Нобелевская лекция по литературе.

Известие о вручении ему Нобелевской премии по литературе Солженицын получил в конце 1970. Формулировка – «за нравственную силу, с которой он продолжил извечную традицию русской литературы⁸». По традиции лауреат должен был подготовить выступление к награждению. Однако на церемонию вручения премии писатель не поехал, опасаясь трудностей при возвращении в СССР. Лекция была написана в 1971-1972, позже её переслали в Швецию и напечатали на «русском, шведском и английском языках в официальном сборнике «Les prix Nobel en 1971». На Западе она неоднократно переиздавалась на европейских языках и по-русски⁹».

При подготовке лекции Александр Исаевич, очевидно, столкнулся с некоторыми трудностями. Вот что он писал в Нобелевский Фонд: «Лично я обнаружил, что не смогу удержаться в рамках специфически литературных: суждения о литературе сегодняшнего дня для меня невозможны в отрыве от суждений социальных и политических; большим (и, вероятно, неплодотворным) усилием будет для меня удержать себя в узде, говорить о природе искусства или природе красоты и избежать современного состояния жизни на Востоке и Западе, не затронуть тех вопросов, которые горят в душе¹⁰».

И «Нобелевская лекция» писателя действительно затронула достаточно обширный ряд проблем. В первую очередь Солженицын говорит здесь о роли в мире искусства в целом и литературы в частности. Многие издания, гораздо позже напечатавшие эту лекцию (к примеру, «Комсомольская правда») вынесли строчку из последнего абзаца в начало, сделав её эпиграфом ко всей лекции. Впрочем, и сам Александр Исаевич вынес эту строку в отдельный абзац: «Одно слово правды весь мир перетянет¹¹».

Писатель сравнивает искусство с неким даром свыше, данным дикарю, который неспособен увидеть всю силу этого дара и лишь вертит его, любуясь блеском. Солженицын, говоря об Искусстве, пишет его с заглавной буквы, и также выделяет три важных элемента, из которых этот дар, Искусство, и состоит – Добро, Истина, Красота. И соединение этих трёх составляющих и определяет произведение как произведение искусства.

По мнению Солженицына, искусство есть некое связующее звено между различными культурами и народностями. Технический прогресс, развитие средств связи, транспорта сделали объединили мир, но развитие вооружения также сделало его беззащитным. Как пишет автор, «долгие века, пока наш мир был глухо, загадочно раскинут … люди безошибочно руководились своим жизненным опытом в своей ограниченной местности, в своей общине, в своем обществе. … Но вот за последние десятилетия человечество незаметно, внезапно стало единым, обнадежно единым и опасно единым, так что сотрясенья и воспаленья одной его части почти мгновенно передаются другим, иногда не имеющим к тому никакого иммунитета¹²».

И теперь именно искусство может помочь избежать таких «воспалений», передавая опыт одного народа другому. Более того, именно искусство и литература могут оградить народ от повторения собственных ошибок прошлого. Писатель обвиняет советскую власть в разрушении фундамента русской литературы: «горе той нации, у которой литература прерывается вмешательством силы: это … замкнутие национального сердца, иссечение национальной памяти. Нация не помнит сама себя, нация лишается духовного единства, – и при общем как будто языке соотечественники вдруг перестают понимать друг друга¹³». Александр Исаевич вспоминает здесь Ахматову, которая в 1946 была, как и Солженицын, исключена из Союза писателей и Замятина, роман которого «Мы» будет издан в СССР только в 1988.

Писатель призывает литераторов «выйти на бой» с ложью, которой прикрывается насилие, потому что «правда весь мир перетянет». Оружие литературы – правдивое слово, оно одно из немногих способно победить ложь. «А едва развеяна будет ложь – отвратительно откроется нагота насилия – и насилие дряхлое падет¹⁴».