1.Культура первой четверти XVIII в (просвещение, театр, периодическая печать и книгоиздание, массовая литература)

Восемнадцатое столетие, европейский «век разума и просвещения», увенчавший собой период абсолютизма в Западной Европе и закончивший длительную эпоху европейского культурного развития Великой французской революцией, в России открывает новую эпоху ее государственности и культуры. 1700-й год Россия впервые в своей истории отсчитала не от сотворения мира, а от Рождества Христова, и встретила 1-го января, а не 1-го сентября. Это – культурный знак символического рубежа, который отделяет древнюю средневековую Русь от России Петровской эпохи новой истории.

Изначально культурные реформы Петровской эпохи были практическим и деловым мероприятием. Чтобы общаться с европейцами, нужно было знать европейские языки. Чтобы добывать полезные ископаемые, плавить металл, отливать пушки, строить корабли, нужно было овладеть технологией. Чтобы победоносно воевать на суше и на море, нужно было знать стратегию, тактику, фортификацию, навигацию. То есть первой и основной задачей культурной реформы стала задача организации быстрого и массового обучения — просветительская по своей сути. Причем речь идет не об образовании и просвещении вообще — как основы русской культурной жизни образование и просвещение в России были всегда, на всех этапах ее предшествующей истории; нужно было наладить освоение новых отраслей знания, необходимых для общей стремительной эволюции страны по общеевропейскому пути социокультурного развития.

Поэтому начальные этапы культурной реформы связаны с интенсификацией и перестройкой всего образовательного дела в России. До Петра главными и исключительными очагами просвещения были духовные семинарии, академии и монастыри — древнерусская книжность процветала в лоне церкви. Эти очаги культуры давали превосходное религиозное гуманитарное образование, но не давали ни светского, ни практического. За пределами монастырей умение читать, писать и считать было вполне личным, случайным и достаточно редким делом. Поэтому на первых порах Петр широко практиковал отсылку молодых людей за границу с целью обучения практическим светским наукам.

Параллельно и в России складывается целая сеть образовательных учреждений — первообраз той трехступенчатой системы образования, которую мы имеем сейчас. В начальных школах (они назывались «цыфирные», и в них принимали детей всех сословий, кроме крепостных) обучали чтению, письму и счету; в средних специальных — математических, навигацких, штурманских, артиллерийских и инженерных — готовили чиновников гражданской службы и младших офицеров для армии и флота; высшее гуманитарное образование давала Московская Славяно-греко-латинская академия, где традиции духовного образования, основанные на изучении древних авторов, были использованы для формирования первооснов светской гуманитарной науки и культуры.

Оживление образовательного дела в России, быстрый рост массы грамотных людей и острая потребность в учебной литературе стимулировали книгоиздательское дело. За время царствования Петра I было издано более 600 названий книг и брошюр — больше, чем за всю предшествующую историю существования русской печати. И в этой отрасли культурной реформы тоже сказалась ее общая европейская ориентация. Почти все книги, изданные при Петре I, были переводными, и их тематический состав точно отражал практический, деловой характер культурной реформы. Это были учебные пособия по математике, географии, военному делу и т. д. Новое геополитическое положение России, которое Петр I стремился завоевать и упрочить, мотивировало его специальную заботу о светской «душеполезной» литературе, способной внушить читателю моральные правила и воспитать из него гражданина и патриота. Этому способствовали своеобразные своды-справочники по античной культуре, помогавшие русскому читателю быстро войти в мир символики и образности европейского искусства: «Символы и эмблемы» — антология, включавшая изображение и описание 840 эмблем, наиболее употребительных в европейском искусстве, а также «Апофегмата» — антология изречений, анекдотов и коротких повестей, в которых упоминались имена философов, писателей, политиков Древней Греции и Рима.

Роль нравоучительного чтения играли дважды переизданные при Петре басни Эзопа, «Овидиевы фигуры в 226 изображениях» («Метаморфозы» Овидия) и «Библиотека богов» Аполлодора. Наконец, исторические труды и труды по государственному праву были призваны воспитывать гражданские чувства: «Книга Квинта Курция о делах содеянных Александра великого царя Македонского», «История в ней же пишут о разорении града Трои», «История о разорении последнем святого града Иерусалима от римского цесаря Тита сына Веспасианова <...>». Нетрудно заметить, что все эти исторические сочинения четко тематически соотнесены с политической злобой дня: истории античных полководцев и властителей соотносятся с русской исторической современностью, и написанная при Петре I «Гистория Свейской [шведской] войны» ставит русскую военную историю в контекст европейский.

Но, пожалуй, наиболее наглядно практический характер культурной реформы Петровской эпохи демонстрирует знаменитое «Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению» (1717) — первый учебник хорошего тона, дающий правила светской общежительной морали и нормы бытового поведения в обществе. По тому, какие советы дает «Юности честное зерцало» русским молодым людям, можно легко представить себе уровень культуры бытового поведения, свойственный основной массе сословной верхушки нации:

Над ествою не чавкай, как свинья, и головы не чеши; не проглотя куска не говори, ибо так делают крестьяне. Часто чихать, сморкать и кашлять непригоже. <...> Между тем не замарай скатерти и не облизывай перстов, около своей талерки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего. Когда престанешь ясти, возблагодари Бога, умой руки и прополощи рот [1].

Эти элементарные вещи соседствуют в «Юности честном зерцале» с советами, ориентированными на воспитание типа общеевропейской культуры бытового поведения, характерной для образованного дворянства:

Младый шляхтич, или дворянин, ежели в ексерциции [обучении] своем совершен, а наипаче в языках, конной езде, танцовании, в шпажной битве и может добрый разговор учинить, к тому же красноглаголив и в книгах научен, оный может с такими досуги прямым придворным человеком быти [2].

Нетрудно заметить, что уже в самом начале века сложился тот кодекс поведения и навыков, который на протяжении всего дворянского периода русской культуры будет определять бытовой облик среднестатистического дворянина: иностранные языки, верховая езда, фехтование, танцы, светский разговор — все это неотъемлемые признаки воспитанного дворянина, почерпнутые из европейского дворянского быта.

Таким образом, любая отрасль реформаторской деятельности Петра I — будь то политика, экономика или культура — неуклонно базируется на двух основополагающих опорах: европеизм и секулярность (светскость). Это и есть то самое, что называется «переломом» в национальной культурно-исторической традиции, который Петру I как государственному деятелю ставят в заслугу и упрек. В результате реформ первой четверти XVIII в. Россия стала европейской страной не только по географическому положению, но и по типу государственности, экономики и культуры.

В 1700 г. Петр по примеру Западной Европы ввел в России новое летоисчисление - от рождества Христова, а не от сотворения мира, как считали раньше по церковно-византийской традиции. Петр пытался создать первый публичный театр. 2 января 1703 г. в Москве было начато издание первой газеты "Ведомости", которую редактировал сам Петр. Взамен прежнего церковно-славянского был введен новый шрифт.

Театральные представления появились в России в XVII в., при отце Петра I Алексее Михайловиче. Но театр того времени служил для забавы только царского двора. Петр поставил перед ним совершенно другую задачу. В эпоху почти поголовной безграмотности театр должен был сделаться источником знаний, пропагандистом политики, проводимой государством. С этой целью в Россию в 1702 г. был приглашен с труппой артистов немецкий антрепренер Иоганн Кунст. По распоряжению Петра на Красной площади построили деревянное здание — «театральную храмину». Для подготовки русских артистов к труппе Кунста были прикреплены подьячие из разных приказов. Каждому из них полагалось жалованье, соответствовавшее важности порученной роли. Входные цены в театр были невысокими. Двери его были открыты для всех желающих. В 1703 г. Кунст умер, и его дело до 1707 г. продолжал житель немецкой слободы в Москве Отто Фюрст. Репертуар театра Кунста составляли так называемые «английские комедии», привезенные из Англии в Германию в конце XVI в. странствующими актерами. Пьесы эти представляли крайне беспомощную в драматическом отношении инсценировку рыцарских романов, исторических легенд, сказок, новелл. Игра отличалась утрированной манерой. Герои выкрикивали патетические монологи, отчаянно жестикулировали. Кровавые сцены соседствовали с грубым шутовством. Непременным действующим лицом пьесы был комический персонаж, носивший в России название «дурацкая персона», а в Германии Пикельгеринг или Гансвурст. В частично сохранившемся репертуаре театра Кунста представлены следующие пьесы: «О Дон-Яне и Дон-Педре» — одна из многочисленных обработок сюжета о Дон-Жуане, «О крепости Грубстона, в ней же первая персона Александр Македонский», «Честный изменник, или Фридерико фон Поплей и Алоизия, супруга его», «Два завоеванные городы, в ней же первая персона Юлий Цезарь», «Принц Пикельгеринг, или Жоделетт, самый свой тюрьмовый заключник» — переделка комедии Тома Корнеля, восходящая, в свою очередь, к одной из комедий Кальдерона, «О докторе битом» — переделка пьесы Мольера «Лекарь поневоле».

Театр Кунста-Фюрста не оправдал надежд Петра I, который как-то сказал, что он хотел бы видеть «пиэсу трогательную, без этой любви, всюду в[к]леиваемой... и веселый фарс без шутовства»[1]. По своему содержанию спектакли Кунста были очень далеки от русской действительности и в силу этого не могли объяснять и пропагандировать мероприятия Петра. Серьезным недостатком этих пьес оказался и их язык, речь героев выглядела особенно беспомощно в любовных или патетических репликах.

И вместе с тем пьесы театра Кунста сыграли свою положительную роль. Театр из дворца перекочевал на площадь. Он способствовал появлению на Руси театральных переводчиков и русских артистов. Пьесы, поставленные Кунстом, помогали «обмирщению» драматического искусства. Они знакомили русского зрителя с великими историческими деятелями, такими, как Юлий Цезарь, Александр Македонский, с сюжетами пьес европейских драматургов, в том числе и Мольера, и таким образом выполняли не только развлекательные, но и просветительные задачи.

В первой четверти XVIII в. в России сохранялись так называемые школьные театры. Один из них существовал при Славяно-греко-латинской академии, другой был открыт в Москве, при Госпитале, имевшем свою медицинскую школу. Возглавлял Госпиталь выходец из Голландии Николай Бидлоо. Созданные на русской почве, эти театры более успешно выполняли задачу, которая оказалась не под силу театру Кунста. Они ревностно разъясняли и пропагандировали политику Петра I. В пьесах школьного театра господствовали аллегорические сюжеты и образы. Конкретных, реальных персонажей эта драматургия не знает. Аллегории были двоякого рода: почерпнутые из Библии и имевшие вполне светский характер — Отмщение, Истина, Мир, Смерть и т. п.

Для лучшего распознавания они наделялись соответствующими атрибутами: Фортуна — колесом, Мир — оливковой ветвью, Надежда — якорем, Гнев — мечом. В сценическом действии и в русских и в иностранных пьесах соединялись разные виды искусств: декламация, пение, музыка и танец.

В 1705 г. русские войска овладели крепостью Нарва и освободили исконно русские земли, незаконно захваченные Швецией. Откликом на эту победу послужила пьеса «Свобождение Ливонии и Ингерманландии», поставленная в духовной академии. Политические события облекались в аллегорический сюжет о выводе Моисеем израильтян из Египта. Вместе с тем в пьесе фигурировали и светские аллегорические образы. Главными персонажами являлись Ревность российская, под которой подразумевался Петр I, и Хищение неправедное — Щвеция. Их аллегорический смысл разъяснялся с помощью двух эмблематических образов — «двоеглавного» Орла и «прегордого» Льва. Между Ревностью и Хищением происходила борьба, в которой участвовали Орел и Лев. Ревность одерживала победу. В конце пьесы Торжество возлагало на Ревность лавровый венок. Текст этой пьесы не сохранился, дотла лишь ее пространная программа. Событиями Северной войны вызвана и еще одна пьеса из репертуара духовной академии — «Божие уничижителей гордых уничижение», от которой также сохранилась лишь программа. Непосредственным поводом к ее созданию послужила Полтавская битва. В качестве библейской параллели неизвестным автором был воспроизведен поединок израильского юноши Давида с филистимлянским воином Голиафом. Образ Давида ассоциировался с русским войском, Голиафа — с шведским. Расшифровке аллегорий помогали знакомые нам персонажи — Орел и Лев. Смысл событий поясняли специальные надписи. Одна из них — «Хром, но лют» — относилась ко Льву и намекала на Карла XII, раненного в ногу накануне Полтавской битвы.

Пропагандистским, политическим содержанием отличались также пьесы хирургической школы. В 1824 г. на ее сцене была поставлена «Слава Российская», написанная Ф. Журавским. На представлении присутствовали Петр I и его супруга. Пьеса была сочинена по поводу коронации Екатерины, но ее содержание выходило за рамки этого события. Спектакль как бы подводил итог царствованию ПетраI. Все образы в «Славе Российской» аллегоричны, или, как сказано в программе, представлены «измышленными персонами». Это или названия стран, или отвлеченные понятия — Мудрость, Истина, Рассуждение. Содержание пьесы сугубо политическое и сводится к тому, что государства, ранее враждебные России — Турция, Швеция, Польша, Персия, — признают ее славу и величие. Завершается спектакль торжественной сценой: по пути, украшенному цветами, «Виктория Российская на львах грядет с триумфом»[2]. К «Славе Российской» тесно примыкает другое драматическое произведение — «Слава печальная», написанное, возможно, тем же Журавским. Пьеса создана в 1725 г. в связи с кончиной Петра I. На первое место вынесены многочисленные славные дела, ознаменовавшие царствование Петра: его победы на море и на суше, просвещение страны, основание Петербурга и Кронштадта. Затем скорбная Россия оповещает о смерти Петра и горько оплакивает его кончину. Печаль России разделяют другие страны: Польша, Швеция, Персия. Таким образом, оба произведения очень близки друг к другу и по содержанию, и по форме. Главная цель автора состояла в прославлении деятельности Петра I и успехов Русского государства.

В первые десятилетия XVIII в. появились любительские придворные театры. Один из них был создан в подмосковном селе Преображенском при дворе сестры Петра I Натальи Алексеевны. Второй —в Измайлове во дворце вдовствующей царицы Прасковьи Федоровны, жены покойного царя Федора Алексеевича. Третий — в Москве, а затем в Петербурге при дворе царевны Елизаветы Петровны. Репертуар театра Натальи Алексеевны был очень пестрым, эклектичным. Наряду с переложением житейных сюжетов здесь создавались инсценировки светских авантюрных повестей: «Комедия о прекрасной Мелюзине», «Комедия Олундина», «Комедия Петра златых ключей». Автором нескольких пьес была сама Наталья Алексеевна. В отличие от стихотворных школьных драм все эти пьесы написаны прозой и лишены аллегорических образов. О театрах Прасковьи Федоровны и Елизаветы Петровны и их репертуаре сохранилось мало сведений. Однако известно, что с театром Елизаветы Петровны связана одна из лучших пьес того времени — «Комедия о графе Фарсоне». Ее начало перекликается с рукописными повестями Петровской эпохи. Молодой француз, граф Фарсон просит родителей отпустить его «во иностраныя государства погуляти. И тамо чюжестранных извычай познати»[3]. В дальнейшем сюжет «комедии» становится очень близким к пьесам театра Кунста, где любовная интрига часто завершалась драматической развязкой. Граф Фарсон прибывает в Португалию. Его заметила и полюбила португальская королева. Успехи графа Фарсона вызвали зависть сенаторов, которым удалось убить опасного для них фаворита. Разгневанная королева казнит сенаторов, а себя закалывает шпагой.

Комедия написана рифмованными силлабическими стихами разной длины, что приближает их к раёшнику[4]. В стиле пьесы контрастируют грубые, подчас вульгарные реплики с манерными, рассчитанными на утонченность фразами. Так, в словесной перепалке с оскорбившим его капитаном граф Фарсон заявляет: «Цыц ты, бодрило! Сим моим прутом расчибу твое рыло. Рассеку твои губы, что не соберешь, где лежат зубы»[5]. Совершенно другую стилистическую окраску несет любовное признание королевы, обращенное к Фарсону: «Ах мой предрагий деоманте. И тяшкоценный брилианте!.. Ум мой смутися. Купида мне приключися»[6]. Антракты между действиями заполнялись интермедиями. Так назывались в школьных театрах короткие пьесы, исполнявшиеся перед закрытым занавесом в промежутках между действиями. Число действующих лиц не превышало в них трех-четырех человек.

Содержание интермедий отличалось комическим и даже сатирическим характером. Объектом осмеяния часто служили представители власти или духовенства: корыстолюбивые судьи, пьяницы-монахи, алчные священнослужители. Им противостоял ловкий, остроумный Гаер или Арлекин, предшественник ярмарочного Петрушки, награждавший своих противников побоями.

Интермедии писались рифмованными силлабическими стихами. Язык героев хорошо воспроизводил народную, часто грубоватую речь. Сатирические интермедии отражали злободневные явления Петровской эпохи. Так, в одной из пьес — «Дьячок и сыновья» — высмеивался дьячок, не пожелавший отдать своих детей в семинарию. Дьячок пробует подкупить подьячих. А те взятку берут, но сыновей уводят.

Во вторую половину XVIII в. интермедии получили самостоятельное существование наравне с другими маленькими комическими пьесками.