4. Коровьев-фагот
Из всей свиты Воланда только Коровьев-Фагот имеет несколько прототипов. Г.Макарова и А.Абрашкин считают, что Фагота следует отождествлять с демоном Дагоном - "хлебодаром сатаны, древним семитским божеством, покровителем земледелия, позже богом - подателем пищи, впоследствии - богом бури, богом войны" [3.2;229]. Пример тому - при Воланде Коровьев играет роль казначея (денежный дождь в Варьете) и причастен к доносам, похищению Лиходеева и смерти Берлиоза. Второе имя героя происходит от названия музыкального инструмента "фагот". У Коровьева есть некоторое сходство с фаготом - длинной тонкой трубкой, сложенной втрое: "ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно" [1;11]. И.Галинская считает, что имя "Фагот" было связано не столько с музыкальным инструментом, сколько со словом "еретик": "Булгаков соединил в нем два разноязычных слова: русское "фагот" и французское "fagot", а в числе значений французской лексемы "fagot" ("связка веток") она называет такой фразеологизм, как "sentir le fagot" ("отдавать ересью", то есть отдавать костром, связками веток для костра)" [3.11;3]. Л.Яновская считает, что облик Фагота был заимствован М.А.Булгаковым с картины художника А.М.Врубеля "Азраил" или "Шестикрылый Серафим": "Образ темного, никогда не улыбающегося лика <...> тихо пламенел лунно-золотой венец, и звездные блики вспыхивали на оперении. Золотые блики на фиолетовом" [3.51;108]. И если мы сравним облик "Азраила" с Фаготом - "темно-фиолетовым рыцарем с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом" [1;373], то заметим, что именно у "Шестикрылого Серафима" позаимствовал М.А.Булгаков внешность своего героя. Напарником Бегемота во всех проделках и безобразиях практически всегда бывает Коровьев-Фагот, образ которого во многом схож с образом булгаковского кота.
Внешность у героя, как и у всех членов банды, довольно несуразная, крайне нелепая и комичная: "ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно. И физиономия, прошу заметить, глумливая" [1;11], "усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, ироничные и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки" [1;48], "нацепил себе на нос явно ненужное пенсне, в котором одного стекла вовсе не было, а другое треснуло" [1;51].
С момента своего появления в романе и до последней главы, где он превращается в темно-фиолетового рыцаря, Коровьев-Фагот одет удивительно безвкусно, по-клоунски: клетчатая одежда сближает Коровьева с традиционным обликом Арлекина (мотив шутовства).
Характерная деталь облика булгаковского героя - пенсне или монокль с треснувшим стеклом. Обращает на себя внимание и его "треснувший тенор" [1;49], напоминающий дребезжащий звук фагота (в итал. яз. слово "фагот" имеет значение "увалень", "неуклюжий"). В то же время в образе персонажа подчеркнуто "змеиное" начало (длинное гибкое тело, ужасающий свист, мотив "искушения"), которое отчасти обусловливает второе имя (заметим внешнее сходство фагота со змеей). К тому же, Фагот, неожиданно возникая пред Берлиозом из знойного воздуха, тем самым указывает на свою принадлежность к нечистой силе (небывалая для мая жара в момент его появления - один из традиционных признаков приближения черта). Наделяя героя подобной внешностью, М.А.Булгаков подчеркивал наличие в образе Фагота таких черт, как ироничность ("Чтобы убедиться в том, что Достоевский - писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение?" [1;348]), склонность к издевке и глумлению над людьми ("ни черта не делают, да и делать ничего не умеют, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено" [1;85]), лжи и обману (непонятно зачем надетое треснутое пенсне, нарочно искаженный голос). Если у Бегемота в романе амплуа шута, то у Коровьева - еще и притворщика. Булгаковский персонаж во время пребывания в Москве выдает себя не за того, кем является на самом деле, с головокружительной быстротой придумывая и примеряя на себя новые маски-личины. Коровьев и спившийся бывший регент церковного хора, и "запевала", и явно не нужный Воланду переводчик, и актер в цирке. На самом деле функция Фагота - "избавляться" от всех доказательств присутствия в городе нечистой силы, подчищать следы, по совместительству наказывая людские пороки (заставляет служащих филиала зрелищной комиссии в наказание за очковтирательство беспрерывно петь хором), срывать с людей маски, являя их истинное лицо (информация о Лиходееве, "разоблачение" Семплеярова, предсказание судьбы Сокова). Подобно Бегемоту, Коровьев карает лишь тех, кто заслуживает этого: в сущности, банда Воланда не способна выдумать ничего оригинального - проделки Фагота и кота есть чаще всего лишь доведенные до очевидности и гротеска нелепости самой жизни. Коровьев и Бегемот - разоблачители лжи, лицемерия, жадности и других человеческих пороков. Они играют свои роли, забавляясь людской глупостью и невежеством. Функции Фагота не сводятся к одним только уничтожениям доказательств, наказаниям и разоблачениям. В нужный момент, булгаковский демон оказывает пострадавшим непосредственную помощь (помогает Маргарите в общении с Фридой, ухаживает за мастером, сжигает историю его болезни и вручает героям их документы).
В отличие от кота Бегемота, который в своем шутовском простодушии очень обаятелен и притягателен, Коровьев действительно напоминает ядовитую змею. Фагот притворяется во всем и со всеми, кроме Воланда (вспомним метаморфозы голоса в диалогах и полилогах: в романе со всеми героями "регент" говорит треснувшим, дребезжащим тенором, но Воланду отзывается "очень чистым и звучным голосом" [1;85]). И, подобно змею, выступает в роли искусителя (дает взятку управдому Босому, раздает на представлении в Варьете деньги и дамские туалеты).
Притворство и глумление наполняют все действия Коровьева, а именно его мимику и движения ("кривляясь, <...> замахал руками, словно мельничным крыльями" [1;98]). В образе Фагота, кроме всего прочего, присутствуют и такие черты, как развязность и бесцеремонность ("сказал развязно клетчатый: "Да вы без церемоний!" [1;97]). Обращает на себя внимание речь булгаковского героя, "присыпаемая шуточками и прибауточками" [1;100] - Коровьев, неизвестно зачем, точно копирует просторечную манеру говорить ("ихний помощник" [1;120], "гражданин соврамши" [1;123], "алмаз ты наш небесный, драгоценнейший" [1;120]), умея выражаться грамотно и умно ("Вы судите по костюму? Никогда этого не делайте, <...>, можете ошибиться" [1;342]). В манере Фагота присутствует неприятная особенность говорить о присутствующих при разговоре людях во множественном числе: "Они, они, - запел козлиным голосом Коровьев" [1;85]. Подводя некоторые итоги, можно сказать, что Коровьев в своем амплуа схож с Бегемотом - герой явно играет роль арлекина. Удивительно, что в свите Воланда было два шута. Потому что кривляка-регент, бывший запевала в клетчатом костюме и треснувшем пенсне, говорящий голосом, до противности дребезжащим, наводит на мысль о шуте - тот же наряд, то же поведение. И этот факт становится еще более удивительным, если учитывать, что и Гелла, и Бегемот, и сам Мессир обращаются к Коровьеву не иначе, как рыцарь. Автор органично соединил в образе Фагота черты несовместимые: шута и рыцаря. Образ Фагота, как демона, наделен многими сверхъестественными способностями, доставшимися в "наследство" от прототипа-бога, а именно - способность создавать иллюзии вещей (разоблачение магии в Варьете его рук дело), исцелением болезней ("подул на простреленный палец Геллы и тот зажил" [1;276]), знанием будущего ("Подумаешь, бином Ньютона!" - говорит он о невозможности предсказаний смерти [1;85]). Кроме того (об этом сообщает сцена бала у Сатаны), Коровьев сведущ, так сказать, и в делах загробных - о каждом из гостей знает всю подноготную их земного и потустороннего существования. Булгаковский демон "сопровождается" следующими авторскими комментариями, отражающими, на наш взгляд, сущность героя: "мерзавец", "подлый Коровьев", "надувало Фагот".
И, как и у других членов свиты, "дневной" облик Коровьева разительно отличался от его истинного, "ночного" лица. Лунный свет помог увидеть фиолетового рыцаря сквозь искусно подобранную маску: "На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом" [1;372].Фиолетовый рыцарь - единственный из всей свиты Воланда, чью историю мы узнаем со слов рассказчика. Ни о Бегемоте, ни об Азазелло мы ничего не знаем, кроме того, что они демоны. Коровьев же, по словам Воланда, в своей "прошлой жизни" явно был человеком: "Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, <...> его каламбур <...>о свете и тьме был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого пошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал" [1;373]. На наш взгляд, цвет костюма рыцаря - фиолетовый - указывает на то, что в прошлой жизни Фагот был человеком. Фиолетовый цвет в литературной традиции тесно связан со смертью и возражением после смерти. Согласно этому, можно сделать вывод - рыцарь умер (в отличие от остальной свиты Воланда, которая, видимо, сразу создана была демонической), после чего и получил место при дьяволе, право на вечную жизнь в "покое" и цвет одежды как напоминание о совершенном грехе. В последней главе и становится ясно, каким образом М.А.Булгаков соединил образе Коровьева черты рыцаря и шута. Возможно, поэтому в романе герой имеет два имени - одно для ипостаси шута, второе - для ипостаси рыцаря. Поэтому образ Фагота неоднозначен и противоречив - трудно заметить лик рыцаря, мелькающей под маской шута и еще труднее заметить в шутке частицу рыцарского ("Моя прелесть!.." - "Я не прелесть!" - "Ох, как жалко!" [1;348]). Образ Фагота, подобно образу Бегемота, несет в себе исключительно отрицательное и, как и Бегемот и Азазелло, связан с предшествующими ему литературными и демоническими персонажами.
ГЕЛЛА
Гелла - женщина-вампир, член свиты Воланда. Имя "Гелла" М.А.Булгаков почерпнул из статьи "Чародейство" Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, где отмечалось, что на Лесбосе этим именем называли безвременно погибших девушек, после смерти ставших вампирами [3.41;50]. Вампиры - в европейской мифологии ночные существа, питающиеся человеческой кровью. Люди верили, что вампирами становятся самоубийцы и преступники, умершие не своей смертью, а также люди, умершие от укуса вампира. Считалось, что особенно активными вампиры становились в полнолуние, а солнечный свет на них действовал губительно [3.30;51]. Данная характеристика соответствует литературному образу Геллы: "Рама широко распахнулась, но вместо ночной свежести и аромата лип в комнату ворвался запах погреба. Покойница вступила на порог. Римский отчетливо видел пятна плесени на ее груди. И в это время крик петуха долетел из сада... С третьим криком петуха она вылетела вон" [1;158]. Характерные черты поведения вампиров - щелканье зубами и причмокивание Булгаков, возможно, позаимствовал из повести А.К.Толстого "Упырь". Там девушка-вампир поцелуем обращает в вампира своего возлюбленного - отсюда, очевидно, роковой для Варенухи поцелуй Геллы. То, что крик петуха заставил удалиться Геллу и ее подручного Варенуху, полностью соответствует широко распространенной в дохристианской традиции многих народов ассоциации петуха с солнцем - он своим пением возвещает приход рассвета с востока и тогда вся нечисть, в том числе и ожившие мертвецы - вампиры, удаляются на запад, под покровительство дьявола. В древненорманнской и древнегерманской мифологии встречается имя "Гелла" (Гелия, Гель, Хель) - полубелой и получерной богини, обитавшей в преисподней. Имя "Гелла" со временоем стало обозначать собственно ад в смысле местопребывания умерших [3.2;227]. Гелле в романе присущи функции вампира. О том, какова ее сущность, можно понять из сцены ее встречи с Варенухой: "Совершенно нагая девица - рыжая, с горящими фосфорическими глазами. <...> ладони ее еще холоднее, что они холодны ледяным холодом" [1;114-115]. Девушка "целует" Варенуху и тот уподобляется ей - "полнокровный обычно администратор был теперь бледен меловой нездоровой бледностью. <...> отчетливо была видна на полу теневая спинка кресла и его заостренные ножки, но над спинкою на полу не было теневой головы Варенухи, равно как и под ножками не было ног администратора" [1;156-157].Шрам на лице Геллы напоминает о казненной за детоубийство Гретхен В.Гете, которую Фауст видит во время Вальпургиевой ночи. Полностью соответствует широко распространенной в дохристианской традиции то, что крик петуха заставил удалиться Геллу и ее подручного Варенуху, многих народов ассоциации петуха с солнцем - он своим пением возвещает приход рассвета с востока и тогда вся нечисть, в том числе и ожившие мертвецы - вампиры, удаляются на запад, под покровительство дьявола: "С третьим криком петуха она повернулась и вылетела вон" [1;158]. В отличие от остальной свиты Воланда, Гелла принадлежит к вампирам, которые являются низшим разрядом нечистой силы. Как и Абадонна, она отсутствовала в сцене последнего полета и превращения. К тому же Гелле не в кого было превращаться после, в последнем полете, когда ночь разоблачала все обманы, Гелла могла только снова стать мертвой девушкой.С другой стороны, образ Геллы можно рассматривать и как образ ведьмы - рыжие волосы и ярко зеленые глаза в литературной традиции зачастую приписывались ведьмам, также как и полное равнодушие к одежде (по квартире Воланда девушка предпочитала ходить нагой - "в передней появилась совершенно нагая девица" [1;114]).
Кроме того, в облике Геллы отсутствуют наиболее распространенные черты вампиров: острые клыки, появляющиеся при желании укусить, боязнь дневного света (днем девушка свободно перемещалась по квартире Воланда, открывая дверь незадачливым визитерам). В романе Гелла выполняет функцию служанки в квартире (делает уборку, накрывает на стол в сцене ужина при свечах). Мы полагаем, что в образе Геллы были органично соединены черты ведьмы и черты вампира. Образы Абадонны и Геллы в большей степени вместили в себя черты различных прототипов. Их функция - подчеркнуть фантастическую обстановку в произведении.