Глава 1
ВЫСШАЯ МИФОЛОГИЯ
Перун. — Велес (Волос). — Гипотеза об «основном» мифе восточных славян. — Мокошь. — Сварог (Сварожич). — Дажьбог-Хорс. — Стрибог. — Симаргл (Семаргл). — Исторические причины появления чужеземных божеств в пантеоне «русских» богов.
Особенностью языческой религии является многобожие, т. е. вера не в одного бога, а во многих божеств и мифологических существ, каждое из которых относится к тому или иному ран внутри единой иерархической системы. Высший уровень составляли боги, отвечающие за наиболее важные сферы жизнедеятельности общества: хозяйственную, военную, юридическую, ритуальную и т. д. В представлениях язычника боги были наделены наибольшей силой и властью, и от них зависело благополучие человека. Поэтому в важных и сложных ситуациях он обращался с просьбами о помощи именно к богам. Не случайно слово «бог», известное всем славянам, означало не только божество, но и богатство, долю. Так, например, русское слово «богатый», образованное от «бог», первоначально имело значение «наделенный хорошей долей».
Образы богов воплощались в идолах, или кумирах, — скульптурных формах из камня или дерева в виде человекоподобных или зооморфных изображений. Один из наиболее ярких образцов таких изваяний был обнаружен в 1848 году в реке Збруч, во владениях польского графа М. Потоцкого в Подольской губернии. Збручский идол представляет собой четырехгранный камень-известняк длиной более 2,5 м, шириной около 0,3 м и весит около 1000 кг. Композиция изображения на каждой грани трехча-стная и повторяется с незначительными изменениями. В верхней части столба со всех четырех сторон можно различить изображение мужчины в длинной одежде с поясом и высокой шапке. На одной из сторон он держит в руках кольцо, на другой — рог, на третьей — ниже пояса изображен меч и конь. В средней части столба на каждой из четырех граней вырезано женское изображение, а в самом основании с трех сторон — фигура мужчины на коленях. В мае 1851 года камень был пожертвован Потоцким Краковскому обществу наук, позднее хранился в Кракове в университете и затем в этнографическом музее этого города. В научных кругах это изваяние получило название «збручский идол» и датируется Х веком. Но до сих пор не известно, какому богу он был посвящен.
Идолам поклонялись и приносили им жертвы во время празднеств, а также перед особо важными событиями, например военными действиями или торговыми сделками. Обильные благодарственные жертвоприношения совершались и при удачном завершении того или иного дела. Еще в 1534 году, когда прошло уже более пяти веков после принятия христианства, новгородский архиепископ Макарий писал Ивану Грозному о совершении языческих жертвоприношений: «Во многих русских местах скверные мольбища идольские сохранялись и до царства великого князя Василия Ивановича всей твари поклоняются яко богу и чтут и жертву приносят кровную бесам — волов и овец и всякий скот и птицу». (Василий Иванович — великий князь Московский Василий III (1505–1533), отец Ивана Грозного). В качестве жертвы могло использоваться не только мясо специально зарезанных животных, но и хлеб, молоко, хмельные напитки, ценные вещи.
Списки богов языческой Руси полнее всего представлены в письменных источниках в связи с созданием князем Владимиром в 980 году общегосударственного пантеона. Так, в Лаврен-тьевской летописи (под 980 г.) об этом сообщается:
«И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ и постави кумиры на холму вне двора теремнаго. Перуна древяна а главу его сребрену а оусъ златъ • и Хърса Дажьба • и Стриба • и Симарьгла • и Мо-кошь [и] жряху имъ наричюще я б[ог]ы и жряху бесомь»
Не все из перечисленных здесь богов были известны восточным славянам повсеместно, а имена и образы некоторых из них восходят к иноэтничным культурным традициям. Это позволило современным исследователям заключить, что пантеон князя Владимира является искусственной структурой, не отражающей реальной картины языческих верований древних славян. Создание этого пантеона, скорее всего, было обусловлено политической ситуацией в Киеве того времени и имело целью решить государственные проблемы, вставшие перед князем Владимиром.
Князь Глеб убивает волхва в Новгороде в 1071 году. Миниатюра из Радзивилловской летописи (XV в.).
К моменту языческой реформы 980 года четкой системы богов у восточных славян, вероятно, еще не было. Ученые определили, что самостоятельные пантеоны только начали складываться в южных землях, главным центром которых был Киев, и на северных территориях Древней Руси во главе с Новгородом. Кроме того, на обширных территориях расселения восточных славян существовала вера в местных богов, божков и духов.
Помимо «Повести временных лет» перечисление Владимировых богов с небольшими вариациями и упоминание о них и богах, не вошедших в общегосударственный пантеон, содержится также в таких древнерусских памятниках, как «Слово святого Григория о том, как первые языческие народы поклонялись идолам» (XIV в.), «Слово некоего Христолюбца» (XIV в.), «Густынская летопись» (XVI в.), «Проложное житие князя Владимира» (XIV в.), «О требокладении идольском», «Слово о полку Игоре-ве» (XII в.) и ряде др.
Перун
В славянской мифологии Перун — бог грозы (грома и молнии) — являлся верховным божеством. Имя Перуна возглавляет список богов пантеона князя Владимира в «Повести временных лет». В древнерусской литературе об этом боге содержится наиболее подробная и разнообразная информация, чем о других языческих божествах. Письменные источники отразили историю создания и низвержения идолов Перуна и в Киеве, и в Новгороде. О Перуне со значительной степенью уверенности можно сказать, что ему поклонялись на всей территории Древней Руси.
Княгиня Ольга и Нестор-летописец. В. Васнецов (1885–1893).
Более того, исходя из языковых данных, исследователи предполагают, что культ Перуна был общеславянским. Об этом свидетельствует то, что его имя легло в основу значительного ряда сохранившихся до нашего времени топонимов, в частности, на территории Польши и на Балканском полуострове, и названий разнородных явлений у разных славянских народов. Так, например, у болгар и сербов известно растение, носящее название соответственно «перунига» и «перуника». У поляков белемнит — кам-необразный сплав песка — назывался «перуновым камнем». А по-лабские, или балтийские, славяне, которые проживали по берегу Балтийского моря и вдоль реки Эльбы (ее славянское название Лаба), четверг называли «Перуновым днем».
По представлениям древних славян, Перун обитал на небе и повелевал небесным огнем. Перуна представляли в образе немолодого мужа. Согласно Лаврентьевской летописи, голова его деревянного идола в Киеве была серебряной, а усы — золотыми. Оружием Перуна считались камни, стрелы и топоры. Когда Перун мечет камни и стрелы на землю, возникает гроза. В Полесье даже во второй половине ХХ века верили, что молния — это каменная стрела, пущенная с неба на землю. Находя белемнит или любой камень удлиненной формы, полагали, что это и есть громовая стрела. У русских, по поверьям, белемнит получался от удара молнии и носил название «громовой стрелы», «громовки», «громовика», что соответствует польскому «перунов камешек» или «перунова пуля». В белорусских, украинских и западнополь-ских говорах «громовую стрелу» (белемнит) иногда называли непосредственно «перун» или «гром». В этих же говорах слова «перун» и «пярун» означали удар грома. На связь Перуна с громом и молнией указывают бытующие до сих пор проклятия типа «чтоб тебя Перун убил».
Из дней недели с Перуном связывался четверг, и он, как уже упоминалось, у полабских славян назывался «Перуновым днем». То, что четверг в архаичной традиции соотносился с грозой, подтверждается устойчивым выражением в современном русском языке «после дождичка в четверг», где оно приобрело уже юмористическое или ироническое значение. Из животных Перуну посвящался конь, а из деревьев — дуб. Так, в датируемой 1302 годом грамоте галицкого князя Льва Даниловича, в которой определяются границы владений епископа Перемышльско-го, упоминается Перунов дуб как одна из границ: «а отъ той горы до Перунова Дуба горе склонъ». В балтийской мифологии аналогом Перуна являлся образ бога-громовника Перкунаса (Пер-конса). По письменным источникам XVI–XVII веков, литовцы поклонялись дубу как священному дереву Перкунаса. Отражение этих представлений сохранилось в литовском поверье о том, что молния никогда не ударяет в дуб.
Игорь с язычниками идет на роту к идолу Перуна, а христиане к церкви Святого Ильи.
Миниатюра из Радзивилловской летописи (XV в.).
Из ландшафтных объектов с Перуном связывались холмы и горы. Так, южнославянские топонимы, в которых отражено имя Перуна, по большей части являются названиями лесистых возвышенностей и гор. Известно, что в Киеве и Новгороде идолы Перуна стояли на холмах. В Третьей Новгородской летописи (под 988 г.) сохранилось название возвышенности Перынь, посвященной Перуну: «… и требища разори и Перуна посече, что в великом Новеграде стоялъ на Перыни». Очевидно, что имя бога и топоним являются однокоренными словами. Существование древнего святилища Перуна подтверждается археологическими раскопками, предпринятыми в середине ХХ века В. В. Седовым. В нескольких километрах под Новгородом в урочище Перынь им была обнаружена круглая площадка с ямой от столба в центре. Вокруг площадки имелся ров с восемью расширениями, которые, по мнению ученых, служили кострищами для возжигания огня. Литовский Перкунас, по преданию, тоже жил на высокой, неприступной горе, которая так и называлась «Перкун-гора».
На одном из киевских холмов идол Перуна стоял еще во времена князя Игоря. Вот как об этом сообщено в летописи под 945 годом: «На следующий день призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун, положил оружие свое и щиты, и золото» Здесь, как и в записях под 907 и 971 годами, речь идет о том, что русы, заключая договоры «с греками» (с Византией), согласно обычаю, клялись своими богами — Перуном и Волосом.
В «Слове святого Григория» Перун называется старшим славянским богом, которому в некоторых областях славяне молились еще в XII веке. В списках богов, как, например, в Лаврентьевской летописи, он занимает первое место. О выделенности Перуна среди других богов свидетельствует и история об уничтожении идолов Владимирова пантеона в Киеве в 988 году, после принятия князем и его дружиной христианства. В отличие от изваяний других богов, деревянное изображение Перуна не было сожжено; его было приказано сбросить в Днепр, поплыв по которому, оно остановилось на мели, долгое время спустя называемой «Перуновой». Идол Перуна в Новгороде, установленный дядей князя Владимира Добрыней, как следует из древнерусских письменных источников, стоял над Волховом, а в 989 году по повелению епископа Иакима он, как и в Киеве, был сброшен в реку.
Закономерно, что в период складывания Древнерусского государства и большой активности киевских князей Перун, грозный и воинственный бог грозы и грома, превратился в бога-покровителя князей и княжеской дружины. Именно они в переговорах с иностранными послами клялись и именем Перуна, и своим оружием. Более того, религиозная реформа Владимира 980 года заключалась в том, что родового княжеского бога-покровителя он провозгласил «богом богов» Руси, верховным божеством государства. Именно поэтому новые кумиры Перуна были установлены князем и его дядей в Киеве и Новгороде — двух основных центрах формирования древнерусской государственности.
После принятия христианства Перун, как и другие языческие боги, был причислен к разряду бесов. В книгах христианских книжников осуждалось поклонение ему и принесение кровных жертв. На месте святилищ Перуна были воздвигнуты православные храмы. В Киеве на холме князь Владимир повелел построить церковь в честь святого Василия, имя которого князь получил при крещении. В Новгороде в Перыни был основан Перынский скит с церковью Рождества Богородицы.
Несмотря на активную борьбу церкви с языческими культами и богами память о Перуне в народном сознании сохранялась многие века. Об этом, например, свидетельствуют фрагменты описания «Путешествия в Московию и Персию», составленного известным путешественником и ученым XVII века Адамом Олеарием, который в качестве секретаря посольства Гольштинии посетил Русское государство в 1633, 1636 и 1639 годах: «Новгородцы, когда были еще язычниками, имели идола, называвшегося Перуном, т. е. богом огня, ибо русские огонь называют «перун». На том месте, где стоял этот их идол, построен монастырь, удержавший имя идола и названный Перунским монастырем. Божество это имело вид человека с кремнем в руке, похожим на громовую стрелу (молнию) или луч. В знак поклонения этому божеству содержали неугасимый ни днем, ни ночью огонь, раскладываемый из дубового леса. И если служитель при этом огне по нерадению допускал огонь потухнуть, то наказывался смертью».
В белорусской традиционной культуре вплоть до конца XX века существовало представление о том, что летом Перун как олицетворение грома и молнии убивает чертей, которые «плодятся зимой». А в сказочной традиции белорусов сохранился сюжет о противоборстве Перуна, с одной стороны, и Змея, Сатаны, чертей — с другой. Основываясь на структуре этого сюжета и на соотнесении его с близкими по типу индоевропейскими мифами о борьбе бога-громовержца и персонажа, имеющего змеиную мифологическую природу, исследователи попытались реконструировать так называемый «основной» славянский миф языческой эпохи, который мог быть основой для создания других мифов, отражающих взаимоотношения богов. Соответственно гипотезе об основном мифе противником Перуна выступал бог Волос, о котором пойдет речь чуть ниже.
В вариантах восточнославянских сказок с сюжетом о борьбе бога-громовника с противником в роли Перуна зачастую выступают христианские персонажи Илья Пророк или Бог. В русской апокрифической литературе не редко повествование о том, что во время грозы разгневанный Бог разъезжает по небу на колеснице и преследует молниеносными стрелами дьявола. Замена образа Перуна на образ Бога свидетельствует о том, что Перун в системе языческого мировосприятия занимал статус верховного божества, бога богов, который позже, с принятием христианства, в народном сознании соотносился со статусом Единого Бога. Представления о молнии как Божьей стреле, поражающей черта, до сих пор бытуют в русской, белорусской и украинской народной среде. Вот как об этом говорили крестьяне Тверской губернии на рубеже XIX–XX веков:
Одно только можно с достоверностью утверждать, что во время грозы Бог с неба пускает стрелы в чертей, которые поэтому прячутся где-нибудь на дереве в ветвях и под коренья, а иногда и в человека, но Бог тогда убивает громом и человека, чтобы убить спрятавшегося в нем черта, и за это Он награждает убитого на том свете. На этом основании смерть таких людей считается счастливою, самой легкой». По поверьям, убитый молнией человек очищается от своих грехов, так как оказывается невинной жертвой укрывшегося за ним дьявола. А Божьи стрелы, т. е. камни-белемниты удлиненной формы, «если их найти, могут сообщить целебную силу воде, в которую они будут окунуты; такая стрела имеется в деревне, и водой от этой стрелы лечат многие болезни. Не в меньшей степени образ Перуна соотносим с образом Ильи Пророка. Действительно, после принятия христианства народная традиция перенесла природно-атмосферные и противоборческие функции языческого божества на пророка Илью, которого в народе так и называли «громовержцем». Это обусловливается тем, что, согласно библейскому сказанию, Илья Пророк был повелителем стихий: по его молитве пролилась вода с неба и напоила землю. Подробнее с традиционными представлениями об этом святом мы познакомимся в другом разделе книги.
Волос (Велес)
В «Повести временных лет» имя Волоса (в севернорусской огласовке — Велеса) не упомянуто среди имен богов пантеона, созданного князем Владимиром. Однако нет сомнений в том, что Волос — один из немногих языческих богов, которым поклонялись на всей территории Древнерусского государства. Каменные идолы Велеса хорошо были известны в севернорусских землях. По преданию, святилище Волоса существовало на р. Колочке, в 16-ти верстах от г. Владимира. Об идолах Волоса (Велеса) в Киеве и Новгороде упоминается в житии св. Владимира и житии св. Авраамия Ростовского.
О значительности Волоса свидетельствует то, что его имя наравне с именем Перуна использовалось в клятвах государственного уровня. Так, согласно Лаврентьевской летописи (под 971 г.), при заключении мирного договора с греками княжеская дружина клялась оружием и Перуном, а прочее войско — «Воло-сомъ скотемъ бгомъ». Соответственно классовой структуре Древнерусского государства X века Волоса воспринимали как покровителя народа и бога «всей Руси», тогда как Перун выступал в качестве бога княжеской дружины как особой части общества. Возможно, такое противопоставление двух богов стало причиной отсутствия имени Волоса в списке Владимировых богов. Известно также, что, в отличие от кумиров созданного Владимиром в 980 году пантеона, идол Волоса в Киеве стоял не на холме, а на берегу реки на Подоле, то есть в нижней части города.
О равном величии Перуна и Волоса свидетельствует также аналогичность «проводов-похорон» идолов обоих, в отличие от всех других кумиров. Если все идолы Владимирова пантеона были иссечены и сожжены, то Перуна и в Киеве, и в Новгороде «проводили» с земли (суши) в воду (в реку), что, соответственно архаичным представлениям, означало отправление на тот свет. Точно так же, согласно одному из древнейших списков жития Владимира (1492 г.), поступили и с кумиром Волоса: возвратившись из Кор-суни, великий князь «в Киев вшед, повеле испроврещи и изби кумиры, овы исъсещи, в иныа ижжещи, а Волоса идола, его же име-новаху скотьа бога, веле в Почаину реку върещи».
В древнерусских письменных источниках Волос часто упоминается как «скотий бог», то есть покровитель домашних животных, и бог богатства. Если Перун в текстах договоров с греками соотносится с оружием, то Волос — с золотом. Связь Волоса со скотоводством и земледелием как сферами крестьянского труда, обеспечивающими благополучие и достаток, прослеживается с языческих времен вплоть до XX века. Следует отметить, что архаичные представления о функциях Волоса в значительной степени раскрываются при рассмотрении тех народных верований о христианских святых Власии, Флоре и Лавре, Николе, некоторых святых, носящих имя Василий, и других, в которых нашел продолжение культ языческого божества.
О связи Волоса со скотом свидетельствует, например, зафиксированный в конце XIX — начале XX веков праздник, носивший в Витебской губернии название «Волосся», а в Гродненской губернии — «Волося», «Волосье». На Витебщине его отмечали в Васильев день (28 февраля) и соответственно связывали со св. Василием Капельником. В Гродненской губернии «Волося» отмечали в четверг на Масленой неделе, а иногда откладывали до четверга первой недели Великого поста, поэтому это был подвижный праздник. В день «Волося» рабочий скот освобождали от работы, а перед закатом солнца объезжали молодого бычка или жеребенка. Женщины в этот праздник утром готовили обильные мясные закуски, несмотря на то, что вообще на Масленой неделе есть мясо не полагалось, а крестьяне-хозяева запасались водкой и приглашали родственников и соседей в гости. После гуляния за столом празднующие крестьяне начинали бродить по улицам деревни, чтобы, по народному поверью, у мужчин велась скотина, а у баб родился волокнистый лен.
Описание белорусского праздника указывает на соотнесение образа Волоса в мифологических представлениях не только со скотом, но и с такой областью женских занятий, как обработка льна. Об этом соотнесении свидетельствуют также широко распространенные у всех восточных славян запреты на прядение и другие женские работы, связанные с рукоделием, в Святки и, в частности, в день св. Василия Кесарийского, который, как отмечалось выше, отчасти воспринял функции Волоса. Нарушение запрета угрожало наказанием со стороны духа, которого называли «Волосень» и который, вероятно, генетически связан с Волосом. По народным представлениям, Волосень под видом костоеды отгрызал у нарушителя запрета палец, из которого выпадала нечистая кость. Считалось также, что если шить и прясть на Святках, то домашние животные и дети будут рождаться слепыми, ягнята — кривоногими, а у того, кто нарушил запрет, совьется колтун в волосах.
Очевидно, что культ Волоса был связан с нитью, волосом и шерстью, которые в мифологических представлениях воспринимались как единоприродные и наделялись одним символическим значением. В традиционной культуре волокно/нить из растений, шерсть животных и волосы человека связывались с идеей богатства, благополучия, потенциальных сил, плодородия, что объясняется признаком их множественной структуры и свойством заметно расти, увеличиваться. Так, например, в Вологодской губернии новорожденному сразу после появления на свет перевязывали пупок суровой ниткой, скрученной с материнскими волосами, что должно было обеспечить младенцу защиту и благополучное развитие. В Московской губернии купленную корову, чтобы она в новом хозяйстве давала хорошие удои, не болела и приносила хороший приплод, окуривали клочками волос, взятых у всех членов семьи. На Владимирщине первое яйцо, снесенное молодой курицей, трижды катали на голове старшего ребенка, приговаривая: «Курочка, курочка, снеси столько яичек, сколько у N (имя ребенка) волосков!» А на Витебщине пожилые крестьянки на Пасху специально расчесывали волосы, чтобы у них было столько внуков, сколько волос на голове. Всем хорошо известен обычай, распространенный у русских повсеместно, согласно которому молодоженов на свадебном пиру сажали за стол на шубу, вывороченную шерстью наружу, а также устраивали брачную постель, подкладывая вниз меховую подстилку; все это делалось для того, чтобы молодые супруги жили богато и имели много детей. Примеров такого рода можно было бы привести еще очень много. Но для нас важно то, что если растениям/волокну, шерсти и волосам, связанным в системе мифологических представлений с Волосом, приписывалось продуцирующее значение, значит, и само языческое божество имело отношение к идее жизни, богатства, плодородия.
О связи Волоса с сельскохозяйственными культами свидетельствует сохранявшийся вплоть до XIX века обычай оставлять на поле после уборки хлеба несжатыми горсть колосьев, которые называли «Волосовой бородкой» (а в некоторых местах — «Николиной бородой», «божьей бородой» и т. п.). Вот, например, описание обряда «завивания бороды», записанное в Новгородской губернии в 1870-е годы:
Когда выжнутся, оставляют на поле небольшой кустик колосьев и говорят одной жнее: «Ты верти бороду Волосу, или Велесу, другояко скажут». Та три раза ходит около куста и, захватывая серпом пряди по 30-ти колосьев, припевает:
«Благослови-ка меня, Господи,
Да бороду вертеть:
А пахарю-то сила,
А севцу-то коровай,
А коню-то голова,
А Микуле — борода».
Из этого описания хорошо видно, что Волос и св. Никола взаимосвязаны по функции покровительства урожаю. Сам обряд изготовления «бороды» — закручивание колосьев в жгут или запле-тение из них косы и прижимание их камнем к земле или закапывание верхней части стеблей рядом с корнями — осмыслялся как жертва богу и способствовал возвращению силы земле, а соответственно, и обеспечению хорошего урожая на следующий год.
В традиционной культуре XIX века, в ее ритуальной сфере, сохранилось значительное число обрядов, направленных на обеспечение благополучия, плодовитости, умножения богатства.
Многие из этих продуцирующих обрядов, очевидно уходящих своими корнями в глубокую древность, приурочивались к Великому четвергу (четверг на Страстной неделе), представления о котором относятся уже к христианскому пласту народной культуры. Учитывая роль Волоса как бога богатства, покровителя скота, а также его связь с предметами, наделяемыми продуцирующей символикой, можно предположить, что обряды Великого четверга, значение которых соотносится со сферой функций языческого божества, в какой-то мере могут отражать его культ. Так, например, считалось, что любое действие, совершенное в Великий четверг способствовало удаче в данном виде деятельности в течение всего года. Поэтому, в этот день, встав до солнышка, хозяин пересчитывал имеющиеся у него деньги, чтобы они водились в хозяйстве, потом отправлялся в хлев, кормил, поил и чистил лошадей, чтобы они были выносливы и здоровы. Затем он перемешивал зерно в сусеках, чтобы его всегда было в достатке; передвигал с места на место сельскохозяйственные орудия, чтобы они не ломались при работе и чтобы лучше уродился хлеб. Для удачи в промысле рыбаки в этот день прорубали прорубь, а охотники трижды стреляли из ружья; пчеловоды выставляли на воздух ульи, чтобы пчелы лучше роились и были медоносны. Xозяйки в Великий четверг обязательно пекли хлеб, чтобы в течение всего года его было в достатке. Кроме того, женщины старались переделать много дел, чтобы успевать во всем круглый год: убирали избу, пряли, мотали нитки, ткали, шили. В Орловской губернии хозяйка ниткой, спряденной ночью накануне Великого четверга, перевязывала всем домочадцам запястья и поясницы, чтобы никто не болел весь год. Для этого нитку пряли особым образом, свивая ее в обратную, чем обычно, сторону. Такую же нить для сбережения скотины трижды обносили вокруг дома, ее концами опутывали ноги цыпленку, которого в доме обносили вокруг стола, приговаривая: «Чужой домовой, ступай домой, а свой домовой за скотиной ходи, скотину паси».
Вообще многие обряды Великого четверга были направлены именно на благополучие скота. На Русском Севере, например, хозяйки «кликали» домашних животных через печную трубу, чтобы во время сезона пастьбы они не погибли. Чтобы скотина не болела и не голодала, принесла приплод, ее «закармливали» дожиночным снопом, то есть тем, который сжали последним в прошлом году. Вместе с тем в некоторых местностях к этому дню приурочивался убой скота или ритуальное заклание курицы, которые, по мнению ученых, могут восходить к архаичному обрядовому жертвоприношению Волосу.
Xарактерной особенностью Великого четверга были и обычаи постригов волос у людей, шерсти у животных, перьев у домашней птицы. В центральной России в этот день впервые стригли волосы детям, которым исполнился год, чтобы они были гуще и хорошо росли. С той же целью девушки отстригали кончик косы. Xозяева подстригали у овец шерсть на лбу, а у коров, лошадей и кур — хвосты, чтобы они не болели и были плодовиты. В древности ритуальное подстригание волос/шерсти осмыслялось еще и как принесение жертвы.
Приуроченность обрядов, значение и предметный ряд которых соотносится с функциями Волоса, к Великому четвергу, а также свидетельства белорусской традиции об отмечании специального праздника, связанного прежде всего с домашними животными, — «Волосся» («Волося», «Волосье») — в четверг на Масленой неделе или в четверг первой недели Великого поста позволяет предположить, что Волосу, как и Перуну, в архаичной мифологической традиции был посвящен день недели четверг.
Кроме отмеченных разнообразных функций Волоса он, по мнению исследователей, был покровителем певцов и сказителей, а его культ был связан с обрядовыми песнями и поэзией, поскольку в «Слове о полку Игореве» эпический певец Боян называется «Велесовым внуком». Сам Боян в древнерусских письменных источниках — в надписях Софии Киевской и в новгородском летописце — предстает как мифологизированный персонаж: он — вещий певец, то есть знающий то, что недоступно сознанию обычного человека, а пение его подобно колдовскому магическому ритуалу, во время которого совершается путешествие по всем мирам — верхнему, среднему и нижнему: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым вълком по земли, шизым [сизым] орлом под облакы».
На основе соотнесения многочисленных древних и поздних мифологических представлений ученые пришли к некоторым выводам по поводу внешнего облика Волоса. Так, на некоторых русских территориях, например в Заволжье, предположительно его представляли в виде медведя, который в традиционной культуре воспринимался как хозяин зверей, и, кроме того, его образ связывался с идеей богатства и плодородия. Известно, что амулеты из головы и лап медведя, а также его шерсть нередко вешали в хлеву, чтобы защитить скотину и обеспечить хороший приплод. Косвенным свидетельством о медвежьем облике Волоса является изображение на одной иконе рядом со св. Власием, унаследовавшим функцию языческого бога как покровителя скота, некоего существа с медвежьей головой.
Другим воплощением Волоса считается образ змеи. Так, одна из древнерусских летописей содержит миниатюру со сценой принесения клятвы дружиной князя Олега. Воины клянутся богами — Перуном и Волосом, первый из которых изображен в виде антропоморфного идола, а второй — в виде змеи, лежащей у ног дружинников. Следует отметить, что в традиционной культуре русских образ змеи, связанный с землей и подземным миром, символизировал богатство и плодородие, что соответствует функциям Волоса. Так, например, на Смоленщине, чтобы жить богато, было принято носить золотой амулет в виде змеи — «змеевик». Свое продолжение древние представления о змееобразном облике Волоса нашли в поверьях о живущем в воде мифическом черве, олицетворяющем болезнь. Во многих местах у русских его называют «волосом» («конским волосом») или «волоснем», а также «змеевцем», «змеевиком».
В православной традиции Волос, как и другие языческие боги, воспринимался как бес, нечистый дух, черт. Отсюда, вероятно, существование в русских диалектах названий типа «волос», «во-лосень», «волосатик» и подобных для образов низшей демонологии, воплощающих опасность и злое начало. Это и змееподобный червь «волос», о котором только что шла речь, и упоминавшийся выше дух «волосень», который, по тамбовским поверьям, наказывает прядущих под Новый год. Словами «волосатик», «волосатик-бог», «волосатый», «волосеник» могут обозначаться и водяной, и леший, и нечистый дух, и черт, которые, по народным поверьям, не только опасны, но иногда могут принести человеку удачу, что соотносится с представлениями о Волосе. Возможно, что со снижением образа Волоса после официального запрета язычества соотносятся многочисленные очистительные ритуалы, проводимые в Великий четверг как значимый для христианской культуры день, наряду с отмеченными выше обрядами, в которых явно сохранились отголоски культа «скотьего бога», в том числе и приуроченность их к этому дню.
С утверждением христианства Волос был заменен христианским покровителем скота св. Власием. В Новгороде, Киеве и Ярославле уже в XI веке на местах языческого поклонения Волосу были поставлены церкви св. Власия. На месте капища Волоса на реке Колочке был основан Волосов-Николаевский монастырь. В этом монастыре находилась чудотворная икона Николы, которая, по преданию, многократно являлась на дереве висящей на волосах.
Св. Власий был не единственным заменителем Волоса. Частично функции Волоса восприняли также св. Василий Кесарий-ский — покровитель свиней, или в народе — «свиной бог», свв. Флор и Лавр — покровители коневодства — «конские боги», св. Никола и св. Егорий. Кроме того, культ Волоса нашел продолжение в представлениях о некоторых представителях низшей демонологии: например, в поверьях о лешем, водяном и домовом.
Гипотеза об «основном» мифе восточных славян
Сведения по восточнославянской мифологии из ранних письменных источников и поздних верований, накопленные к середине XX века, позволили известным ученым В. В. Иванову и В. Н. Топорову выдвинуть гипотезу об «основном» мифе, которая базируется на сравнительно-типологическом методе и методе реконструкции. Эти методы предполагают сравнение имеющегося славянского материала с мифологическими представлениями других индоевропейских народов, прежде всего с данными балто-славянской и индо-иранской мифологий, и — на основе этого — восстановление сюжетов восточнославянских мифов. По мнению исследователей, являющихся сторонниками гипотезы об «основном мифе», у восточных славян существовал ряд мифологических сюжетов, объединяющих некоторых из языческих богов, прежде всего — Перуна и Волоса.
При реконструкции «основного» мифа использовались языковые данные и фольклорные материалы восточных славян и некоторых других славянских традиций, в частности многочисленные загадки, сказочные, былинные, песенные и другие мифо-поэтические тексты, содержащие, по мнению исследователей, трансформированные остатки славянских мифов.
Основу мифа составляет поединок Перуна с противником. В образе всадника на коне или на колеснице, что соотносится с позднейшей иконографией Ильи Пророка, Перун поражает своим оружием змеевидного врага. В изначальном варианте мифа враг — это имеющее змеиную природу мифологическое существо, которому соответствует Волос (Велес). Враг прячется от Перуна в дереве, затем в камне, в человеке, животных, в воде.
В использованных для реконструкции восточнославянских источниках языческие боги заменены сказочными или христианскими персонажами: Перун, как правило, заменен пророком Ильей или персонажами с более поздними именами, а Волос — чертом, Змеем или царем Змиуланом. Так, следы сюжета «основного мифа» прослеживаются в белорусских сказках о борьбе Перуна (Грома, Ильи) со Змеем (чертями, Сатаной), в русской сказке о царе Огне (Громе), царице Маланьице и Змиулане (царь Огонь и царица Маланьица жгут стада царя Змиулана — в этой сказке Маланья выступает как супруга бога Грозы), в ярославском предании о споре Ильи с Волосом и других текстах. Учитывая то, что восприемниками некоторых функций Волоса были св. Никола и св. Егорий, исследователи считают, что отношения Громовержца и его противника, возможно, отразились в пословицах, соединяющих имена Маланьи и Николы или Юрия: «Веселилась Маланья на Николин день», «Судила Маланья на Юрьев день», где имя Маланья очевидно ассоциируется с молнией (в русских говорах — «молонья»), которая, в свою очередь, соотносится с оружием бога грозы.
Согласно восстановленному мифу, после победы Перуна над змеевидным врагом (Волосом) освобождаются воды и проливается дождь. Соответственно материалу индоевропейских параллелей, в некоторых трансформациях мифа поединок завершается освобождением скота или женщины, похищенной противником Перуна. С женским персонажем «основного» мифа ученые связывают образ Мокоши — женского языческого божества, о котором речь будет ниже.
Реконструированный миф можно классифицировать как этиологический — о происхождении грома, грозы, плодородного дождя. По мнению некоторых исследователей, этот миф соотносится с общеславянскими земледельческими ритуалами вызывания дождя, которые включают такой элемент, как обливание женщины водой.
Нельзя не отметить, что далеко не все ученые разделяют гипотезу об «основном» мифе, представленную В. В. Ивановым и В. Н. Топоровым. Важным аргументом, ставящим под сомнение созданную реконструкцию, оппоненты считают значительное привлечение для воссоздания мифа неславянских мифологических источников.
Мокошь
Мокошь — единственное женское божество, упоминаемое в списке пантеона князя Владимира в «Повести временных лет». Соответственно этому письменному источнику, идол Мокоши стоял в Киеве на вершине холма рядом с кумирами других богов. Кроме «Повести временных лет» Мокошь упоминается в таких древнерусских письменных памятниках, «Слово св. Григория» (XIV в.), «Сказание о Мамаевом побоище» (XVI в.), «Слово Xристолюбца» по рукописям XIV и XV вв., «Слово о покаянии» XVI в. и некоторых других.
Культ Мокоши, очевидно, продолжал тайно сохраняться в течение многих столетий после принятия христианства. Об этом, в частности, свидетельствует одна из рукописей XIV века, где говорится о коллективных женских молениях: «Мокоши не явно молятся, да <…> призывая идоломолиц баб, то же творят не токмо худые люди, но и богатых мужей жены». Даже в XVI веке в некоторых местах священники на исповеди задавали женщинам вопрос: «Не ходила ли к Мокоши?», не творила ли «с бабами богомерзкие блуды <…> не молилась ли вилам и Мокоши?»
Следы почитания Мокоши отчетливо сохранились в севернорусских областях, а на Украине память о ней дожила до середины XIX века. Это позволяет со значительной степенью уверенности говорить о том, что вера в это божество была распространена на территории всей Древней Руси. Более того, об общеславянском характере Мокоши могут свидетельствовать немалочисленные западнославянские топонимы: название чешской деревни Mokosin, польские топонимы Mokos, Mokoszyn, Mokosznica, Mokossko, старо-лужицкие — Mococize, Mockschiez, полабские — Muuks, Mukus, словенский гидроним Mokos, — а также материал словенской сказочной традиции, где встречается имя Mokoska, принадлежащее колдунье.
Внешний облик и функции Мокоши восстанавливаются не столько на основе исторических источников, сколько по языковым и этнографическим данным, с учетом возможных изменений первоначального образа божества, которые были обусловлены вытеснением языческих верований христианством. С одной стороны, образ Мокоши, как и всех языческих божеств, был снижен, «ухудшен». В слове Златоуста, обличающем язычников, Мокошь упоминается в одном ряду, например, с упырями. Неслучайно также в севернорусских говорах (новгородских, олонецких, вологодских) слово «мокоша», «мокуш» означает «нечистый дух», «нечистая сила», а в ярославских говорах слово «мо-коша» означает «привидение». С другой стороны, произошло слияние образов языческой Мокоши и христианской святой Параскевы Пятницы.
Еще в XIX веке исследователи указали на возможную соотнесенность образов языческого божества Мокоши и демонологического персонажа севернорусских преданий Мокуши. Согласно этнографическим материалам, Мокошу представляли в образе женщины с большой головой и длинными руками, которая прядет по ночам оставленную кудель, стрижет овец и прядет шерсть. Согласно народным представлениям, Мокуша объявляется в период Великого поста, ходит по домам и смотрит за пряжей. Когда ночью, во время сна, слышалось «урчание» веретена, обычно говорили: «Мокуша пряла». Иногда Мокоша издает звуки — выходя из избы, щелкает веретеном о брус, на котором крепятся полати. В некоторых местностях верили, что если женщина дремлет, а ее веретено вертится, значит, за пряху прядет Мокоша. В народной традиции с занятием Мокоши связан запрет оставлять на ночь кудель на прялке без благословения, иначе, согласно поверьям, придет «Мокоша и спрядет». Когда овцу долго не стригли, а шерсть на ней вдруг вытрется, считали, что это Мокуша «остригла» овцу. Будучи недовольной, она остригает немного волос и у самих хозяев. В качестве требы (жертвы) Мо-коше после стрижки овец оставляли в ножницах на ночь клочок шерсти. Такой образ Мокоши по функциям и характеристикам соотносится с кикиморой.
Очевидно, что Мокошь являлась покровительницей прядения и других женских занятий. Запреты на некоторые из них в пятницу, например прясть и стирать, сохранявшиеся во многих местностях у русских еще в XX веке, свидетельствуют о том, что из дней недели Мокоши была посвящена, по-видимому, пятница.
Мифологические представления русской и других славянских традиций содержат немало доказательств того, что женское языческое божество связывалось с влагой и со стихией воды в целом. Прежде всего, ученые считают, что само имя Мокошь, вероятнее всего, восходит к корню *mok-, *mokrъ-, а образ Мо-коши соотносится с Матерью-сырой землей. Косвенным доказательством этого является почитание у русских св. Параскевы Пятницы как «водяной и земляной матушки». В качестве сравнения можно привести материал чешской мифологической традиции, где известно имя мужского рода Mokos, относящееся к божеству влаги, дождя и сырости, к которому обращались с молитвами и жертвоприношениями во время большой засухи. На соотнесение Мокоши с водой указывает и отмеченный запрет стирать в пятницу. Показательно также, что в новгородских говорах словом «мукуш» могут называть русалку, то есть мифологическое существо, непосредственно связанное с водой. По мнению исследователей, трансформацией прядущего по ночам духа «мокуши», или «мокоши», является сверхъестественное существо новгородских и вологодских поверий «мокруха», которое оставляет мокрым то место, где посидит. Мокруха, как и мокоша, любит прясть, то есть тоже связана с прядением. Ритуал с одно-коренным названием «мокрида», но посвященный св. Параскеве Пятнице, заместившей Мокошь, в XIX веке сохранялся на Украине: в ходе обряда Пятнице приносили жертву, бросая в колодец пряжу. Как и «мокрида», языческую природу имеет и другой украинский обычай, существовавший еще на рубеже XIX и XX веков, — кормление Пятницы. Обычай заключался в том, что в ночь с четверга на пятницу хозяйки, застлав стол чистой скатертью, оставляли на нем кашу в горшке, покрытом миской, и ложку в надежде, что Пятница придет ночью и поужинает. А накануне дня памяти св. Параскевы на стол ставили праздничное блюдо — разведенный мед.
Как единственное женское божество Мокошь, вероятно, была покровительницей не только прядения, но и других сфер женской деятельности. Исследователи реконструировали для Моко-ши функции божества любви, рождения, плодородия и судьбы. На эти функции указывает соотнесенность Мокоши со стихиями земли и воды, наделяемыми в архаичных культурных традициях продуцирующей силой и имеющими в мифологических представлениях непосредственное отношение к идее плодородия, а также связь языческого божества с прядением и ткачеством, продукты которого — нить или полотно — осмыслялись в народном сознании как символы судьбы-жизни, которой наделяется при рождении каждый человек. В этом плане образ древнерусского языческого божества по функциям и своему значению типологически близок богиням-пряхам других культурных традиций: греческим мойрам, германским норнам, хеттским богиням подземного мира.
Согласно гипотезе об «основном» мифе, Мокошь выступала как женский персонаж в его сюжете и являлась женой Громовержца.
После принятия христианства и особенно после его укрепления в XVI веке восприемницей функций Мокоши стала св. Параскева Пятница. Она унаследовала также многие черты характера и культа языческого божества, о чем речь будет в соответствующей главе.
Сварог (Сварожич)
О Свароге сохранилось мало сведений. Он не вошел в список «владимировых» богов, но упоминается в некоторых древнерусских письменных источниках. Известно, что в славянской мифологии он почитался как бог огня. «Сварогом», или «сваро-жичем», называли персонифицированный пылающий огонь на алтаре или в домашнем очаге.
В одном из древнерусских поучений против язычества — «Слове некоего Xристолюбца» (XIV в.) говорится, что язычники своим идолам «покладывають имъ требы и куры им режуть и огневи ся молють [огню молятся] зовуще его сварожицемъ [зовя его сварожичем]». В славянском переводе «Xроники» Иоанна Малалы (XII в.) Сварог соотносится с древнегреческим богом огня Гефестом. Здесь же указывается, что Сварог является отцом Дажьбога — божества Солнца.
Современные исследователи считают, что глубоко почитаемый восточными славянами, о чем свидетельствуют письменные источники, Сварог (Сварожич) все же во времена Древней Руси представлял собой скорее не оформившееся божество, а олицетворение природной стихии огня. Не случайно он не вошел в пантеон высших богов, созданный князем Владимиром. Вместе с тем культ огня как одной из сил природы продолжает сохраняться в народной традиции до сих пор.
Дажьбог-Хорс
В приведенном выше списке киевских богов, помещенном в «Повести временных лет» под 980 годом, имена «Xорс» и «Дажьбог», в отличие от других, не разделены ни союзом, ни точкой.
Это позволяет предположить, что в пантеоне «владимировых» богов один из кумиров имел двойное имя.
Одно из имен — Дажьбог — очевидно, славянское, состоящее из двух корней. Ученые-лингвисты определили, что слово «бог» в древности обозначало не только божество, но также и богатство, долю: на это указывает, например, противопоставление слов «богатый» и «убогий» с их первоначальными значениями «наделенный долей» и «лишенный доли», хотя в современном языке эти слова приобрели уже несколько иные смысловые оттенки. Поэтому, исходя из смысла корней, составляющих имя Дажьбога, его можно рассматривать как божество, «дающее богатство, долю». Для славянских народов, занимавшихся земледелием, благополучие и достаток зависели от урожая, а урожай, в свою очередь, зависел от живительной силы света и тепла солнца. Поэтому, вероятнее всего, восточные славяне Дажьбогом называли бога солнца.
Действительно, в Ипатьевской летописи под 1114 годом помещена вставка из перевода «Xроники» Иоанна Малалы, где говорится о языческих богах и в числе других названы Феост (Гефест) и его сын Солнце (Гелиос). Славянский переводчик «Xро-ники» Малалы отождествляет древнегреческого Феоста со Сва-рогом, а Солнце — с Дажьбогом:
«По умрьтвии же Феостовъ егож и Сварога наричить и царствова сынъ его именемъ Солнце, егожь наричють Дажьбогъ. Солнце царь сынъ Свароговъ еже есть Дажь-богъ»
Отсюда следует, что Дажьбог воспринимался как сын Сварога, бога огня и был связан с солнцем.
Соответственно имени и функции восточнославянский Дажь-бог сопоставим с южнославянским божеством солнца Дабогом (или Дайбогом).
Как божество, связанное с основным источником жизни — солнцем, Дажьбог воспринимался как податель и распределитель благ. Эту функцию можно обнаружить в формулах молитв и бла-гопожеланий: «Дай, Боже!» Тема благополучия в связи с Дажьбогом звучит в новгородских поговорках: «Покучись Дажьбогу, управит понемногу», «Полно тосковать, Дажьбог все минет».
Образ Дажьбога сохранялся в украинских ритуальных песнях вплоть до начала XX века. Так, в одной из свадебных песен изображается монолог жениха-«князя» при встрече с Дажьбо-гом по пути на свадьбу. Появление образа Дажьбога в свадебной лирике указывает на его функцию покровительства браку. В обрядовой календарной песне, относящейся к весеннему циклу, Дажьбог посылает соловья замыкать зиму и отмыкать лето; здесь Дажьбог выступает как персонификация Солнца. В обеих песнях образ Дажьбога имеет продуцирующее значение.
В «Слове о полку Игореве» дважды употребляется выражение «Дажьбожий внук». Так здесь назван княжеский род Рюриковичей, русских князей, которые, согласно мифологическим представлениям, считались потомками солнечного бога.
Второе имя божества солнца в созданном князем Владимиром пантеоне — Xорс. Как олицетворение солнца Xорс выступает, например, в «Слове о Полку Игореве». Это имя, очевидно неславянского происхождения, довольно часто упоминается в древнерусских письменных источниках. Однако его явная чужеродность всякий раз приводила книжников к затруднениям в его написании: Xорса называли то «Гурсом», то «Гурком», то «Гусом», то еще как-нибудь. Об этнической и конфессиональной чужеродности Xорса для древнерусской традиции свидетельствует его определение в «Беседе трех святителей» (не позднее XIV в.) как «жидовина»: «два ангела громная есть: елленский старецъ Перунъ и Xорсъ жидовинъ».
Действительно, как установили исследователи, это божество было заимствовано из иранской мифологии. Так, персидское слово {xurроd} означает «сияющее солнце», а культ Солнца в государстве иранцев — Xорезме — был доминирующим. Таким образом, иранский Xорс, по сути, дублировал древнерусского Дажьбога.
В отличие от некоторых богов киевского пантеона, например Перуна и Волоса, с которыми связывались определенные социальные функции (воинская и хозяйственно-производительная) и соответствующие им группы населения (княжеская дружина и народ), Xорс отличался своим сугубо природным значением.
Xорс был не единственным заимствованным божеством в пантеоне князя Владимира. Причинам этого заимствования будет посвящена отдельная глава.
Стрибог
Из древних письменных источников о Стрибоге известно очень мало. В «Повести временных лет» и в проложном житии Владимира Стрибог упоминается в числе богов, изображения которых были установлены в Киеве в 980 году. В «Слове о полку Игореве» Стрибожьими внуками названы ветры: «Се ветри, Стри-божи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя плъкы Игоревы».
Имя этого божества легло в основу довольно большого ряда географических названий: Стрибожь в Новгородской губернии, Стрибоже озеро, река Стрибожская — в Киевской губернии, село Стрибож — на Житомирщине. Известно также польское местечко Stryboga, что позволяет предположить, что Стрибог являлся общеславянским богом.
Вместе с тем роль Стрибога в славянском языческом пантеоне достоверно не установлена. На основании текста «Слова о полку Игореве» можно полагать, что Стрибог был связан с атмосферными функциями. Так, первые издатели этого памятника приписывали Стрибогу власть над ветрами.
В списке «владимировых» богов в «Повести временных лет» Стрибог следует за Дажьбогом. Исследователи давно заметили, что структура имен этих двух богов одинакова. Оба имени включают слово «бог», а первая их часть представляет собой глагол в повелительном наклонении: «даж(д)ь» от глагола «дать» и «стри» («простри») от глагола («простереть»). Однако ученые расходятся во мнении о характере Стрибога. Одни видят в нем благое божество, возводя его имя к понятию «возвышенный бог» (от древнеиранского Stribaya, «сеющий бог» (от праславянского *ster), «устроитель добра» (сближая со *strojiti). Другие исследователи, напротив, усматривают в Стрибоге «злую» сущность: не просто бога ветра, а сурового бога стихии, бури, вихря, противостоящего светлому началу, а также бога истребляющего, бога войны. Эти предположения основываются на материале «Слова о полку Игореве», где ветры — внуки Стрибога — губят полки князя, а также на возведении имени бога к праславянскому глаголу «стрити» (*sъtьri) — «уничтожать».
Соотношение Дажьбога и Стрибога — одинаковая структура имен и упоминание их в древнерусских текстах рядом друг с другом — дает основание противопоставлять или сближать их функции и значение в восточнославянской мифологии.
Симаргл (Семаргл)
Семаргл — божество, вошедшее в киевский пантеон 980 года. Из русских источников о нем не известно ничего. Более того, в многочисленных древнерусских рукописях его имя всякий раз пишется по-разному: «Симарьгл», «Семарьгл», — а иногда даже разделяется на два имени «Сима» и «Регла». Это свидетельствует о том, что переписчикам рукописей было не понятно, что это за имя и, соответственно, божество.
Ученые считают, что это божество было заимствовано из иранской мифологии. Персидское simurg (simury) обозначает похожую на грифа сказочную птицу, которая почиталась как божество, или гибридный образ полусобаки-полуптицы, встречавшийся в иранском словесном творчестве и изобразительном искусстве. Во время правления династии Сефевидов — в XVI–XVIII веках — Симург был эмблемой Ирана.
Это необычное для славянской мифологической системы божество исследователи соотносят с образом Дива — древнерусского демонического существа, имеющего птичий облик и «кличущего беду». Див упоминается в «Слове о полку Игореве» сидящим на верхушке дерева и предвещающим беду русским воинам — поражение в битве.
Исторические причины появления чужеземных божеств в пантеоне «русских» богов
Фантастические птицы из Смоленского гербовника.
Появление иранских божеств Xорса и Симаргла в созданном князем Владимиром пантеоне «русских» богов незадолго до принятия христианства на Руси связывается исследователями с исторической ситуацией, которая сложилась в Киеве в X веке. Значительное число жителей Киева в то время составляло население хазарского, еврейского и сармато-аланского (то есть иранского) происхождения, а сам город имел трехчленную структуру (Гора, Копырев конец, Подол), которая соответствовала схеме старых среднеазиатских городов с их делением на цитадель, внутренний город и торгово-ремесленный пригород.
Около 940 года в Киеве обосновывается князь Игорь с русами, целью которых было изменение социальной и городской структуры: важно было оттеснить восточные элементы. Но в течение второй половины X века, уже и при князе Владимире, они все еще были достаточно сильны. И если Владимир мог рассматривать Xазарию как восточную границу Киевской Руси, то хазары могли все еще считать Киев крайним западным форпостом Xазарского каганата. И пока каганат был в силе, Владимир не мог не считаться с киевским населением восточного происхождения. В этих условиях включение в круг «владимировых» богов Xорса и Симаргла оказывается важным политическим шагом. Потомки дославянского населения иранского происхождения до X века сохраняли культы «солнца-царя» Xорса — важнейшего бога сармато-аланского пантеона, а также благодетельного божества Семаргла. При этом иранский этнический элемент, с одной стороны, представлял собой мощную вооруженную военную силу, а с другой стороны, он, по сравнению с другими этническими группами киевского населения, был экономически пассивен. Введение в киевский пантеон двух богов, наиболее популярных у среднеазиатских иранских народов (в частности, в Xо-резме), было рассчитано на отрыв хорезмийского гарнизона в Киеве как от хазар, так и от еврейской общины, мощной в религиозном и экономическом отношении.
Кроме того, Владимир, силой захвативший в 980 году великокняжеский престол, убив законного князя — старшего брата Ярополка, в начале своего правления должен был решить две важные и взаимосвязанные задачи. Во-первых, ему нужно было укрепить свою власть в масштабах всего государства; во-вторых, — завоевать симпатии южнорусского населения, которое плохо знало своего нового великого князя, правившего до этого в далеком северном Новгороде. Без поддержки киевского населения трудно было рассчитывать прочно удержаться в «стольном граде».
Для решения первой задачи Владимир объявил княжеско-дружинного бога-покровителя Перуна верховным богом всей Руси. Шагом в направлении решения второй задачи явилось учреждение публичного поклонения, наряду с Перуном, божествам, наиболее почитаемым местным южнорусским населением, а также населением иранского происхождения. С одной стороны, ставя рядом с кумиром Перуна идолов других богов, Владимир подчинял ему этих богов, то есть устанавливал отношения «владычества — подданства». С другой стороны, это был акт признания местных богов. Это должно было служить одновременно и возвеличению Перуна, и завоеванию симпатий местного населения, а следовательно, способствовать укреплению власти нового великого князя на юге страны. Таким образом, главным в религиозной реформе 980 года было провозглашение княжеского бога-покровителя Перуна верховным общегосударственным божеством; весь же киевский пантеон не носил общегосударственного характера. Его создание являлось в первую очередь следствием внутриполитической обстановки, сложившейся на юге страны в начале княжения Владимира Святославича.
Проводя языческую реформу 980 года, Владимир стремился достичь конкретной цели — укрепления собственной власти в государстве и центральной власти вообще. Этот же мотив был определяющим и при принятии христианства восемь лет спустя после языческой реформы. Важным при этом было то, что истоком принятия христианства явилась Византия, поскольку с принятием христианства на Русь переносилась византийская модель власти, основой которой была идея неограниченного волеизъявления государя.
С точки зрения религии, языческая реформа князя Владимира с ее упорядочением структуры отношений между божествами — утверждение главенства одного бога Перуна над другими, явилась шагом к монотеистическому христианству. Принятие христианства было, по сути, заменой языческого верховного общегосударственного божества Богом.