6. Дагестанки

Прошло еще суток двое-трое, как приходят к нам в штаб две девушки-дагестанки: одна совсем молоденькая, вторая постарше, но тоже еще моло-дая, как выяснилось – тётя этой молодой. Голоса младшей я, по-моему, так и не слышал, а старшая спросила, что известно о Володе Хачидзе.

Оказывается пути младшей и Володи где-то пересекались и теперь она волновалась, почему он исчез. Не вдаваясь в детали, я сказал, что он жив и здоров, что сейчас в командировке и уже скоро должен объявиться. На этом мы вместе вышли из штаба.

Южная ночь наступает всегда как-то внезапно и быстро, и над Махачкалой уже сгустились серые сумерки. Как-то стыдно было оставлять этих одних в этом сумраке двух молоденьких девушек, да и что «греха та-ить», очень хотелось поговорить с дагестанками об их житье-бытье, ибо это житье даже внешне совсем не походило на жизнь женщин нашей средней полосы.

На улицах Дагестана можно было видеть девочек-подростков или женщин преклонного возраста. Женщин молодых и даже средних лет как будто и вовсе нет. Дагестанки не ходят в парандже, но свои лица так умело закрывали цветными, а чаще черными платками, что определить их возраст для нас, уральцев, было крайне проблематично. Женщины Дагестана оста-вались неразгаданной тайной, лишь несколько приоткрытой поэзией Расула Гамзатова. Воспетая в стихах женщина, – это здорово. Мне выпала удача по-говорить с одной из них воочию.

Ни фамилии, ни даже имени этой женщины я не узнал. Очевидно, ни-чего не знала и не хотела знать обо мне она. Вечерний сумрак затенял наши лица, и это, практически полное незнание друг друга, очевидно, позволяло ей говорить откровенно, давало возможность высказать давно наболевшее.

Она окончила филфак Дагестанского университета, где влюбилась в горного еврея – тато. Они мечтали о счастливой совместной жизни, но ро-довые обычаи не позволяли им быть вместе. И хотя влюбленные ни от кого не прятали своей любви, а ее мать даже знала, что они уже «живут» вместе, ее выдали замуж за аварца. Он хороший человек, окончил военное училище и служит в армии в звании капитана. Но сразу же после свадьбы она сказала ему, что совместных детей у них не будет, ибо она уважает его, но не любит. Вот так и мыкают горе эти два современных человека, оба с высшим образо-ванием, достатком, но в семье с неразделенной любовью.

Однажды она решила положить этому конец. Объявила ему и своей матери, что уходит. Но не смогла переступить через черный материнский платок.

– Как это? – не понял я.

Есть в Дагестане такой обычай: когда дочь уходит из дома против воли матери, мать бросает на порог черный платок. Переступив его, дочь навсегда должна отречься от всего того, что связывает ее со своей матерью. Далеко не каждая отважится переступить через это.

Так и осталась она со своим капитаном, по-прежнему отказывая себе в желании иметь детей. И хотя они живут в России, по месту службы мужа, но исповедуют обычаи своих предков. Помолчали. Кажется, и говорить больше было не о чем, и я, скорее, чтобы сгладить неловкое молчание, спросил, что она теперь делает здесь в Махачкале.

– Приехала в гости к маме, да вот стерегу свою маленькую племян-ницу, чтобы не влюбилась, как я в свое время, и не наделала глупостей.

И, будто испугавшись, что это не вся правда, добавила:

– Жду встречи со своим любимым тато. Все об этом знают, но делают вид, что ничего не происходит.

С этим мы пошли к их дому и простились.

Вот такую, по-шекспировски грустную историю рассказала мне при случайной встрече молодая дагестанка.

Положение женщин и отношение к ним в Дагестане – это для европей-ца тайна за семью печатями, и лишь иногда она чуть-чуть приподнимает свою завесу.

В неофициальной обстановке довелось встретиться с немолодой жен-щиной, Асей Григорьевной, которую у нас отнесли бы к ветеранам. В то вре-мя при партийных комитетах всех уровней в Дагестане были отделы по рабо-те среди женщин. Вот с сотрудником - ветераном одного из таких отделов мы с М. Зиминым беседуем, повторяю, в неофициальной обстановке.

- Ася Григорьевна, – спрашиваю, – всю свою жизнь вы боролись за сво-боду женщин Востока, а она, эта женщина, по-прежнему практически оста-ётся в рабстве. Вот недавно рассказали историю, как привез мужчина в дом молодую, а старую свою жену заставляет мыть ей ноги.

– Ну, насчет ног это он явно перегнул, и Аллах ему судья. Но наше «рабство» женщин мне нравится: за все отвечают мужчины. Он должен и дом иметь, и семью обеспечить. Если может содержать не одну жену, пусть будет еще одна помощница в доме. А дело женщины рожать детей. И когда у нее для этого все есть, то в этом ее счастье.

Вот так-то. Правомерны и такие суждения. Да, в Дагестане отношение к женщине нам непривычное, не такое как у нас.

Наш штаб был предупрежден об этом и обязательно по прибытию отря-дов проводил соответствующие разъяснительные беседы. Прежде всего, мы настоятельно советовали всем девушкам немедленно заключить (хотя бы на время работы в Дагестане) фиктивные браки с ребятами из отряда, да так, чтобы не путаться в том, где и кто «твой муж» (замужних женщин, да еще при муже, дагестанские «женихи», как правило, не домогались).

В одном из отрядов приглянулась местному парню девушка - отрядный врач. Как-то оказывала ему помощь после небольшой травмы. Там он ее уви-дел и, очевидно, она ему здорово понравилась. Ну, что же особенного. Такое часто происходит и у нас. Так в добрый путь, если любовь взаимна. Но вот здесь начинается история совсем не по-нашему. Во-первых, никто даже не помышляет спрашивать девушку, как она к этому относится. В отряд прихо-дят сваты и начинается:

– Кто здесь старший?

– Я, – отвечает командир.

– Слушай, мужчина. Отдай вот ту девушку.

– ???

– Даем хороший калым.

Командир пытается объяснить, что он не имеет права распоряжаться личной судьбой кого-либо. Но его как бы не слышат, и разговор идёт по-но-вому кругу. Тогда командир решает схитрить. Он говорит, что ему нужно по-думать, и сваты с ним соглашаются. Но через пару дней они вновь наседают на командира:

– Твои условия.

От безысходности командир начинает торг, подняв цену за врача на невиданную высоту (40 баранов, машина, дом, 50 тысяч). Сваты обвиняют командира в жадности, обещают тоже подумать и намекают, что если не сго-ворятся, то просто «умыкнут» невесту. Я вовремя появляюсь в этом отряде. Командир просит что-то придумать. Но думать, как я понимаю, уже некогда. Забираю врача с собой и увожу в другой район, где опять советую исполь-зовать метод фиктивного брака. А «сватам» прошу передать, что девушка приболела и ее отправили домой, на родину.

В заключение – последняя история на эту тему.

Отправляю отряды домой. В наш штабной вагон в Хасавъюрте заходят две девушки и взволнованный командир одного из отрядов. Как умеет объ-ясняет, что этих двух девчонок изнасиловали, и просит принять меры (сразу же заявить на месте об этом просто побоялись). И хотя сейчас у меня каждая минута на счету, от услышанного не отмахнешься. Обещая разобраться, предлагаю всем троим написать заявление с изложением сути. Командир и девчонки ушли писать. Жду. Проходит с полчаса, но никто ко мне не воз-вращается.

Приглашаю к себе командира. Он смущенно извиняется и говорит, что заявлений не будет. Девушки писать отказались. Как выяснилось, одна из них влюбилась в местного шофера, и тот ее использовал с ее согласия, а вот вторую насиловал его друг просто за компанию. Из женской солидарности они решили сор из избы не выносить. Я посоветовал командиру никому и не чего не сообщать, а если девушки надумают, то пусть обращаются в про-куратуру по месту жительства. Но и там нужно будет начать с заявления.

Вот под давлением всех этих дагестанских особенностей, я, отчиты-ваясь на бюро Центрального штаба ССО о работе отрядов в Дагестане, пред-ложил: впредь в отряды, направляемые в Дагестан, девушек не брать.