Шрамы от оскорблений

Некоторые родители-вербальные абьюзеры не дают себе труда маскироваться за рационализациями и напрямую бомбардируют детей оскорблениями, руганью, обинениями и жестокими прозвищами. Эти родители невероятно бесчувственны, не только к боли, которую они причиняют, но и к долгосрочным негативным последствиям своего поведения. Этот вопиющий вербальный абьюз выжигают клеймо на детской самооценке и оставляет глубокие эмоциональные шрамы.

Кэрол, красавица-модель 51-го года, которая в последнее время занималась дизайном интерьеров, рассказала мне на нашей первой сессии об очередном и очень трудном разводе, третьем по счёту, который случился за год до того, как она пошла на терапию. Этот развод оставил ей тяжкое чувство страха будущего. Одновременно, менопауза заставляла её чувствовать панику перед угрозой потери красоты. Она чувствовала себя непривлекательной и сказала мне, что эти страхи усилились после того, как она посетила родителей: «Это всегда кончается одинаково. Каждый раз, когда я их вижу, чувствую ту же боль и то же разочарование. Хуже всего то, что я каждый раз жду, что вот я приеду домой, скажу, как мне плохо, как всё плохо в моей жизни, и что они хотя бы раз скажут мне: «О, дорогая, мы так тебе сочувствуем!» вместо «Сама виновата!» Сколько себя помню, всё время эта фраза: «Сама виновата!»

Я сказала, что, по-видимому, родители Кэрол всё ещё имели над ней огромную власть, и спросила, готова ли она копать вместе со мной, чтобы докопаться до корней этой власти и начать перемены в этой модели доминирования и контроля. Кэрол согласилась и стала рассказывать мне о своём детстве в богатой семье с Запада. Её отец был престижным врачом, а мать – олимпийской плавчихой, ушедшей из большого спорта, чтобы посвятить себя воспитанию пятерых детей, старшей из которых была Кэрол: «Я помню, что в детстве я постоянно была грустной, одинокой. Мой отец постоянно издевался надо мной, но когда мне исполнилось лет одиннадцать или двенадцать, он начал говорить мне по-настоящему жуткие вещи».

- Например? – спросила я.

- Ну... неважно, - ответила Кэрол. Она начала грызть кожу вокруг ногтей, стараясь защититься.

- Кэрол, - сказала я, - я понимаю, как тебе должно быть больно, но это то, что мы должны вытащить на свет божий, чтобы преодолеть.

Кэрол начала говорить медленно:

- Не знаю, почему, но мой отец решил... Господи.., как это трудно... Он решил, что я... что от меня воняло. И он начал преследовать меня за это. Я хочу сказать, все говорили мне, какая я красивая, но он был способен только…

- Продолжай, Кэрол, - подбодрила я её, когда она вновь замолчала и отвела взгляд, - я на твоей стороне.

- «Твои сиськи плохо пахнут», - говорил он обычно, - «от твоей спины несёт. Если бы люди знали, как отвратительно твоё вонючее тело, они бы испытывали омерзение». Я принимала душ три раза в день, клянусь. Я выливала на себя литрами дезодорант и духи, но всё напрасно. Его любимой фразой было, что если бы можно было вывернуть меня наизнанку, как носок, стало бы понятно, откуда исходит этот отвратительный запах – изо всех пор моего тела. Это он говорил, как именитый доктор. Моя мать ни разу ему не возразила. Она никогда не сказала мне, что это было не так. Я постоянно думала о том, как мне измениться к лучшему, как сделать так, чтобы он перестал говорить мне, как я отвратительна и как воняю. В туалете я думала, что если бы можно было спускать воду из бочка быстрее и незаметнее, он может быть и перестал думать, что я так отвратительна.

Я сказала, что на мой взгляд её отец так иррационально реагировал на процесс развития Кэрол во взрослую женщину, что он оказался неспособен справиться с инцестуальной тревогой, которую испытывал. Отцы довольно часто реагируют недовольством и даже враждебностью на сексуальное созревание дочерей. Отцы, проявлявшие заботу и любовь к дочерям, когда те были маленькими, начинают провоцировать конфликты, когда те подрастают, чтобы отвлечься от неприемлемого сексуального влечения. У таких отцов сексуальное созревание дочери может повлечь за собой состояния крайней тревоги, которые, с их точки зрения, являются достаточным основанием, чтобы начать преследовать дочь. Проецируя своё чувство вины и неудобства на девочку, отец может отрицать свою ответственность за собственные чувства. Такой отец как бы говорит дочери: «Ты дурная и извращённая, потому что заставляешь меня испытывать по отношению к тебе дурные и извращённые чувства».

После того, как я объяснила Кэрол всё это, я спросила, было ли в моих объяснениях что-то знакомое. Кэрол думала, что да, сексуальные мотивы были: «Я постоянно чувствовала, как он смотрит на меня. И он всегда спрашивал, чем я занимаюсь с друзьями, а я ничем не занималась. Но он был убеждён, что я сплю со всеми мальчиками. Он говорил мне, что если я скажу ему правду, он меня не накажет. Он хотел, чтобы я говорила с ним о сексуальных вещах».

Во время эмоционально трудного периода в подростковом возрасте Кэрол был очень необходим любящий отец, способный поддержать эмоционально и укрепить самооценку дочери, а вместо этого девочку подвергли беспощадному унижению. Вербальный абьюз отца и пассивность матери нанесли сокрушительный удар по способности Кэрол воспринимать себя как человека, достойного любви и уважения. Когда кто-то говорил ей о том, как она красива, она думала, что это просто её пока “не разнюхали, как следует”. Никакая внешняя поддержка не могла перебороть разрушительные посылы отца: «В семнадцать лет я стала работать моделью. Чем больше у меня было успеха, тем невыносимее становился мой отец. Мне действительно было необходимо уйти из того дома. В девятнадцать лет я вышла замуж за первого, кто меня об этом попросил. Мне досталось сокровище: он бил меня, когда я была беременной, а когда родился ребёнок, - бросил. Я винила во всём себя. Это всё потому что от меня воняло, думала я. Примерно через год я вновь вышла замуж. Этот меня не бил, но просто не разговаривал со мной. Я вытерпела десять лет, я не могла вновь явиться к родителям с новым неудачным браком, но в конце концов я ушла. Слава Богу, у меня была работа, я могла содержать себя и содержать сына. В течение долгого времени я вообще не общалась с мужчинами. Потом я познакомилась с Гленном и думала, что теперь-то я встретила идеального мужчину. Первые пять лет брака с ним были самым счастливым временем в моей жизни. Но тогда я узнала, что он всё время изменял мне, с первого дня. Я прожила с ним и с его изменами ещё десять лет, я опять не хотела разрушать брак. В прошлом году он бросил меня ради женщины на двадцать лет моложе меня. Почему у меня ничего не получается?»

Я напомнила ей, что у неё многое получилось: она была хорошей любящей матерью, самостоятельно вырастила сына, который успешно вёл взрослую жизнь, сама достигла вершин успеха в двух профессиях. Однако, ни один мой довод не успокаивал Кэрол. Она интериоризовала тот образ, который внушил ей отец: она была недостойным и отвратительным существом. В результате, большую часть жизни она посвятила бесплодным поискам любви, в которой ей было в детстве отказано отцом. Кэрол привязывалась к жестоким, агрессивным и отстранённым мужчинам – таким, как её отец – пытаясь завоевать любовь, на которую тот был неспособен. Ожидая, что отец или другие мужчины–заместители отца могли дать ей возможность чувствовать себя достойной, она подчиняла их мнениям свою самооценку. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, насколько деструктивным оказалось отцовское влияние. Кэрол должна была вернуть себе самоуважение, научившись противостоять тем негативным суждениям о себе, которые посеял её отец в детстве. В течение последующих двух месяцев она постепенно поняла, что её самоуважение не было разрушено: она просто искала его не в том месте.