19. О языке комедии грибоедова «горе от ума»

В. В. Виноградов указывает, что в начале XIX в.

«одной из основных составных частей обиходного языка

широких кругов русского общества была

«простонародная», крестьянская стихия, та струя просторечия, живой

народной речи и провинциализмов, которая подвергалась

преследованиям и ограничениям в литературных стилях

карамзинской школы» '.

Язык комедии Грибоедова «Горе от ума» необычайно

широко и художественно выразительно отражает раз-

юворную речь первой четверти XIX в. Это единодушно

признавали все современники Грибоедова. Так, В. Одоез-

ский в журнале «Московский телеграф» A825 г.) писал:

«... у одного г-на Грибоедова мы находим лепринужден-

ный, легкий, совершенно такой язык, каким говорят у

нас в обществе».

По наблюдениям В. В. Виноградова, в языке

Грибоедова могут быть вскрыты четыре основных составных

элемента, четыре пласта: 1) повседневно-разговорный;

2) простонародный, крестьянский; 3) торжественный,

«высокий»; 4) французский.

Повседневно-разговорная речь, которая вбирает

в себя и фамильярное просторечие, представлена в языке

комедии наиболее широко и полно, мы находим ее

в устах всех персонажей. Например:

«Что он тут за чепуху молол!»; «Ни дать, ни взято

она как мать ее, покойница жена»; «А от испугу дух,

перевожу едва, мечусь как словно угорелый»; «И будь

не я, коптел бы ты в Твери»; «Дай волю вам, оно бы

и засело» (Фамусов); «За армию стоит горой», «она

не ставит в грош его», «Ни на волос любви! Куда как

хороши» (Чацкий); «Час битый ехала с Покровки»,

«Черт сущий» (Хлестова) и др.

Простонародная, крестьянская речь представлена

в комедии менее полно, однако и она свободно

включается в речь персонажей (Лиза, Фамусов):

«Не спи, покудова не скатишься со стула»;

«Тужите, знай, со стороны нет мочи»; «Ан вот беда»; «Ой,

зелье, баловница»; «Упал вдругорядь—уж нарачцо»

A "

лементы высокого слога находим главным образом

в речи Чацкого, где они служат средством

выражения чувства торжественности, ораторской

приподнятости:

«В науки он вперит ум, алчущий познаний»;

«Я одаль воссылал желанья»; «На крепостной балет

согнал на многих фурах от матерей, отцов отторжен-

ных детей» и др.

Под элементами французского языка в комедии

Грибоедова В. В. Виноградов понимает некоторые

заимствованные слова и главным образом кальки с французских

выражений, которые были типичны для речи дворян того

времени и использовались Грибоедовым как средство

речевой характеристики:

«Еще два дня терпения возьми», «сделай дружбу»,

«я вашу партию составил» и др.

С большим мастерством построены Грибоедовым

речевые характеристики персонажей. Каждое действующее

лицо наделено особой, свойственной его общественному

положению, взглядам, возрасту, профессии речью. Но

Грибоедов идет в этом направлении еще дальше, его

герои в разной обстановке, с разными людьми говорят

по-разному. Например, Фамусов, речь которого вообще

отличается фамильярностью, грубоватой простотой,

рассказывая эпизод из придворной жизни, употребляет

соответствующие «придворные» выражения:

Старик заохал, голос хргамой

Был высочайшею пожалован улыбкой,

Изволили смеяться.

К богатому жениху Скалозубу Фамусов обращается

заискивающе, приторно-вежливо:

Сергей Сергеем, к нам сюда-с,

Прошу покорно, здесь теплее;

Прозябли вы, согреем вас,

Отдушничек отвернем поскорее.

А к небогатому и нечиновному Чацкому он

обращается с грубоватой фамильярностью:

«Вот рыскают по свету, бьют баклуши»; «Брат, не

финти, не дамся я в обман»; «Сказал бы я, во-первых:

не блажи».

На слуг Фамусов просто грубо кричит:

0слы1 Сто раз вам повторять?

Ты, Филька, ты прямой чурбан,

В швейцары произвел ленивую тетерю!

К сожалению, мы не имеем возможности более

подробно остановиться на языке комедии Грибоедова.

Заметим только в заключение, что язык «Горя от ума»

очень близок к языку басен Крылова.

'/Многие выражения из грибоедовской комедии стали

крылатыми словами: «Подписано, так с плеч долой»;

«Счастливые часов не наблюдают»; «Нельзя ли для

прогулок подальше выбрать закоулок»; «Шумим, братец,

шумим» и др.

г Язык «Горя от ума» имел большое значение для

культуры театральной речи. В этой комедии играли корифеи

русской сцены, .на монологах Чацкого и Фамусова,

заключающих в себе богатейшие возможности

сценического воплощения, воспитывались поколения русских

артистов.

Совершенно очевидно, что язык «Горя от ума» совсем

не похож на карамзинский «новый слог». Между тем

современники, как уже говорилась выше, единодушно

признавали, что в комедии Грибоедова «совершенно такой

язык, каким говорят у нас в обществе». Разумеется,

имелось в виду «светское», дворянское общество. Это

позволяет думать, что «новый слог», хотя декларативно

и ориентировался на разговорную речь светского

общества, фактически являлся в какой-то степени

искусственной, надуманной разновидностью литературного языка,

не базирующейся всецело на каком-либо «живом

употреблений», хотя бы и салонно-дворянском.

20. Огромная роль А. С. Пушкина в истории русского

литературного языка признавалась еще при жизни поэта. Об

этом с большой признательностью говорили В. Г,

Белинский и Н. В. Гоголь, Н. А. Добролюбов и Н. Г.

Чернышевский, И. С. Тургенев и Лев Толстой, А. П. Чехов и Максим

Горький.

Историческая роль Пушкина как создателя

современного русского литературного

языка заключается в том, что он

закрепил и разработал в литературе

общенародную норму современного нам

литературного языка.

А. С. Пушкин писал свои произведения в эпоху

острейшей полемики о путях развития русского литературного

языка. Прежде чем говорить о ходе этой борьбы,

обратимся к взглядам А. С. Пушкина на литературный язык и на

пути его развития.

А. С. Пушкин сознательно боролся за создание

общенационального, всем понятного и доступного русского

литературного языка. Основой литературного языка Пушкин

считал его народность. Народность языка, по мысли

Пушкина, определяется всем содержанием и своеобразием на-

циональной русской культуры вее историческом развитии.

Понятие народности Пушкин не смешивает с

понятием простонародности. Народностью русского

литературного языка Пушкин считал то, что литературный

язык должен соответствовать

национальному #д уху его носителя — русского

народ a,V быть языком общим для всей нации,

н а ц и о н а л ь н ы м л и те р а т у р н ы м языком.

Поэтому Пушкин разрушает самым решительным образом

препятствия для движения в литературу всех тех

языковых элементов, которые могли

рассчитывать на общенационал ьГй о е

значение и могли содействовать развитию

индивидуально-художественных

стилей К

В художественном творчестве А. С. Пушкина, в языке

егсРпроизведений отразились характерные черты русской

нации. Это и сделало Пушкина национальным русским

поэтом, великим поэтом великого русского народа, создателем

не только языка художественной литературы, но и

современного русского литературного языка,^.котором теперь

^ы, наследники Пушкина, пишем и говорим.

А, С, Пушкин оказался таким поэтом, который решил

исторические задачи, стоявшие в то время перёд русским

литературным языкомГ

«Языку нашему надобно воли дать более ...сообразно

с духом его» 2,— вот языковая установка А. С. Пушкина,

его лозунг. «Не должно мешать свободе нашего богатого и

прекрасного языка» 3,— писал А. С. Пушкин.

JXo Пушкина окончательно еще не был решен вопрос о

роли*"' ст"арбславянскбй лексики в русском литературном

языке. По-своему его решали в свое время Радищев,

Крылов, но до конца эта проблема не была решена. Вот почему

к ней пришлось возвращаться Пушкину. Как же ее решал

поэт? А. С. nyititf^H в своем художественном^творчестве не

избегал старославянизмов, если они в данном конкретном

случае были необходимы. Следует тут же сказать, что

Пушкин был очень дадек от того, чтобы признать

старославянизмы ведущими элементами русского языка. Наоборот,

он разграничивал старославянизмы и русизмы, говоря, что

славянский язык не есть русский и мы не можем смешивать

их своенравно. Для употребления в русском языке

старославянизмов необходимо «чувство соразмерности и

сообразности». Высмеивая излишнюю склонность Шишкова к

старославянской лексике, А. С. Пушкин в письме к брату от

13 июня 1824 г. пишет: «На каком основании начал свои

действия дедушка Шишков? Не запретил ли он

«Бахчисарайский фонтан» из уважения к святыне Академического

словаря и неблазно составленному слову водомет?» х

чА. С. Пушкин возражает против произвольного,

неоправданного с художественной точки зрения и поэтому

излишнего „употребления старославянизмов, признавая,

что «многие обороты счастливо могли быть заимствованы

из церковных книг в нашу литературу...»._

Старославянизмы необходимы, п? мнению Пушкина, там, гд§ оди спо-

хрбствуют правдивому'показу жизни\ СаммяЭТ „использовал

старославянизмы тогда, когда они способствовали воспро-

изведению культуры, быта людей прошлых эпох и пр.

Помогают Bocnpoggj^cTj^ на-.

пример, в произведений «Борис Годунов». Такую роль

^хадойавянской лексики можно отметить в сцене «Ночь в

Чудовом:"монастыре», в "начальном монологе Пимена. Эта

же лексика характеризует и образ старца Пимена:

Еще одно у последнее сказанье —

И летопись окончена моя,

Исполнен долг, завещанный от бога

Мне, грешному,

Недаром многих лет

Свидетелем господь меня поставил

И книжному искусству вразумил;

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдет мой труд усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду —

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет,..

На старости я сызнова живу,

/ Минувшее проходит предо мною — /

Давно ль оно неслось событий полно,

Волнуяся, как море-окиян?...1.

Старославянская лексика в этом отрывке (вразумил,

безымянный, завещанный и др.) и грецизмы (лампада,

хартий) создают определенное впечатление книжности, арха-

'ичности речи Пимена.t

Следует подчеркнуть, что старославянизмов в монологе

не так уж много, но именно они создают речевой фон, на

котором рисуется образ Пимена. Такое впечатление древ-

' ности создано не только старославянизмами. Впечатление

книжности речи создается соединением книжных слов со

словами русскими народными (волнуяся,., какморе-ок и я н;

засветит; сызнова...). Лишь все эти, взятые вместе, слова

создают правдивое отражение речи старого

монаха-книжника, русского человека, но выученного на азах

старославянского письма. Старославянизмы в области стиля несут

функцию изобразительности, или, иначе,

характеристическую (т. е. помогают создать образ эпохи^л образ Пимена).

Старославянизмы в этом отрывке несут ДВ& стилевые

функции: а) создают впечатление древности эпохи 4-vdeiopjrte-

ская Йчийизация, б) ^характеризуют героя.

Эти же старославянские слова создают* торжественный

слог стихотворения. Значит, они выполняют здесь и третью

стилевую функцию $4 придание стилю приподнятой

торжественности* / *"

Приведем пример из стихотворения «Пророк»:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился^

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился ^%

И далее: ...и бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли%

Исполнись волею моей

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Старославянизмы выполняют здесь (кроме создания

торжественности) иную стилевую функцию: они способствуют

торжественно-патетическому высказыванию патриотических

чувств поэта-гражданина, усиливают, заостряют мысль о

гражданском долге писателя.

...В произведении «Деревня» автор использует

старославянскую лексику, "обрусевшую и даже ставшую

нейтральной: оковы, блаженство, глас, омрачает, невежества, не

внемля, лозой и т. д. Именно эти старославянизмы и

придают стилю произведения эмоциональную напряженность.'

Здесь А. С. Пушкин в использовании словарного

состава русского языка идет вслед за Радищевым и

поэтами-декабристами, но выражает это более ярко, с большим

талантом.

.Имеются старославянизмы у Пушкина ив произведе-

^ниях„элегического характера. Они помогают поэту передать^

читателям чувства и настроения автора и

героев-персонажей; старославянскаяv, лексика в лирических

произведениях используется автором в тех местах, где ему нужно

нарисовать идеальные поэтические образы. Как образец

приведем отрывок из «Послания А. П. Керн»:-

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты.».

¦ .. Шли годы,

, порыв мятежный... ¦

В стихотворении «Для берегов отчизны дальной»

встречаемся с такими старославянскими словами:

В час н е з а б в е н н ы й, в час печальный

Я долго плакал пред тобой.

Мои хладеющие руки...

Но ты от горького лобзанья

Свои уста оторвала; '

Из края мрачного изгнанья

Ты в край иной меня звала.,.

Или «29 октября»:

Роняет лес багряный свой убору

Сребрит мороз увянувшее поле...

^Впервые в истории русского литературного языка

старославянская лексика так переосмыслена, что она выражает

грусть, нежность и другие чувства и настроения автора.

^Старославянизмы употребляются А. С. Пушкиным и для

того, чтобы выразить иронию. Тонкий и острый оттенок иро-

нипйГпронизывает первые страницы повести «Станционный

смотритель». Лр и этом употреблены такие старославянизмы, я

как сущий, огражденный: Что та^е станционный смот-

ритель? Сущий мученик 14 класса, о г~р'а ж Ь е н ный

'своим чином токмо разве от побоев. Старославянизмы, при-

дающие отрывку оттенок иронии, выясняют отношение

автора к рисуемой им действительности, т. е. выступают в

данном случае как прием художественного изображения

и не воспринимаются как архаизмы. В «Повестях

Белкина» такой прием, вообще, широко применяется

Пушкиным 2.

Ихак^А. С. Пушкин считал старославянскую лексику

полезной для русского языка, дн ,уме,д использовать ее для

создания оттенков речи или отражения того или иного сти-

ля.'Такое употребление старославянской лексики, естест-

'венно, было новым. При этом следует отметить, что

писатель никогда не1 злоупотребляет старославянизмами. Даже

рисуя события прошлого, он далек от исторической

стилизации речи героев. Чтобы воскресить минувшие события

правдиво, «Пушкин стремится, собрав небольшой запас

наиболее характерных выражений эпохи, сгустить общий

семантический колорит изображения — при минимальном

отклонении от общепринятых средств современного ему

литературного русского языка» 2.

^Душкинавсе ещеjb какой-то мере чувствовалось раз*

^де^ление^литеда^^ тристилевых потока. Во

многих случаях одно и то же понятие могло быть по-разному

выражено средствами каждого из трех стилей.

«Существовали сложные ряды смысловых соответствий

между словами и фразеологическими оборотами разных

стилей. Например: вотще, напрасно, попусту, зря; рубище,

вретшце, лохмотье, отрепье, обноски; одр, кровать, постель;

стезя, дорога, тропа; злак, зелень, трава; рыбарь, рыбак,

ловец, рыболов; кормило, руль; закрыть очи свои, скончаться,

умереть и т. п. Характерны приводимые реакционным

защитником «славянизма» А. С. Шишковым фразеологические

параллели между высоким и простым слогом, например:

растерзать одежду — разодрать платье, склонясь на длань

главой — опустя голову на ладонь; к хладну сердцу выю

клонит — к холодному сердцу шею гнет и др.» 1.

Еще во второй половине XVIII в. подобные стилевые

оттенки (стези, тропа, дорога...) связывали писателей,

принуждая их выбирать слова, достойные в том или ином

случае. Это положение действовало сковывающим образом

на русский литературный язык, Писатели Фонвизин,

Радищев, Крылов и другие «с разных сторон и в разных

направлениях», с точки зрения разных жанров открывали

новые сокровища в недрах русского языка, приносили ему

«новые средства словарного выражения».

Все эти писатели своими произведениями производили

довольно сложную «перегруппировку

литературно-языковых элементов» 2. Их творчество уже не вмещалось в рамки

ломоносовской теории.

JQyiiiKHH помог окончательному разрушению

о с та т ко в теории о трех стилях, дав старославянизмам

в волю и законное место в самых различных стиляТлитера'-'

2турной русской речи.

Такдо_же свободу предоставляет А. С. Пушкин

просторечной лексике. Это ощущается,,во многих; произведениях

^писателя. ПрдмщГдм^ш «Сказка о рыбаке и

рыбке», «Борис Годунов», «Медный деадник» и др. В «Сказке

о рыфа.ке и рыбке» имеют место такие бранные слова, как

дурачина, простофиля^

Лексика сказок А. С. Пушкина, вообще, имеет

«значительную примесь просторечия... не говоря уже о

многочисленных стилистических приемах, присловьях и

формулах народной поэзии вроде: Диво б дивное хотел перенесть

я в'мой удел...; Я мам был; мед, пиво пил — и усы лишь

обмочил...3 («О царе Салтане»)».

В «Борисе Годунове» монахи выпивают чарочку за шин*

карочку, стражники, по словам хозяйки корчмы, проклятые,

сукины дети и т. д. Сам А. С. Пушкин говорил, что в его

- «Борисе...» раздаются бранные слова на всех языках

(имел в виду польский язык).

. Пушкин не избегает и иностранных заимствований, вводя

их всюду, где они помогают изображению картин

жизненных характеров.

После_Пушкина многие иноязычные заимствования стали

восприниматься как русские: они обрусели. Отношение

Пушкина к иноязычным заимствованиям достаточно ярко

выражается в романе «Евгений Онегин», например в 1-й

главе, в следующих стихах:

ч В последнем вкусе туалетом

; Заняв ваш любопытный взгляду

Я мог бы пред ученым светом

Здесь описать его наряд;

Конечно б это было смело,

Описывать мое же дело:

Но панталоны, фрак, жилетх

Всех этих слов на русском нет;

А вижу я, винюсь пред вами,

Что уж и так мой бедный слог

Пестреть гораздо б меньше мог

Иноплеменными словами.

Хоть и заглядывал я встарь

В ^Академический словарь.

Пушкин с горькой усмешкой замечает, что слов

панталоны, фрак, жилет в русском языке нет г, говоря об

Академическом словаре 1789—1794 гг., который избегал

иностранных слов, даже прочно вошедших в обиход русского

разговорного языка.

Ирония Пушкина здесь состоит, в том, что его критики

употребляли французские слова, говоря по-французски,

но считали их непристойными в русском языке (т. е. в

русском переводе). Пушкин помогал процессу обрусения

иностранных слов Г используя их в художественных про-

1 изведениях.

Итак, А. С. Пушкину был чужд пуризм во взглядах на

язык, он не боялся, что русский язык Кюжно засорить

какими бы то ни было заимствованиями, и употреблял всякие,

имеющие в русском языке место, слова, заботясь лишь о

том, чтобы лучше, яснее и в то же время образнее выражать

свои мысли.

Однако, как все передовые люди его времени, поэт не

допускает всякого рода излишеств в русском языке и

борется против французомании, против «тошноты по стороне

чужой». Так, например, «спасая честь» своей страны, он на

русском языке приводит в романе письмо Татьяны:

Еще предвижу затрудненьям

Родной земли спасая честь,

Я должен буду, без сомненья,

Письмо Татьяны перевесть.. ¦

Затем автор считает нужным извиниться за Татьяну

перед читателем за ее незнание русского языка и объяснить

читателю причину такого недостатка в любимом автором

образе-персонаже:

Она по-русски плохо знала,

Журналов наших не читала

И выражалася с трудом

На языке своем родном, —

Итак, писала по-французски...

Известно, что Пушкин, борясь против французомании,

вносит существенные ограничения в принципы смешения

русского языка с иноязычными элементами. Он протестует

против буквальных (дословных) переводов, не

учитывающих грамматический строй русской речи, против

калькирования иностранных слов и оборотов. По этому поводу

Пушкин пишет: «Каждый язык имеет свои обороты, свои

условные риторические фигуры, свои усвоенные выражения,

которые не могут быть переведены на другой язык

соответствующими словами. Если уж русский язык, столь гибкий

и мощный в своих оборотах и средствах, столь

переимчивый и общительный в своих отношениях к чужим языкам,

не способен к переводу построчному, к переложению слово

в слово, то каким образом язык французский, столь

осторожный в своих привычках, столь пристрастный к своим

преданиям, столь неприязненный к языкам даже ему

единоплеменным, выдержит такой опыт?» 1.

Пушкин говорил о необходимости перевода с

иностранных языков на русский отдельных понятий, отдельных

оборотов речи и о том, что перевод всегда должен быть выражен

чисто русскими словами, т. е. он говорил о

литературном переводе. Иными словами ^Пушкиндскал сред-

jgTB^a д способы заимствования и подчинения"" займствован-

того'Т^ К

сентиментальному' карамзинскому. стилю Пушкин относился

отрицательно именно потому, что Карамзин не только мирился, но

и рекомендовал 'калькирование и заимствование

синтаксических приемов из французского языка. Для эпохи

Карамзина это было прогрессивно, для эпохи Пушкина

слишком мало; литературный язык уже требовал смелого

развития своих национальных языковых средств.

Пушкин своим творчеством открывает пути

использования в пределах художественного стиля трех лексических

пластов, имевших место в русском языке того времени

(иностранных слов, старославянизмов и- русского

просторечия).

«В новой системе национального русского литературного

языка должны были на народной основе объединиться и

славянизмы, и книжные и разговорные элементы

общерусского языка, и просторечие широких демократических масс,

живая устная' речь простого народа» *.

Пушкин разрушает установившиеся перегородки между

литературными жанрами, создавая новые виды

художественных произведений. «Принудительная связь жанра и стиля

языка окончательно была разорвана» 2. Он создал

«романтическую и историческую поэму («Руслан и Людмила»,

«Полтава»), роман в стихах («Евгений О^ин»), стихотворную

повесть («Граф Нулин»)» 3. Во всех ?тй&<#эвй*х произведет

ниях писатель совершенно свободно пользуется элементами

трех прежних литературных стилей. У него одно

произведение могло включать самые разнообразные речевые эле-

^Мёнты. В этом.дтнощении характерен роман «Евгений

Онегин». Язык этого произведения «мог совмещать в себе самые

'разнообразные формы речи, прежде разобщенные и разде.-^

ленные по трем стилям.

Соединением разностилевых языковых элементов

«Пушкин создает многочисленные образы и способы сочетания

таких словарных и грамматических категорий, которые в

. прежнее время противопоставлялись друг другу как

категории поэтического и прозаического, высокого и низкого

и т. п. В допушкинском литературном языке было бы

совершенно невозможно такое органическое объединение

разнородных стилевых элементов, как, например, в стихах:

Вы помните: текла за ратью рать,

Со старшими мы братьями прощались

И в сень наук с досадой возвращались,

Завидуя тому, кто умирать

Шел мимо нас... И племена сразились,

Русь обняла кичливого врага, N

И заревом московским озарились

Его полкам готовые снега.

(«Была пора: наш праздник молодой»)

или в «Осени»:

И с каждой осенью я расцветаю вновь}

Здоровью моему полезен русский холод)

К привычкам бытия вновь чувствую любовью

Чредой слетает сон, чредой находит голод)

Легко и радостно играет в сердце кровь%

Желания кипят — я снова счастлив, молод.

И снова жизни полн — таков мой организм

(Извольте мне простить ненужный прозаизм) г.

Свободное соединение в пределах литературного

произведения, (подчиненное только художественным задачам)

" разностилевых элементов, несомненно, способствовало раз-

"вщию^сф^^л^т^чещхгстщ^^ечи и индивидуально-

художественных2. Индивидуальность стиля особенно

заметна в'пределах художественного произведения,

различные стили речи нередко используются писателями в

«характеристических» целях. В художественной литературе

после реформы Пушкина, rto словам Белинского, «слогов

не три, а столько, сколько было и есть на свете даровитых

писателей. И потом: Что за пустая манера разделять

сочинения на роды по внешней форме и определять, к какому

роду сочинений какой приличен слог? Вы были свидетелем

наводнения, разрушившего город: в нашей воле описать его

в форме письма или в форме простого рассказа. Слог вашего

описания будет зависеть от характера впечатления, которое

произвело на вас это событие» 3.

В послепушкинский период стало возможным

использование „разных по происхождению слов (старославянских/

иноязычных, русского просторечия) с разными

художественными целями, в зависимости от темы произведения, его идей:

ного содержания, мировоззренческих идеалов автора и т. д.

«При наличии общей языковой нормы все отклонения от

нее» выступают уже «как средства стилистического

многообразия речи» 4.

Вершиной языковой реформы А. С. Пушкина является

проза. Карамзин фактически не решил проблемы

прозаической речи. Прозаические произведения Пушкина уже

свидетельствовали о том, что русский литературный язык имеет

все возможности для выражения мыслей в различных типах

литературных произведений.

В прозе Пушкин «исходит из того же принципа... отра-

жения жизни... при помощи сближения общелитературного

языка с языком изображаемой среды» ^..В. В. Виноградов,

.анализируя язык повести Пушкина «Станционный смотри-

fc тель», показывает, как в «речи станционного смотрителя...

отражается с поразительной глубиной, ясностью и

художественным правдоподобием его социальное сознание», как

«в повествовании звучит, то сменяя один другого, то

сливаясь, голос автора, рассказчика и бедного смотрителя.

Например: «Смотритель пошел домой ни живу ни мертв.

! Одна осталась ему надежда: Дуня по ветрености молодых

лет вздумала, может быть, прокатиться до следующей

v станции, где жила ее крестная мать.

Идея реалистического соответствия стиля

изображаемому миру ложится в основу новой, открытой Пушкиным

системы литературной оуилистики» 2.

В синтаксисе Пушкин идет за Крыловым. Он, как и

Крылов, признает преимущества глагола и

существительного. Глаголу во фразе Пушкина дается большая воли.

Пушкинскую фразу называют глагольной, так как

смысловой акцент в ней падает на глагол (предикат). Это в равной

мере справедливо по отношению к прозе и к поэзии

А. С. Пушкина. Анализируя язык трагедии «Борис

Годунов», В. В. Виноградов пишет: «Опорным пунктом

отдельного стиха... является предикат, так что, когда

предложение захватывает несколько стихов, стихи, не имеющие

предиката, отчетливо группируются вокруг опорного стиха,

как, например, в следующих параллелизмах;

Не внемлет он

Ни слезным увещаньям,

Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы,

!, Ни голосу Великого собора» 3.

,. А, С. Пушкин признает прямой порядок слов в

предложении. Всякая инверсия уже начинает приобретать иной

смысловой оттенок. Обратным порядком слов автор

передает волнение, определенную экспрессию. Как норма в

произведениях А. С. Пушкина наблюдается постановка

определения впереди того слова, к которому оно относится (чаще

определяется существительное), дополнение же обычно

ставится позади того слова, к которому относится (к глаголу).

На странице 246 «Очерков...» В. В. Виноградов

анализирует прямой порядок слов в предложениях из рассказа

«Выстрел» *. Это же или почти то же самое можно

наблюдать и в других прозаических произведениях, например

в повести «Капитанская дочка»._В пейзажных зарисовках

Пушкина нередки предложения простые с прямым порядком

слов: Все покрьупо было снегом. Солнце садилось; Ямщйк

поскакал; Ветер между тем час от часу становился сильнее

и др.

Из художественных произведений Пушкина в русский

литературный щ$$ пришло новое и в синтаксический строй

речи. «Он^Мрймер, вводит новый принцип присоединения

друг к другу фраз, которые с первого взгляда кажутся очень

разнородными по смыслу;, но в сочетании,образуют

остроумный и полный глубокого значения обраа»Л

_Пушкцн_.придав_ал. большое значение точности слова и

предложения. Белинский писал по этому поводу: «Каждое

слово в поэтическом произведении должно до того

исчерпывать все значение требуемого мыслию целого произведения,

чтоб видно было, что нет в языке другого слова, которое

тут могло бы заменить его. Пушкин в этом отношении

величайший образец; во всех томах его произведений едва ли

можно найти хоть одно сколько-нибудь неточное или

изысканное выражение, даже слово...» 3.

^щ в начале своего творческого пути в статье.«О прозе»

A822) А. СГПушкин1 писал: «Точность и краткость — вот

'."первые достоинства прозы» i/^оттеоретический принцип

с необычайной последовательностью выдерживался поэтом

на всех этапах его писательской деятельности, и не только

в прозе, но и в стихотворных произведениях.

Пушкин стремился даже в иносказании к возможной

конкретности в значении отдельного слова, к

реалистичности образа. «Пушкинская метафора,— пишет В. В.

Виноградов,— реалистически точная и предельно

выразительная, ведет к обогащенному чувственным изображением

познанию конкретной действительности. Поэтому даже в

абстрактных метафорах пушкинского языка явна

реалистическая их направленность и оправданность.

Для пушкинского образа типично не только точное

выражение мысли поэта, но прежде всего полное соответствие его

^ объективной'действительности, .подлинным чертам

изображаемого предмета... Вот примерьГострых, точных и

реалистически выразительных пушкинских метафор.

В стихотворении «Наполеон»:

• Изгнанник помнил звук мечей

^ И льдистый ужас полуночи...

Льдистый ужас полуночи —"это жестокая зима 1812 г.,

принесшая катастрофические потери французской армии...

Или: По капле, медленно глотаю скуки яд.

(Зима. Что делать нам в деревне.)

Давно без крова 'я ношусь,

' Куда подует самовластье,

Уснув, не знаю, где npocnyft.—

Всегда гоним, теперь в изгнаньи

'• Влачу закованные дни.

(«К Языкову».)

Это пишет Пушкин о самом себе, о своем положении

под гнетом царизма, о своей ссылке»2.

„Метафора Пушкина настолько конкретизирована, что она

...легко переходит в реалистическое описание" природы |~или

в повествование о действии персонажей произведения. Вот

пример из 7-й главы «Евгения Онегина»:

Улыбкой ясною природа

Сквозь сон встречает утро года;

Синея блещут небеса.

Еще прозрачные, леса

, Как будто пухом зеленеют,

Пчела за данью полевой

Летит из кельи восковой.

Долины сохнут и пестреют;

Стада шумят, и соловей

Уж пел в безмолвии ночей.

Умелое подчеркивание выразительных возможностей

слова, дополняющих основное значение, помогало Пушкину

описывать детали быта героя, оттенки в настроении его, в

чувствах и т. д.

.Реалистическому описанию предметов из действительной

жизни способствовал и другой стилевой принцип

Пушкина — стремление к реальному называнию предметов, к

точному описанию событий, действий живых людей, к подаче

«картин без всяких их... поэтических украшений» *.

Пушкин избегал излишних качественных оценок в повествовании

и в описании. Может быть, поэтому jcrajib его произведений

казался в свое время прозаическим. В прозаично-

~ с т и, обыденности языка произведений

Пушкина и заключается близость его

к языку живому, разговорному,

народному. В этом мы видим то живое начало пушкинских

стихов и прозы, которое сохраняется до наших дней в

современном русском литературном языке. „Стремление к

простоте, обыкновенности в языке и стиле приводит к тому,

что в произведениях Пушкина мы не находим украшен-

ности, поэт не злоупотребляет изобразительными

средствами, у него не часто встречаются эпитеты, метафоры, однако

выразительности речи помогает точность образа.

Например: Был вечер. Небо меркло. Воды

Струились тихо. Жук жужжал... >

Здесь нет ни одного определения (тем более эпитетами лишь

называется предмет (явление, существо) и указывается дей-

етвие, а между тем картина догорающего дня создана с

необычайной яркостью и точностью. Подобные места в

«Евгении Онегине» обычно незаметно для читателя переходят в

повествование:

Уж расходились хороводы;

Уою за рекой, дымясь, пылал

Огонь рыбачий. В поле чистом.

Луны при свете серебристом,

В свои мечты погружена,

( Татьяна долго шла одна»

Эпитеты Пушкина носят конкретно-смысловой характер

даже в тех местах, где они являются оценивающими:

Уж небо осенью дышало,

Уж реже солнышко блистало,

Короче становился день,

Лесов таинственная сень

С печальным шумом обнажалась,

Ложился на поля туман,

Гусей крикливых караван

Тянулся к югу; приближалась

Довольно скучная пора;

Стоял ноябрь уж у двора.

Почти при каждом существительном стоит определение,

но не все определения могут быть названы эпитетами,

слишком конкретны их значения.

Вслед за Грибоедовым «Пушкин... стремился к тому,

чтобы каждый персонаж его произведения говорил

языком, свойственным его характеру. Так, в «Капитанской

дочке» Пушкина нет двух действующих лиц, которые говорили

бы одинаковым языком: у каждого есть свои оттенки, хотя

Пушкин совсем не гоняется за этнографической и иною

безусловной точностью и вообще был далек от приемов

прямолинейного натурализма» *.

В первой сцене «Бориса Годунова» боярин Воротынский

изображается чванливым и недалеким человеком.

Соответственно этому Воротынский начинает свою первую на сцене

речь высокопарными словами:

Наряжены мы вместе город ведать,

Но, кажется, нам не за кем смотреть:'

Москва пуста; вослед за патриархом

К монастырю пошел и весь народ...

И дальше в разговоре с Шуйским он же:

Что ежели правитель в самом деле

Державными заботами наскучил

И на престол безвластный не взойдет?

И вот ответ хитрого, лукавого царедворца Шуйского с чисто

разговорными интонациями и с бытовыми русскими словами:

Скажу, что понапрасну

Лилася кровь царевича-младенца;

Что если так, Димитрий мог бы жить.

vO значении Пушкина в истории становления русского

литературного языка хорошо сказал Н. В, Гоголь: «Никто

из "поэтов наших не выше его и не может более назваться

национальным; это право решительно принадлежит ему.

В нем, как будто" в лексиконе, заключилось все богатство,

сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее

раздвинул ему границы и более показал все его

пространство... Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия; никакого

ТЩружного блеска, все просто..., все исполнено внутреннего"

блеска, который раскрывается не вдруг; все лаконизм,

каким всегда бывает чистая поэзия. Слов немного, но они

так точны, что обозначают все... Никто из наших поэтов

не был еще так скуп на слова и выражения, как Пушкин» *.

Итак, в истории русского языка А. С. Пушкина

называют создателем современного нам литературного языка

потому, что в его произведениях сложились функции разно-

стилевых до него пластов лексики; эти функции

представлены Пушкиным в различных жанрах художественного стиля.

Новые языковые и стилевые качества художественной речи,

выработанные в творчестве великого русского националь-"

ного поэта, живут как норма литературного языка и в наши

дни.

21. Главная черта «Переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским», отличающая ее от других публицистических произведений XVIв – «значительный рост индивидуального начала в стилей произведений». Как писал Д.С.Лихачев²: «Индивидуальные особенности стиля, поднявшиеся над жанровыми трафаретами, были уже в достаточной мере ясны у обоих главных антогонистов эпохи – Грозного и Курбского». До Ивана IV не было ни одного писателя, в творчестве которого с такой силой были бы выражены индивидуальное начало и личность автора.

Грозный и Курбский вели спор в жанре эпистолярной публицистики³. Этот жанр включал в себя разные типы писем. Литературные послания могли использоваться как условная форма проповеди, богословского трактата или публицистического сочинения; официальные и дипломатические грамоты подчинялись законам деловой письменности. Частные, бытовые письма свободно включали в себя народную речь и образность. Между литературными посланиями и деловыми письмами существовали разнообразные переходные формы. В своих посланиях Грозный отразил разрушение некогда строгих границ между жанрами литературы и деловой письменности. Иван IV умело воспользовался в своем творчестве свободой, которую предоставлял эпистолярный жанр.

В творчестве Ивана Грозного приемы острой публицистической полемики достигли особого развития. Живой спор с противником, обильные риторические вопросы по его адресу, издевательское пародирование аргументов оппонента и вместе с тем нередкое обращение к его рассудку («ты бы сам себе поразсудил»). Эти особенности проходят через все послания Ивана IV.

В литературе царь Иван был прежде всего новатором. Для всякой средневековой письменности, в том числе и для русской, характерен литературный этикет. В литературе были строгие правила, в каких выражениях положено писать о врагах и о друзьях, о боевых подвигах и о церковной жизни, где место бытовым подробностям, а где надо выражаться торжественно и величественно.

В средние века разговорный и литературный языки далеко стояли друг от друга. Живые обороты устной речи иногда можно было встретить в деловых документах и в записях показаний на суде. Для литературы они считались противопоказанными. Иван Грозный, пожалуй, первый употребил в своих посланиях разговорный язык и просторечия. Умение царя взорвать литературный этикет средневековой письменности ярко проявилось в его переписке с Курбским. Однако последний был очень талантлив, но оставался целиком в рамках литературной традиции. По своей форме послания Грозного весьма нетрадиционны, в нем можно заметить даже скоморошеские черты, контрастирующие с высокой патетикой в рамках одного и того же произведения.

В творчестве Ивана Грозного отразилось и его положение безраздельного владыки, наследственного и единовластного государя всея Руси, полноправного преемника римских кесарей и помазанника Божьего. Грозный нарушает все литературные жанры, все литературные традиции, как только они становятся ему помехой.

Стиль письма Грозного – как бы часть поведения его в жизни. Он постоянно переходит от одного чувства к другому: то до крайности резкий и гневный, то лирически приподнятый, то мастер церковно-славянского стиля, то опускающийся до грубой брани. На протяжении всего «Первого послания Ивана Грозному Курбскому» ощущается перемена тона письма, вызванная нарастающим гневом царя.

Начало «Первого послания Ивана Грозного Курбскому» – пышное и торжественное, в котором он развернуто обвиняет Курбского в измене:

«Ты же тела ради душу погутилъ еси, и славы ради мимотекущия нетленную славу презрелъ еси, и на человека возъярився, на бога возсталъ еси. Разумей же, бедник, от каковыя высоты и в какову пропасть душею и телом сшелъ еси!»

Далее следует ответ на вступительную часть послания Курбского, который начинается обычной формулировкой: «Писание же твое приято бысть и уразумлено внятелно». Послание царя по композиционному построению соответствуют формам деловой переписки: Иван Грозный цитирует почти каждую строчку послания Курбского и дает ответ на все его обвинения. Но, повторяя вслед за своим оппонентом его аргументы, он разбивает их, иронизирует, насмехается или отмечает, что аргументация противника и сам противник достойны только смеха: «тем же убо смеху подлежит сие», «и аще убо, подобно тебе, хто смеху быти глаголет, еже попу повиноватися?»

Иван Грозный гневно опровергает упреки в «гонениях» и «сопротивности разуму». Утверждая о гибельности разделения власти («Нигде же бо обрящиши, ежи не разорится царству, еже оно от поповъ владому») и доказывая свои убеждения, царь совершенно свободно оперирует примерами не только из истории древней Иудеи, изложенной в Библии, но и из истории Византии:

«Но единого Моисея, яко царя, постави владетеля над ними; священствовати же ему не повеленно, Аарону, брату его, повелелъ священноствовати, людскаго же строения ничего не творити; ега же Ааронъ сотвори людские строи, тогда от господа люди отведе».

В свои послания Иван IV свободно включал не только сдобренные ссылками на Библию и исторические примеры рассуждения, но и простые, написанные живым языком зарисовки. (Например, описание одного из боярских мятежей: "...а митрополита затеснили и манатью на нем с источники изодрали, а бояр в хребет толкали").

Иван Грозный не просто опровергает обвинения, но и унижает и высмеивает слова Курбского. В «Первом послании Грозному» Курбский торжественно объявил, что монарх не увидит его лица до Страшного суда («уже не узреши, мню, лица моего до дни Страшного суда»), на который обвинитель собирался отправиться вместе со своим гонителем, имея при себе обличительный документ – «слезами измоченное» письмо. Пафос обвинительной речи Курбского разбился о язвительный ответ Грозного: «Лице же свое показуеши драго. Кто бо убо и желает таковаго эфиопского лица видети? Где же убо кто обрящет мужа правдива и зыкры очи имущи? Понеже вид твой и злолукавый твой нрав исповедует!»

В посланиях Грозного часто встречаются иронические вопросы, с которыми он обращается к Курбскому:

«Ино, се ли храбрость, еже служба ставити в опалу?»

«Се ли убо пресветлая победа и одоление преславно?».

Высмеять означало для Ивана IV уничтожить противника духовно.

На протяжении всего письма Грозный раз за разом возвращается к обвинению, которое задело его больше всего. Это был упрек в том, что царь, явившийся было «пресветлым в православии», ныне стал «сопротивным» и даже «прокаженным совестью». Смысл этих слов заключается в обвинении царя, прежде «от бога препрославленному», в измене своей первоначальной «пресветлости». В письме царь вновь и вновь доказывал свою верность «пресветлому православию», опровергал все обвинения и обличал главных врагов государства. В тексте то и дело встречаются рефрены:

« И се ли сопротивен разум, еже не хотети быти работными своими владенну?»

«Се ли разумеваемая «супротив», яко вашему злобесному умышленнию … погубити себя не дал есми?»

«И се ли супротивно явися, еже вам погубити себя не дал есми? А ты о чем сопротивно явися, еже вам погубити есми?»

«Се ли убо сопротивно разуму, еже по настоящему времени жити?»

«И сие ли супротивно разуму и совесть прокаженна, еже навету взустиси и злодейственных человек возразити…?»

«Ино се ли сопротивно разуму, еже не восхотехал в совершенном возрасте младенцем быти?»

«Тако же наш промысел и попечение о православии и тако сопротивен разу, по твоему злобесному умышлению!».

Царь настойчиво возвращается к тема «сопротивности разуму», повторяет содержание и склоняет на все лады одну и ту же мысль, и с каждым повторением раздражение Ивана IV усиливается. И уже длинное рассуждение со ссылками на учение фарисеев, с цитатой из апостольских посланий внезапно заканчивается грубой и разговорной фразой:

"Что же, собака, и пишеши и болезнуешъ, совершивъ таковую злобу? Чему убо советъ твой подобенъ, паче кала смердяй?"

Тон письма становится все более запальчивым, Грозный с азартом издевается и высмеивает Курбского, отпуская такие насмешки, которые уже лишены всякой официальности. Своей исключительной грубостью Иван IV нарушает эпистолярный и дипломатический этикет. Характеристика царского стиля – «глаголы нечистые и кусательные». «Кусательный» стиль Грозного переменчив как его характер. Усмешка переходит в язвительную иронию, которая сменяется злобно-насмешливвым раздражением. Стиль царя – сознательный полемический прием, основанный на игре слов и образов, их неожиданных сочетаний и переносных значений. Можно составить обширный список ругательств Ивана Грозного, которые применяются в письме к Курбскому: «собака», «злобесное умышление», «злобесовкий», «пес смердящий» и т.п. Любимые эпитеты Грозного «пес», «бес», «зло», «злобесный» представлены в его произведениях разными сочетаниями.

Наиболее выразительный момент в письме Грозного – воспоминания о своем детстве. Резкие обвинения бояр в измене, в похищении ими у него в юности власти («от юности моея благочествие бесподобно поколебасте, и еже от бога державу, данную ми от прародителей наших под свою власть оттогосте»), подкрепляются яркими картинами сиротского детства царя:

«Питати начаша яко иностранныхъ или яко убожйшую чадь. Мы же пострадали во одеянии и в алчбе. Во всеъ босемъ воли несть».

Грозный использовал бытовые миниатюры, в которых он с помощью выразительных деталей изобразил гордыню первенствующего боярина Ивана Шуйского, в присутствии малолетнего государя осмелившегося опереться локтем о великокняжескую постель и положить ногу на стул, его казнокрадство и бедность: у Шуйского была только одна поношенная шуба – «телогрея». В языковой композиции произведения эти детали-подробности, детали-вещи перерастают в зловещий символ боярского произвола, ведущего к гибели царства.

«Едино воспомянути: намъ бо въ юности детская играюще, а князь Иванъ Васильевичъ Шуйский седя на лавке, лохтемъ опершися о отца нашего постелю, ногу положа на стулъ, к намъ же не прикланяяся не токмо яко родителски, но ниже властелски, рабское же ничто же обретеся. И такова гордения кто можетъ понести?»

В.В. Калугин⁴ называет «Первое послание Курбскому» «апофеозом неограниченной монархии», который «имеет ярко выраженную эмоционально-риторическую форму». В своем торжественном сочинении царь соединил высокие церковнославянизмы с народно-разговорными словесными рядами и контекстами. Это его живые и образные воспоминания о сиротстве в годы боярского правления, жизненные зарисовки, полемические выпады. Было бы ошибкой видеть главную заслугу автора лишь в отборе ненормативных форм и конструкций, сниженной лексики и фразеологии. В его творчестве намечен переход от архаичной риторической композиции произведения к «устной» организации языковых единиц. Грозный часто вел себя как рассказчик. Он не писал читателю, а разговаривал с собеседником, стараясь использовать ясную и доходчивую манеру изложения. Появление слов и оборотов, свойственных устной речи, было вызвано демократизацией структуры текста – важным процессом, затронувшим все уровни языка древнерусской литературы. Литературную манеру Грозного, доминирование в творчестве царя индивидуальности личности над литературными канонами точно охарактеризовал Д.С. Лихачев⁵: «Письма Ивана Грозного – неотъемлемая часть его поведения и деятельности в целом: каждое из них – его общественный поступок”. Иван IV – первый русский писатель, в творчестве которого ясно выражен образ автора. По своему свободному отношению к литературному творчеству Грозный значительно опередил свою эпоху, но писательское дело не осталось Ивана IV без продолжателей. Во второй половине XVIIв., через сто лет, его талантливым последователем в чисто литературном отношении явился протопоп Аввакум⁶.