Готовый перевод Matt Ridley - The Red Queen / Мэт Ридли Красная королева: Chapter 1 (Human Nature) - Человеческая Природа

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА

Самое удивительное было то, что деревья не бежали, как следовало ожидать, им навстречу; как ни стремительно неслись Алиса и Королева, они не оставляли их позади.

Королева, видно, прочла ее мысли.

- Быстрее! Быстрее! - закричала она. - Не разговаривай!

(Льюис Кэррол. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье. В переводе Н.М.Демуровой)

Когда хирург проникает в тело, он заранее знает, что найдет там.

Если, к примеру, хирург ищет у пациента желудок, то он вряд ли ожидает, что у разных пациентов желудок будет располагаться в разных частях тела.

У всех людей есть желудок, у всех он примерно одинаковой формы и находится он в одном и том же месте.

Конечно же, существуют различия.

У одних есть проблемы с желудком, у других он маленького размер, у третьих он слегка деформирован.

Но эти различия ничтожны в сравнении со сходными чертами.

Ветеринар или мясник может поведать хирургу о еще большем разнообразии желудков: большой многокамерный желудок коровы; крошечный мышиный желудок; очень похожий на человеческий желудок свиньи.

Можно с уверенностью сказать, что существует такое понятие как типичный человеческий желудок, и он отличается от желудка у других живых существ.

Эта книга выдвигает предположение о том, что так же как и в случае с желудком, существует типичная человеческая природа.

Цель этой книги - найти ее. Как в случае с хирургом и желудком, психиатр может сделать основные предположения о человеческой природе, когда его пациент лежит на кушетке.

Он может предположить, что пациент знает, что значит любить, завидовать, доверять, думать, говорить, бояться, улыбаться, договариваться, сильно желать, мечтать, помнить, петь, спорить, лгать.

Даже если бы человек приехал из только что открытого континента, все заключения о его или ее внутреннем мире и природе остались бы достоверными.

Обитатели обнаруженного в 1930-х в Новой Гвинее племени, доселе полностью отрезанного от внешнего мира и даже не подозревавшего о его существовании, улыбались и хмурили брови точно так же, как и любой представитель западной цивилизации, несмотря на то, что пути их предков разошлись 100 000 лет назад. «Улыбка» бабуина представляет собой угрозу, улыбка человека – знак радости. Такова человеческая природа во всем мире. При этом факта культурного шока мы отрицать, конечно, не можем.

Суп из бараньих глаз, кивок головы в знак согласия, западное понятие частной жизни, ритуал обрезания, послеполуденная сиеста, религии, языки, разница в количестве улыбок между русским и американским официантами – существуют целые мириады частностей человеческой природы, так же как и общих мест. Существует целая наука, культурная антропология, которая занимается изучением культурных различий между людьми.

Но так легко воспринимать как должное то, что лежит в основе схожести всех представителей человечества.

Эта книга является исследованием природы человеческой натуры: ее темой является то, что невозможно понять человеческую

природу, не понимая, как она развивалась, и невозможно понять, как она развивалась, не понимая, как развивается человеческая

сексуальность.

Поскольку секс был основным лейтмотивом нашей эволюции.

Почему секс? Разумеется, понятие человеческой природы не исчерпывается этим безумно популярным и приносящим столько проблем феноменом. Но воспроизведение является единственной целью человека, все остальное подчинено ей. Люди наследуют от предков способности выживать, есть, мыслить, говорить и т.д. Но самое главное – люди наследуют стремление размножаться. Только в этом случае человек может передать своим потомкам отличительные черты собственной природы; бездетным этого не дано. Следовательно, способности, увеличивавшие шансы человека на воспроизведение, передавались потомкам в первую очередь.

Можно с уверенностью говорить о том, что в нашей природе нет ничего, что не было бы уже подвергнуто тщательному «отбору» с целью предельно увеличить наши шансы на воспроизведение. Такое заявление выглядит довольно претенциозно. Ведь тем самым мы отрицаем свободу воли, выводим за скобки тех, кто предпочел провести жизнь в целомудрии, и представляем людей в образе эдаких роботов, запрограммированных исключительно на воспроизведение. Если до конца следовать этой теории, нам придется признать, что Моцарт и Шекспир в их творчестве были движимы исключительно сексом. Но при этом я не знаю ни одного другого способа развития человека кроме эволюционного, и нет никаких доказательств того, что существуют другие двигатели эволюции кроме конкурентного воспроизведения.

Характеристики, которые воспроизводятся, остаются; те, которые не воспроизводятся, - отмирают.

Способность воспроизведения – это то, что отличает живые существа от камней. Кроме того, подобная точка зрения совершенно не исключает понятий свободы воли или целомудрия.

Я считаю, что человечество процветает благодаря способности людей к инициативе и проявлению индивидидуальных талантов. Но свобода воли возникла не из праздной прихоти, существует причина, по которой эволюция наделила наших предков способностью проявлять инициативу, и причина эта заключается в том, что свобода воли и инициатива являются средствами для удовлетворения амбиций, конкурентной борьбы со своими соплеменниками, оперативного решения насущных жизненных проблем, и в конце концов, для получения преимущества над другими людьми в отношении размножения и воспитания детей.

Таким образом, сама свобода воли нужна только в той мере, в которой она в итоге способствует размножению.

Можно взглянуть на это иначе: если студент блестяще проявляет себя во время учебного процесса, но проваливается на экзаменах - если, скажем, он просто падает без чувств от нервного напряжения при одной лишь мысли об экзамене - тогда все его блестящие знания не будут значить ровным счетом ничего, если его предмет оценивается единственным экзаменом в конце семестра.

Проводя аналогию, если животное прекрасно умеет выживать, обладает эффективным метаболизмом, имеет иммунитет ко всем заболеваниям, обучается быстрее своих конкурентов и доживает до почтенного возраста, но при этом бесплодно, то его более качественные гены оказываются просто недоступными для потомков.

все может передаваться по наследству , за исключением бесплодия.

Ни один из ваших прямых предков

не умер бездетным.

Соответственно, если мы хотим понять, как эволюционировала человеческая природа, центральным объектом нашего изучения должно быть размножение, ведь именно репродуктивный успех является тем самым экзаменом, который должны сдать все человеческие гены, если они не хотят оказаться отсеянными естественным отбором. Таким образом, я буду пытаться доказать, что лишь немногие черты человеческой психологии и природы можно понять, не обращаясь к репродуктивной функции. Я начну непосредственно с полового размножения как такового.

Воспроизводство не является синонимом секса, существует много способов бесполого размножения.

Но половое размножение должно улучшить индивидуальный репродуктивный успех, или другой пол не сохранился бы: я заканчиваю умственными способностями, наиболее человеческой из всех особенностей.

Все труднее понять, как люди стали такими умными, не принимая во внимание во внимание половую конкуренцию.

Что за секрет рассказал змей Еве? Что она может съесть яблоко? Чушь.

Это было эвфемизмом.

Запретным плодом являлось познание плотских утех, и об этом знали все, от Фомы Аквинского до Милтона.

Откуда они это узнали? Нигде в Книге Бытия нет даже малейшего намека на уравнение: запретный плод равняется греху равняется сексу.

Мы знаем, что это так, потому что только одна вещь может быть настолько важна для человечества.

Секс

ПРИРОДА И ВОСПИТАНИЕ

Мысль о том что мы были сформированы нашим прошлым является главной идеей Чарльза Дарвина.

Он был первым из тех, кто осознал, что можно отказаться от идеи божественного происхождения видов, не отказываясь от теологического довода.

Каждое живое существо создано в некоторой степени бессознательно, с помощью избирательного размножения его собственных предков, таким образом, чтобы оно вписывалось в определенный образ жизни.

Человеческая природа была так заботливо сформирована естественным отбором для социальной, двуногой, изначально африканской человекоподобной обезьяны как человеческий желудок был сформирован для всеядной человекоподобной африканской обезьяны с пристрастием к мясу.

Эта отправная точка уже вызвала раздражение двух видов людей.

Тем, кто верит, что мир был создан за семь дней человеком с длинной бородой и что поэтому человеческая природа не могла быть сформирована отбором, а была создана исключительно Разумом, я только почтительно пожелаю хорошего дня.

Мы не найдем общий язык для спора, так как я разделяю немногие ваши предположения.

На тех же, кто заявляет, что человеческая природа не развивалась, а была создана de novo чем-то, что называется "культура", я смотрю с большей надеждой: я думаю, я могу убедить их, что наши взгляды сходны.

Человеческая природа - это продукт культуры, но культура также плод человеческой природы и обе они - результат эволюции.

Это не значит , что я собираюсь утверждать, что это " все в наших генах.

"Это далеко не так.

Я решительно собираюсь оспорить представление о том, что все психологическое - чисто генетическое, и столь же решительно оспариваю предположение о том, что все универсально человеческое нетронуто генами.

Но наша культура не обязательно должна быть такой, какая она сейчас.

Человеческая культура могла бы быть гораздо более разнообразной и удивительной. Наши ближайшие родственники шимпанзе живут в промискуитетных сообществах, где самки ищут как можно больше половых партнеров, а самец убивает всех детенышей незнакомых самок, с которыми он не спаривался.

Нет человеческого общества, даже отдаленно походящего на этот своеобразный шаблон. Почему нет? Потому что природа человека отличается от природы шимпанзе.

Если это так, то изучение человеческой природы должно иметь глубокую причастность к изучению истории, социологии, психологии, антропологии и политики.

Каждая из этих дисциплин пытается разобраться в поведении человека, а если общие черты, лежащие в основе человеческого поведения, являются продуктом эволюции, то жизненно важно понять, какими были эволюционные воздействия.

Но я постепенно осознал, что практически все социальные науки развиваются так, как будто 1859, года издания "Происхождения видов", никогда не было; делается это в некоторой степени умышленно, так как наука утверждает, что человеческая культура - это продукт нашей собственной свободной воли и изобретательности.

Она [наука] утверждает, что не общество является продуктом человеческой психологии, а наоборот.Это звучит весьма обоснованно и было бы замечательным для тех, кто верит в социальную инженерию, если бы было правдой, но это просто неправда. Человечество, конечно, морально свободно безгранично формировать и переделывать себя, но мы не делаем этого

Мы придерживаемся одной и той же, однообразно человеческой модели организации наших отношений. Если бы мы были более авантюрными, то существовали бы общества без любви, без амбиций, без сексуального желания, без брака, без искусства, без грамматики, без музыки, без улыбок, но с таким же количеством невообразимых нововведений, как в этом списке.

Были бы общества, в которых женщины убивают друг друга гораздо чаще, чем мужчины, в которых пожилые люди считаются более красивыми, чем двадцатилетние, в которых богатые не приобретают власть над другими, в которых люди не делают различий в пользу своих друзей и против незнакомцев, в которых родители не любят собственных детей.

Я не говорю, как те, кто кричит: "Вы не можете изменить человеческую природу, вы знаете", что бесполезно пытаться избавить общество, скажем, от расовой дискриминации, потому что это в природе человека.

Законы против расизма действительно эффективны, поскольку один из самых привлекательных аспектов человеческой натуры - то, что люди просчитывают последствия своих действий. Но я говорю, что даже после тысячи лет строго навязываемых законов против расизма, мы не будем способны когда-то вдруг провозгласить проблему расовой дискриминации решенной и упразднить законы, будучи уверенными, что расовые предрассудки остались в прошлом.

Мы предполагаем, с полным на то правом, что русский - точно такой же человек после двух поколений жестокого тоталитаризма, каким был его дед до него.

Но почему тогда социальные науки развиваются, не принимая это во внимание, как будто человеческие натуры - продукты их обществ?

Это ошибка, которую допускают и биологи тоже.

Они верят, что эволюция продолжалась за счет накопления изменений, которые отдельные индивиды приобретали на протяжении их жизней.

Эта идея была наиболее ясно сформулирована Жаном-Батистом Ламарком, но Чарльз Дарвин иногда тоже ее использовал. Классический пример - сын кузнеца, возможно, от рождения унаследует приобретенные в течение жизни мускулы его отца. Теперь мы знаем, что ламаркизм не работает, потому что тела строятся так же, как пироги из рецептов, а не как архитектурные чертежи, и просто невозможно, изменив пирог, заложить информацию об изменениях обратно в рецепт. Первым логически обоснованным вызовом ламаркизму была работа немецкого последователя Дарвина по имени Август Вайсман, который начал публиковать свои идеи в 1880-х годах. Вайсман отметил некую особенность, присущую большинству существ, размножающихся половым путем. Их половые клетки - яйцеклетки и сперматозоиды - оставались отделенными от остальной части тела с момента их рождения. Он писал: "Я верю, что наследственность основана на том, что малая часть полезного вещества зародыша, зародышевой плазмы, остается неизменной в течение развития яйцеклетки в организме, и что эта часть зародышевой плазмы служит основой, из которой производятся половые клетки нового организма.

Таким образом, существует преемственность зародышевой плазмы от одного поколения к другому".

Другими словами, вы произошли не от вашей матери, но от ее яичника.

Ничто из происходившего с ее телом или разумом на протяжении жизни не могло повлиять на вашу природу (хотя это, конечно, могло повлиять на ваше развитие - яркий пример: ее зависимость от наркотиков или алкоголя могла вызвать у вас врожденные нарушения негенетического характера).

Вы рождаетесь свободные от греха.

Над Вайсманом при его жизни многие смеялись, а лишь немногие верили ему.

Но открытие гена и ДНК, из которой он состоит, а также шифра, хранящего информацию ДНК, полностью подтвердило его подозрение.

Зародышевая плазма хранится отдельно от тела.

Лишь в 70-х были осознаны все последствия этого.

Далее Ричард Доукинз из Оксфордского университета ввел точку зрения, что поскольку организмы не реплицируются сами по себе, а растут, в то время как гены сами реплицируются, из этого неизбежно следует, что организм является эволюционным транспортным средством для гена, а не наоборот.

Если гены заставляют организмы, в которых находятся, делать вещи, которые их увековечивают (как, например, есть, выживать, заниматься сексом, и помогать в воспитании детей), тогда эти гены сохранятся.

Таким образом, другие виды организмов исчезнут. Останутся только организмы, которые служат выживанию и закреплению генов.

С тех пор, идеи, впервые предложенные Докинзом, изменили биологию до неузнаваемости.

Все еще существенным, несмотря на Дарвина, было то, что описательная наука стала исследованием функции: различие крайне важно.

Так же, как ни одному инженеру не придет в голову описать автомобильный двигатель без ссылки на его прямую функцию (вращение колес), так и ни одному физиологу не придет в голову описывать желудок без ссылки на его назначение (переваривать пищу).

Но до, скажем, 1970 года, большинство исследователей поведения животных и практически все исследователи поведения человека ограничивались описанием полученных результатов без отсылки к функции.

Представление о мире, сосредоточенное на гене, изменило это навсегда.

К 1980 году ни одной детали животных ухаживаний не предавали значение, если она не могла быть объяснена с точки зрения селективного конкурса генов.

И к 1990 году, мысль о том, что люди были единственными животными, на которых эта логика не распространялась, начинает выглядеть все более абсурдно.

Если человек развил способность игнорировать свои эволюционные требования, то, должно быть, в этом было преимущество для его генов.

Поэтому даже освобождение от эволюции, которого мы столь наивно предполагаем, что добились, должно было само эволюционировать, потому что удовлетворяло требованиям репликации генов.

Мозг в моем черепе был приспособлен, чтобы использовать условия африканской саванны от 3 миллионов до 100 000 лет назад. Когда мои предки переселялись в Европу приблизительно 100 000 лет назад (я - белый европеец по происхождению), у них быстро развился ряд физиологических особенностей, приспособленных к лишенному солнца климату северных широт: бледную кожу, чтобы предотвратить рахит, бороды у мужчин и кровообращение, относительно стойкое к обморожению.

Мало что измененилось. Размер черепа, пропорции тела и зубы у меня почти такие же, какими они были у моих предов 100 000 лет назад, и почти такие же, как у племени Сан из южной Африки. И также мало причин полагать, что серое вещество в черепе сильно изменилось. Для начала, 100 000 лет - всего лишь три тысячи поколений, лишь мгновенье ока в эволюции, равносильное полутора дням в жизни бактерий.

Кроме того, еще совсем недавно жизнь европейца была по существу такой же, как жизнь африканца.

Оба добывали мясо и собирали растения.

Оба жили в социальных группах. У обоих были дети, зависящие от своих родителей до конца подросткового возраста. И использовали камень, кость, древесину и волокно, чтобы делать инструменты. Оба передавали мудрость со сложным языком.

Такие эволюционные новшества как сельское хозяйство, металл и письменность появились меньше чем триста поколений назад, слишком недавно, чтобы оставить значительный отпечаток на моем разуме.

Поэтому существует такая вещь как универсальная человеческая природа, общая для всех людей. Если бы потомки Homo erectus все еще жили в Китае, как было миллион лет назад, и если бы эти люди были столь же умными, как мы, то действительно можно было бы сказать, что они имеют другую, но все еще человеческую природу.

Они, вероятно, не вступали бы в длительные связи, которые мы называем браком, у них бы не существовало понятие романтической любви или участия отцов в заботе о потомстве.

У нас с ними могли бы быть очень интересные дискуссии по таким вопросам.

Но нет таких людей. Все мы -- одна близкая семья, одна маленькая раса современных людей Homo sapiens, которые жили в Африке до 100 000 лет назад, и у всех нас общая природа.

Так как человеческая натура везде одинакова, она заметно аналогична той, что была в прошлом. Пьесы Шекспира рассказывают о мотивах и затруднениях, о чувствах и персонажах, которые моментально узнаваемы.

Напыщенность Фальстафа, хитрость Яго, ревность Леонта, сила Розалинды и смятение Мальволио за последние четыреста лет не изменились.

Шекспир писал о той же самой человеческой природе, которую мы знаем сегодня.

Только его словарь (который обусловлен воспитанием, а не природой) устарел.

Когда я наблюдаю за Антонием и Клеопатрой, я вижу четырехсотлетнюю интерпретацию двухтысячелетней истории.

Мне даже не приходит в голову, что любовь тогда несколько отличалась от того, что она представляет теперь. Мне не нужно объяснять, почему Антоний попадает под очарование красавицы.

Как во времени, так и в пространстве, основные принципы нашей природы универсальны и характерно человечны.

ЛИЧНОСТЬ В ОБЩЕСТВЕ

Утверждая, что все люди одинаковы, что эта книга об их общей человеческой природе, я, теперь казалось бы, буду убеждать в обратном.

Но я себе не противоречу.

Люди являются личностями.

Все личности немного различаются.

Общества, которые относятся к составляющим их членам как к идентичным пешкам, скоро сталкиваются с проблемой.

Экономисты и социологи, полагающие, что люди будут как правило действовать в своих коллективных, а не частных интересах ("от каждого по способности, каждому по потребностям" против "каждый за себя") скоро поражались. То, что общество состоит из конкурирующих особей, так же несомненно, как и то, что торговцы на рынке конкурируют; фокусоом экономической и социальной теории является, и должен быть, индивид.

Так же как гены - единственная вещь, которая реплицируется, так же индивиды, не общества, являются транспортными средствами для генов.

И самой значительной угрозой репродуктивной судьбе является то, что лицо отдельного человека происходит от других людей.

Что замечательно в роде человеческом, так это то, что нет двух одинаковых людей.

Нет сыновей, в точности повторяющих своего отца; нет дочерей в точности, похожих на свою мать; ни один мужчина не является двойником своего брата, и ни одна женщина не является точной копией своей сестры - если, что редкость, они не пара однояйцовых близнецов.

Каждый идиот может быть отцом или матерью гения - и наоборот.

Каждое лицо и каждый набор отпечатков пальцев по сути уникален. Более того, эта уникальность заходит в людях дальше, чем в любом другом животном.

Тогда как каждый олень или каждый воробей полагается на собственные силы и делает все то, что делает любой олень или воробей, то же самое не верно для мужчины или женщины и не было верно в течение тысяч лет.

Каждый индивид - некоторого рода специалист, является ли он или она сварщиком, домохозяйкой, драматургом, или проституткой. В поведении, как и во внешности, каждая человеческая особь уникальна.

Как это может быть? Как может быть человеческая природа универсальной, видоспецифичной, когда каждый человек уникален? Решение этого парадокса заключено в процессе, известном как половое размножение.

Поскольку именно половой процесс смешивает вместе гены двух людей и отбрасывает половину смеси, таким образом гарантируя, что ни один ребенок в точности не похож ни на одного из своих родителей. А также именно половой процесс благодаря такому смешиванию заставляет все гены, в конечном счете, подключаться к пулу всего вида.

Половой процесс вызывает различия между людьми, но гарантирует, что эти различия никогда далеко не отклонятся от золотой середины всего вида.

Простое вычисление пояснит этот момент. У каждого человека есть двое родителей, четыре бабушки и дедушки, восемь прабабушек и прадедушек, шестнадцать пра-прабабушек и пра-прадедушек, и так далее. Всего лишь тридцать поколений назад -- примерно

примерно в 1066 году нашей эры

-- у Вас было больше миллиарда прямых предков в одном поколении (2 в 30 степени). Постольку тогда во всем мире жило меньше миллиарда людей, многие из них были Вашими предками два или три раза.

Если, как у меня, у Вас британское происхождение, есть вероятность, что почти все несколько миллионов британцев, живших в 1066 году, включая короля Гарольда, Вильгельма Завоевателя, случайную служанку и самого скромного вассала (но исключая всех благонравных монахов и монахинь), являются Вашими прямыми предками. Это делает Вас многократным дальним родственником любого живущего ныне британца, кроме детей недавних иммигрантов. Все британцы произошли от одной группы людей, живших всего лишь тридцать поколений назад.

Неудивительно, что есть определенное единообразие человеческого вида (и любого другого, размножающегося половым способом).

Половое размножение навязывает его благодаря постоянному требованию разделять гены.

Если вернуться в более далекое прошлое, различные человеческие расы вскоре сливаются.

Немногим больше чем три тысячи поколений назад все наши предки жили в Африке, несколько миллионов простых охотников-собирателей с совершенно современной физилогией и психологией.

В результате генетические различия между типичными членами различных рас фактически ничтожны и главным образом ограничены несколькими генами, затрагивающими цвет кожи, физиогномику или телосложение.

Тем не менее, различия между любыми двумя людьми одной и той же расы или различных рас могут быть все-таки большими.

Согласно одной оценке, лишь 7 процентов генетических различий между двумя людьми могут быть приписаны факту, что они принадлежат к различным расам; 85 процентов генетических различий обусловлены простыми индивидуальными вариациями, а остальные являются племенными или национальными.

По словам одной пары ученых: "Это означает, что среднее генетическое различие между одним перуанским фермером и его соседом, или одним швейцарским сельским жителем и его соседом, в двенадцать раз больше, чем различие между "средним генотипом" населения Швейцарии и "средним генотипом" населения Перу."

Это объяснить не труднее, чем игру в карты.

В любой колоде карт есть тузы и короли, двойки и тройки.

Удачливому игроку выпадает выигрышная комбинация, но ни одна из его карт не уникальна. Где-либо в комнате есть другие с подобными картами на руках.

Но даже лишь с тринадцатью достоинствами карт комбинации на каждой руке различны, и некоторые очевидно лучше других. Половой процесс - это просто сдающий, производящий уникальные комбинации из одной и той же неизменной колоды генетических карт, общих для целых видов.

Но уникальность особи -- лишь первое из последствий полового размножения для человеческой природы.

Другое - что существует фактически две человеческих натуры: мужчина и женщина. Исходная асимметрия полов неизбежно приводит к различной природе этих двух полов, природе, которая соответствует особой роли каждого пола.

Например, мужчины обычно соперничают за доступ к женщинам, а не наоборот.

На это есть веские эволюционные причины, а также есть очевидные эволюционные последствия; например, мужчины более агрессивны, чем женщины.

Третье значение пола для человеческих натур - то, что любой живущий сегодня человек является потенциальным источником генов для Ваших детей.

И мы происходим только от тех людей, кто искал наилучшие гены -- склонность, которую мы от них унаследовали.

Поэтому если вы обнаруживаете кого-то с хорошими генами, благодаря своей врожденной привычке вы стремитесь приобрести некоторые из этих генов; или, выражаясь более прозаически, людей привлекают люди с высоким репродуктивным и генетическим потенциалом -- здоровые, приспособленные и сильные.

Последствия этого факта, который известен под названием полового отбора, чрезвычайно причудливы, как выяснится в остальной части этой книги.

МЫ ЗАДАЕМ ВОПРОСЫ.

Говорить о "цели" пола или функции особого человеческого поведения -- упрощение.

Я не имею в виду некоторую телеологическую целенаправленность или существование великого проектировщика, преследующего цель. Еще меньше я буду подразумевать предвидение или сознание со стороны самого "пола" или человечества. Я просто ссылаюсь на удивительную силу адаптации, столь высоко ценимую Чарльзом Дарвином и столь мало понятую его современными критиками. Ибо я должен сразу признаться, что я - "адаптационист", грубое слово для того, кто полагает, что животные и растения, их части тела и их поведение состоят в значительной степени из приспособлений, решающих отдельные проблемы.

Позвольте мне объяснять. Человеческий глаз "приспособлен" формировать изображение визуального мира на его сетчатке; человеческий желудок "приспособлен" переварить пищу; странно отрицать такие факты. Единственный вопрос -- как они возникли, чтобы быть "приспособленными" для своей работы.

И единственный ответ, который выдержал испытание временем и проверку -- что не было никакого проектировщика.

Современные люди происходят главным образом от тех людей, чьи глаза и желудки были лучше приспособлены для таких задач, чем у других людей.

Маленькие, случайные усовершенствования в способности желудков переваривать и глаз видеть были при этом унаследованы, а маленькие снижения способности не были унаследованы, потому что владельцы, наделенные плохим перевариванием или плохим зрением, жили недостаточно долго или не столь хорошо размножались.

Мы, люди, считаем понятие инженерного проектирования весьма легким для осмысления, и нам нетрудно понять аналогию с разработкой глаза. Но мы, кажется, считаем, что тяжелее постичь идею "разработанного" поведения, главным образом потому что мы предполагаем, что целенаправленное поведение является свидетельством сознательного выбора. Пример мог бы помочь пояснить, что я имею в виду. Есть небольшая оса, которая вводит свои яйца в тлей-белокрылок, где они превращаются в новых ос, поедая белокрылок изнутри. Гнетущая, но правда. Если одна из этих ос после того как проткнет своим хвостом белокрылку обнаруживает, что тля уже занята молодой осой, она делает нечто кажущееся удивительно осмысленным. Она задерживает сперму для яйца, которое она собирается отложить, и откладывает неоплодотворенное яйцо внутри личинки осы, находящейся в белокрылке.

(Это особенность ос и муравьев, у которых из неоплодотворенных яиц развиваются самцы, а из оплодотворенных - самки).

То "осмысленное", что делает мать-оса -- это осознание, что в уже занятой белокрылке меньше питания, чем на нетронутой территории. Ее яйцо поэтому превратится в маленькую, чахлую осу.

И самцы ее вида маленькие, а самки большие.

Таким образом с ее стороны было "умно" "выбрать" для свое потомка мужской пол, когда она "узнала", что он будет маленьким. Но это, конечно, вздор. Она не была "умной"; она не "выбирала", и не "знала", что она сделала. Она была крохотной осой с горсткой мозговых клеток и абсолютно неспособной сознательно мыслить. Она была автоматом, выполняющей простые инструкции своей нейронной программы. Если белокрылка занята, удержите сперму. Ее программа была разработана естественным отбором в течение миллионов лет. У ос, которые унаследовали тенденцию удерживать сперму, когда они видели, что их жертва уже занята, было более успешное потомство, чем у тех, которые не удерживали.

Однако точно тем же самым способом, которым естественный отбор "проектировал" глаз как будто для зрения, так же естественный отбор выработал поведение, которое выглядело разработанным для удовлетворения потребностей осы.

Эта "сильная иллюзия преднамеренного создания" является столь фундаментальным, но все же настолько простым представлением, что едва ли необходимо его повторять.

Оно было намного основательнее исследовано и объяснено Ричардом Докинзом в его замечательной книге "Слепой часовщик". В настоящей же книге я буду исходить из предположения, что чем сложнее характер поведения, генетический механизм или психологическая установка, тем больше он напоминает замысел для функции.

Подобно тому как сложность глаза вынуждает нас признать, что он создан для зрения, так и сложность сексуальной привлекательности подразумевает, что она создана для генного обмена.

Другими словами, я полагаю, что всегда стоит задавать вопрос почему.

Большая часть науки - скучное занятие по выяснению того, как работает Вселенная, как светит Солнце или как растут растения.

Большинство ученых проживают свою жизнь, поглощенные вопросом как, а не вопросом почему.

Но рассмотрите на мгновение различие между вопросом "Почему мужчины влюбляются?" и вопросом "Как влюбляются мужчины?" Ответ на второй, конечно, окажется техническим вопросом.

Мужчины влюбляются вследствие воздействия гормонов на клетки мозга и наоборот, или подобного физиологического эффекта.

Однажды какой-нибудь ученый будет точно знать, как образ определенной молодой женщины завладевает мозгом молодого человека, молекула за молекулой.

Но вопрос почему, как мне кажется, более интересен, потому что ответ докапывается до сути того, как человеческая природа стала такой, какова она есть.

Почему этот мужчина влюбился в эту женщину? Потому что она привлекательна.

Почему привлекательность имеет значение? Поскольку люди -- в основном моногамный вид, и поэтому самцы разборчивы в своих партнерах (в то время как самцы шимпанзе неразборчивы); привлекательность -- признак молодости и здоровья, что указывает на плодовитость. Почему этот мужчина заботится о плодовитости своего партнера? Потому что если бы он этого не делал, его гены затмились бы генами тех мужчин, которые об этом заботятся.

Почему он об этом заботится? Он не заботится, но его гены действуют так, словно они это делают.

Те, кто выбирает неплодовитых партнеров, не оставляют потомков.

Поэтому все происходят от мужчин, которые предпочли плодовитых женщин, и каждая особь наследует от этих предков такое же предпочтение.

Почему этот человек -- раб своих генов? Он не раб. Он обладает свободой воли.

Но Вы только что сказали, что он влюбился, потому что это хорошо для его генов. Он может проигнорировать веление своих генов.

Почему вообще его гены хотят объединиться с ее генами? Поскольку это единственный путь, которым они могут попасть в следующее поколение; у людей есть два пола, которые должны размножаться, смешивая свои гены.

Почему у людей есть два пола? Поскольку у подвижных животных гермафродиты хуже выполняют два дела сразу, чем самцы и самки, выполняющие каждый свое собственное дело.

Поэтому предковые гермафродитные животные были вытеснены предковыми животными, размножающимися половым способом. Но почему пола только два? Потому что это было единственным способом уладить затянувшийся генетический спор между наборами генов. Какой? Я объясняю позже.

Но зачем ей нужен он? Почему ее гены просто не действуют и не производят потомство, не ожидая его вклада? Это самый фундаментальный из всех вопросов почему, и с него начинается следующая глава.

В физике нет большого различия между вопросами почему и как.

Как Земля движется вокруг солнца? Благодаря силе гравитации.

Почему Земля движется вокруг солнца? Из-за гравитации.

Эволюция, однако, заставляет биологию играть совсем в другую игру, потому что она учитывает случайное прошлое.

Как выразился антрополог Лайонел Тайгер (Lionel Tiger): "Мы в некотором смысле волей-неволей ограничены, стимулированы или по крайней мере подвержены влиянию принятий решений, переданных через тысячи поколений."

Гравитация -- это гравитация, однако история сдает карты.

Павлин эффектен, потому что в некоторый момент истории павы-предки прекратили выбирать себе партнеров согласно обыденным, утилитарным критериям и вместо этого начали следовать моде предпочитать изысканную показуху.

Каждое живое существо -- продукт своего прошлого.

Когда неодарвинист спрашивает, "почему?" он на самом деле спрашивает, "как это появлялось?" Он -- историк.

О КОНФЛИКТЕ И СОТРУДНИЧЕСТВЕ

Одна из характерных особенностей истории -- что время всегда сводит на нет преимущество. Каждое изобретение рано или поздно приводит к контризобретению.

Каждый успех содержит семена своего собственного низвержения.

Любая гегемония подходит к концу.

Эволюционная история ничем не отличается.

Достижения и успехи всегда относительны. Когда суша была свободной от животных, первая амфибия, появившаяся из моря, могла преуспевать, будучи медленной, неуклюжей и рыбоподобной, поскольку у нее не было никаких врагов и никаких конкурентов.

Но если рыба должна была бы приспособиться к суше сегодня, то, что пробегающая лиса ее бы проглотила, также несомненно, как и то, что монгольская орда была бы уничтожена пулеметами.

В истории и в эволюции прогресс всегда бесполезен, сизифов труд -- оставаться на одном и том же условном месте, постоянно становясь лучше. Автомобили движутся по переполненным улицам Лондона не быстрее, чем конные экипажи столетие назад.

Компьютеры не оказывают никакого влияния на производительность, потому что люди учатся усложнять и повторять задачи, которые были решены проще.

Эта идея, что всякий прогресс относителен, стала известной в биологии под именем Красной Королевы, в честь шахматной фигуры, встреченной Алисой в Зазеркалье, которая постоянно бежит, не очень продвигаясь, потому что ландшафт перемещается вместе с нею. Это все более влиятельная идея в эволюционной теории, идея, которая повторяется снова и снова повсюду в книге.

Чем быстрее Вы бежите, тем больше мир перемещается вместе с Вами, и меньшего успеха Вы добиваетесь.

Жизнь -- это шахматный турнир, в котором, если Вы выигрываете игру, Вы начинаете следующую партию с недостающей пешкой.

Красная Королева не появляется во всех эволюционных событиях.

Возьмем пример белого медведя, обладающего густым покровом белого меха. Мех густой, потому что предки белых медведей лучше выживали, чтобы размножаться, если не чувствовали холод. Существовала относительно простая эволюционная прогрессия: все более и более густой мех, все теплее и теплее медведям.

Холоднее не становилось только потому, что теплоизоляция медведя все более утолщалась. Но мех белого медведя является белым по другой причине: маскировка.

Белым медведям намного проще приблизиться к тюленям, чем бурым. По-видимому, когда-то давно было легко приблизиться к арктическим тюленям, потому что они не боялись никаких врагов на льду, так же как современные антарктические тюлени совершенно безбоязнены на льду.

В те дни у прото-полярных медведей была легкая жизнь при лове тюленей.

Но скоро беспокойные, робкие тюлени стали жить дольше, чем доверчивые, таким образом постепенно осторожность тюленей все более увеличивалась. Жизнь медведей все более усложнялась.

Они должны были приближаться к тюленям украдкой, но тюлени могли легко заметить их приближение -- пока однажды (это, возможно, не было настолько внезапно, но принцип тот же) благодаря случайной мутации у медведя появились белые детеныши вместо бурых.

Они процветали и плодились, потому что тюлени не замечали их появление.

Эволюционные усилия тюленей были напрасны; они вернулись к тому, откуда начали.

Красная Королева работала.

В мире Красной Королевы любой эволюционный прогресс будет относителен, пока Ваш противник жив и сильно зависит от Вас, или сильно страдает, если Вы процветаете, как тюлени и медведи.

Таким образом Красная Королева будет особенно неустанно работать среди хищников и их жертв, паразитов и их хозяев, и самцов и самок одного и того же вида.

Любое существо на Земле принимает участие в шахматном турнире Красной Королевы с его паразитами (или хозяевами), его хищниками (или добычей), и, прежде всего, с его половыми партнерами.

Подобно тому как паразиты зависят от своих хозяев и все же заставляют их страдать, и как животные эксплуатируют своих партнеров и все же нуждаются в них, так и Красная Королева никогда не появляется без другой прославленной темы: темы сочетания сотрудничества и конфликтов.

Отношения между матерью и ее ребенком довольно прямолинейны. Оба преследуют примерно одну и ту же цель -- благополучие, свое и друг друга.

Отношения между мужчиной и любовником его жены или между женщиной и ее конкуренткой в продвижении по службе также довольно прямолинейны. Оба желают друг другу худшего.

Одни отношения всецело посвящены сотрудничеству, другие -- конфликту.

Но каковы отношения между женщиной и ее мужем? Это сотрудничество в смысле, что оба хотят лучшего для другого. Но почему? Чтобы использовать друг друга.

Мужчина использует свою жену, чтобы она родила для него детей.

Женщина использует своего мужа, чтобы произвести на свет и помочь воспитать своих детей.

Брак колеблется на грани между совместным предприятием и разновидностью взаимной эксплуатации -- спросите любого адвоката по делам о разводах.

Успешные браки так погрязают в затратах на взаимные выгоды, что сотрудничество может преобладать; в неудачных -- нет.

Баланс между взаимодействием и конфликтом - это одна из основных, повторяющихся тем истории человечества.

Это навязчивая идея правительств и семей, любовников и конкурентов.

Это ключ к экономике.

Это, как мы увидим - один из древнейших предметов истории жизни, поскольку он непременно повторяется на уровне самого гена.

И основная причина этого - секс.

Секс, как и брак, является совместным предприятием между двумя конкурирующими наборами генов.

Ваше тело -- место действия этого беспокойного сосуществования.

ВЫБОР

Одной из более смутных идей Чарльза Дарвина было то, что партнеры животных могут действовать как коневоды, последовательно выбирая определенные типы и тем самым изменяя породу. Эта теория, называемая половым отбором, не принималась во внимание многие годы после смерти Дарвина и лишь недавно возвратилась в моду. Ее основная идея в том, что цель животного не просто выживание, но и размножение.

Действительно, где размножение и выживание вступают в конфликт, именно размножение имеет приоритет; например, лососи, когда размножаются, голодают до смерти.

И размножение у видов, воспроизводящихся половым способом, состоит из обнаружения подходящего партнера и убеждения его расстаться с пакетом генов.

Эта цель настолько главная в жизни, что она повлияла на строение не только тела, но и души.

Проще говоря, что-нибудь, что увеличивает репродуктивный успех, распространится за счет чего-нибудь, что не увеличивает -- даже если это угрожает выживанию.

Половой отбор создает видимость целенаправленного замысла точно также, как и естественный отбор. Подобно тому, как олень был создан половым отбором для борьбы с соперниками за половую партнершу, а павлин был создан для соблазнения, так и психология мужчины устроена таким образом, что он делает вещи, которые подвергают его риску, но повышают шансы приобрести или удержать одну или несколько высококачественных партнерш. Сам тестостерон, этот эликсир мужественнности, увеличивает восприимчивость к инфекционным болезням.

Более соревновательная природа мужчин -- следствие полового отбора. Мужчины эволюционировали, чтобы жить в опасности, потому что успех в состязании или сражении обычно приводил к большим или лучшим сексуальным завоеваниям и большему количеству выживших детей.

Женщины, живущие в опасности, просто подвергают опасности своих детей, которые у них уже есть.

Аналогично, тесная связь между женской красотой и женским репродуктивным потенциалом (красавицы почти по определению молоды и здоровы; в сравнении со старшими женщинами они поэтому и более плодовиты, и имеют впереди более длинную репродуктивную жизнь) является следствием полового отбора, действующего и на психику мужчин, и на тела женщин. Каждый пол формирует другой.

Женщины имеют тела в форме песочных часов, потому что мужчины предпочли таких. Мужчины имеют агрессивную натуру, потому что такую предпочли женщины (или позволили агрессивным мужчинам побеждать других мужчин в соперничестве за женщин -- это одно и то же).

Действительно, эта книга заканчивается удивительной теорией, что сам человеческий интеллект -- продукт полового а не естественного отбора, поскольку большинство эволюционных антропологов теперь полагают, что большой мозг способствовал репродуктивному успеху обоих полов, позволив мужчинам обмануть и превзойти в сообразительности других мужчин (а женщинам обмануть и превзойти в сообразительности других женщин), или потому что большой мозг первоначально использовали, чтобы ухаживать и обольщать представителей другого пола.

Раскрытие и описание человеческой природы и чем она отличается от природы других животных является столь же интересной задачей, как и любая, стоящая перед наукой; наравне с раскрытием загадки атома, гена и происхождения вселенной.

И все же наука постоянно уклонялась от этой задачи. Самые великие "эксперты" по этому вопросу, которых наш вид произвел, были такими людьми как Будда и Шекспир, а не учеными или философами.

Биологи придерживаются животных; те, кто пытается зайти слишком далеко (как Эдвард Уилсон из Гарварда в своей книге "Социобиология" в 1975), сурово критикуются и обвиняются в политических мотивах.

Тем временем, человеческие ученые объявляют, что животные не подходят для исследования людей, и что нет такой вещи как универсальная человеческая природа.

В результате наука, столь спокойно преуспевшая в анализе Большого Взрыва и ДНК, оказалась очевидно неспособной решить задачу, которую философ Дэвид Юм назвал самым большим вопросом из всех. Почему человеческая природа такова, какова она есть?

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Переведено на Нотабеноиде

http://notabenoid.com/book/19422/63790

Переводчики: cosinus, vidordure, soupy_twist, kisushka

Astarte, AUP, Hustler35, treyparker

mistletoe, boxesofmatches, AlexFar, qlg

Toris

Готовый перевод Matt Ridley - The Red Queen / Мэт Ридли Красная королева: Chapter 2 (The Enigma) - Загадка

Глава 2

ЗАГАДКА

С каждым рождением возобновляется пульсация жизни,

Отцы продолжаются в своих сыновьях,

Мы созерцаем неизменную сущность из года в год,

Неизменны манеры, остались те же умы,

Но скоро очередные бутоны увянут,

И толпы мошкары уйдут в никуда,

Ожидающим ребенка родителям стоит обеспокоиться

Нежным желанием создать более мягкий секс...

-- Эразм Дарвин, "Храм Природы"

Марсианка Зог осторожно направляла корабль на новую орбиту и готовилась вернуться в укрытие на обратной стороне планеты, которое совсем не видно с Земли. Она проделывала это много раз прежде, и не столько нервничала, сколько ей нетерпелось попасть домой.

Пребывание на Земле было длительным, дольше, чем у большинства марсиан, и она с нетерпением ожидала аргоновую ванну и стакан холодного хлора.

Хорошо будет снова увидеть своих коллег.

И своих детей.

И своего мужа -- она поймала себя на мысли и рассмеялась.

Она была на Земле так долго, что даже начала думать как землянка.

Как же, муж! Каждая марсианинка знала, что у них не было мужей.

Не было такой вещи как секс на Марсе.

Зог с гордостью подумала о рапорте в своем рюкзаке: "Жизнь на Земле: загадка воспроизводства решена."

Это было наилучшее, что она когда-либо делала; теперь нельзя было ей отказать в повышении в должности, что бы ни говорила Большая Заг.

Неделю спустя, Большая Заг открыла дверь зала заседаний Earthstudy Inc.

и попросила секретаря пригласить Зог: Зог вошла и села на отведенное ей место. Большая Заг, не глядя в глаза, откашлялась и начала.

"Зог, комитет тщательно прочел Ваш рапорт, и я думаю, что могу сказать, на нас всех произвела впечатление его доскональность.

Вы, конечно, провели исчерпывающий обзор воспроизводства на Земле.

Кроме того, мы все согласны, возможно, за исключением мисс Зиг, что Вы привели потрясающие доказательства своей гипотезы.

Я полагаю, теперь нет сомнений, что жизнь на Земле воспроизводится способом, который Вы описываете, используя этот странный прием, называемый "секс".

Кое-кто из комитета менее доволен Вашим заключением о том, что многие из характерных черт вида земляне (так называемых людей), являются следствием того самого секса: ревнивая любовь, чувство прекрасного, мужская агрессия, даже то, что они забавно называют интеллектом.

После этой старой шутки в зале послышались льстивые смешки.

"Но", -- сказала Большая Заг внезапно и громко, просматривая перед собою документы,-- "у нас есть одна большая проблема с Вашим рапортом.

Мы полагаем, что Вам совсем не удалось решить самый интересный вопрос из всех.

Это очень простой вопрос из шести букв."

Голос Большой Заг источал сарказм: "Почему?"

Зог произнесла, заикаясь: "Что Вы имеете в виду, почему?"

" Я имею в виду, почему земляне занимаются сексом? Почему они просто не клонируют себя, как мы? Почему им нужны две особи, чтобы иметь одного ребенка? Почему существуют мужчины? Почему? Почему? Почему?"

"О,"-- быстро сказала Зог, -- "я пыталась ответить на этот вопрос, но потерпела неудачу.

Я спрашивала некоторых людей, которые изучали этот вопрос в течение многих лет, и они не знали.

У них было много предположений, но предположения каждого были различны.

Некоторые говорили, что половое размножение было исторической случайностью.

Некоторые полагали, что это был способ предотвращать болезни.

Некоторые, что это было нечто вроде адаптации, чтобы изменяться и эволюционировать быстрее.

Другие сказали, что это был способ восстановить гены.

Но по большому счету они не знали ответа.

"Не знали?"-- воскликнула Большая Заг.

"Не знали? Самая главная особенность всего их существования, самый интригующий научный вопрос, который кто-либо когда-либо задавал о жизни на Земле, и они не знают: упаси нас зог!"

Какова цель секса? На первый взгляд ответ кажется очевидным на грани банальности.

Но второй взгляд говорит о другом.

Почему ребенок должен быть продуктом двух человек? Почему не трех или одного? Нужна ли здесь вообще причина?

Приблизительно двадцать лет назад маленькая группа влиятельных биологов изменила свое представление о поле.

Сначала они считали его логичным, неизбежным и разумным средством для воспроизводства, но внезапно пришли к заключению, что невозможно было объяснить, почему он не исчез совсем.

Секс, казалось, не имел вообще никакого смысла. С тех пор вопрос о назначении секса был открытым, и его назвали королевой эволюционных проблем.

Но туманно, сквозь неразбериху, вырисовался замечательный ответ.

Чтобы понять его, требуется, чтобы Вы вошли в зеркальный мир, где ничто не является тем, чем кажется.

Суть секса не в размножении, суть пола не в самцах и самках, суть ухаживаний не в уговорах, суть моды не в красоте, а суть любви не в привязанности.

За каждой банальностью и клише скрывается ирония, цинизм и глубина.

В 1858 году, когда Чарльз Дарвин и Альфред Рассел Уоллес впервые правдоподобно объяснили механизм эволюции, викторианский брэнд оптимизма, называемый "прогресс", был в самом своем расцвете.

Неудивительно, что это тотчас же было истолковано, что Дарвин и Уоллес оказывают помощь богу прогресса.

Внезапная популярность эволюции (а она была популярна) была очень обязана тому факту, что ее ошибочно приняли за теорию устойчивого продвижения от амебы до человека, лестницы самоусовершенствования.

В преддверии конца второго тысячелетия человечество настроено по-разному.

Как нам кажется, прогресс едва смягчает последствия перенаселенности, парникового эффекта и истощения ресурсов.

Как бы быстро мы ни бежали, мы, похоже, нисколько не продвигаемся. Сделала ли промышленная революция среднестатистического жителя мира здоровее, богаче и мудрее? Если он немец, да.

Если бангладешец -- нет.

Странно (или, философы заставили бы нас верить, что предсказуемо), эволюционная наука готова соответствовать настроению.

В эволюционной науке модно теперь осмеивать прогресс; эволюция -- это "бегущая дорожка", а не лестница.

БЕРЕМЕННЫЕ ДЕВСТВЕННИЦЫ

Для людей секс -- единственный способ иметь детей, и это, вполне очевидно, является его целью.

Лишь в последней половине девятнадцатого столетия каждый увидел в этом проблему.

Проблема состояла в том, что другие всевозможные способы воспроизведения казались лучше

Микроскопические животные разделяются надвое.

Ивняк растет из побегов.

Одуванчики производят семена, которые являются его же клонами.

Девственная тля рождает девственную молодь, которая уже беременна другими девственницами.

Август Вейсман это ясно сознавал в 1889.

"Значение амфимиксиса [полового размножения],-- писал он, -- "не может заключаться в обеспечивании размножения, поскольку оно может выполняться без полового воспроизводства самыми разнообразными способами -- разделением организма надвое или больше, почкованием и даже производством одноклеточных зародышей."'

Вайсманн начал великую традицию.

С того дня поныне, эволюционисты периодически объявляли, что половое размножение является "проблемой", роскошью, которая не должна существовать.

Есть история о давнем собрании Королевского общества в Лондоне, посещенного королем, на котором началость серьезное обсуждение, почему резервуар с водою весил одинаково, как с серебряным карасем внутри, так и без него.

Все виды объяснений были предложены и отклонены.

Дебаты стали довольно горячими.

Тогда король внезапно сказал, "я сомневаюсь относительно Вашей предпосылки.

Он послал за резервуаром с водой и рыбой и взвесил: был проведен эксперимент.

Резервуар был помещен на весы, и была добавлена рыба; вес резервуара увеличился точно на вес рыбы. Разумеется.

Рассказ, конечно, сомнителен, и несправедливо считать, что ученые, которых вы встретите на этих страницах, такие идиоты, чтобы предположить, что проблема существует, когда ее нет.

Но есть маленькое подобие.

Когда группа ученых неожиданно сообщила, что они не могут объяснить, почему существовало половое размножение, и нашли существующие объяснения неудовлетворительными, другие ученые посчитали эту интеллектуальную щепетильность абсурдной.

Половое размножение существует, указали они; оно должно предоставлять какое-то преимущество.

Подобно инженерам, говорящим шмелям, что они не могут летать, биологи говорили животным и растениям, что им было бы лучше размножаться бесполо.

"Недостаток этого довода", -- написал Лайза Брукс из Брауновского университета, -- "в том, что многие организмы, размножающиеся половым способом, кажется, не подозревают об этом выводе."

В существующих теориях могло быть несколько дырок, сказали циники, но не ждите, что получите Нобелевскую премию за их заделывание.

Кроме того, почему у полового размножения должна быть цель? Возможно, это лишь эволюционная случайность, что размножение пошло этим путем, как вождение автомобиля по одной стороне дороги.

Тем не менее, многие живые организмы вообще не размножаются половым путем, или делают это только в одних поколениях, а в других нет. Девственная пра-правнучка тли в конце лета будет будет размножаться половым способом. Она спарится с самцом тли и заведет потомство, которое будет комбинацией родителей.

Зачем ей утруждать себя? Половое размножение удивительно упорствует для случайности. Дебаты не утихают.

Каждый год приносит множество новых объяснений, ряд новых исследований, экспериментов и моделирований.

Опросите ученых, занятых этим теперь, и практически все они сойдутся во мнении, что проблема была решена; но никто не сойдется в решении. Один настаивает на гипотезе A, другой на гипотезе B, третий на C, четвертый на всех вышеупомянутых.

Может ли быть иное объяснение? Я спросил Джона Мейнарда Смита, одного из первых, задавших вопрос "Зачем нужно половое размножение?," думает ли он все еще, что необходимо какое-то новое объяснение.

Нет

У нас есть ответы.

Мы не можем прийти по ним к согласию, вот в чем дело.

О ПОЛОВОМ РАЗМНОЖЕНИИ И СВОБОДНОЙ ТОРГОВЛЕ

Прежде чем продолжить, необходим краткий словарик генетических терминов.

Гены -- это биохимические рецепты, написанные четырехбуквенным алфавитом, называемым ДНК, рецепты, как создать тело и как им управлять.

У здорового человека есть две копии каждого из 30 000 генов в каждой клетке его тела.

Полный комплект из 60 000 человеческих генов называют "геномом", и гены пребывают на двадцати трех парах лентоподобных объектов, названных "хромосомами". Когда мужчина оплодотворяет женщину, каждый из его сперматозоидов содержит одну копию каждого гена, всего 30 000, на двадцати трех хромосомах.

Они добавляются к 30 000 непарным генам на двадцати трех хромосомах в яйцеклетке женщины, чтобы создать полный человеческий эмбрион с 30 000 парами генов и двадцатью тремя парами хромосом.

Необходимы еще несколько технических терминов , а затем мы сможем отказаться от всего словаря профессиональной генетической лексики.

Первое слово -- "мейоз", который представляет собой просто процесс, с помощью которого самец выбирает гены, которые войдут в сперматозоид, или самка выбирает гены, которые войдут в яйцеклетку.

Мужчина может выбрать или 30 000 генов, которые он унаследовал от своего отца, или семидесят пять тысяч, которые он унаследовал от своей матери, или, более вероятно, их комбинацию.

Во время мейоза происходит нечто особое.

Каждая из 23 пар хромосом располагается рядом со своей парой.

Куски одного набора обмениваются с кусками другого в процедуре, названной "рекомбинацией".

Один полный набор, который будет сочетаться с набором от другого родителя, затем передается потомству - процедура, называемая "ауткроссинг".

Половой процесс -- это рекомбинация плюс ауткроссинг; такое смешивание генов -- принципиальная особенность.

В результате ребенок получает полную комбинацию генов от своих четырех бабушек и дедушек (благодаря рекомбинации) и генов своих двух родителей (благодаря ауткроссингу).

Рекомбинация и ауткроссинг являются основными процессами полового размножения.

Все остальное, что с этим связано -- половые различия, выбор партнера, предотвращение кровосмешения, многобрачие, любовь, ревность -- это способы более тщательно и эффективно выполнять рекомбинацию.

Встав на этот путь, половой процесс немедленно отделяется от размножения.

Всякий организм мог бы позаимствовать гены другого на любой стадии своей жизни.

Действительно, именно это бактерии и делают.

Они просто соединяются друг с другом как заправляющиеся горючим бомбардировщики, пропускают несколько генов через трубку и расходятся.

Размножением они занимаются позже, разделяясь пополам.

Таким образом, половой процесс приравнивается к генетическому смешиванию.

Противоречие возникает при попытках понять, чем хорошо генетическое смешивание.

Примерно в течение прошлого столетия традиционное мнение гласило, что генетическое смешивание хорошо для эволюции, потому что оно помогает создать разнообразие, из которого может выбирать естественный отбор.

Оно не изменяет гены -- даже Вестман, ничего не знавший о генах и неопределенно ссылавшийся на "иды", понял это -- но оно собирает вместе новые комбинации генов.

Половой процесс -- своего рода свободная торговля хорошими генетическими изобретениями, и поэтому он очень увеличивает возможность, что они распространятся на весь вид, и вид будет эволюционировать.

Вейсман назвал половое размножение "источником индивидуальной изменчивости, поставляющей материал для процесса естественного отбора".

Оно ускоряет эволюцию.

Грэм Белл, английский биолог, работающий в Монреале, назвал эту традиционную теорию гипотезой "Викарий из Брэя" в честь вымышленного церковника шестнадцатого столетия, быстро приспосабливающегося к преобладающим религиозным ветрам, переходя от протестантов к католикам при смене монарха.

Считается, что, подобно легко приспосабливающемуся священнику, животные, размножающиеся половым путем, быстро адаптируются к изменениям.

Теория "викария из Брэя" оставалась общепринятой в течение почти столетия; и она все еще сохраняется в учебниках биологии.

Точный момент, когда она была впервые подвергнута сомнению, трудно установить наверняка.

Сомнения существовали еще в 1920-х годах.

Лишь постепенно до сознания современных биологов дошло, что логика Вейсмана была в корне ущербна.

Она рассматривала эволюцию как некоторую обязанность, как будто виды существуют, чтобы эволюционировать -- словно эволюция была целью всего сущего.

Это, конечно, вздор.

Эволюция -- это то, что случается с организмами.

Это процесс, не имеющий направления, который иногда делает потомков животных более сложными, иногда более простыми, а иногда не изменяет их вовсе. Мы столь увязли в понятиях прогресса и самоусовершенствования, что признать это для нас необычайно трудно.

Но никто не сказал целаканту, рыбе, которая живет за Мадагаскаром и в точности похожа на своих предков 300 миллионов лет назад, что он, "не эволюционируя", нарушил какой-то закон.

Понятие, что эволюция просто не может происходить достаточно быстро, и его заключение, что целакант -- исключение, потому что он не стал человеком, легко опровергнуто.

Как отметил Дарвин, вмешательство человечества существенно ускорило эволюцию, выведя сотни пород собак от чихуахуа до сенбернаров, за эволюционно очень короткий период.

Один только данный факт свидетельствует, то эволюция происходила не настолько быстро, насколько это возможно.

Действительно, целакант -- вовсе не неудача, скорее он является успехом. Он остался таким как был -- проект, который сохраняется без нововведений, как фольксваген жук.

Эволюция не цель, а средство для решения проблемы.

Тем не менее, последователи Вейсмана, и особенно сэры Рональд Фишер и Герман Мёллер, смогли избежать теологической ловушки, утверждая, что эволюция была если не предопределена, то по крайней мере жизненно необходима.

Бесполые виды были в невыгодном положении и потерпели неудачу в конкуренции с видами, размножающимися половым способом.

Включая понятие гена в доказательство Вайсмана, книги Фишера в 1930 и Меллера в 1932 привели, по-видимому, неопровержимый довод в пользу преимущества полового размножения, и Меллер даже зашел так далеко, что объявил проблему несомненно решенной новой наукой генетикой.

У видов, размножающихся половым способом, все особи разделяли их недавно открытые гены; в бесополых -- нет.

Таким образом, виды, размножающиеся половым способом, были похожи на группы изобретателей, объединяющих свои возможности.

Если один человек изобрел паровой двигатель, а другой железную дорогу, то эти двое могли объединиться.

Бесполые вели себя как группы ревностных изобретателей, которые никогда не делились своими знаниями, поэтому паровые локомотивы использовались на шоссе, а лошади тянули телеги по железным дорогам.

В 1965 году Джеймс Кроу и Мотоо Кимура развили логику Фишера-Меллера, демонстрируя на математических моделях, как редкие мутации могли объединиться у видов, размножающихся половым способом, но не у бесполых.

Виду с половым способом размножения не нужно ждать двух редких явлений в одной и той же особи, он может объединить их от различных особей. Они сказали, что это дает этим видам преимущество перед бесполыми, пока они состоят хотя бы из тысячи особей.

Все было здорово.

Половое размножение объяснялось как поддержка эволюции, и современная математика добавляла новую точность.

Дело можно было считать закрытым.

ВЕЛИЧАЙШИЙ ПРОТИВНИК ЧЕЛОВЕЧЕСТВА -- ЭТО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Так могло и оставаться, если бы не объемная и влиятельная публикация шотландского биолога

В. C. Винн-Эдвардса,

которая появилась за несколько лет до этого, в 1962.

Винн-Эдвардс оказал билологии огромную услугу, раскрыв гигантское заблуждение, систематически заражавшее самое сердце эволюционной теории со времен Дарвина.

Он раскрыл ложность заключения не для того, чтобы его уничтожить, а потому что полагал, что оно было верным и важным.

Но сделав это, он впервые выразил его совершенно ясно.

Заблуждение сохраняется в разговорах непрофессионалов об эволюции.

Мы беспечно говорим друг другу об эволюции как о вопросе "выживания видов".

Мы имеем в виду, что виды

конкурируют друг с другом, что дарвиновская "борьба за существование" разворачивается между динозаврами и млекопитающими, или между кроликами и лисами, или между людьми и неандертальцами.

Мы заимствуем образы государств и футбольных команд. Германия против Франции, хозяева поля против своих соперников.

У Чарльза Дарвина также иногда проскальзывала такая точка зрения. Даже подзаголовок "Происхождения видов" ссылается на "сохранение благоприятствуемых пород".

Он, главным образом, сосредоточивался на особи, а не на видах.

Любое существо отличается от любого другого; некоторым легче выживать и процветать, чем другим, они оставляют больше потомков; если эти особенности наследственны, постепенное изменение неизбежно.

Идеи Дарвина позже были объединены с открытиями Грегора Менделя, который доказал, что наследственные черты передаются как отдельные наборы, которые впоследствии назвали генами, формируя теорию, способную объяснить, как новые мутации в генах распространялись на весь вид.

Но под этой теорией было похоронено неисследованное разделение понятий.

Когда наиболее приспособленные изо всех сил пытаются выжить, с кем они конкурируют? С другими представителями своего вида или с представителями других видов?

Газель в африканской саванне пытается не быть съеденной гепардами, но она также пытается опередить других газелей, когда нападает гепард.

Для газели, которая быстрее, чем другие газели, не имеет значения, быстрее ли она гепарда.

(Есть старая история о философе, который бежит, когда на него с его другом нападает медведь. "Это бесполезно, тебе ни за что не опередить медведя,"-- говорит логичный друг. "А я и не должен,"-- отвечает философ. "Я только должен опередить тебя." )

Подобным же образом психологи иногда задаются вопросом, почему люди обладают способностью выучить партию Гамлета или понять математический анализ, когда ни один из этих навыков не находил большого применения для человечества в первобытных условиях, где был сформирован его интеллект.

Эйнштейн, вероятно, был бы столь же беспомощен, как любой другой, в решении, как поймать шерстистого носорога. Николас Хамфри, Кембриджский психолог, был первым, кто ясно увидел решение этой загадки. Мы используем свои интеллекты, не чтобы решать практические проблемы, а чтобы обманывать друг друга. Обман людей, обнаружение обмана, понимание человеческих мотивов, управление людьми -- вот то, для чего используется интеллект.

Поэтому имеет значение не насколько Вы умны и хитры, а насколько Вы умнее и хитрее, чем другие люди.

Значение интеллекта безгранично.

Отбор в пределах вида всегда признается более важным, чем отбор между видами.

Сейчас это может казаться ложным разделением понятия.

В конце концов, лучшее, что может сделать отдельное животное для своего вида, это выжить и расплодиться.

Однако зачастую эти два императива будут входить в противоречие.

Представьте, что особь -- тигрица, на территорию которой недавно вторглась другая тигрица.

Приветствует ли она вторженку и обсуждает ли, как лучше всего они могут уживаться на территории, разделяя добычу? Нет, она борется с нею до смерти, которая с точки зрения вида бесполезна.

Или представьте, что особь -- орленок редкого вида, с беспокойством наблюдаемый защитниками природы в своем гнезде.

Орлята в гнезде часто убивают своих младших братьев и сестер.

Хорошо для особи, плохо для вида.

Во всем животном мире особи борются с особями, то ли тех же видов, то ли других.

И действительно, самый близкий конкурент, которого вероятнее всего встречает существо, является представителем его собственного вида.

Естественный отбор не прибегает к отбору генов, помогающих газелям выжить как виду, а затрагивает возможности особей -- поскольку такие гены будут уничтожены задолго до того, как они смогут показать свои преимущества.

Виды не борются с видами, как нации борются против других наций.

Винн-Эдвардс горячо полагал, что животные часто поступали в соответствии с интересами вида или, по крайней мере, группы, в которой они жили.

Например, он думал, что морские птицы предпочитали не размножаться, когда их количество было высоко, чтобы предотвратить слишком сильное давление на кормовую базу.

Результат книги Винн-Эдвардса состоял в том, что образовались две фракции: групповых селекционистов, утверждавших, что многое в поведении животных объяснялось интересами группы, а не особи, и индивидуальных селекционистов, утверждавших, что индивидуальные интересы всегда одерживали победу.

Доводы групповых селекционистов в сущности трогательны -- мы погружаемся в этику духа товарищества и милосердия.

Это также, казалось, объяснило альтруизм животных.

Пчелы умирают, когда жалят, пытаясь спасти улей; птицы предупреждают друг друга о хищниках или помогают накормить своих молодых родных братьев; даже люди готовы умерать в актах самоотверженного героизма, чтобы спасти жизни других.

Но, как мы увидим, внешность обманчива.

Альтруизм животных - миф.

Даже в самых захватывающих примерах самоотверженности оказывается, что животные служат эгоистичным интересам своих собственных генов -- иногда пренебрегая своими телами.

ПЕРЕОТКРЫТИЕ ОСОБИ

Если бы Вы посетили съезд эволюционных биологов где-нибудь в Америке, Вам могло бы посчастливиться заметить высокого, седобородого, улыбающиегося человека, имеющего поразительное сходство с Авраамом Линкольном, стоящего довольно скромно позади толпы.

Он, вероятно, будет окружен группой поклонников, ловящих каждое его слово, поскольку он -- человек немногословный.

По комнате пройдет шепот: "Джордж здесь."

Вы ощутите по реакции людей присутствие величия.

Человек, о котором идет речь -- Джордж Вильямс, бывший тихим, книжным профессором биологии в государственном университете Нью-Йорка в Стони-Бруке на Лонг-Айленде в течение большей части своей карьеры.

Он не провел никаких незабываемых экспериментов и не сделал потрясающего открытия.

Все же он -- основоположник переворота в эволюционной биологии, почти столь же коренного, как дарвиновский.

В 1966 году, раздраженный Винн-Эдвардсом и другими представителями группового отбора, он провел летний отпуск, сочиняя книгу о том, как, на его взгляд, работала эволюция.

Названная "Адаптация и естественный отбор", эта книга все еще возвышается над биологией как гималайский пик.

Она сделала для биологии столько, сколько Адам Смит сделал для экономики. Она объяснила, как коллективные действия могли проистекать из действий эгоистичных особей.

В книге Вильямс раскрыл логические недостатки группового отбора с неоспоримой простотой.

Некоторые эволюционисты, которые все время придерживались индивидуального отбора, такие как Рональд Фишер,

Дж. Б. С. Холдейн

и Сьюэл Райт получили поддержку.

Те, кто спутал вид и индивида, такие как Джулиан Хаксли, были заткнуты за пояс.

В течение нескольких лет после книги Вильямса Винн-Эдвардс был по сути опровергнут, и почти все биологи согласились, что ни у одного существа никогда не могла эволюционировать способность помогать своему виду за счет себя.

Только когда эти два интереса совпадают, оно будет действовать самоотверженно.

Это взбудоражило.

Сначала казалось, было очень жестоко и бессердечно прийти к такому заключению, особенно в десятилетие, когда экономисты условно праздновали открытие, что идеал помощи обществу мог убедить людей заплатить высокие налоги, чтобы поддержать государственные пособия.

Общество, сказали они, должно быть основано не на сдерживании жадности индивидов, а на обращении к их лучшим сторонам.

И здесь биологи пришли к совершенно противоположному заключению относительно животных, описывая суровый мир, в котором никакое животное никогда не жертвовало своими собственными устремлениями для нужд команды или группы. Крокодилы съели бы детенышей друг друга даже на грани исчезновения.

Все же это было не то, что сказал Вильямс.

Он очень хорошо знал, что отдельные животные часто сотрудничают, и что человеческое общество -- не безжалостный беспредел.

Но он также видел, что сотрудничество почти всегда было между близкими родственниками -- матерями и детьми, рабочими пчелами-сестрами -- или, что оно применялось там, где оно сразу или впоследствии приносит пользу индивиду.

Исключений действительно мало.

Ведь там, где эгоизм приносит более высокое вознаграждение, чем альтруизм, эгоистичные особи оставляют больше потомков, таким образом альтруисты неизбежно вымирают.

Но там, где альтруисты помогают своим родственникам, они помогают тем, кто разделяет с ними некоторые из генов, включая любые гены, заставляющие их быть альтруистами.

Так без какого-либо сознательного умысла со стороны индивидов, распространяются такие гены.

Но Вильямс понял, что было одно тревожное исключение к этой схеме: пол.

Традиционным объяснением пола, теорией "Викария из Брэя", был по существу групповой отбор.

Он требовал, чтобы индивид, размножаясь, альтруистично разделял свои гены с генами другого индивида, потому что, если бы он этого не делал, виды не вводили бы новшества и, несколько сотен тысяч лет спустя, были бы вытеснены другими видами, которые разделяли.

Виды с половым способом размножения, говорил он, были лучше обеспечены, чем бесполые.

Но действительно ли индивиды, размножающиеся половым способом, были лучше обеспечены, чем бесполые? Если нет, пол не мог быть объяснен "эгоистичной" школой мысли Вильямса.

Поэтому либо было что-то не так с эгоистичными теориями, и истинный альтруизм мог действительно появиться, либо традиционное объяснение пола было неправильным.

И чем больше Вильямс и его помощники искали, тем, казалось, меньше толку от полового размножения для индивида, в отличие от вида.

Майкл Гизелин из Калифорнийской Академии Наук в Сан-Франциско был в это время занят исследованием работ Дарвина, и был поражен собственным настаиванием Дарвина на главенстве борьбы между индивидами, а не борьбы между группами. Но Гизелин также начал думать о том, почему пол казался таким исключением из этого.

Он сформулировал следующий вопрос. Как мог ген полового размножения распространиться за счет бесполого гена? Предположим, что все представители вида были бесполыми, но однажды одна их пара изобрела половое размножение.

Какую выгоду оно принесло бы? И если бы оно не принесло выгоды, почему бы оно распространилось? И если бы оно не могло распространиться, почему было очень много видов, размножающихся половым спосоом? Гизелин не видел, как новые особи с половым размножением, возможно, могли оставить после себя больше потомства, чем старые бесполые.

На самом деле, они, несомненно, оставили бы меньше, потому что, в отличие от своих конкурентов, они должны напрасно тратить время, находя друг друга, и один из них, самец, не производит детенышей вообще.

Джон Maynard Смит, "генетик, ставший инженером", из Университета Сассекса в Англии, с проницательным и несколько игривым разумом, который был натренирован великим неодарвинистом

Дж.Б.С.Холдейном,

ответил на вопрос Гизелина, не решая его дилемму.

Он сказал, что ген полового размножения мог распространиться, только если он удваивал число потомства, которое мог иметь индивид, что казалось абсурдным.

Предположим, сказал он, подходя с другой стороны к мыслям Гизелина, что однажды животное вида, размножающегося половым способом, решает воздержаться от полового размножения и поместить все свои гены в свое собственное потомство, не получив ни одного от своего партнера.

Оно тогда передало бы вдвое больше генов следующему поколению, чем его конкуренты.

Конечно, оно было бы в огромном выигрыше.

Оно внесло бы вдвое больший вклад в следующее поколение, и скоро осталось бы единоличным обладателем генетической наследственности вида.

Представьте себе пещеру каменного века, населенную двумя мужчинами и двумя женщинами,

одна из которых девственница.

Однажды девственница "асексуально" рождает ребенка-девочку, которая является по существу ее двойняшкой.

(Она стала, на узкоспециальном языке, "партеногеном.")

Это могло случиться несколькими способами, например, благодаря процессу, названному "самооплодотворение", в котором яйцо, грубо говоря, оплодотворяется другим яйцом.

Пещерная женщина рождает другую дочь два года спустя, таким же образом.

Ее сестра, тем временем, рождает сына и дочь обычным способом.

В пещере теперь восемь человек.

Затем каждая из трех молодых девочек рождает по два ребенка и первое поколение умирает.

Теперь в пещере десять человек, но пять из них -- партеногены.

В двух поколениях ген партеногенеза распространился от одной четверти до половины популяции.

Невдолге исчезнут мужчины.

Вильямс называл это стоимостью мейоза, а Мейнард Смит называл стоимостью самцов.

Раздельнополые пещерные люди обречены просто потому, что половина из них -- мужчины, а мужчины не производят детей.

Действительно, мужчины иногда помогают поднимать детей, убивая шерстистых носорогов на обед или как-нибудь еще, но что на самом деле необъяснимо, почему мужчины вообще необходимы.

Предположим, что бесполая женщина рождала только тогда, когда они сперва вступали в сношение.

Опять же есть прецеденты.

Есть злаки, которые образуют семя только когда оплодотворены пыльцой близкородственного вида, но семя не наследует генов от пыльцы.

Это называется "псевдогамия"

В этом случае мужчины в пещере понятия не имели бы, что им было генетически отказано, и рассматривали бы полученых бесполо младенцев как своих собственных, помогая им мясом шерстистого носорога так же, как своим собственным детям.

Этот мысленный эксперимент иллюстрирует количественно огромное преимущество гена, который делает своего владельца бесполым.

Логика, такая как эта, заставила Мейнарда Смита, Гизелина и Вильямса задуматься, что должно быть компенсационным преимуществом полового размножения, при условии, что каждое млекопитающее и птица, большинство беспозвоночных животных, большинство растений и грибов, и многие протозоа размножаются половым способом.

Для тех, кто думает, что говорить о "стоимости пола" означает просто иллюстрировать, какими нелепо меркантильными мы стали, и для тех, кто отвергает всю логику этого довода как обманчивую, я предлагаю следующую задачу.

Объясните колибри -- не то, как они работают, а почему они существуют вообще.

Если бы не было затрат на половое размножение, то колибри бы не существовали.

Колибри едят нектар, который цветы производят, чтобы привлечь насекомых-опылителей и птиц.

Нектар -- бескорыстный подарок для колибри от растения в виде своего с трудом добытого сахара, подарок дается только потому, что колибри затем понесет пыльцу на другое растение.

Чтобы вступить в половые отношения с другим растением, первое растение должно подкупить носителья пыльцы с нектаром.

Поэтому нектар -- чистые, настоящие затраты, понесенные растением в его поисках полового партнера.

Если бы не было затрат на половое размножение, не было бы никаких колибри.

Вильямс склонялся к заключению, что, возможно, его логика была хороша, но для таких животных как мы практические проблемы были просто непреодолимы.

Другими словами, переход от того, чтобы размножаться половым способом, к тому, чтобы быть бесполым, действительно давал бы преимущества, но только его слишком трудно достигнуть.

Приблизительно в это время социобиологи начинали попадать в ловушку, будучи слишком легко очарованными доводами "адаптацоинистов" -- "сказками Киплинга", как их назвал Стивен Джей Гульд из Гарварда.

Иногда, указывал он, дело обстояло так, что они были обусловлены случайными причинами.

Собственный пример Гульда -- треугольное пространство между двумя арками собора под прямым углом, известеное как антревольт, которое не имеет никакой функции, но является просто побочным продуктом помещения купола на четырех арках.

Антревольты между арками на базилике Св. Марка в Венеции

появились там не потому, что кто-то захотел антревольты.

Они там потому, что не существует способа поместить две арки рядом друг с другом, не образовав посередине промежуток.

Человеческий подбородок может быть таким антревольтом; он не имеет никакой функции, но является неизбежным результатом наличия челюстей.

Аналогично факт, что кровь красная -- конечно, фотохимическая случайность, а не особенность дизайна.

Возможно, половое размножение было антревольтом, эволюционным пережитком тех времен, когда оно служило своей цели.

Например, подбородок или пальцы на ноге, или аппендикс уже давно не служат своей цели, но от них не так-то легко избавиться.

Все же этот довод в пользу полового размножения довольно неубедителен, потому что довольно много животных и растений отказались от него или используют его лишь иногда.

Возьмем обычный газон.

Трава в нем совсем не пользуется половым размножением -- кроме тех случаев, когда Вы забываете его подстричь, в результате чего на нем вырастают головки цветков.

А как же водные блохи? Многие поколения кряду водяные блохи бесполы. Все они самки, порождают других самок и совсем не спариваются.

Затем, по мере заполнения водоема водяными блохами, некоторые начинают порождать самцов, которые спариваются с другими самками, производя "зимние" яйца, что лежат на дне водоема и возрождаются, когда водоем затопляется снова.

Водяные блохи могут включить половое размножение и выключить его снова, что, кажется, доказывает, что у него есть некоторая прямая задача помимо содействия эволюции.

Оно стоит усилий, затраченных отдельной водяной блохой, использующей половое размножение по крайней мере в определенные сезоны.

Итак, мы остались с загадкой.

Половое размножение служит видам, но за счет индивидов.

Индивиды могли бы отказаться от полового размножения и быть быстро вытесненными своими конкурентами с половым способом размножения.

Но они не делают этого.

Половое размножение должно поэтому в некотором загадочном смысле, "быть выгодным" для индивида, так же как для вида.

Как?

ПРОВОКАЦИЯ НЕВЕЖЕСТВОМ

До середины 1970-ых дебаты, которые начал Вильямс, оставались загадочными и неясными. И противники казались довольно уверенными в своих попытках решить дилемму.

Но в середине 1970-ых две крайне важные книги изменили это навсегда, бросив вызов, который другие биологи не могли не принять.

Одна была книгой самого Вильямса, другая Мейнарда Смита.

"В эволюционной биологии под рукрй есть своего рода кризис," -- писал Вильямс мелодраматично.

Но тогда как книга Вильямса "Sex and

Evolution" была искусной сводкой нескольких возможных теорий пола -- попыткой разрядить кризис --книга Мейнарда Смита "The

Evolution of Sex" была совсем другой. Это было обсуждение отчаяния и сложности.

Снова и снова Мейнард Смит возвращался к огромной плате за половое размножение: двойному убытку -- у двух партеногенетических девственниц может быть вдвое больше детей, чем у одной женщины и одного мужчины. Снова и снова он объявлял это непреодолимым с помощью современных теорий.

"Боюсь, что читатель может найти эти модели иллюзорными и неудовлетворительными," -- писал он.

"Но это лучшее, что мы имеем."

И в отдельной работе: "Остается чувство, что упущена некоторая существенная особенность ситуации."

Настаивая, что проблема, несомненно, не была решена, книга Мейнарда Смита оказала электризующее воздействие. Это был необычно скромный и честный жест.

Попытки объяснить пол с тех пор множились как чувственные кролики. Они представляют необычное зрелище для научных обозревателей. Большую часть времени ученые шарят вслепую в бочке невежества, пытаясь найти факт или теорию или заметить систему там, где никто не замечал прежде.

Но это было несколько другое соревнование.

Факт -- половое размножение -- был хорошо известен.

Объяснить его -- чтобы дать половому размножению преимущество -- было недостаточно.

Предложенное объяснение должно было быть лучше, чем другие. Это похоже на газель, бегущую быстрее, чем другие газели, вместо того, чтобы бежать быстрее, чем гепарды.

Теорий пола пруд пруди, и большинство "правильны" в логическом смысле. Но какая самая правильная?

На последующих страницай Вы встретите три вида ученых.

Первый -- молекулярный биолог, бормочущий о ферментах и экзонуклеолитической деградации.

Он хочет узнать, что случается с ДНК, из которых состоят гены.

На его взгляд, половое размножение всецело посвящено репарации ДНК или подобной молекулярной инженерии.

Он не разбирается в уравнениях, но любит длинные слова, обычно изобретенные им самим и его коллегами. Второй -- генетик, любитель мутаций и последователь Менделя.

Он просто одержим описанием, что происходит с генами в ходе полового акта.

Он будет требовать экспериментов, таких как не допускание полового процесса у организмов в течение многих поколений, чтобы увидеть, что произойдет. Если Вы не остановите его, он начнет писать уравнения и говорить о "сцеплении дисбаланса". Третий -- эколог, мир паразитов и полиплоидии. Он любит сравнительное свидетельство: у какого вида есть половое размножение, а у какого нет. Он знает множество ненужных фактов об Арктике и тропиках.

Его суждения немного менее строги, чем других, его язык немного более колоритен. Его естественная среда обитания -- график, его деятельность -- компьютерное моделирование.

Каждый из этих образов отстаивает типичный образец объяснения пола.

Молекулярный биолог в основном говорит о том, почему половое размножение было изобретено, что не обязательно один и то же вопрос, что и чего сегодня достигло половое размножение, вопрос, который предпочитает рассматривать генетик.

Эколог, тем временем, задает немного другой вопрос: При каких обстоятельствах раздельнополость лучше, чем бесполость? Аналогом могла бы быть причина изобретения компьютеров.

Историк (как молекулярный биолог) будет настаивать, что они были изобретены, чтобы взламывать коды, используемые командирами немецких подводных лодок.

Но они не используются для этого сегодня.

Они используются, чтобы выполнять однообразные задачи эффективнее и быстрее, чем могут люди (ответ генетика).

Эколог интересуется тем, почему компьютеры заменили телефонистов, а не, скажем, поваров.

Все трое могут быть "правы" на разных уровнях.

ЭТАЛОННАЯ ТЕОРИЯ

Харрис Бернстайн - ведущий молекулярный биолог университета Аризоны.

Он утверждает, что половое размножение было создано для репарации генов.

Первый намеком на это было открытие, что мутантные дрозофилы, неспособные к "репарации" генов, неспособны также их "рекомбинировать".

Рекомбинация -- непременная процедура в половом процессе, смешивание генов яйцеклетки и спермы двух бабушек и дедушек.

Удалите генетическую репарацию, и пловой процесс тоже прекратится.

Бернстайн заметил, что инструменты, используемые клеткой для полового процесса -- одни и те же, что она использует для репарации генов.

Но он был не в силах убедить генетиков или экологов, что репарация -- больше, чем изначальная, давно отвергнутая цель использования полового механизма.

Генетики говорят, что механизм полового процесса действительно эволюционировал от механизма генной репарации, но это не одно и то же, что сказать, что половой процесс сегодня существует, чтобы восстанавливать гены.

В конце концов, человеческие ноги ведут происхождение от плавников рыб, но в настоящее время они предназначены для того, чтобы ходить, а не плавать.

Здесь необходим быстрый экскурс к молекулам.

ДНК, вещество генов -- это длинная, тонкая молекула, которая несет информацию в простом алфавите из четырех химических "оснований", как азбука Морзе с двумя видами точек и двумя видами тире.

Назовем эти основания "буквами": A, C, Г, и T.

Красота ДНК в том, что каждая буква комплементарна другой, что означает, что она предпочитает выстраиваться напротив той другой буквы.

Таким образом, А объединяется в пару с T и наоборот, C -- с Г и наоборот.

Это означает, что есть автоматический способ скопировать ДНК: продвигаясь вдоль нити молекулы, присоединяя другую из комплементарных букв.

Последовательность AAGTTC становится, на комплементарной нити, TTCAAG; скопируйте ее, и Вы снова вернете оригинальную последовательность.

Каждый ген обычно состоит из нити ДНК и ее комплементарной копии, тесно сплетенных в знаменитую двойную спираль.

Особые ферменты перемещаются вверх и вниз по нитям, и там, где они находят разрыв, восстанавливают ее, обращаясь к комплементарной нити.

ДНК непрерывно повреждается солнечным светом и химикатами.

Если бы не репаративные ферменты, она весьма быстро стала бы бессмысленной абракадаброй.

Но что происходит, когда повреждены обе нити в одном и том же месте? Это может быть обычным явлением, например, когда две нити сплавляются вместе, как пятно клея на закрытой застежке-молнии.

У репаративных ферментов нет никакого способа узнать, по чем восстанавливать ДНК. Им нужна матрица того, на что ген обычно был похож. Половой процесс ее предоставляет. Он вставляет копию того же самого гена от другого существа (ауткроссинг) или от другой хромосомы того же самого существа (рекомбинация).

Репарация может теперь обратиться к новой матрице.

Конечно, новая матрица также может быть повреждена в том же самом месте, но шансы на это малы.

Владелец магазина, суммируя список цен, удостоверивается, что сделал это правильно первый раз, просто повторяя операцию.

Его логика в том, что он вряд ли сделает одну и ту же ошибку дважды.

Теория репарации подтверждена некоторыми хорошими косвенными свидетельствами.

Например, если Вы подвергаете существо повреждающему воздействию ультрафиолетового света, оно обычно лучше живет, если способно к рекомбинации, чем если не способно, и оно живет еще лучше, если у него в клетках есть две хромосомы.

Если обнаруживается, что мутантная нить избегает рекомбинации, она оказывается особенно восприимчива к повреждению ультрафиолетовым светом. Кроме того, Бернстайн может объяснить детали, которые его противники не могут -- например, любопытный факт, что прежде, чем разделить свои пары хромосом надвое, чтобы создать яйцо, клетка удвоит их число, а затем избавится от полученных трех четвертей.

В теории репарации, она должна найти и преобразовать в "единую валюту" "ошибки, которые должны быть репарированы"

Тем не менее, теория репарации остается неадекватной задаче, которую она сама себе поставила. Она ничего не говорит об ауткроссинге.

Действительно, если бы половой процесс заключался в получении запасных копий генов, было бы лучше получить их от близких форм, а не искать неродственных членов вида. Бернстайн говорит, что ауткроссинг -- это способ замаскировать мутации, но он сводится не больше, чем к переформулированию причины, почему межродственное скрещивание -- это плохо; и половой процесс -- причина межродственного скрещивания, а не следствие.

Кроме того, каждый аргумент, что репарированные родители служат источником для рекомбинации, является просто аргументом за хранение резервных копий генов, и есть намного более простой способ сделать это, чем их обмен между хромосомами наугад.

Его называют "диплоидией". Яйцо или сперма "гаплоидны" -- в них одна копия каждого гена.

Бактерия или примитивное растение, например мох, точно такие же.

Но большинство растений и почти все животные диплоидны, что означает, что они имеют две копии каждого гена, по одной от каждого родителя. Некоторые существа, особенно растения, которые происходят от естественных гибридов или были отобраны человеком на большой размер, "полиплоидны".

Большинство гибридной пшеницы, например, является "гексаплоидной"; у нее шесть копий каждого гена. У ямса женские растения "октоплоидные" или гексаплоидные, мужские все "тетраплоидные" -- различие, делающее ямс бесплодным.

Даже некоторые разновидности радужной форели и домашних кур "триплоидны" -- плюс единственный попугай, обнаруженный несколько лет назад. Экологи начали подозревать, что полиплоидия у растений -- своего рода альтернатива половому размножению. На больших высотах и в высоких широтах многие растения, кажется, отказываются от полового размножения в пользу бесполой полиплоидии. Но, ссылаясь на экологов, мы опережаем события. Предметом рассмотрения является репарация генов. Если диплоидные существа позволяют себе небольшую рекомбинацию между хромосомами каждый раз при делени клеток, когда тело растет, существует множество возможностей для репарации. Но репарации не происходит. Диплоидные существа рекомбинируют свои гены только при заключительном особом делении, названном мейозом, который приводит к формированию яйца или спермы.

У Бернстайна на это есть ответ. Он говорит, что есть другой, более экономичный способ восстанавливать повреждения генов во время обычного деления клетки, который позволяет наиболее приспособленным клеткам выживать. Нет необходимости репарации на этой стадии, потому что неповрежденные клетки скоро опередят в росте поврежденные.

Только когда производятся зародышевые клетки, единственные, которые сталкиваются с миром, необходима проверка на наличие ошибок.

Вердикт относительно Бернстайна: бездоказательно.

Конечно инструменты полового размножения, кажется, происходят от инструментов репарации, и конечно, рекомбинация обеспечивает некоторую генную репарацию.

Но действительно ли это является целью полового размножения? Вероятно, нет.

КАМЕРЫ И ТРЕЩОТКИ

Генетики также одержимы поврежденной ДНК.

Но тогда как молекулярные биологи сконцентрированы на повреждениях, которые репарированы, генетики говорят о повреждениях, которые не могут быть репарированы.

Они называют их "мутациями".

Ученые обычно представляли себе мутации как редкие события.

Но в последние годы они постепенно поняли, сколько случается мутаций .

Они накапливались со скоростью приблизительно ста на геном за поколение у млекопитающих.

Таким образом, у Ваших детей в генах будет сто отличий от Вас и Вашего супруга в результате случайных ошибок копирования Вашими ферментами или в результате мутаций в Ваших яичниках или яичках, вызванных космическими лучами.

Из этих ста приблизительно девяносто девять не будут иметь значения: они будут так называемыми молчащими или нейтральными мутациями, которые не затрагивают смысл генов.

Может показаться, что это не много, учитывая, что у Вас семьдесят пять тысяч пар генов, и что многие из изменений будут крошечными и безвредными или случатся в молчащей ДНК между генами.

Но этого достаточно, чтобы привести к постоянному накоплению дефектов и, конечно, к постоянной скорости изобретения новых идей.

Полученные знания о мутациях говорят о том, что большинство из них -- дурные вести, и высокий процент убивает своих обладателей или наследников (рак начинается как одна или несколько мутаций), но что иногда среди плохих есть хорошая мутация, подлинное усовершенствование.

Мутация серповидно-клеточной анемии, например, может быть фатальной для тех, кто обладает двумя ее копиями, но все-таки мутация распространилась в некоторых местностях Африки, потому что она дает иммунитет от малярии.

Многие годы генетики сосредотачивались на хороших мутациях и рассматривали половое размножение как способ их распределения среди популяции, подобно "взаимному обогащению" хорошими идеями в университетах и промышленности. Так же, как технологии нужен "половой процесс", чтобы ввести новшества извне, так же животное или растение, которое полагается только на свои собственные изобретения, не будут спешить вводить новшества. Выход в том, чтобы выпросить, позаимствовать или украсть изобретения других животных и растений, завладеть их генами способом, которым компании копируют изобретения друг друга.

Растениеводы, пытающиеся объединить высокую продуктивность, короткие стебли и сопротивляемость болезням в растениях риса, действуют как промышленники с доступом ко многим различным изобретателям.

Селекционеры растений, размножающихся вегетативно, должны ожидать изобретений, чтобы медленно их накапливать в пределах одной и той же линии. Одна из причин, по которой шампиньон изменился совсем немного за те три столетия своего разведения -- что грибы бесполы, и поэтому никакое селекционное разведение не было возможно.

Самая очевидная причина заимствовать гены состоит в том, чтобы извлечь выгоду из изобретательности других, так же как из своей.

Половое размножение сводит вместе мутации, постоянно перегруппируя гены в новые комбинации, пока не будет получен удачный результат их взаимодействия.

Например, один предок жирафа, возможно, изобрел более длинную шею, в то время как другой изобрел более длинные ноги. Два изобретения вместе были лучше, чем любое одно.

Но этот аргумент путает следствие с причиной.

Его преимущества слишком отдаленны; они проявятся после нескольких поколений, за время которых любой бесполый конкурент давно вытеснит своих соперников с половым способом размножения.

Кроме того, если половое размножение будет способно свести вместе хорошие комбинации генов, то оно будет еще более способно их разрушить.

Одно, в чем Вы можете быть уверены в отношении существ, размножающихся половым способом -- что их потомство будет отличаться от них, как многие Цезари, Бурбоны и Плантагенеты обнаружили к своему разочарованию. Растениеводы оказывают большое предпочтение разновидностям пшеницы или кукурузы, обладающим мужской стерильностью и производящим семена бесполо, потому что они позволяют им быть уверенными, что их хорошие разновидности будут точно плодиться.

Половое размножение, почти по определению, разрушает комбинации генов.

Много шума у генетиков вызвало то, что половое размножение уменьшает "неравновесное сцепление". Они имеют в виду, что если бы не рекомбинация, связанные вместе гены -- такие как гены голубых глаз и светлых волос -- всегда были бы соединенными, и ни у кого никогда не было бы голубых глаз и каштановых волос, или светлых волос и карих глаз.

Благодаря половому размножению обнаруженое значение легендарного взаимодействия было утрачено снова. Половое размножение нарушает великую заповедь: "Если это не разорвано, не фиксируй это."

Половое размножение увеличивает степень случайности.

В конце 1980-ых было одно последнее возрождение интереса в теориям "хорошей" мутации. Марк Киркпатрик и Черил Дженкис заинтересовались не двумя отдельными изобретениями, а способностью изобрести одно и то же дважды.

Представьте, например, что голубые глаза удваивают плодовитость, так, что у людей голубыми глазами вдвое больше детей, чем у людей с карими.

И представьте, что сначала у всех глаза карие.

Первая мутация у человека с карими глазами к голубым глазам не будет иметь никакого эффекта, потому что голубые глаза -- рецессивный ген, и доминантный ген кареглазости на другой хромосоме человека замаскирует его. Только тогда, когда гены голубоглазости двух потомков первоначальной мутантной особи объединятся, будет заметна большая выгода от голубых глаз.

Только половое размножение позволяет особям скрещиваться, а генам встречаться.

Эта так называемая сегрегационная теория пола логична и бесспорна.

Это действительно одно из полезных следствий полового размножения.

К сожалению, эффект слишком слаб, чтобы быть главным объяснением распространенности полового размножения.

Математические модели показывают, что потребовалось бы пять тысяч поколений, чтобы оно сделало свое дело, и бесполые давно бы выиграли.

В последние годы генетики отвернулись от хороших мутаций и начали думать о плохих. Половое размножение, предполагают они, служит способом избавиться от плохих мутаций.

Эта идея также возникла в 1960-ых у Германа Мёллера, одного из отцов теории "викария из Брэя", кто провел большую часть своей карьеры в Университете Индианы, опубликовал свою первую научную работу о генах в 1911-м, и настоящий поток идей и экспериментов, продолжавшихся в последующие десятилетия.

В 1964-м у него было одно из его самых больших предвидений; оно стало известно как "трещотка Меллера", упрощенный пример которого таков. В резервуаре есть десять водяных блох, только одна из которых совсем без мутаций; у всех других есть один или несколько незначительных дефектов.

В среднем только пяти водяным блохам в каждом поколении удается расплодиться, прежде чем их съест рыба. У блохи без дефектов шанс расплодиться один к двум.

Так же, конечно, и у блохи с наибольшим количеством дефектов, но есть различие. Как только блоха без дефекта умирает, единственный путь для нее, чтобы быть воссозданной -- другая мутация, чтобы исправить мутацию в блохе с дефектом -- весьма маловероятная возможность.

Блоха с двумя дефектами может быть легко воссоздана благодаря единственной мутации у водяной блохи с одним дефектом где-нибудь среди ее генов.

Другими словами, случайная потеря определенных линий родства будет означать, что среднее число дефектов постепенно увеличивается.

Как трещотка легко поворачивается в одном направлении, но не может крутиться назад, так же генетические дефекты неизбежно накапливаются.

Для идеальной блохи единственный способ не допустить поворота трещотки -- размножаться половым способом и передать свои гены без дефекта другим блохам, прежде чем она умрет.

Трещотка Мёллера действует, если Вы используете фотокопировальное устройство, чтобы сделать копию копии копии документа.

С каждой удачной копией качество ухудшается.

Только если Вы сохраняете нетронутым оригинал, Вы можете восстановить чистовую копию.

Но представьте, что оригинал снабжен копиями в файле, и большинство копий сделано, когда оставались только единственными в файле.

Вы с такой же вероятностью отошлете оригинал, как и копию.

Как только оригинал утерян, лучшая копия, которую можно сделать, менее хороша, чем была прежде.

Но всегда можно сделать копию хуже, взяв наихудшую из имеющихся.

Грэм Белл из университета Макгилла открыл любопытную полемику, которая бушевала среди биологов на рубеже веков, о том, имеет ли половой процесс омолаживающий эффект.

Этих ранних биологов интриговало, почему популяция простейших, содержащаяся в резервуаре с достаточным количеством пищи, но которой не давали возможности размножаться половым способом, неизбежно постепенно теряла в энергичности, размере, и скорости (бесполого) воспроизводства.

Повторно проанализировав эксперименты, Белл нашел некоторые ясные примеры Меллеровской трещотки в действии.

Плохие мутации постепенно накопились у простейших, лишенных полового процесса.

Процесс был ускорен обыкновением этой группы простейших, инфузорий, содержать свои гены зародышевой линии в одном месте, а их копии для каждодневного использования -- в другом.

Метод воспроизводства копий поспешен и неточен, поэтому при этом дефекты накапливаются особенно быстро.

Первое, что делают существа во время полового процесса, это избавляются от своих копий и создают новые из оригиналов зародышевой линии.

Белл сравнивает это с производителем стульев, который копирует последний сделанный им стул, со всеми ошибками, и возвращается к своему оригинальному проекту лишь иногда.

Половой процесс поэтому действительно имеет омолаживающийся эффект. Он позволяет этим маленьким животным отбрасывать все накопленные ошибки, особенно быстрой бесполой трещотки, всякий раз при половом процессе.

Вывод Белла был любопытным.

Если популяция мала (меньше чем 10 миллиардов), или число генов у существа очень велико, трещотка оказывает серьезное влияние на ряд бесполых поколений.

Причина в том, что легче приобрести дефекты в меньшей популяции.

Поэтому такие существа с большими геномами и относительно меньшими популяциями (10 миллиардов -- это вдвое больше людей, чем есть на Земле) будет иметь неприятности достаточно быстро.

Но у тех, у кого немного генов и обширные популяции, все в порядке.

Белл считал, что использовать половое размножение -- это предпосылка для того, чтобы быть большим (и поэтому малочисленным), или наоборот, половой процесс не нужен, если оставаться маленьким.

Белл вычислил количество половых процессов -- или, скорее рекомбинаций -- необходимых, чтобы остановить трещотку; для меньших существ менее интенсивный половой процесс является необходимостью.

У водных блох половой процесс должен быть лишь однажды в каждые несколько поколений.

У людей он должен быть в каждом поколении. Кроме того, как предположил Джеймс Кроу из университета Висконсина в Мадисоне, трещотка Меллера может объяснить, почему почкование является относительно редким способом размножения, особенно среди животных.

Большинство бесполых видов все еще берут на себя труд выращивать свое потомство из единственной клетки (яйца).

Почему? Кроу предполагает, что причина в том, что дефекты, которые были бы фатальными в единственной клетке, могут быть легко перенесены в зародыш.

Если трещотка является проблемой только для крупных существ, почему у очень многих маленьких есть половое размножение? Кроме того, чтобы остановить трещотку нужны лишь редкие эпизоды полового размножения; не нужно, чтобы очень многие животные совсем отказались от бесполого размножения. Зная об этих трудностях, в 1982 году Алексей Кондрашов из Исследовательского компьютерного центра в Пашино, около Москвы, придумал теорию, в некотором роде обратную трещотке Меллера.

Он утверждал, что когда в бесполой популяции каждый раз существо умирает из-за мутации, она избавляется от этой мутации, но не больше.

В популяции с половым способом размножения некоторые из рожденных живых существ имеют много мутаций, а некоторые немного. Если животные со многими мутациями умирают, то половое размножение удерживает трещотку от обратного вращения, удаляя мутации. Так как большинство мутаций вредны, это дает половому размножению большое преимущество.

Но почему мутации удаляются таким образом, и большинство из них не исправляются лучшей корректурой? У Кондрашова есть остроумное объяснение, почему это имеет смысл. Стоимость создания совершенных механизмов исправления ошибок быстро возрастает, по мере того как становятся более совершенными; другими словами, это похоже на закон убывающей отдачи. Прямое допускание некоторых ошибок, но наличие полового процесса для их удаления может быть дешевле.

Мэтью Мезелсон, выдающийся молекулярный биолог, придумал другое объяснение, которое развивает идею Кондрашова. Мезелсон предполагает, что "обычные" мутации, которые изменяют одну букву на другую в генетическом коде, довольно безвредны, поскольку могут быть восстановлены, но вставки -- целые куски ДНК, подброшенные в середину генов -- не могут быть изменены обратно столь же легко. Эти "эгоистичные" вставки имеют свойство распространяться подобно инфекции, но половой процесс одолевает их, так как разделяет их среди определенных особей, чьи смерти удаляют их из популяции.

Кондрашов готов положиться на эмпирическую проверку своей идеи. Он говорит что, если скорость вредных мутаций оказывается больше, чем одна на особь за поколение, то он доволен, если она оказывается меньше, чем одна, то его идея испытывает затруднения. Фактические данные пока свидетельствуют, что частота вредных мутаций балансирует на грани. Она приблизительно составляет одну на особь за поколение у большинства существ. Но даже если она достаточно высока, все, что это доказывает, что половой процесс может играть роль в удалении мутаций. Это не говорит о том, почему половое размножение сохраняется.

Между тем, у теории есть недостатки. Она не в состоянии объяснить, как бактерии -- среди которых у некоторых видов изредка есть половогй процесс, а у других нет -- тем не менее страдают от мутаций в меньшей степени и делают меньше корректурных ошибок при копировании ДНК. Как выразился один из критиков Кондрашова, половой процесс -- "неуклюжий, странный инструмент, чтобы эволюционировать ради вспомогательной роли".

И теория Кондрашова страдает от того же самого недостатка, что и все теории генетической репарации и сама теория "викария из Брэя". Она работает также медленно.

Борющаяся против клона бесполых индивидов, популяция с половым размножением неизбежно должна быть доведена до исчезновения большей производительностью клона, если генетические недостатки клона не смогут вовремя проявиться.

Это гонка на время.

Насколько долгая? Кертис Ливли из университета Индианы вычислил, что для каждого десятикратного увеличения размера популяции, преимущества полового размножения дают еще шесть поколений, чтобы продемонстрировать его результаты, или пол потерпит поражение.

Если есть миллион особей, у пола есть сорок поколений, прежде чем он исчезнет; если миллиард -- он имеет восемьдесят.

Все же все теории генетической репарации требуют, чтобы тысячи поколений сделали свою работу.

Теория Кондрашова является, конечно, самой быстрой, но она, вероятно, не достаточно быстрая.

Все еще нет никакой чисто генетической теории, объясняющей пол, которая вызвала бы широкую поддержку.

Увеличивающееся число студентов, изучающих эволюцию, полагает, что решение большой загадки пола лежит в экологии, а не генетике.

:)

Готовый перевод Matt Ridley - The Red Queen / Мэт Ридли Красная королева: Chapter 3 (The Power Of Parasites) - Влияние паразитов