2. Красота как абстрактное единство чувственного материала

Второй аспект абстрактного единства связан не с формой и фигурой, а с материальным, чувственным как таковым. Единство выступает здесь как согласованность определенного чувственного материала, не имеющая в себе различий. Это единственное единство, доступное материальному, взятому само по себе как чувственный материал. Абстрактная чистота материала — фигуры, цвета, звука и т. д. — является на этой ступени самым существенным. Ровно проведенные линии, не отклоняющиеся в сторону и тянущиеся одинаково на всем своем протяжении, гладкие поверхности и т. п. доставляют нам удовлетворение своей неизменной определенностью и однородным единством с собою. С этой стороны нас радуют ясность неба, прозрачность воздуха, зеркально-светлое озеро, гладкая поверхность моря.

Так же обстоит дело и с чистотой тонов. Чистое звучание голоса уже в качестве чистого тона имеет в себе нечто бесконечно приятное и привлекательное. Нечистый же голос заставляет нас слышать звучание голосового органа и не дает нам звука в его соотношении с самим собою, так как нечистый тон отклоняется от своей надлежащей определенности. Подобно этому и в речи имеются чистые звуки, например главные а, е, i, о, и к смешанные звуки, например а, й, д. Особенно народные диалекты содержат нечистые, промежуточные звуки, например оа. Для чистоты звуков требуется, чтобы гласные были окружены такими согласными, которые не заглушают их чистоты. Северные языки часто портят своими согласными звук главных; итальянский же язык сохраняет эту чистоту, и потому он так удобен для пения.

Аналогичное действие производят чистые, простые по своей природе, несмешанные цвета, например чистый красный цвет или чистая синева, которая встречается редко, так как к ней обычно примешиваются красноватый или желтоватый оттенки и зеленый цвет. Внешне чистым, то есть незагрязненным, может быть и фиолетовый цвет, однако он не прост по своей природе и не принадлежит к числу вытекающих из сущности цвета цветовых различий. Эти основные цвета легко познаются в их чистоте внешним чувством, хотя при соединении этих цветов их труднее привести в гармонию, потому что бросается в глаза их отличие друг от друга. Менее приятны заглушённые, многократно смешанные цвета, хотя они и легче согласуются друг с другом, так как в них ослаблена интенсивность противопоставления. Правда, и зеленый цвет смешан из желтого и синего; являясь, однако, нейтрализацией этих противоположностей, он в своей подлинной чистоте приятнее и менее беспокоит, чем синее и желтое в их неизменном отличии друг от друга.

Таковы важнейшие соображения относительно абстрактного единства формы и относительно простоты и чистоты чувственного материала. Оба вида единства вследствие их абстрактности являются чем-то неживым, а не подлинно действительным единством. Последнее характеризуется идеальной, духовной субъективностью, которая отсутствует в природной красоте при любой полноте ее проявления. Этот существенный недостаток приводит нас к необходимости идеала, который нельзя найти в природе и в сравнении с которым естественно прекрасное представляется второстепенным видом красоты.

Г.В.Ф. Гегель

Лекции по эстетике

Том 1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИДЕЯ ПРЕКРАСНОГО В ИСКУССТВЕ, ИЛИ ИДЕАЛ

Вторая глава. ПРЕКРАСНОЕ В ПРИРОДЕ

С. НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ПРЕКРАСНОГО В ПРИРОДЕ

Подлинным предметом нашего рассмотрения является красота в искусстве как единственная реальность, адекватная идее прекрасного. До сих пор мы говорили о том, что первой формой существования красоты является прекрасное в природе, теперь возникает вопрос, чем красота в природе отличается от художественно прекрасного.

Можно сказать абстрактно, что идеал представляет собой совершенную, а природа несовершенную в себе красоту. Однако подобные пустые предикаты не дают нам никакого определенного указания на то, в чем именно состоит совершенство прекрасного в искусстве и несовершенство прекрасного в природе. Мы должны поставить вопрос следующим образом: почему природа с необходимостью несовершенна в своей красоте и в чем проявляется это несовершенство? Лишь такая постановка вопроса уяснит нам необходимость и сущность идеала.

Поднявшись по ступеням природы до царства животных, мы выяснили себе, каким образом может проявляться красота. Теперь мы должны более определенно установить, в чем состоит этот момент субъективности и индивидуальности в живых существах.

Мы говорим о прекрасном как идее в том же смысле, в каком говорят о добре и истине как идее, — в том смысле, что идея есть безусловно субстанциальное и всеобщее начало, абсолютная, а не чувственная материя, субстанция мира. В более строгом понимании идея является не только субстанцией и всеобщностью, а единством понятия и его реальности, понятием, восстановленным внутри своей объективности в качестве понятия.

Платон, как мы уже указали во введении, был первым, выдвинувшим идею как единственно истинное и всеобщее начало, и притом как внутри себя конкретное всеобщее начало. Однако сама платоновская идея еще не является истинно конкретной, ибо Платон признает истиной идею, постигнутую лишь в ее понятии и ее всеобщности. Взятая в этой всеобщности, идея еще не осуществлена и не представляет собой начала, истинного в своей действительности для себя самого. Идея существует здесь только в себе.

Как понятие без своей объективности не есть поистине понятие, так и идея не есть поистине идея без и вне своей действительности. Идея должна стать действительностью, и она впервые становится таковой благодаря действительной субъективности, которая в самой себе соответствует понятию и ее идеальному, духовному для-себя-бытию. Например, род впервые действителен лишь как свободный конкретный индивид, жизнь существует лишь как единичное живое существо, добро осуществляется отдельными людьми, и всякая истина существует лишь как знающее сознание, как для себя сущий дух. Истинна и действительна лишь конкретная единичность, а не абстрактная всеобщность и особенность. Это для-себя-бытие, эту субъективность мы и должны прежде всего иметь в виду. Субъективность же заключается в отрицательном единстве, благодаря которому различия в их реальном существовании несут на себе печать идеальности.

Единство идеи и ее действительности есть отрицательное единство идеи как таковой и ее реальности, представляя собой полагание и снятие различий этих двух сторон. Лишь в этой деятельности идея является положительно для себя сущим, соотносящимся с собою бесконечным единством и субъективностью. Идею прекрасного в ее действительном существовании также следует понимать как конкретную субъективность и как единичность, ибо прекрасное может существовать лишь как действительная идея, а ее действительностью является конкретная единичность.

Здесь следует разграничить двойную форму единичности, непосредственно природную и духовную. Идея существует в обеих формах, и в обеих формах субстанциальное содержание — идея, в данном случае идея прекрасного, — остается одним и тем же. В этом отношении прекрасное в природе имеет одинаковое с идеалом содержание. Однако двойственность формы, в которой идея достигает действительности, различие между природной и духовной единичностью обусловливают существенное различие самого содержания, выступающего в той или другой форме. Ибо здесь возникает вопрос, какая форма наиболее соответствует идее, потому что лишь в подлинно соразмерной ей форме идея раскрывает всю истинную целостность своего содержания.

Этот пункт мы должны рассмотреть более подробно, поскольку в этом различии форм единичности заключено и различие между красотой в природе и идеалом.

Непосредственная единичность принадлежит как природе, так и духу, ибо дух, помимо того что он внешне существует в теле, и в духовных отношениях сначала получает существование лишь в непосредственной действительности. Поэтому мы можем рассматривать непосредственную единичность с трех точек зрения.