12. Второе южнославянское влияние как одна из ступеней в истории русско-славянских культурных связей 11-15 вв.

В годы расцвета древнерусского государства южнославянские страны, в частности Болгария, подверглись разгрому и порабощению Византийской империей. С особенной силой византийцы преследовали и уничтожали в это время все следы древней славянской письменности на Болгарской земле. Поэтому в XII – начале XIII века культурное воздействие одной ветви славян на другую шло в направлении из Киевской Руси на Балканы.

Этим фактором объясняется проникновение древнерусской письменности к болгарам и сербам именно в данную эпоху. Как отмечал А.Н. Сперанский в своей книге «Из истории русско-славянских литературных связей», не только такие памятники литературы Киевской Руси, как «Слово о законе и благодати» или «Житие Бориса и Глеба», но и переводные произведения – «история Иудейской войны» Иосифа Флавия или «Повесть об Акире Премудром» – в названный период приходят из Киевской Руси к болгарам и сербам, использовавшим культурную помощь Руси при освобождении от Византийской зависимости.

В середине XIII века положение снова изменяется. Русская земля переживает жестокое татаро-монгольское нашествие, сопровождавшееся уничтожением многих культурных ценностей и вызвавшее общий упадок культуры и письменности.

К концу XII века болгарам, а затем сербам удается добиться независимости от Византийской империи, завоеванной в 1204 году крестоносцами. Около середины XIII века начинается вторичный расцвет культуры и литературы в Болгарии – «серебряный век» болгарской письменности (в отличие от 1-го периода ее расцвета в X веке, называемого золотым веком).

Ко времени серебряного века относятся обновление переводов с греческого и появление многих новых переводных произведений. При этом заимствуются преимущественно произведения аскетико-мистического содержания. Что связано с распространением движения исихастов (монахов-молчальников).

Исихазм – это богословское учение, утверждающее, что общение с богом происходит путем живого созерцания, которое приходит к монахам.

Серьезной реформе подвергается болгарский литературный язык, в котором утверждаются новые строгие орфографические и стилистические нормы.

Орфографическая реформа болгарского языка обычно связывается с деятельностью литературной школы патриарха Евфимия в тогдашней столице Среднеболгарского царства – Тырнове. Время расцвета Тырновской школы около 25 лет, с 1371 по 1396 год, до момента завоевания и порабощения Болгарии турками-османами.

Параллельно в XIII-XIV вв. начинает развиваться славянская культура и литература в Сербии.

Славянское возрождение на Балканах в это время происходило, как и в XII-XIII вв., под воздействием Руси.

К концу XIV века, когда Русь начинает оправляться после татаро-монгольского погрома и когда вокруг Москвы складывается единое централизованное государство, среди русских ощущается нужда в культурных деятелях. И тут на помощь приходят уроженцы славянского Юга – болгары и сербы. Из Болгарии происходил митрополит Киприан, возглавлявший в конце XIV – начале XV века русскую православную церковь. Киприан был тесно связан с Тырновской литературной школой и явился проводником культурных традиций этой школы в Московской Руси.

По почину Киприана в Москве было предпринято исправление церковно-богослужебной литературы. Киприан также оказывал влияние на развитие на развитие московского летописания. Он явился инициатором создания Троицкой летописи, первого общерусского митрополичья свода. Кроме того, Киприан был сам великолепный стилист, мастер «плетения словес». Впоследствии канонизирован Русской православной церковью.

В Юго-Западной (Литовской) Руси реформу осуществлял племянник Киприана Григорий Цамблак, который занял пост киевского митрополита. Это был плодовитый писатель, проводивший в жизнь орфографическую реформу патриарха Тырновского Евфимия. Есть даже предположение, что он вводит в употребление служебные книги Тырновской редакции и так называемый болгарский распев. Позднее, в середине и в конце XV века, в Новгороде, а затем в Москве трудится автор многочисленных житийных произведений Пахомий Логофет, серб по рождению и по прозванию Пахомий Серб.

Роль этих людей была в то время велика. Однако нельзя сводить второе южнославянское влияние только к деятельности выходцев из Болгарии и Сербии. Это влияние было весьма глубоким и широким социально-культурным явлением. К нему относится проникновение на Русь идей монашеского молчальничества, воздействие византийской культуры на развитие русского зодчества и иконописи (вспомним творчество художников Феофана Грека и Андрея Рублева). И, наконец, развитие переводной и оригинальной литературы и письменности.

Для того чтобы этот прогрессивный и поступательный процесс смог широко проявиться во всех областях культуры, а также письменности, необходимы были и внутренние условия, заключавшиеся в развитии тогдашнего русского общества.

Исследователи данного периода отмечают, что в тогдашней Московской Руси господствовавшие классы и идеологи складывавшегося в те годы самодержавного строя стремились возвысить над обычными земными представлениями все, связанное с его авторитетом.

Отсюда проистекало желание сделать официальный литературный церковнославянский язык как можно более отличающимся от повседневной разговорной речи, противопоставить его ей.

Говоря о внутренних причинах, необходимо назвать и собственно лингвистическую, а именно стремление верхов тогдашнего русского общества нормализовать церковнославянский язык. Основная роль в реализации этого стремления принадлежала самим русским книжникам, ибо массовой эмиграции южных славян в этот период не было.

СЕРЕДИНА XVI—СЕРЕДИНА XVII в.

СБЛИЖЕНИЕ КНИЖНО-СЛАВЯНСКОГО ТИПА ЯЗЫКА

С НАРОДНО-ЛИТЕРАТУРНЫМ

Хотя сфера применения книжно-славянского типа

языка в XIV—XV вв. значительно расширилась, он все

же оставался связанным прежде всего с литературой цер-

ковно-религиозиого содержания. Между тем укрепление

государственной власти, развитие международных

отношений, торговли, ремесел, словом, развитие всей

общественно-политической, экономической и культурной жизни

Русского государства ведет к выдвижению на первый

план различных «светских» видов литературы, которые

ориентируются на народно-литературный тип языка и на

«деловой язык».

К середине XVI в. в русском языке развивается

совершенно неизвестная старославянскому языку богатейшая

лексика и фразеология, отражающая все стороны

русской жизни того времени. Поскольку церковно-религиоз-

ная^литература не могла хотя бы в малой степени не

отражать реальной жизни, постольку ее язык не мог

обойтись без этой лексики и фразеологии. В свою

очередь светская литература нуждалась в языковых

средствах церковно-религиозной литературы для выражения

торжественности, эмоциональной приподнятости.

Начинается процесс быстрого сближения

народно-литературного и книжно-славянского типов литературного языка.

Этот процесс находит отражение в языке многих

произведений второй половины XVI — первой половины

XVII в. К числу таких произведений относится,

например, переписка Ивана Грозного — наиболее интересный

и яркий образец русской публицистики XVI в. как в

отношении содержания, так и в отношении языка.

По выражению академика А. С. Орлова, «В языке

Ивана звучит вся гамма разнообразных тонов от

парадной славянщизмы до московского просторечия».

«Парадная славянщизна», «плетение словес», все

характерные черты книжно-литературной речи проступают

в языке посланий Ивана Грозного — человека

образованного и искусного литератора — весьма ярко. Так, из

архаических литературно-книжных черт-грамматики-мы

находим здесь постоянно употребляемые формы аориста

и имперфекта, оборот дательный самостоятельный: «нам

же тогда живущим в своем селе Воробьеве, да те же

наши изменники возмутили народ якобы и нас убити».

В области лексики много архаизмов и старославянизмов;

много сложных слов: злобесовский, злолукавый, злохит-

рие, скудоумный, ветхословие и др. Стилистика

характеризуется употреблением отвлеченно-книжной

фразеологии, метафорическими выражениями, использованием

образов «священного писания»:

«И видех во пристанище спасения многи корабля

душевнЫ'Я люте обуреваемы треволнением; сего ради

стерпети малодушествовах и о своей души поболех,

яко уже сый ваш, да не пристанище спасения испразд-

нится, сице дерзнух глаголати»; «Ино подобает вам,

нашим государям, и нас, заблуждших во тьме

гордости и сени смертной прелести тщеславия, лаокосерд-

ства же и лаокосердия, просвещати, а мне псу

смердящему кого учити, и чего наказати, и чем просветити»;

«Аз брат ваш недостин есмь нарещися, но по

евангельскому словеси сотворите мя яко единаго от

наемник своих» (примеры из послания в Кирилло-Белозер-

ский монастырь 1573 г.).

Наряду со всеми этими книжно-литературными

чертами в языке переписки Ивана Грозного отражается

и народная московская речь. (Как уже отмечалось выше,

народно-разговорные элементы не могли

непосредственно взаимодействовать с книжно-славянскими, они

взаимодействовали с ними, поскольку входили в систему

народно-литературного типа языка. В дальнейшем мы не

будем особо оговаривать это обстоятельство). КГмосков-

окой обиходной речи относятся такие, например, слова,

встречающиеся у Ивана Грозного: верстать

(уравнивать), нужа, вожь, досужество (толковость, способность),

крома (ломоть), потока (поблажка), урядство (поря-

док), сход (сборище) и др. Иван нередко употребляет

и грубые, бранные слова: «И ты то все забыл, собацки.ч

изменным обычаем преступил крестное, целование»

Встречаются у него и характерные для

народно-разговорной речи многократные формы глаголов:

«с Вельским с блюда едал», «а лжей и измен, ихже

не сотворил еси, на тебя не взваживали есме», «ино

таковы и в станицах езживали».

В синтаксисе посланий Грозного часто встречается

присоединительное употребление союзов а и да,

употребление союзов что, который вместо яко, иже,

употребление разговорного союза ано, например:

«А ныне у вас Шереметев сидит в келье, что царь,

а Хабаров к нему приходит да иные чернецы, да едят,

да пиют что в миру; а Шереметез невесть со свадьбы,

невесть с родин, разсылает по кельям постилы,

коврижки и иные пряные составные овощи,'а за

монастырем двор, а на нем запасы годовые всякие, а вы ему

молчите о таковом великом пагубном монастырском

безчинии»; «Ано у него и десятой холоп, который

у него в келье живет ест лучше братии, которые в

трапезе едят» (примеры из послания в Кирилло-Белозер-

ский монастырь).

Сходными языковыми чертами отличается и

«Сказание о Магмете-салтане» Ивана Пересветова,

современника Ивана Грозного. С одной стороны, мы находим

здесь все характерные черты книжно-славянского типа

языка, в частности традиционную

образно-метафорическую фразеологию:

«Пишется великая мудрость о. благоверном цари

Константине в философских книгах: иже родися

источник мудрости воиньския, от меча его вся

подсолнечная не может сохранитися»; «даидите ли, яко они,

богати и лживи, осетили царя вражбами и уловили

его великим лукавством своим и козньми, дияволь-

скую прелестию, и мудрость его и счастие укратили,

и мечь его царьский обяизили своими прелестными

вражбами, а мечь его был высок над всеми недругами

его» и т. п.

С другой стороны, в языке «Сказания о

Магмете-салтане» наблюдается свойственная народно-литературному

типу языка того времени безыскусственность изложения,

простота синтаксических конструкций, употребление сою-

зов кто, есть ли вместо яко, аЩе, употребление

разговорного союза ино, а также употребление некоторых слов

и оборотов, характерных для «делового языка» (они

в ниже приводимом отрывке выделены):

«Да послал по городом судьи свои... и велел

судити прямо, и рек так: братия моя любимая и

верная, судите прямо. Да по мале времени обыскал царь

судей своих, как они судят, и на них довели пред

царем злоемство, что они по посулом судят. И царь им

вины в том не учинил, только их велел живых одрати

да рек так: есть ли оне обростут телом олять, ино им

вина отдается».

Во всех трудах и учебных пособиях по истории

русского литературного языка отмечается и анализируется

взаимодействие книжно-славянских и

народно-разговорных элементов в языке одного из замечательных

памятников второй половины XVI в., «Домостроя». В

«Домострое» наибольшего внимания заслуживает четкая

дифферснцированность языка: в главах религиозно-

дидактических мы находим обилие книжно-славянских

черт, а язык «бытовых» глаз насыщен

народно-разговорными элементами. Это разграничение в употреблении

книжно-славянских и народно-разговорньи языковых

средств знаменует собой начало процесса разрушения

системы двух типов русского литературного языка и

преобразования этих двух типов в «высокий» и «простой»