1) Какова природа вещей?

2) Как нам к ним отно­ситься?

3) Что для нас из этого следует?

Отвечая на первый вопрос, Пиррон утверждает, что природа вещей непознаваема. То, что мы видим, и то, что действительно есть, — не одно и то же. Вещи сами по себе нам недоступны, а известным может быть лишь то, как они нам себя являют, показывают, то, что нам кажется, то, как мы их воспринимаем. То есть, нам доступны только явления (в греч. — феномены) вещей, но не сами вещи. И поэтому мир как бы удваивается, разделяясь на реальный — существующий сам по себе и феноменальный — видимый или воспринимаемый нами. Первый — подлинный, второй — иллюзорный. Знание о втором возможно, о первом же — нет. Мы никогда не сможем сказать — «это так», но только — «мне кажется, что это так».

Ответ на второй вопрос таков: если вещи непозна­ваемы, то все суждения о них, как утвердительные, так и отри­цательные, являются и истинными, и ложными одновременно. Всё можно доказать и опровергнуть. Ни одно из противопо­ложных положений не может быть более или менее достовер­ным, чем другое. Такую ситуацию Пиррон называет ИЗОСТЕНИЕЙ (изос — равный + стейнос — сила), то есть РАВНОСИЛИЕМ различных высказываний. Вследствие этого все суждения о ве­щах ничего не значат и совершенно бессмысленны и, поэтому, от них надо воздержаться или отказаться. Безмолвие — вот наиболее правильная философия, считают скептики.

Каким же будет ответ на третий, самый главный вопрос? Поскольку мы ничего не знаем, говорит Пиррон, то мы, в том числе, не знаем, что является хорошим, а что — плохим, чему следу­ет радоваться, а чему — печалиться, а значит, мы не можем ис­пытывать ни положительных, ни отрицательных эмоций.

Можно сказать и иначе: так как нам доступен только феноме­нальный мир (см. ответ на первый вопрос), который является неподлинным, то возникает резонный вопрос — стоит ли по поводу неподлинного мира испытывать подлинные эмоции, то есть по-настоящему радоваться и печалиться. Обыкновенный чело­век скажет себе по поводу какого-либо события: «Это плохо» и расстроится из-за него. Скептик же скажет: «Мне кажется, что это плохо, но ведь всего лишь кажется». Как же он сможет рас­строиться из-за этого события, если он даже не знает, какое оно на самом деле — плохое или хорошее? Это отсутствие по­зитивных и негативных эмоций, полную невозмутимость души, безразличие ко всему происходящему греческие скеп­тики называют АТАРАКСИЕЙ. Она-то и является несомненным счастьем и результатом скептической философии. Один ан­тичный историк сообщает нам такой эпизод. Однажды корабль, на котором плыл Пиррон, попал в сильную бурю, и среди его спутников началась страшная паника. Философ указал панико­вавшим на поросёнка, который, не обращая ни малейшего вни­мания на происходящее, спокойно продолжал поедать свой корм, и произнёс знаменитые впоследствии слова: «Вот в какой ата­раксии должен находиться мудрец». Как видим, результат скептического умонастроения значителен: если вокруг закипят са­мые ужасные страсти, начнутся немыслимые катастрофы и ста­нет рушиться мир, философу-скептику не будет до этого ника­кого дела, он сохранит полную невозмутимость, хотя бы ему даже и предстояло погибнуть вместе со всем мирозданием.