытом, семьей, любовью и прочим. В Гази-Кумухском ханстве, как и в других горских государствах, война является заботой всех его жителей: воюют все, и нет ни одного селения, ни одной семьи, которая остается в стороне от нее, мобилизуется не только вся живая сила, но и средства, все потенциальные возможностиилизуются не только 0000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000.

Отряд Сурхай-хана не просто был разбит. Погиб весь цвет гази-кумухских воинов. Когда погибает десять тысяч мужчин из сорокотысячного народа – это катастрофа для нации. А ведь погибает всегда наиболее пассионарная часть народа. Остальной части населения, по существу – толпе, остается причитать по поводу того, что лучшая часть нации погибла по вине руководителя – национального героя. И вот начинают рассуждать некоторые некомпетентные люди, считающие, что об исторической науке можно судить по пути из кухни в столовую и высказывать мнение о том, что завоевания Сурхай-хана никакой пользы горцам не принесли, забывая о том, что он со своим отрядом (точно также и его товарищи, также и руководители других отрядов) пришёл в Шемаху с горстью толокна в суме, и не только сумел, благодаря проводимой в завоеванном крае налоговой политике, накопить значительные средства для казны, которые дали ему возможность оказывать упорное сопротивление одному из крупнейших завоевателей в мире, но и на целое столетие определить политику гази-кумухских правителей⁹⁵⁷. Война – всегда бедствие для народа, но она «воспитывает в людях боевой дух и приносит признание других»⁹⁵⁸. Война порождает пассионариев. И трудно ответить на вопрос, кто кого породил: Сурхай – гази-кумухских пассионариев или гази-кумухские пассионарии – его самого.

Сурхай-хан ушел в Досрех, а оттуда – в Чарода. Отряд Надира, преследуя хана, дошел до селения Шали (лакское селение в современном Чародинском районе). Но дальше Шали было только селение Арчи (Арчиб), а затем – уже тупик, Арчи – это последнее селение в этом направлении. Поэтому Сурхай-хан, скорее всего, имитировал направление бегства в Шали, а сам свернул в сторону севера. Али Каяев сообщает: «Его (Надира) отряды дошли до Шали и ограбили тамошнее население»⁹⁵⁹. Но враг был обманут. Когда преследователи доложили диктатору о том, что Сурхай-хан не был ими обнаружен, он был в гневе. «После этой победы Надир во что бы то ни стало хотел поймать Сурхая», – говорит Мухаммед-Казим⁹⁶⁰.

Сопоставляя все приведенные здесь описания, можно составить маршрут Сурхай-хана: он ушел по Малому Шовкринскому ущелью (ШавкIуллал чIири ратI) и вышел на плато под Чуртахом (ЧIурттащи) – а это прямо на глазах у наступавших врагов. Увидев группу скачущих всадников, афганцы начали гонку за ними. Сурхай-хан со своими людьми вышли в Хулисма (Хюллуссун) и далее по описанному «Хроникой войн Джара» маршруту: Кусурхи, оттуда Ругджу, затем Тилик (Телетль) и Аликин, что выше Гондаха (вероятно, Андых), «так как дагестанцы не оказали ему помощи», – с упреком заканчивает данный сюжет хроника⁹⁶¹. Б. Малачиханов уточняет: «Дагестанские источники истории достоверно свидетельствуют нам о том, что Чолак-Сурхай (хан Гази–Кумухский) сбежал от него (Надира Афшара) в Гидатль, где нашел прибежище у Ибрагим-хаджи Урадинского, являющегося представителем знатного рода гидатлинского «шухби»⁹⁶² (так называли гидатлинцы потомков гази-кумухских шамхалов, направленных ими в Гидатль в качестве наместников). Таким образом, Сурхай-хан нашел приют у своих родственников в Гидатле.

Конечно же, стремительное движение Надира в Гази-Кумух было полной неожиданностью для населения Лакии, кизилбаши буквально выскоблили из бедных горских домов все, что можно было. Такого беспощадного грабежа давно не видели горы Дагестана. Но, несмотря на это, большая часть государственной казны была увезена сыновьями Сурхай-хана и сопровождающими их лицами.

Поздравлять шаха с блестящей победой и изъявлением особой почтительности прибыл Хасбулат, сын шамхала Адиль-Гирея, «высланного в Россию». До того, как утвердиться на шамхальском престоле, благодаря вмешательству Надира, Хасбулат попытался сделать это сам. Однако российские власти были против. Тогда «Хасбулат втихомолку попытался объявить себя шамхалом, надеясь восстановить этот титул, упраздненный после ссылки его отца»⁹⁶³, подписавшись в письме к горским старшинам от 2 декабря 1731 г., как свидетельствует генерал Д.Ф. Еропкин, как «кумыцкий владелец и дагистанский шемхал»⁹⁶⁴. Однако генерал, зорко следивший за всем, что происходило в крае, усмотрел в этих действиях Хасбулата и его сторонников попытку проявить непокорность и даже подготовку к бунту. Д.Ф. Еропкин, под страхом разорения, сделал строгое внушение самопровозглашенному шамхалу и его приверженцам, запретил их сношения между собой, а к «Казбулату о написании себя без позволения шемхалом також выговорил с надлежащим к тому резоном». Хасбулат испугался и ответил, «якоб то писарь его без приказу своевольно написал, а после того ныне уже не называется»⁹⁶⁵.

Надо признать, что попытка российских властей ликвидировать шамхальство или другие государственные образования Дагестана была преждевременной. Надир же Хасбулата «восстановил в шамхальское достоинство с титулом валия дагестанского»⁹⁶⁶ во время пребывания последнего в Гази-Кумухе и нашел в его лице самого верного сторонника. Диктатор дал вновь назначенному валию Дагестана большие подарки, почетное одеяние. И, когда Хасбулат в разговоре сообщил, что его предки являются выходцами из дома гази-кумухских шамхалов, иранский завоеватель подарил ему всех лиц, арестованных в Гази-Кумухе⁹⁶⁷.

Прибыл к Надиру и акушинский кадий⁹⁶⁸. О пребывании Надира в Гази-Кумухе свидетельствуют копии двух памятных записей, снятых Али Каяевым: «1) Тахмаз-Кули (т.е. Надир Афшар) со своими многочисленными полками (джунд) прибыл в вилайат Дагестан и захватил город (балдат) Гумук. Войско (джайш) его дошло до селения Шали, [там] они захватили их (шалинцев) имущество (мал). 2) Он оставался в городе Гумук, в доме (байт) Сурхай-хана, в течение семи дней, затем вернулся [назад] – да не поможет ему Аллах и да унизит его – в 1147 году по хиджре (1734)»⁹⁶⁹.

«Разрушение Гумука руками кызылбашей [имело место] в пятницу месяца джумада ал-ула, в начале осени, а уход их – в четверг того же месяца 1147 года (1734). Они разрушили [все] так, что ни для кого из них (кумухцев) не осталось [надежды на] жизнь в этом свете из-за [отсутствия] продуктов питания (кут) и другого»⁹⁷⁰.

По истечении недели, по случаю приближающейся зимы и, не надеясь скоро покончить с Сурхаем, Надир вернулся обратно. Ушел диктатор из Лакии, высосав все из этого крохотного кусочка земли.

Мужественные ахтынцы не могли допустить, чтобы иранский завоеватель ушел просто так, совершенно не прочувствовав дагестанское самолюбие, горский характер. Они разрушили мост через Самур и укрепились на горе в старой крепости Шахбани. Надир приказал навести мост, и его повеление было выполнено за один день, и в ту же ночь его войска переправились через реку. Утром часть войск он отправил на штурм крепости, а другую часть отправил в то место, где скрывались семьи обороняющихся со всем имуществом. В обоих пунктах ахтынцы были разбиты. Разгневанный Надир лично преследовал обратившегося в бегство неприятеля и до самого вечера опустошал ущелья и горы. После этого он отправил обоз через деревню Мискинджа и гору Шахдаг в Кабалу⁹⁷¹. С частью своих войск, которую оставил в Шемахе, Надир встретился 3 октября в Куткашене (Кабале), в северной части Азербайджана. Он собирал силы для очередного мощного удара по главному врагу – Турции. Его ожидали новые победы и новые почести.

Мы располагаем некоторыми любопытными сообщениями о походе Надира во владения Сурхай-хана со слов самого иранского полководца, данные через посредство русских источников. 12/Х-1734 г. Голицын доносил, что «в деревне Кут Каши (Куткашен) он встретился с вернувшимся из дагестанской экспедиции Тахмасп-Кули-ханом, ожидавшим здесь отставших войск, а посланный Голицыным с Тахмаспом в этот поход офицер рапортом своим объявил [сообщение], которое с прежними разглашениями весьма не содействует, а имянно что он, Тахмас-хан, во всю Дагестанию не ходил токмо около дороги в горах лежащие деревни разорял и хотя имянуемый Казыкумыки (Гази-Кумух), где Сурхаево жилище разорил и зжёг и некоторое богатство взял, токмо жён и детей Сурхаевых тут не достал… токмо весьма оной Тахмас-хан люду потерял при возвращении своём оттуду, ибо шли великими горами и двои сутки снежными, где люди от стужи, голоду и от своего непорядку немалое число из гор попадали и до смерти побились, так что ис самого ханского обоза от того уцелело немного, а которые при нём имелися пушки числом 7 и оные сколько могли по горам возили, а где более вести стало быть нельзя, то оные, разорвав всё, побросали и оной Тахмас хан отправил от себя из деревни Аршал известного Хулефу с командою в Сурхаеву деревню, имянуемую Ахти для требования контрибуции, денег и лошадей, но обыватели с трёх деревень, совокупившись, оную команду отчасти и побили, и, собравшись, потом оные обыватели з жёнами и з детьми досели в крепком месте и Тахмас-хан сам на них с лёхкою командою приезжал, токмо как слышно и самого отступить принудили, и оной оттуда прямо в сию деревню переехал, а оные обыватели позади ехавших некоторых людей побили и немало богатств отняли, и хотя здесь гласили, что якоб Тахмас-хан, их разбив, и много полону побрал, токмо как оный мой офицер сам видел ничего не везли, но везли много здешних людей, побитых и раненых, после разорения Сурхаева жилища, приезжал к нему, Тахмас-хану, шевкалской сын и быв у него несколько дней и возвратился, которому якоб Тахмас-хан поручил правление всей Дагестании, от известного Усмея, которой противу российской империи бунтует, были у него, Тахмас-хана, присыльные, токмо ж ни сын его, ни он сам там не бывал»⁹⁷².

Хунзахский нуцал Ума-хан, который запретил своим подданным помогать Сурхай-хану во время Деве-Батанской битвы, был наказан судьбой. В то время, как народы Дагестана и их правители занимали ту или иную сторону и, если не помогали активными действиями, то хотя бы сочувствовали борьбе против завоевателей, хунзахский нуцал, в силу своей политической близорукости, отстранился от этих событий и совершал набеги по тылам других владений. Так, пользуясь тем, что шамхал Хасбулат находился в походе в Кубу, он с небольшим отрядом явился и начал грабить шамхальские селения. «Самовольничание ополченцев Ума-хана разочаровало жителей шамхальства»⁹⁷³. Местное население дружно выступило против него. Сражение состоялось около селения Параул. Грабители проиграли, а сам нуцал пал в этой битве⁹⁷⁴.

Вот так закончилась первая часть испытаний, выпавших на долю Дагестана, особенно гази-кумухцев и их предводителя Сурхай-хана. Несмотря на то, что судьба подняла его на невообразимую высоту, дала возможность создать одно из самых больших и славных государств в истории Дагестана и всего Кавказа, ему не удалось его сохранить. Слишком велики были противостоящие ему государства и, самое главное, слишком незаурядного таланта человек стал на пути его больших планов. И их первая встреча завершилась ужасным поражением горцев.

Однако хочется вспомнить слова мудреца Мишеля Монтеня, которые он сказал в потверждение аналогичных слов Овидия: «Мы не должны называть… человека счастливым, пока не минет последний день его жизни, ибо шаткость и изменчивость судеб человеческих таковы, что достаточно какого-нибудь ничтожного толчка, – и все тут же меняется… Царей Македонии, преемников великого Александра, мы видим в Риме писцами и столярами, тиранов Сицилии – школьными учителями в Коринфе»⁹⁷⁵. Один из двух наших героев в данный момент находится на взлете, на пороге наибольшего подъема в своей жизни (о том, как достиг этой высоты, мы расскажем в следующей части книги). Другой же, после потрясающего взлета и высокого паренья, кончил жестоким падением. Но тем и велик этот человек, что не сложил оружия ни перед превратностями судьбы, ни перед своим грозным соперником. Тем он ценен для нас.

КНИГА ВТОРАЯ. ВОЗМЕЗДИЕ