§ 2. Самоорганизация на аксиологическом уровне. Синергетическая теория идеологии

а) Природа социального идеала. Идеал и истина

Как известно, высший этаж философского здания образует учение о ценности. Но что является критерием ценности? Анализ этого вопроса показывает, что ценность связана с понятием идеала; более того, она является результатом реализации некоторого идеала. Таким образом, в основе системы ценностей, составляющей данную культуру, лежит идеал. Поэтому аксиология, в конечном счете, неизбежно становится «идеалогией», т.е. учением о природе и универсальных закономерностях формирования и реализации идеала. Ирония истории состоит, однако, в том, что термин «идеалогия» был заменен более двусмысленным и поэтому менее удачным термином «идеология», который в XIX в. использовался для обозначения общего учения об идеях¹⁹. Однако в XX в. этот последний термин все чаще стал употребляться для обозначения именно учения об идеале (коммунистическая идеология, нацистская идеология, идеология либерализма, религиозная идеология и т.п.).

Феномен идеала отчетливо прослеживается на всех этапах развития культуры. В самых разных терминах то здесь, то там появляется идея о присутствии в недрах культуры некоторого устойчивого фактора, определяющего как специфические черты этой культуры, так и ее эволюцию в том или ином направлении. Начиная с «блага» Платона, Плотина и Августина, этот фактор фигурирует то под видом «духовного климата эпохи» или «моральной температуры» (Тэн); или «общей формы созерцания известной эпохи» (Вёльфлин); или просто «духа эпохи» (М.Дворжак), «правды жизни» (В. Соловьев), «подвижнической истины» (П. Флоренский); или более глобально в форме «культурного образца или стандарта ценности» (Манро), «души культуры» (О. Шпенглер) и т.п. Иногда для обозначения указанного фактора используются и более сложные термины, как, например, «супер-эго» (Фрейд), «культурген» (Гексли), «мем» (Моно) и т.д.

Разноголосица терминов столь велика, что с первого взгляда трудно заметить в них нечто общее. Однако, как мы увидим из последующего изложения, все эти сложные наименования суть расплывчатые, туманные и, по существу, подготовительные формулировки для обозначения того, что на обычном человеческом языке называется простым словом «идеал». То, что это понятие играет определяющую роль в понимании не только искусства, но и культуры в целом, известно давно²⁰. Тем не менее, прогресс в его анализе пока невелик. Чтобы придать ему ясный и однозначный смысл, соответствующий наиболее важным аспектам его реального употребления в разных сферах человеческой деятельности, необходимо выяснить связь этого понятия с исходными принципами философского мировоззрения, которого придерживается носитель идеала. Для этого следует рассмотреть процесс формирования этого понятия в недрах развитой философской системы.

Идеал нельзя смешивать ни с идеей, ни с целью, ни с ценностью, ни с истиной, ни с заблуждением²¹. От идеи (в научном понимании этого термина) он отличается тем, что является не абстрактным понятием, а наглядным представлением, притом фиксирующим не знание, а желание; от цели – тем, что целью, строго говоря, является не идеал, а его реализация²² (к тому же цель может вообще не иметь отношения к идеалу, если, например, она заключается в конформизме); от ценности – тем, что идеал есть не ценность, а «стандарт ценности» (Манро), или, что то же, ценностный ориентир; отличие идеала от истины (или заблуждения) состоит в том, что идеал есть не соответствие (или, несоответствие) образа объекту, а соответствие образа желанию субъекта. Для того, чтобы выяснить действительную природу идеала и раскрыть его специфику, надо обратиться к его научному пониманию²³.

Как известно из методологии научного исследования, процесс формирования теоретических понятий связан с процедурой идеализации. Идеализация означает «устремление к нулю» одного из признаков наглядного представления. При этом остальные признаки, ввиду их связи с уменьшаемым, не остаются в общем случае неизменными, а стремятся к некоторым предельным значениям²⁴. Например, при устремлении к нулю размеров протяженного тела мы получаем простейшее идеализированное представление – «материальную точку» (массу, не имеющую объема и формы). Так получаются, в частности, представления об идеальном газе, идеальной жидкости, идеальном кристалле, абсолютно твердом теле, абсолютно черном теле, монохроматической волне, обратимом процессе и т.п. Следовательно, под «идеалом» в науке подразумевается «идеализированный объект», т.е. некоторое предельное представление, получающееся в результате идеализации реального или воображаемого объекта.

Специфика идеала, однако, не исчерпывается тем, что он есть предельное представление. Кроме этого чисто гносеологического аспекта, в идеале имеется и определенный (притом очень тонкий и деликатный) онтологический аспект, который обычно ускользает от внимания. Как известно, сущность реальных объектов не совпадает с явлением, хотя от него практически и неотделима. Именно этот давно известный факт дал повод утверждать (вслед за Платоном, Аристотелем и др.), что «наука начинается с удивления». Действительно, в луче света, падающего на зеркальную поверхность и отражающегося от нее под углом, равным углу падения, непосредственно не видно, что за этим процессом скрывается процесс падения и отражения электромагнитных волн. Если бы свет как явление и сущность света совпадали, то электромагнитная природа света была бы ясна уже древним грекам, и мы смогли бы прочесть о ней в поэме Лукреция «О природе вещей».

Поскольку способов идеализации одного и того же явления может существовать очень много, а с другой стороны, это явление не совпадает со своей сущностью, то возникает следующий вопрос: нельзя ли выбрать такой способ идеализации, при котором явление в результате описанного выше предельного перехода совпало бы со своей сущностью? Так как ни у одного реального объекта явление не совпадает с сущностью, то достичь такого совпадения, по всей вероятности, можно только путем искусственной идеализации объекта, т.е. в некотором пределе – «идеале».

Что такой способ идеализации действительно существует, можно показать на следующем простейшем примере. Воспользуемся той процедурой идеализации правильного многоугольника, которую в глубокой древности осуществили греческие математики (рис.4).

Рис. 4. Идеализация правильного многоугольника и получение круга как идеализированного объекта (наглядное слияние явления с сущностью)

В качестве явления здесь выступает правильный многоугольник с некоторым числом вершин. Разные правильные многоугольники отличаются друг от друга конкретным числом точек, равноудаленных от центра. Сущность всех подобных фигур, с точки зрения античных геометров, образует то общее, что им всем присуще, т.е. множество точек вообще, равноудаленных от центра. Геометрически это множество может быть условно представлено воображаемой окружностью, на которой лежат вершины многоугольника и от которой к центру проведены от вершин соответствующие радиусы. Идеализация в данном случае заключается в последовательном стремлении к нулю длины каждой из сторон многоугольника. При этом число его вершин, очевидно, неограниченно возрастает, а периметр стремится к предельному значению, совпадающему с длиной воображаемой окружности. Проделав мысленно эту операцию, греки в пределе получили уже не воображаемую, а «реальную» окружность, в которой исчезло различие между правильным многогранником и описывающей его окружностью (рис.4). Геометрическая фигура как явление совпала со своей геометрической сущностью. Не случайно в античной философии круг считался идеальной фигурой и поэтому в дальнейшем стал символом совершенства, бесконечности и вечности (ср. змею, кусающую собственный хвост).

Таким образом, понятие идеала приобретает новую черту: это не просто предельное представление, а такое, содержанием которого оказывается явление, совпадающее с собственной сущностью. Говоря более простым языком, можно сказать, что идеал – это явление, очищенное от всего того, что маскирует его сущность. В таком «очищении» и состоит смысл идеализации. Однако это «очищение» не означает, что идеал есть просто какой-то компонент (фрагмент) исходного явления. Так как при «устремлении к нулю» («очистка») одних признаков явления, другие стремятся к предельным значениям, то результат идеализации в общем случае не совпадает ни с одним из компонентов исходного явления, а есть нечто качественно новое. Последнее особенно ярко проявляется в том, что идеал может сочетать такие признаки, которые в реальных объектах являются взаимоисключающими.

Кант и Гегель были, по-видимому, первыми философами, ясно осознавшими эту связь идеала с сущностью, в которой как в фокусе сконцентрирована большая доля его специфики. Во всяком случае, они первыми сформулировали эту мысль в самом общем виде. Напомним, что, согласно Канту, «идеал есть представление о единичной сущности, адекватной какой-либо идее»²⁵, а согласно Гегелю, он является «идеей в чувственно определенной форме»²⁶. Так как под «идеей» здесь подразумевается именно то, что на современном языке можно назвать «сущностью», то их определения идеала очень близки к определению, данному выше.

Явление, совпадающее с сущностью, отличается от явления, не совпадающего с ней. Это наглядно видно, например, при сравнении реального шара с идеальным. У идеального шара все точки поверхности равно удалены от центра. В реальном же шаре, как бы тщательно он ни был изготовлен, это в той или иной степени нарушается, и шар фактически оказывается многогранником. Поэтому в реальном шаре мы, строго говоря, имеем дело с объективной видимостью шара (т.е. телом, которое только приближенно может считаться шаром). То же самое можно сказать о соотношении, например, реального и идеального кристалла или реального и идеального цветка. Цветок лотоса, являющийся в восточной культуре символом духовной гармонии и моральной чистоты, обладает лепестками такой идеально правильной формы и такой идеальной белизны, какая не присуща ни одному реальному лотосу. Следовательно, представляя явление, совпадающее с сущностью, идеал выступает как антипод видимости: уподобиться идеалу – значит обладать подлинным бытием, а не только кажущимся. «Быть – или только казаться» – этот рыцарский девиз вырезан в качестве эпитафии на надгробии знаменитого датского астронома Тихо де Браге в одном из пражских храмов. И это не случайно: возвышение над прозой жизни, служение идеалу всегда входило в кодекс чести средневекового рыцарства.

Следует обратить внимание и на то, что понятие идеала связано не только с альтернативой видимости, но и с потенциальной бесконечностью. Как было показано на примере античной идеализации правильного многоугольника, идеал получается в результате предельного перехода, который в общем случае не может состоять из конечного числа шагов²⁷.

Этот пример имеет совершенно общее значение. Так как последовательная идеализация любого объекта связана с бесконечным предельным переходом, то полного совпадения явления с сущностью у любого объекта нельзя достичь с помощью конечного числа мысленных изменений объекта. Для достижения указанного совпадения требуется потенциально бесконечное множество таких изменений.

Сказанным, однако, природа идеала еще далеко не исчерпана. Дело в том, что благодаря своей ненаблюдаемости сущность определенного класса явлений может быть познана лишь с помощью сложных теоретических понятий, а построение последних требует не менее сложных умозрительных рассуждений. Все это приводит к тому, что понятие об объективной сущности одного и того же явления у разных лиц может быть совершенно различным. Эта старая философская истина получила своеобразное воплощение в символике всемирно известного философского «Сада камней» храма Реандзи в Киото (Япония). На обширной площадке, покрытой белым песком, разбросаны совершенно хаотично 15 черных камней. Однако хаотичность их расположения обманчива. Зритель, смотрящий на эти камни, в любом ракурсе видит только 14 камней, а пятнадцатый всегда остается невидимым; причем какой именно из 15 исчезает из поля зрения, зависит от того ракурса, в котором зритель смотрит на камни. Так предельно лаконично выражена следующая мысль: хотя мир у всех один, но в нем всегда остается скрытая сторона, которую каждый воспринимает по-своему.

Таким образом, когда творец идеала подвергает идеализации некоторое явление, чтобы уподобить это явление его сущности, то он всегда имеет в виду сущность в собственной интерпретации. Это значит, что из множества возможных способов идеализации одного и того же явления он выбирает такой, который «очищает» это явление от всего того, что маскирует сущность в его понимании²⁸. Стало быть, идеал есть предельное представление (1), содержанием которого оказывается явление, совпадающее с сущностью (2) в авторской интерпретации (3).

Таким образом, природа идеала тонка и сложна. Поэтому с первого взгляда может показаться непонятным его широкое распространение и активное влияние на практическую деятельность людей, даже совсем необразованных. Создается впечатление, что он относится к области слишком «ученой» теории, чтобы иметь какое-то отношение к реальной жизни. Однако анализ предельного представления показывает, что оно содержит определенные нормативы деятельности, т.е. рекомендации относительно того, что нужно делать, чтобы воплотить идеал в действительность. Для лучшего понимания этих нормативов рассмотрим в качестве примера аристократический идеал индивидуума (16 в.) и аристократический идеал социума (18 в.).

Как известно, одно из лучших описаний идеала светского человека дано другом Рафаэля – графом Кастильоне в его эссе «Придворный»²⁹. Если суммировать те требования³⁰, которые этот граф предъявляет к идеальному светскому человеку на основании обобщения вкусов итальянского аристократического салона 1500 г., то можно составить следующую таблицу: