Лекция первая

ФАБУЛЬНАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Цель первой лекции состоит в том, чтобы дать некоторое представление об организации автора. Конкретно – выяснить, какое место занимает фабульная действительность относительно автора и какие функции она исполняет. Д.С.Лихачев полагал мир «внутренним» относительно художественного произведения, мы считаем, что фабульная действительность является «внутренней» по отношению к автору. – Что значит – «внутренний»? – По-видимому, в данной ситуации довольно трудно вообразить себе «целый мир» находящимся внутри произведения. Мы отметили, что Лихачев мыслит мир сотворенным. Если это так, то должен быть субъект творения. У Лихачева таким «субъектом» выступает «литература», что, очевидно, какая-то уловка, потому что литература субъектом вообще быть не может. – Но таким субъектом может быть и является автор. Но вопрос остается: как может быть «целый мир» внутренним относительно автора? – Вот автор, а внутри него – мир? – Обратимся к обыкновенной ситуации воображения. Я воображаю себя в что-нибудь, например, в дерево. Это дерево, с одной стороны, предстоит моему взгляду, с другой – не находится передо мной в том пространстве, в котором существую я. – Вывод: это дерево находится внутри меня, но это «я» не может быть субъектом жизненного (т.е. телесного, т.е. пространственно-временного) существования. В данном случает «внутри» меня означает, что оно не находится «передо мной» - и все. Тогда становится актуальным вопрос: где существует (возникает) ситуация восприятия мной воображенного мной же дерева? – Ответ очевиден – в том же пространстве, в котором существует и воспринимаемое дерево. Этот ответ порождает другой вопрос, ответ на который не столь очевиден: где существует пространство, в котором находится воспринимаемое мной дерево? – Очевидно, что оно не является ни фрагментом, ни продолжением того пространства, в котором пребываю я в своем обычном онтологическом статусе – как субъект жизненного существования. Тем не менее, это пространство является не только для дерева, но и для меня-созерцателя таким же реальным, как дерево, воспринимаемое мной в пространстве, в котором пребываю в качестве жизненного существа (субъекта жизненного существования).

Следовательно, и то пространство, в котором есть и дерево и я, это дерево воспринимающий, и ситуация восприятия дерева, - тоже находится внутри меня-воображающего. Это представляется невероятным – потому, что мы невольно мыслим ситуацию восприятия по отношению к субъекту жизненного существования. Но она является вполне реальной по отношению к субъекту человеческого бытия (как составляющей целого человека). Мы говорили, что собственно человек есть субъект внетелесного бытия, следовательно, он способен «вместить» в себя любую телесную величину. Речь, таким образом, идет не о том, что большая по объему величина содержит в себе меньшую, но о том, что субъект сверхпространственного бытия вмещает в себя пространственную величину, причем любого масштаба. Понятно, что речь идет не о буквальном вмещении:о том, отношения между пространством и сверхпространством несколько сложнее и драматичней. Об этом и пойдет речь в данной лекции.

*

Д.С.Лихачев утверждает, что мир появляется в результате творческого акта (мир сотворен). Что такое акт творения? – Мы его – несколько вульгарно – понимаем в том смысле, что сначала ничего не было, но творец что-то сделал – и появился мир. – Вопрос: что сделал творец? Зададим вопрос более конкретно: что делает Пушкин как творец, например, мира (фабульной действительности), в котором существуют барон Филипп, его сын Альбер, ростовщик Соломон и др.? – Мы полагаем, что Пушкин совершает акт воображения, т.е. во-ображает себя в Барона. Но не слишком ли мы удешевляем акт творения, сводя его к акту воображения? На каком основании мы считаем, что Барон, например, «сотворен» Пушкиным, а не просто воображен? – На основании того онтологического статуса, который мы невольно присваиваем Барону (Онегину, Маше Мироновой…). Мы относимся к нему как к реальному субъекту, способному совершать поступки и отвечать за них. Если автор мощен онтологически, то и субъект восприятия относится к персонажу так же, как к нему относится другой персонаж. По отношению к персонажу, представляемому как онтологически вменяемое существо, Пушкин определяется как творец; акт воображения, им совершаемый, то же, что и акт творения.

*

- Что же такое акт воображения? – Мы понимаем его как онтологическое усилие, совершаемое человеком как составляющей целого человека, результатом которого и является персонаж и та действительность, в которой он существует. Здесь уместно будет указать на одно недоразумение, благодаря которому сложилась наука о литературе. Этим недоразумением мы обязаны своеобразной магии слова. В данном случае – магии слова «творить» («воображать»). Это слово направляет наше внимание на то, ч т о сотворено, и тем самым отвлекает это внимание от автора. Когда Пушкин воображает Барона, внимание читателя обращено именно на него, читатель соотносит нечто ожидаемое от «Скупого рыцаря» с Бароном и его жизненным («фабульным») поведением. Но это своеобразная хитрость слова. По отношению к читателю она вполне оправдана. Воспринимая событие жизни, читатель тем самым вовлекается в событие бытия автора; событие восприятия события жизни является необходимой составляющей события бытия автора. Но исследователь не должен поддаваться на эту хитрость; он должен ее учесть и тем самым обезвредить. А учесть он ее может только испытав магию (она же «хитрость») слова «творить» на себе как читателе.

Если мы удержим в зоне своего внимания автора, то мы легко заметим обстоятельство, обычно ускользающее от этого внимания: автор воображает персонажа не «из ничего», а «из самого себя». Автор с е б я воображает в персонажа. Пушкин-автор себя «во-ображает в» Барона.

*

Что это означает, как это понимать, как это осуществляется реально? Автор разделяется на того, к т о воображает, и того, и з к о г о воображается персонаж (или для удобства - на воображающего и воображаемого). Это функциональное разделение. Для того, чтобы эта функция осуществилась, разделение должно быть подкреплено онтологически. Воображающий (творящий) автор совершает акт отрешения: творимый, «превращаемый», воображаемый) автор отрешается от творящего («превращающего», воображающего) автора, вследствие чего появляется, образуется «внешнее» и его противоположность – «внутреннее». Внешнее конкретизируется как пространство и время. Пространство и время формируют фабульную – жизненно-прозаическую – действительность. Превращаемый автор, как бы «погруженный» в пространство и время и преобразованный ими, и становится субъектом телесного – пространственно-временного – существования (в нашем случае – Бароном). Фабульная действительность образуется вокруг превращаемого автора: она не предшествует персонажу и не появляется вслед за ним, фабульная действительность и персонаж появляются одновременно.

Фабульная – пространственно-временная – действительность осуществляет три функции. Во-первых, она практически отрешает превращаемого автора от превращающего. Сказанное нельзя понимать так, что «между» превращающим автором и превращаемым появляется внешнее; внешнее появляется в самом авторе. То преобразование, о котором мы говорим, совершается с автором; и преобразование, им претерпеваемое (благодаря которому автор и становится автором), не преобразует его в другого субъекта. Персонаж является «другим» субъектом по отношению к такому же персонажу, как и он сам, но не по отношению к автору. Фабульная действительность является составляющей организации автора. Превращенное состояние автора структурируется и тем самым закрепляется. Поскольку фабульная действительность - это особый план организации автора, то тип его организации определяется как архитектонический. Автор не растворяется онтологически в совокупности персонажей, персонажи – следствие его превращенного (авторского, поэтического) с о с т о я н и я.

Во-вторых, фабульная действительность осуществляет изолирующую функцию. Персонаж как субъект жизненного (высшая форма телесного) существования онтологически замкнут в пространстве и времени, он полагает, что пространственно-временная сфера является единственной бытийной сферой, а жизнь – высшая форма существования. Пространство и время не объемлет персонажа, персонаж не пребывает в пространстве и времени как некотором месте, которое можно покинуть, если добраться до его границы и ее переступить. Пространство и время – он сам, персонаж – определенная конфигурация пространства и времени. То, что обеспечивает его существование как телесного субъекта, то самое и изолирует его. Его тело осуществляет и функцию жизни и функцию изоляции.

Одно замечание: для персонажа фабульная действительность является онтологически родственной сферой, он «у себя дома» в пространстве и времени и, естественно, никаких бытийных стеснений он не испытывает. Пространство и время преобразуют превращаемого автора в персонажа и изолируют его (превращаемого автора) от превращающего автора. Барон как фабульный персонаж – это превращаемый Пушкин-автор, преобразованный и изолированный фабульной действительностью от превращающего Пушкина-автора.

В-третьих, фабульная действительность исполняет онтологическую функцию: в ней пребывают субъекты телесного существования и совершается «событие жизни» (термин М.М.Бахтина). Эта функция признается, в сущности, единственной, что явствует, между прочим, и из статьи Д.С.Лихачева. Еще раз подчеркнем: фабульная действительность, поощряя телесное и в первую очередь жизненное существование, тем самым «держит» превращаемого автора в отрешенном состоянии, внушая фабульному персонажу стойкое впечатление, что он «вообще» (абсолютно) есть тот, кто он есть в пространственно-временной (фабульной) действительности. Ситуация, являющаяся актуальной для превращаемого автора, проявляет себя в волшебной сказке – как ситуация заколдованного героя.

Скажем здесь еще об одной очень важной особенности фабульной действительности и совершающегося в ней события жизни: хотя автор воображает себя в конкретных персонажей, участвующих во вполне конкретном жизненном событии, являющемся фрагментом события жизни человека (жизнь была до Барона и будет после него, Пушкин показал только небольшой ее эпизод, но по отношению к бытию автора событие жизни – как форма бытия автора – осуществляется вполне. Так, она появляется в ситуации акта воображения и «встроенном» в него актом отрешения и завершается вместе с завершением события бытия автора. С этим связана особенность поэтического конфликта. Вполне обычное дело, когда жизненный конфликт выдают за поэтический; фабульная действительность оказывается местом, в котором конфликт созревает и разрешается, причем жизнь продолжается, становясь на время лучше или хуже прежней. В поэтическом конфликте фабульная действительность и совершающееся в ней событие жизни оказываются только «стороной» конфликта: в поэтическом конфликте жизнь участвует как р о д бытия, сталкивающийся с другим родом бытия; фабульная действительность противостоит «последнему целому» (термин М.М.Бахтина).

Вы, я надеюсь, заметили, что я, говоря о конкретном лице (Бароне) делал оговорку: Барон как персонаж. Я говорил не о целом героя, а только об одной его составляющей – субъекте жизненного существования. Но из уже сказанного ясно, что субъект жизненного существования есть животное существо. Собственно человек – драматический (эпический, лирический) герой – субъект внежизненного бытия. Сфера, в которой н существует, совпадает со сферой бытия поэта. О человеке, следовательно, и о целом человека я не мог говорить, поскольку о нем нельзя говорить, не подготовив для этого почву. В следующих двух лекциях мы посвятим изложению тех событий, которые предшествовали появлению человека. Мне придется затронуть такие ситуации, которые являются обыкновенно предметом внимания богословов, и я хотел бы оговорить, что наш курс преследует сугубо исследовательские цели.

Рассмотрим ситуацию, в которой человек как составляющая целого человека становится автором. Человек, как мы говорили, является субъектом внетелесного (внежизненного) бытия, и по этой причине не может осуществляться непосредственно языковыми или непосредственно словесными формами. Он может существовать только опосредствованным образом – через существование того, в кого он себя воображает и превращает, следовательно осуществляется превращенно-языковыми или превращенно-словесными формами. Таким образом, человек постоянно является автором. Разница между человеком в его обычном состоянии и состоянием исключительным (когда он становится поэтом) не в том, что в первом случае он автором не является, а во втором является. В обоих случаях человек является воображающим и, следовательно, автором. В первом случае онтологический акцент в целом человека падает на субъекта жизненного существования, во втором – на человека. В первом случае жизненное существо, так сказать, привлекает человека, чтобы с его помощью разрешить жизненную ситуацию. Человек «проигрывает» различные варианты ее разрешения и выбирает наилучший. Человек прекращает воображать как только ситуация разрешается. Во втором случает, когда онтологический фокус устанавливается на человеке, он становится онтологически и ценностно ведущей составляющей в целом человека и, следовательно, ситуация воображения оказывается основной. Теперь дело складывается таким образом, что воображающему (автору) нужно разрешить ту ситуацию, в которой он оказался, т.е. «выпрямиться», преодолеть превращенное состояние и тем самым не прервать, а з а в е р ш и т ь событие превращенного бытия, перестать быть автором.

В том случае, когда состояние превращенности усиливается и становится фиксируемым; событие бытия автора как другого субъекта по сравнению с животным существом, также является особым (и даже может восприниматься как особое). Поэт чувствует необходимость довести событие жизненного существования персонажей до завершающего финала, который завершает и событие его авторского (поэтического) бытия.

В этой лекции мы должны выяснить, какое место в организации поэта занимает фабульная действительность и какую функцию она осуществляет.

Для этого: 1) рассматриваем ситуацию воображения; замечаем: слово «воображение» сыграло немалую роль в том, что в осознании самого себя и своей миссии человек пошел по неверному пути. Слово «воображать», как и «творить», направляют наше внимание…

2) Поэт превращает себя и становится субъектом превращенного бытия. Это его фундаментальное состояние, в котором он пребывает до последней ситуации – когда он преодолевает свое превращенное состояние. Мы прослеживаем те изменения, которые автор претерпевает, совершая свое бытие, от исходной ситуации до завершающей.

3) Теперь, когда мы приняли меры предосторожности, можно сказать, что автор воображает персонажа, не рискуя упустить из вида свой «предмет» внимания – автора. Превращает себя – изменяет свое состояние с непосредственного на превращенное. Мы не переводим взгляд с автора на того, кого он вообразил, но описываем состояние автора, который, таким образом, остается в зоне нашего внимания.

4) Автор вообразил себя в персонажа. Покидает ли персонаж бытие автора? Освобождается ли автор от персонажа? Предполагаемый ответ: когда воображающий п р о с т о воображает, то нет, но когда он воображенное пытается изобразить, то, очевидно, да, покидает. Ведь, например, живописец видит перед собой портрет того человека, которого он изображает. (Был только один случай: когда Пигмаллион влюбился в свое создание – Галатею.) Перед собой автор видит внешнее произведение. То, что производит эстетическое впечатление, пребывает в нем («в субъекте» - Б.Христиансен). Отсюда: автор создает персонажа «из себя самого». Эта ситуация весьма интересна. Автор разделяется внутри себя на творящего и на того, из которого творится персонаж (который «претворяется в персонажа). Эта ситуация: творящий – творимый – является основной; это только некоторая конкретизация той ситуации, о которой мы сказали выше (автор пребывает в превращенном состоянии). Внутреннее разделение не делит автора на автора и не-автора: по обеим сторонам мысленной разделительной черты – автор. Мы говорим о с о с т о я н и и автора. Следующая стадия акта воображения – акт отрешения: творящий отрешает от себя творимого. Появляется разрыв между ними. Этот разрыв – «внешнее» (которого до сих пор не было) и его противоположность – внутреннее. «Внешнее» конкретизируется как пространство и время. Пространство и время преобразуют творимого автора в персонажа. Персонаж создается не автором непосредственно, но пространством и временем – по воле автора. Отрешив творимого автора от творящего, пространство и время образуют фабульную действительность – онтологическую сферу, в которой персонаж пребывает как субъект жизненного существования. То, что осуществляет бытие персонажа, осуществляет также и функцию изоляции.

Итак: то, что в пространственно-временной (фабульной) действительности есть Онегин как фабульный персонаж, то в сфере бытия автора есть творимый автор. Пространство и время осуществляют по отношению к творимому автору онтологически «отрицательную» роль – отрешают творимого от творящего. То, что в пространственно-временной действительности есть прибыток: появляется новый субъект жизненного существования, то для автора есть убыток – отрешение (отчуждение) творимого. То, что в перспективе «от персонажа» является актом творения (безусловно положительным актом), то в перспективе «от автора» есть отрицательный (но необходимый) акт – акт отрешения.