19. История исследования понятия «фонема».

МОСКОВСКАЯ ФОНОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА, школа советской лингвистики. Сложилась в 1930-е годы, когда большинство ее основателей работали в Научно-исследовательском институте языкознания при Наркомате просвещения, а затем в Московском городском педагогическом институте. Основателями Московской фонологической школы (далее МФШ) были Р.И.Аванесов (1902–1982), П.С.Кузнецов, А.А.Реформатский, В.Н.Сидоров (1899–1968) и А.М.Сухотин (1888–1942). Идеи МФШ формировались в тесном общении ее участников друг с другом, и поэтому разграничить авторство тех или иных положений зачастую нелегко. Значительный вклад в концепцию школы внесли мало публиковавшиеся Сидоров и Сухотин. По взглядам к МФШ были близки Г.О.Винокур и А.И.Смирницкий. В конце 1940-х годов от МФШ отошел Аванесов, предложивший концепцию, сформулированную им в книге Фонетика современного русского литературного языка (1956). Идеи МФШ нашли продолжение в работах фонологов следующего поколения, в основном учеников основателей школы (М.В.Панов, Вал.Вас.Иванов, В.К.Журавлев и др.). Представители МФШ были воспитаны в традициях Московской формальной (Фортунатовской) школы, почти все ее основатели (кроме Сухотина) были учениками Д.Н.Ушакова. На формирование школы повлияли также фонологические идеи Н.Ф.Яковлева и лингвистов Пражского лингвистического кружка, особенно Н.Трубецкого и Р.Якобсона. Как и их предшественники, основатели школы отвергали психологический подход к фонеме и трактовали фонему как минимальную смыслоразличительную единицу, позволяющую различать значимые единицы языка – морфемы и слова. Фонема, согласно МФШ, – это основная единица фонологического яруса языка, линейно нечленима на части, но сложна по своему устройству и включает множество признаков, например, русская фонема т одновременно является глухой, твердой, переднеязычной и т.д. В отличие от Якобсона, представители МФШ считали необходимым учитывать не только дифференциальные признаки, противопоставляющие фонему другим фонемам, но и так называемые интегральные признаки, не связанные с противопоставлениями; например, в русском ч мягкость не является дифференциальным признаком (твердого ч в русском языке нет даже фонетически, а тем более противопоставленного мягкому), но в ряде чередований ч ведет себя аналогично другим мягким; в ходе исторического развития языка интегральные признаки могут становиться дифференциальными и наоборот. Важнейшей характеристикой фонемы, согласно МФШ, является позиция, т.е. условия употребления и реализации фонем в речи. Например, гласные фонемы русского языка могут употребляться в ударной позиции, в позиции первого предударного, других предударных, а также заударных слогов; важны также позиции соседства с теми или иными фонемами. В зависимости от позиции фонемы могут варьироваться, причем пределы позиционного варьирования фонем в МФШ, в отличие от ряда других фонологических школ, не ограничиваются. Разграничиваются вариации фонем, не влияющие на функцию смыслоразличения, например, разные оттенки а в словах мат, мать, мят, мять, и варианты фонем, влияющие на эту функцию. Примеры вариантов фонем – о/а в воды-вода (фонетически вада) или г/к в луга-луг (фонетически лук). Позиции максимального различения фонем (в русском языке это ударная позиция для гласных и интервокальная, т.е. позиция между гласными, для согласных) называются сильными, а позиции, где фонемы могут частично совпадать, – слабыми. Согласно МФШ, звуки, занимающие одно и то же место в морфемах и словах, например, о в воды и а в вода (фонетически вада), являются вариантами одной фонемы независимо от того, насколько сильно они различаются фонетически. В этом был главный пункт расхождений МФШ с Ленинградской фонологической школой, понимавшей фонему как звукотип, совокупность фонетически сходных звуков; поэтому в слове вода в трактовке Ленинградской школы усматривались две фонемы а. Представители МФШ активно выступали против такого понимания фонемы, но Кузнецов в одной из поздних работ включал в систему понятий фонологии и фонемы в смысле Ленинградской школы, называя такие единицы «звуками языка» в отличие от более многообразных «звуков речи». Единица, именуемая фонемой в МФШ, в ряде фонологических концепцией называется морфонемой; в МФШ последний термин отвергался как излишний. Бывают случаи, когда фонема в составе морфемы употребляется только в слабой позиции, например первая гласная в слове собака. В таком случае выделяется особая единица, именуемая в МФШ гиперфонемой (термин предложен Сидоровым). В гиперфонеме частично нейтрализуются фонемные противопоставления, например, в первом слоге слова собака имеется гиперфонема а/о. Для МФШ свойственно стремление к строго системному изучению фонологии, при котором фонемы рассматриваются в противопоставлении друг другу. Эти принципы ее представители переносили и на историческую фонологию, которой многие из них также активно занимались; в особенности это относится к Кузнецову и Аванесов. Идеи МФШ в основном применялись к описанию русского языка, но ряд работ ее представителей посвящен и другим языкам: французскому, сербско-хорватскому, тюркским языкам и др. Некоторые лингвисты МФШ, особенно Реформатский, активно участвовали в конструировании алфавитов для языков народов СССР и в разработке орфографических правил для русского языка; эти области предоставляли им возможность для практического приложения своих фонологических идей. Хотя лингвисты МФШ до конца 1950-х годов избегали термина «структурализм», эта школа была одним из наиболее последовательных в отечественной науке направлений лингвистического структурализма, близким к Пражскому лингвистическому кружку. См. также МОРФОНОЛОГИЯ.

+ Ленинградская школа

ФОНЕТИКА. ФОНОЛОГИЯ

ВВЕДЕНИЕ

В разработке проблем фонологии в истории советского языко­знания следует подчеркнуть преемственность взглядов советских фонологов прежде всего с положениями И. А. Бодуэна де_Куртенэ, впервые обратившего внимание на существование в языке, кроме звуков речи, других элементов, названных им фонемами. Бодуэн де Куртенэ давал несколько определений фонемы, пони­мая ее то как «подвижной компонент морфемы», то как «психический эквивалент звука речи», то как языковую ценность, имеющую лингвистическую ценность только в составе морфем. Важно подчеркнуть, что созданное Бодуэном де Куртенэ учение о фонеме рассматривается им в тесной связи с проблемами чередований (альтернаций) и теорией морфологического членения речи.

Идеи Бодуэна де Куртенэ о месте фонемы в системе языка положили начало новому разделу языкознания — фонологии и оказали огромное влияние на развитие фонологических иссле­дований как в нашей стране, так и за рубежом, в частности на деятельность Пражского лингвистического кружка.

Одним из первых русских и советских языковедов, близко воспринявших бодузковские идеи не только о социальной сущ­ности языка, но и о различной социальной ценности звуков язы­ка, был Е. Д. Поливанов. Уже в первом теоретическом курсе, читанном в 1915/1916 гг. на женских педагогических курсах но­вых языков и изданном в 1923 г. под названием «Лекции по введению в языкознание и общей фонетике», Поливанов отме­тил, что «1) не все физиологические и физические различия между звуками <...> имеют одну и ту же ценность для языка как средства общения и что 2) в разных языках ценность какого-либо различия между двумя звуками может быть различной» (с. 147). Русский, например, не обращает внимания на закры­тость гласного е в слове цеп и его открытость в слове цепь, в то время как во французском языке признак закрытости и открытости гласного различает слова: приставка de(de) и dais(de).

Поливанов и называет фонемой «существующее в данном языке представление звука, способное ассоциироваться со смысловыми

представлениями и дифференцировать слова». Поливанов раз­личает комбинаторные и факультативные оттенки (варианты) фонем, устанавливая соотношение между ними, принятое затем многими советскими фонологами.

«Наибольшее влияние на последующие работы не только советских, но и зарубежных фонологов оказали исследования

Фон Поливанова в области истории фонологических систем. Полива­нов разработал теорию дивергенций (расщепления одной фоне­мы на две) и конвергенции (совпадений двух фонем в одной), которая получила широкую известность после использования ее проф. Р. О. Якобсоном (...) Особенно важным является установ­ленный Поливановым закон взаимозависимости конвергенции и дивергенций (...) Но в специальной литературе до настоящего времени не обращали внимания на то, что в трудах Поливанова по исторической фонологии изложен и ряд других плодотвор­ных идей. В частности, им был описан тот процесс, который А. Мартинэ образно назвал «цепной реакцией» '.

Историческая фонология («фонетическая историология»), по мнению Поливанова, позволяет говорить не только о гене­зисе прошлого и настоящего, но и о будущем составе языка.

Рассмотрение фонем в морфологической структуре слова дает основание считать Поливанова одним из ранних представителей образовавшейся позднее Московской фонологической школы. В несколько ином направлении взгляды Бодуэна де Куртенэ на фонему были развиты известным советским языковедом Л. В. Щербой, который в раннем периоде своей деятельности придерживался бодуэновского понимания психологической сущ­ности фонемы. В магистерской диссертации «Русские гласные в качественном и количественном отношении» (1912) он опреде­ляет фонему как «продукт нашей психической деятельности».. Однако не этот психологизм составляет характерную особен­ность одной из ранних фонологических работ Щербы. В книге «Русские гласные...» Щерба впервые выдвигает учение об оттенках фонемы и ее смысло-различительной функции.. Приводимое им определение фонемы («фонемой называется кратчайшее общее фонетическое представление данного языка, способное ассоциироваться со смысловыми представлениями и дифферен­цировать слова и могущее быть выделяемо в речи без искаже­ния фонетического состава слова») ² подчеркивало ее функцио­нальную сущность.

Функциональное понимание фонемы подробно развивается Щербой в основном в двух работах советского времени. Это — «Фонетика французского языка» (1937) и «Очередные проблемы языковедения» (1945). В «Фонетике французского языка» Щер­ба вводит понятие отдельного звука речи, понимая под ним кратчайшие отрезки слов, отсечение, прибавление и замена ко­торых могут давать другие слова или другие смысловые части слов. Щерба приводит такие примеры: парк, пар, па, а; Шуры, Муры, фуры, дуры, куры. Эти отдельные звуки речи, или звуко-типы, Щерба и называет фонемами. Звуки речи Щерба рассмат­ривает с трех точек зрения: физической (тембр, долгота, высота и т. д.), биологической (органы речи, участвующие в произне­сении звука) и лингвистической (социальной), который является определяющим для языкознания.

Звуковой тип, по Щербе, не идентичен отдельному звуку, а предполагает различные оттенки. Оттенки Щерба. определяет как «реально произносимые различные звуки, в которых реали­зуется общее (фонема)». Например, [м] и [м'] (мягкое), [н] и [н'] и т. д. выступают как реализация фонемы [м] и [н]. Среди оттенков фонемы Щерба выделяет один, наиболее типичный для данной фонемы, который и осознается как речевой элемент.

Во всех этих рассуждениях Щербы обращает на себя внима­ние установка на отделение фонетики от морфологии, хотя, с одной стороны, Щерба включал фонетику в грамматику.

Утверждение автономности фонетики привело Щербу к более углубленному изучению фонем, в частности к выделению их дифференциальных признаков, таких, как твердость/мягкость, глухость/звонкость и т. д., выделяемых путем противоположе­ния одной фонемы другой, «...каждая фонема,— подчеркивает Щерба,— определяется прежде всего тем, что отличает ее от других фонем того же языка. Благодаря этому все фонемы каж­дого данного языка образуют единую систему противоположно­стей, где каждый член определяется Серией различных противо­положений как отдельных фонем, так и их групп» (с. 155).

Идея Щербы о фонеме как системе противоположностей, вы­деляемых путем их противопоставления, высказанная в 1937 г., предвосхитила аналогичные взгляды крупнейшего представи­теля Пражской лингвистической школы Н. С. Трубецкого (1890—1938), который в своей посмертно вышедшей книге «Основы фонологии» (1939) понятие фонемы выводил из поня­тия фонологической оппозиции, возникающей в случае проти­воположения звуков. Положения Трубецкого легли в основу фонологического структурализма.

Однако если Трубецкой проводил строгое различие между фонетикой и фонологией, определяя фонетику как науку, изу­чающую акустико-физиологическую природу языковых звуков, а фонологию как науку, изучающую звуки в их социальной зна­чимости, то Щерба признавал тесную связь фонетики и фоноло­гии. Он утверждал, что нельзя изучать фонемы' без глубокого изучения физической природы звуков. В «Очередных пробле­мах языковедения» (1945) он писал, что «исследовать систему фонем данного языка (...) можно только на основе изучения конкретного произношения данного языка и разных не менее конкретных причинных связей между отдельными элементами этого произношения, а для этого надо работать по фонетике вообще, т. е. изучить разные произношения, а также самый ме­ханизм этого явления. Только в свете такого изучения будут понятны многие явления фонологии» '.

Важным моментом в учении Щербы о фонеме явилось то, что он основывался на конкретном материале русского языка, исхо­дил из конкретной языковой материи. Это и составило сильную сторону фонетического учения Щербы и привлекло на его сто­рону многих советских лингвистов. Поэтому вряд ли можно согласиться с А. А. Реформатским, который объяснял «анти-морфематизм» Л. В. Щербы желанием последнего «исходить из «голой материи» (т. е. конкретного языкового материала.— Ф. Б,), а не из материи, понятой семиотически в ее знаковой функциональности» ¹ (т. е. чисто абстрактно, путем голого тео­ретизирования. — Ф. Б.).

Основные идеи учения Щербы о фонеме можно сформулиро­вать следующим образом:

1. Фонема — это кратчайшая единица языка, выделяемая в линейной цепи звучания.

2. Фонема обладает смыслоразличительной функцией (ролью).

3. В фонеме выделяются оттенки, реально произносимые зву­ки, являющиеся тем общим, в котором реализуются фонемы (звуковые типы).

4. В фонеме Щерба выделяет дифференциальные признаки, описываемые с помощью артикуляционной терминологии.

5. Фонема — это система (совокупность) противоположностей, находящихся в отношениях противопоставления.

1. Невозможность отрыва фонетики от фонологии.

6. Автономность фонетики от морфологии («антиморфема- тизация»).

Эти идеи Щербы легли в основу созданной им Ленинград­ской фонологической школы, представителями которой явля­ются такие советские языковеды, как М. И. Матусевич («Вве­дение в общую фонетику», 1948), Л. Р. Зиндер («Общая фоне­тика», 1960), А. И. Гвоздев («О фонологических средствах русского языка», 1949), Я- В. Лоя («О фонеме ы в русском языке», 1940) и многие другие. Естественно, что влияние идей Щербы не ограничивалось только этим кругом ученых, но оказывалось весьма плодотворным в исследовательской работе советских фонологов.

Иное понимание фонемы складывалось в трудах представи­телей Московской фонологической школы, начало возникнове­ния которой относится к середине 20-х годов. Сторонники этой школы (Н. Ф. Яковлев, Е. Д. Поливанов, А. А. Реформатский, Р. И. Аванесов, П. С. Кузнецов, В. Н. Сидоров, А. М. Сухотин и др.) также продолжали бодуэновскую линию в трактовке фонем. Но в отличие от представителей Ленинградской фоноло­гической школы, они продолжили предложенную Бодуэном ин­терпретацию фонемы с морфологической точки зрения. Еще в 1870 г. Бодуэн предложил анализировать звуки с морфологиче-

ской, словообразовательной точки зрения. В 1917 г. он еще на­стойчивее подчеркивал, что лингвистическое рассмотрение фонем возможно лишь в составе морфем.

Первым по времени в советский период, кто дал трактовку фонемы в морфологическом плане, был выдающийся советский языковед, специалист по общему языкознанию и кавказским языкам Николай Феофанович Яковлев (1892— 1974). В статье «Математическая формула построения алфави­та» (1928) он писал, что «фонемы(...) потому сознаются гово­рящими, что в языке как в социально выработанной граммати­ческой системе эти звуки выполняют особую грамматическую функцию» (с. 150). Этот морфологический аспект в трактовке фонемы он подчеркивал и двадцать лет спустя, давая фонеме следующее определение: «...фонема есть общественно, а следо­вательно, и грамматически выделенный звук» ¹. Важно отметить два момента: 1) Яковлев подчеркивал смыслоразличительную функцию фонем, признавая за ними звуковые отличия, способ­ные различать значимые элементы языка; 2) он указывал на их социальную природу, считая их социально выделяемыми в языке звуками. Как известно, этот социальный (лингвистический) ас­пект в понимании фонемы десять лет спустя вновь подчеркнул Л. В. Щерба. Наконец, Яковлев подчеркнул практическую целе­направленность фонологических изысканий для создания алфа­вита. Признание фонем, по его мнению, позволяет научно обос­новать строго ограниченное небольшое количество букв для вся­кого практического алфавита и большее количество знаков для целей фонетической транскрипции.

Развивая свою теорию фонемы, Яковлев говорит о необходи­мости выделения двух типов вариантов фонем (звуковых оттен­ков). Первый тип выполняет смыслоразличительную функцию (твердость/мягкость в русском языке, пассивная/активная ла­биализация в кавказских языках). Другой тип вариантов фонем связан с сочетаниями фонем друг с другом («комбинаторные варианты фонем»).

Развитием положений Яковлева явилась опубликованная в 1930 г. статья Рубена Ивановича Аванесова (р. 1902) и Владимира Николаевича Сидорова (1903— 1968) «Реформа орфографии в связи с проблемой письменного языка», где авторы определяют фонему как «звуковое качество, дифференцирующее морфемы языка». Они также пишут о двух видах звуковых различий — комбинаторных, зависящих от пози­ций, и самостоятельных, способных дифференцировать морфемы языка.

В 1945 г. эти же авторы опубликовали «Очерк грамматики русского литературного' языка», в котором наиболее четко были выражены основные положения Московской фонологической школы. Авторы говорят о двух видах звуковых различий — са-

мостоятельных и несамостоятельных. Самостоятельные звуковые различия, дифференцирующие слова, они называют фонемами. Несамостоятельные звуковые различия, по их мнению, вызваны фонетическими условиями. Фонемы выступают в определенных разновидностях, которые выражаются в двух позициях — силь­ной и слабой. Позиция наименьшей обусловленности, например положение гласной в слоге под ударением, благоприятствует сохранению качества фонемы и называется сильной позицией. И в этой позиции проявляется вводимое авторами понятие ос­новного вида фонемы, который приближается к абсолютной необусловленности. Поэтому фонема всегда обозначается по ее основному виду.

Кроме основного вида фонемы, авторы выделяют еще вари­анты и вариации фонем, которые проявляются в слабой пози­ции. Под вариациями понимаются такие изменения основного вида фонемы, «при которых не происходит совпадения в одном звучании данной фонемы с какой-нибудь другой» (с. 158). Та­кими вариациями основных видов фонем [к], [г], [х] в русском языке признаются смягченные [к'], [г'], [х'] перед гласными и и э (например, кино, гиря, хек); вариацией фонемы [и] после твердых согласных является звук ы (например, шило). Функ­ционально, т. е. по смыслоразличительной функции, вариация фонемы отождествляется с основным видом той же фонемы.

Варианты фонем определяются как такие изменения фонем, «которые не различаются с какой-либо другой фонемой (или фонемами), совпадая с ней (или с ними) в своем качестве» (с. 158). Примером вариантов фонем являются варианты [с] и [з], совпадающие в таких словах, как глас и глаз, варианты {д] и [т] в словах прут и пруд и т. д.

Разницу между вариантом и вариацией фонемы Аванесов и Сидоров видят в том, что варианты определяют особенности фонетической системы языка, в то время как вариации в этом отношении нейтральны.

Понятие позиций, их определение и классификация являются характерными признаками Московской фонологической школы, отличающими ее от ленинградской. Варианты фонем выступают в позиции нейтрализации. Понятие нейтрализации также явля­ется важной особенностью Московской фонологической школы. При нейтрализации, выступающей в слабой позиции, варианты фонем образуют некоторую совокупность, которую московские фонологи, в частности В. Н. Сухотин, еще в 30-х годах назвали «гиперфонемой». Проблема гиперфонемы позднее разрабатыва­лась московскими фонологами П. С. Кузнецовым, А. А. Рефор­матским и др.

Р. И. Аванесов обобщает основные положения Московской фоно­логической школы следующим образом: «Исходным моментом во взглядах московских фонологов на фонему была морфема. В их построениях тождество морфемы определяет собою границы и объем понятия фонемы. Именно поэтому эти ученые считают одной фоне­ма

мой весь ряд позиционных чередований (пересекающихся, не парал­лельных по отношению к другим аналогичным рядам) во главе со звуковой единицей, различающейся в сильной позиции. Таким образом, звуковые единицы, выступающие в слабых позициях и чередующиеся с той или иной звуковой единицей, различающейся "в сильной позиции и являющейся фонемой, объединяются с этой по­следней в одну единицу (фонему) на положении ее вариантов. На­пример, в случаях типа [вЛда], [воды], [на-въду] гласные [Л] и [ъ] квалифицируются как варианты фонемы [о], весь ряд чередований ([о]/[ Л]/[ъ]) также признается одной фонемой (...) При этой точке зрения последовательно учитывается функциональная сторона, до­стигается органическая связь между фонемой и морфемой и тем са­мым между фонетической системой, с одной стороны, и граммати­ческим строем и словарным составом — с другой. Фонетическая система органически включается в структуру языка в целом» *.

Конкретизируя расхождения между ленинградской и московской лингвистическими школами, Р. И. Аванесов отмечает, что для Л. В. Щербы исходным взглядом на фонему является словоформа. Щерба и его ученики фонемой считают кратчайшие звуковые еди­ницы, различаемые не только в сильной, но и в слабых позициях, например [Л] в слове [вЛда], т. е. в этом слове имеются две фо­немы — [Л] и [о]. «При этой точке зрения, — пишет Р. И. Аване­сов, — не принимается во внимание принципиальное различие в функционировании звуковых единиц, выступающих в сильной по­зиции, с одной стороны, и в слабых — с другой (...) [Это] крупный недостаток данной концепции, ибо именно последовательное изу­чение функционирования кратчайших звуковых единиц языка как различителей звуковой оболочки слов и морфем поднимает фоноло­гию на высшую ступень по сравнению с традиционной фонетикой» ². Другой недостаток Ленинградской фонологической школы Ава­несов усматривает в том, что ленинградские фонологи по физиолого-акустическому признаку отождествляют звуковые единицы, разли­чающиеся в сильной и слабой позиции, а это значит, что [Л] в слове [вЛда] полностью приравнивается к гласному [а] в словах [дам], [так], [сат] и др. и отрывается от гласного [о], с которым [Л] чере­дуется (ср. [вЛда] — [воды]). Такой подход приводит к отрыву фонетического строя от грамматического строя и словарного состава. Нельзя не согласиться с высказываемым некоторыми советскими учеными мнением о том, что «... расхождения между различными концепциями фонемы или морфемы по сути дела оказываются тер­минологическими и могут быть преодолены без особых затруднений (так, например, расхождения между концепциями фонемы, сложив­шиеся в ленинградской и московской фонологических школах, справедливо расцениваются С. И. Бернштейном как в значительной мере терминологические» ³

Известный советский фонолог Сергей' Игнатьевич Бернштейн (1892—1970) еще в середине 30-х годов сделал попытку синтезировать взгляды ленинградских и московских фонологов. Осенью 1936 г. он написал тезисы к предполагаемой республиканской конференции по языкознанию, переработан­ные позднее в статью, опубликованную лишь в 1962 г. под на­званием «Основные понятия фонологии». Главные положения этой сложной по построению статьи могут быть сведены к сле­дующему. Бернштейн дает параллельное описание фонологиче­ской и морфологической структур русского языка в терминах трех степеней абстракции.

Под фонемой вообще он понимает такую фонологическую единицу языка, которая с точки зрения смысловой функции слу­жит основным признаком для отличия одной значимой единицы от другой. Фонемы реализуются в фонетико-морфологических условиях, которые, по мнению Бернштейна, «являются своего рода позициями».

Бернштейн различает фонемы нескольких степеней. Фонемой 1-й степени он называет такие комплексы произносительно-акустико-слуховых свойств, которые служат основным признаком для различения основных знаменательных языковых единиц — морфем и слов. Например, в словах пруд и пруды мы имеем две фонемы— [т] и [д], а в словах пруд и прут — одну фонему [т]. По существу, определение фонемы 1-й степени у Бернштейна совпадает с пониманием фонемы у Щербы и с пониманием варианта фонемы у московских фонологов, тем более, что Бернштейн определяет вариант именно в духе Мо­сковской фонологической школы — как «позиционные моди­фикации одной и той же фонемы 1-й степени». Фонему 2-й степени Бернштейн определяет как «звуковой различитель, реализованный в конкретных морфемах и сло­вах в определенных позиционных условиях, кратчайший звуко­вой элемент значимой единицы языка в совокупности его ва­риации (а тем самым — и в отвлечении от них) и в соотнесении с ее смысловым единством»¹.

И, наконец, Бернштейн выделяет фонему 3-й степени, кото­рую он понимает как фонемные чередования типа ж/жд в сло­вах хаживать/хождение.

Степень абстракции фонем разных степеней различна. Фоне­ма 1-й степени наименее абстрактна от произносительно-акустико-слуховых свойств. Более абстрагированной от фонетических свойств является фонема 2-й степени. И в высшей степени абст­рагирована от звучания фонема 3-й степени.

Продолжая линию Бодуэна де Куртенэ на морфологизованное понимание фонемы, Бернштейн подробно рассматривает фо­нетические чередования в позиционных условиях; эти фонетиче­ские чередования (альтернации) выступают как отношения

полной или относительной функциональной эквивалентности меж­ду двумя или несколькими звуками. Он выделяет два вида фоне­тических чередований: дивергенции — чередования, зависящие от соответствующих позиционных условий, и трансформации— чередования, не зависящие от таких условий. Дивергенции, в свою очередь, подразделяются на дивергенции 1-й степени, ина­че— варианты, встречающиеся во взаимоисключающих пози­ционных условиях (например, различные оттенки фонемы [е] в словах шест и шесть, т. е. более закрытое и более открытое е), и дивергенции 2-й степени, субституты, взаимоисключающие и заменяющие друг друга в одних позиционных условиях, либо различающие значения слов (например, дом и том), либо не различающиеся (например, род и рот). Совокупность вариантов 1-й степени образует фонему 1-й степени; совокупность субсти­тутов— фонему 2-й степени. Совокупность чередований (напри­мер, бегу — бежать, могу — можешь и т. д.), или альтернации 3-й степени, образует фонему 3-й степени.

Фонологическую теорию С. И. Бернштейна можно рассмат­ривать не только как синтез идей московской и ленинградской фонологических школ, но и как оригинальную концепцию, в ко­торой фонологический и грамматический строй языка объеди­няются в единую систему.

Расхождения между теориями представителей московской и ленинградской фонологических школ и С. И. Бернштейном — расхождения, сводящиеся к терминологическому разнобою, а не разному пониманию одного и того же объекта исследова­ния— фонемы, обобщены в таблице Г. А. Климова '.

В 1956 г. вышла книга Р. И. Аванесова «Фонетика современ­ного русского литературного языка», в которой, по словам ав­тора, изложена концепция, существенно отличающаяся от ра­нее изложенной. Впервые изложение этой концепции было дано в статье «Кратчайшая звуковая единица в составе слова и мор­фемы» (1955), включенной в указанную выше книгу в парагра­фах 7—16. С точки зрения А. А. Реформатского, новая концеп­ция Р. И. Аванесова «...определенно была вызвана желанием синтеза двух противоположных концепций Москвы и Ленингра­да»¹. На самом деле это была новая концепция, обусловленная дальнейшим углублением общетеоретических взглядов автора и более глубоким проникновением в суть фонемы.

Р. И. Аванесов прежде всего уточняет широко распростра­ненное понимание фонемы как кратчайшей смыслоразличительной единицы языка. Автор правильно отмечает, что будет точнее говорить о том, что фонемы различают не значения слов и форм, а лишь их звуковую оболочку. Ведь значения слов дом и дам различаются не фонемами [о] и [а], а тем, что они обозначают различные слова, отражающие разные явления действитель­ности. Звуковая оболочка этих слов, действительно, различается фонемами [о] и [а].

Советская фонология, далее, по мнению Р. И. Аванесова, спра­ведливо отрицает наличие двух самостоятельных дисциплин — фонетики и фонологии. Против такого разделения выступали и И. А. Бодуэн де Куртенэ и Л. В. Щерба, хотя на Западе фоне­тика и фонология получили самостоятельный статус после вы­хода в 1939 г. книги Н. С. Трубецкого «Основы фонологии». Продолжая традиции русского языкознания, Р. И. Аванесов утверждает, что «звуковой стороне языка как общественного яв­ления соответствует одна научная дисциплина, объектом кото­рой являются звуки речи как элементы структуры языка. Перед нами не две дисциплины, а лишь два аспекта исследования» (с. 161).

Понятие фонемы сейчас определяется Р. И. Аванесовым че­рез новое понятие кратчайшей звуковой единицы, определяемой как минимальный произносительно-слуховой элемент, выделен­ный при линейном членении речи. Фактически это звук речи. Но качество этого звука речи всегда обусловлено фонетическим по­ложением: иногда оно независимо от положения и будет являть­ся самостоятельным, иногда это качество несамостоятельно, так как обусловлено фонетическим положением. Р. И. Аванесов определяет фонему как кратчайшую звуковую единицу в тех ее сторонах, которые не зависят от фонетического положения, не обусловлены позицией, употребляются в тождественной позиции и служат в языке для различения звуковой оболочки словоформ.

Как и С. И. Бернштейн, Р. И. Аванесов оперирует понятием по­зиционного чередования, но рассматривает его с совершенно

другой стороны. Он выделяет позиционные чередования параллель­ного и пересекающегося типа. При параллельном типе чередований фонетическая система оказывается более простой; в языках с таким типом чередований кратчайшая звуковая единица выступает как в составе фонемы, так и в составе морфемы. К такому типу можно от­нести английский язык, где каждый ряд чередований образует функ­циональное тождество, которому соответствует одна фонема. Напри­мер, k и g образуют ряд чередований, но они не заменяют друг друга в конце слова, ср. back [bжk] спина и bag [bжg] сумка.

Здесь каждая фонема почти тождественна звуку и способна различать любую форму слова в любой позиции.

Другая картина наблюдается в языках, в фонетической си­стеме которых наряду с параллельными чередованиями свойст­венны чередования непараллельные, образующие ряды, пересе­кающие друг друга в определенных точках. «Характерной осо­бенностью фонетической системы при наличии непараллельных, пересекающихся позиционных чередований является то,— пишет Р. И. Аванесов,—что в разных позициях различается неодина­ковое количество звуковых единиц, так как некоторые ряды чередований имеют общие члены. При таких чередованиях оказы­вается, что в одних позициях различается максимальное коли­чество звуковых единиц, в других меньшее, а иногда — в тре­тьих— еще меньшее, т. е. минимальное количество звуковых единиц. Это означает, что при наличии таких чередований крат­чайшая звуковая единица данной словоформы в зависимости от позиции обладает способностью различать звуковые оболочки словоформ не в одинаковой степени: в одних позициях она обла­дает этой способностью в высшей степени (сильная позиция), в других — в меньшей степени (слабые позиции)» '.В связи с определением сильной и слабой позиции Р. И. Ава­несов вводит понятие сильной и слабой фонемы. Сильная фоне­ма, по его определению, выступает в позициях максимальной дифференциации, в которых различается наибольшее количество звуковых единиц. В качестве примеров сильной фонемы можно привести все согласные русского языка в начальной позиции (дал, зал, бал и т. д.), гласные под ударением. Сильная фонема обладает такой большой различительной силой, что она разли­чает не только словоформы, но и морфемы. Слабая фонема в противоположность сильной, различая словоформы, не может различать морфемы, так как она выступает эквивалентом двух или нескольких сильных морфем. Например, слабая фонема [к] в словоформе рок различает эту словоформу от других слово­форм (рос, рот), но она не различает морфем рок и рог, кото­рые в данных словоформах оказываются омонимичными.

Во всех определениях фонемы в двух ее вариантах Р. И. Ава­несов оперирует понятием словоформы, под которой он пони-

мает «то или иное конкретное слово в одной из своих конкрет­ных форм». Именно в словоформе и через словоформу сильные и слабые фонемы оказываются в определенных отношениях к

морфеме.

В предшествующей концепции Московской фонологической школы фонема рассматривалась в составе морфемы, и связь между фонетикой (фонологией) и морфологией не столько доказывалась, сколько декларировалась. В теории 1956 г. Р. И. Аванесов стре­мится выяснить связующее звено между фонемой и морфемой. Это связующее звено он называет фонемным рядом, которое он опреде­ляет как совокупность звуков, находящихся в отноше­ниях позиционного чередования, лишенных различительной способ­ности в пределах своего ряда чередований и обладающих этой спо­собностью в той или иной степени каждый в своей позиции по отно­шению к членам других аналогичных рядов чередования ¹. Приме­ром фонемного ряда в пределах одной морфемы, возглавляемого сильной фонемой [о], может служить ряд чередований [о]/[Л]/[ъ] в таких словоформах, как [воды], [вЛда], [въдавос]. Слабые фонемы этого ряда [Л] и [ъ] фактически совпадают. Во многих случаях фо­немный ряд представлен не полностью —в нем может отсутствовать сильная фонема, например [сЛт'йръ] и [сът'ир'йч'ьск'ъi]. Иногда слабая фонема вообще не входит в фонемный ряд, т. е. оказывается вне чередований, например в таких случаях, как [стЛкан], [стЛканы], [стЛкан'ч'ик] и т. д. Такую слабую фонему, не входящую в фонемный ряд и представляющую самостоятельную единицу, Р. И. Аванесов называет единицей «низшего ранга».

Р. И. Аванесов приходит к выводу, что в составе фонетиче­ской системы, основанной на звуковых чередованиях как парал­лельных, так и непараллельных, фонема является элементом звуковой оболочки словоформы, а фонемный ряд — элементом звуковой оболочки морфемы, охватывающими все звуковое мно­гообразие морфемы в пределах, обусловленных позицией. Такой подход позволил Р. И. Аванесову более убедительно предста­вить взаимосвязь всех структурных элементов языка с учетом функциональной значимости фонемы в составе морфологиче­ской парадигмы.

Изложенную выше теорию Р. И. Аванесова Петр Саввич Кузнецов (1899—1968) считает компромиссной с теорией Л. В. Щербы. Сделав такую оценку в статье «Об основных по­ложениях фонологии» (1959), он пытается дать более строгое обоснование положениям Московской фонологической школы и уточнить некоторые из этих положений. Путь к этому уточне­нию П. С. Кузнецов видит в разработке лингвистической аксио­матики, т. е. формулировании основных определений и положе­ний, принимаемых без доказательств. Для каждой области язы­кознания должна быть выработана своя аксиоматика. В области

фонетики такими основными определениями являются звуки речи и звуки языка. Совокупность звуков речи, частью тождест­венных, частью сходных в акустико-артикуляционном отноше­нии, образует звук языка. П. С. Кузнецов отстаивает морфоло­гический принцип выделения фонемы. Определяя фонему как некоторый класс звуков речи (а принадлежность этих звуков речи к фонеме определяется через морфему), П. С. Кузнецов считает, что «различие фонем устанавливается на основании различия звуков (видимо, речи. — Ф. Б.) в составе слова; слова же состоят из морфем, каждая из которых представляет опре­деленную последовательность фонем. Поэтому вполне законно называть фонемы различителями или дифференциаторами мор­фем» (с. 170). По существу, здесь мы встречаемся с тем же морфологизированным подходом к определению фонемы, только подходом, сделанным со стороны предлагаемой, но не получив­шей права гражданства лингвистической аксиоматики.

Внимание советских фонологов привлекала проблема места интонации в системе просодических признаков языка. Русские языковеды (А. В. Добиаш, А. М. Пешковский, А. А. Шахматов и др.) при описании синтаксических особенностей русского язы­ка связывали их с интонацией, поскольку именно интонация отличает предложение от словосочетания. После намеченного В. Гумбольдтом и последовательно проведенного Ф. де Соссюром разделения языка и речи встал вопрос о соотношении этих категорий с интонацией, о взаимосвязи ударения и интонации, о составляющих интонацию компонентах и т. д.

Анализу этих проблем посвящена работа Александра Александровича Реформатского (1900—1978) «Пролегомены к теории интонации» (1971). Исследователь раз­граничивает грамматический (относящийся к предложению) и фонетический (относящийся к фразе) аспекты интонации. Но в этом случае следовало бы более четко определить понятия фразы и предложения, а также соотношение между ними, чего А. А. Реформатский, к сожалению, не делает.

С полемическим задором написана работа А. А. Реформат­ского «Еще раз о статусе морфонологии, ее границах и задачах» (1971), в которой ученый подверг сомнению необходимость вы­деления выдвинутого Н. С. Трубецким в 1931 г. морфонологического уровня в качестве самостоятельного в системе языка. Это положение Н. С. Трубецкого, равно как и основная единица морфонологии,— морфонема — получили более или менее общее признание. Однако А. А. Реформатский если и признает мор­фонологию в качестве особого уровня, то лишь как периферий­ного, «небазисного», а понятие «морфонема» вообще отрицает. Морфонология, по его мнению, относится не столько к системе языка, сколько к норме. Как видим, при обоснованно критиче­ском подходе к широко принятым положениям в языкознании можно обнаружить иные грани в трактовке, казалось бы, хоро­шо известных приемов лингвистического анализа.

История советской фонологии свидетельствует о том, что со­ветские фонологи, продолжая традиции русского языкознания, в частности развивая взгляды И. А. Бодуэна де Куртенэ, отнюдь не противопоставляли свои взгляды друг другу, а подходили с разных сторон к определению фонемы, ее места и роли в зву­ковой субстанции языка, памятуя о том, что перед ними один и тот же объект исследования, раскрывающий свои свойства в ре­зультате многостороннего анализа. По этому пути и идут сов­ременные советские фонологи.

54