4. Серъезный доктор

Уже более 2 тысяч студентов трудятся на Дагестанских стройках, а это почти две трети всего сводного отряда, но до сих пор у нас в штабе нет глав-ного врача. Твердо знаю, что в Хасавъюртовской зоне есть врач зонального отряда, а как и чем укомплектованы линейные отряды и штаты двух других зон мне не известно. Специфичную работу медицинской службы отрядов без главного врача контролировать и организовывать некому и поэтому мы ждем приезда нашего главного доктора, «как из печки пирога». Но что-то там, в Боткинской больнице Москвы, сработало с запозданием и только завтра на-конец-то должен приехать наш эскулап.

Приходим на вокзал к московскому поезду с Михаилом Зиминым (он знает доктора в лицо). Встречаем, здороваемся. Барабанову Александру Ива-новичу – хирургу первой Боткинской на вид около сорока (не мальчик, отме-чаю про себя, а если работает в такой серьёзной больнице – то надо полагать и специалист отменный). Широкое русское лицо с большими очками в рого-вой оправе подчеркивает строгий характер этого невысокого крепыша и при-дают всему его облику какую-то деловитость и даже суровость.

Шестой год я работаю со студенческими отрядами, и уже встречался с разными отрядными врачами, но все те были моложе, и как-то проще... И первая моя мысль при встрече, – а как сработаемся, ведь на «притирание» ха-рактеров времени нет, дел вокруг «по горло»?!

По пути к гостинице обмениваемся несущественными репликами, док-тор вопросов по сути не задает и закрадывается впечатление, что сколько здесь и каких отрядов его вовсе не волнует, он как бы остается «сам в себе».

Поселив доктора, возвращаемся в штаб. Понятно, что он должен отдох-нуть с дороги, но когда приступит к своим обязанностям, для меня так и ос-тается неясным. Уж завтра-то он будет в штабе?!

Но и на завтра доктор не объявился. Весь мой рабочий день прошел в ожидании этого и к вечеру, уже основательно возмущенный его поведением, объявляю Михаилу Зимину:

– Вечером идем к доктору, надо объясниться.

Полагая, что должен предстоять нелицеприятный разговор «прихваты-ваем» две бутылки сухого вина (оно здесь стоит меньше рубля за бутылку и, как мне кажется, дагестанцы пьют его вместо газировки, просто для утоления жажды, но ни одного пьяного пока не встречал). Горничная утверждает, что ее новый постоялец из номера никуда не выходил уже больше суток, и это ее тоже начинает серьезно беспокоить. Прислушиваемся. В номере тихо. Сту-чимся. Открывает наш доктор. Сухо здороваемся, и он с каким-то подчеркну-тым безразличием пропускает нас с Михаилом в номер. Бросается в глаза не-разобранная постель, на которую с ногами забирается наш полураздетый от-шельник и ссутулившисъ, весь как бы сжимается в комок. Его потухший взор обращен куда-то в стену. Он весь «ушел в себя» и по всему видно, что в этом состоянии он пребывает долго. Вероятно, впустил он нас в номер чисто меха-нически, действуя подсознательно, и сейчас просто не ощущает нашего при-сутствия. Молчаливая пауза затягивается. Недоуменно переглядываемся с Михаилом. Он достает принесенную нами бутылку вина, умело выбивает пробку и разливает содержимое в три стакана. По-прежнему, не говоря ни слова, чокаемся. На звон стаканов, как бы, сбрасывая с себя оцепенение, сла-бо реагирует наш доктор – словно в каком-то забытьи, берет и выпивает свой стакан вина. Еще с минуту в комнате царит все та же тишина, но теперь глаза нашего доктора несколько оживились, взгляд стал осмысленным, и он явно уже видит нас. На наших глазах он как бы возвращается в реальное бытие, смахивает рукой крупную слезинку, непроизвольно скатившуюся из-под оч-ков на щеку, и нимало не стыдясь своей выказанной нам слабости, наконец, произносит:

– Понимаю, что кажусь вам, по крайней мере, странным. Мое поведе-ние со стороны не понятно. Но, поверьте, я ни наркоман, ни алкоголик, ... на-до объясниться.

Чтобы выехать в отряд, к вам сюда, я должен был заработать себе до-полнительный отпуск, и вынужден был взять много дежурств по больнице.

У нас, в Боткинской, в основном делают серьезные операции, а на вре-мя дежурств хирургов догружают аппендицитами. Такая операция у нас счи-тается чем-то вроде как насморк для терапевта, а потому на дежурство хи-рургу планируют их до десятка на ночь, И никаких проблем.

Но в последнее мое дежурство дрогнула рука со скальпелем и молодой (в общем-то, практически здоровый) 18-летней девушке я … пропорол брю-шину. Летальный исход.

После этих слов Александр Иванович опять, нисколько нас не стыдясь, утер рукавом рубахи крупную слезу. Не говоря ни слова, Михаил откупорил вторую бутылку вина, разлил по стаканам. Не сговариваясь, мы встали и мол-ча выпили «за упокой невинно убиенной».

Долго стояли, как бы в необъявленной «минуте молчания», после чего сели и опять долго молчали. О чем говорить?! И так все ясно. Но как бы ис-пугавшись скорого людского суда и продолжая внутренний спор с собой, как бы прося прощения у всего человечества в лице хотя бы двух людей, оказав-шихся сейчас, здесь рядом и пристально всматривающихся в эту стражду-щую докторскую душу, обращаясь к чему-то великому и справедливому, Са-ша (сейчас это был не Александр Иванович, а беззащитный и слабый Саша) вопрошал:

- Ребята, так как же? Ведь я буквально «с Того света», из небытия «выта-щил» семерых, а эту, невинную, зарезал! Нечаянно..но... Как простить себе?!

Долго в тот вечер мы, как могли, успокаивали Александра Ивановича, и, понимая, что в сложившейся ситуации лучший выход – это загрузить док-тора нужной работой, я командую:

– На тризну, Александр Иванович, еще одна ночь. Завтра утром жду в штабе. Работы навалом.

Наш доктор оказался человеком работящим и знающим. Очень скоро он «навел порядок» в своей медицинской службе и никогда не отказывался от попутных поручений, которые он исполнял, не менее добросовестно, чем дела собственные. Но еще дважды в то лето судьба-злодейка проверяла на прочность наши взаимоотношения.

Где-то, посредине строительного сезона произошел такой случай. Поздно вечером возвращаюсь со штаба в гостиницу. Впереди меня четко вы-шагивает моих лет подполковник. Вход в гостиницу выполнен полирован-ным витринным стеклом с тамбуром Г-образной формы. Подполковник идет к тамбуру, но что это? Не сворачивая, на полном ходу он врезается в это стеклянное строение: звон, хруст, и вот уже он стоит, зажимая руку, по кото-рой струйкой стекает кровь. Как всегда в таких случаях, вокруг травмиро-ванного моментально, как бы ниоткуда, собирается толпа. Все что-то пыта-ются делать, советовать. Но в этой толпе нет единого начала, нет последова-тельности. Слышно, как администратор гостиницы пытается дозвониться до «скорой». Какая-то женщина из толпы, сказавшись медицинским работни-ком, велит пострадавшему поднять его травмированную руку вверх, и на этом все как бы замирают в растерянности, загипнотизированные видом кро-ви, стекающей по выставленной вверх руке.

Я тоже нахожусь в какой-то прострации, ибо все произошло на глазах, так неожиданно и нелепо. И вдруг меня осеняет: ведь двумя этажами выше есть наш классный настоящий доктор. На одном дыхании лечу по лестнице, врываюсь в комнату Александра Ивановича и ору: «Там, внизу, раненый. Быстрее.» Александр Иванович, как бы нехотя отрывается от газеты и спра-шивает:

– Скорую вызвали?

– Да, – говорю растерянно. – Вроде вызвали.

– Ну и хорошо, – констатирует мой доктор.

Но здесь я взрываюсь:

– Да ты что? Там человеку плохо, а ты...

Слов у меня уже не хватает, но тут Александр Иванович встает, и мы уже вместе бежим к подполковнику. Точнее, бегу я, а Александр Иванович идет не торопясь, степенно, тем самым как бы придавая себе веса и достоинства.

В вестибюле гостиницы картина не изменилась. В центре с поднятой рукой подполковник, около него суетятся женщины, а вокруг стоит толпа любознательных. Не помню, известил ли я собравшихся о том, что я доктора привел, или уверенная твердая походка Александра Ивановича сама собой сказала, что это доктор (!), но толпа расступилась, суетящиеся женщины смолкли. Быстрым профессиональным взглядом Александр Иванович окинул травмированного, и тихо, но твердо сказал: «опустите руку». В это время к гостинице подъехала «скорая помощь» и уже врач скорой помощи, не об-ращая никакого внимания на окружающих, в том числе и на Александра Ива-новича, начала «командовать парадом».

Александр Иванович, не говоря ни слова, повернулся и пошел к себе. Я за ним. Еще возбужденный видом свежей крови и сбитый с толку во всей этой истории поведением нашего (!) доктора, я в сердцах выговариваю ему:

– Александр Иванович! Я как-то не понимаю. Льется кровь, а ты от га-зеты оторваться не хочешь? А как же клятва Гиппократа?! Нет, ты мне объяс-ни, как это понимать!?

Александр Иванович выдерживает паузу, которую я понимаю так, что и ответить-то ему нечего, а затем без надрыва, спокойно:

– Газета здесь ни при чем. Вам, далеким от медицины, действительно, сложно понять нашу врачебную психологию и поступки. Вид крови нас не пугает, как вас, и, видя ее, мы не летим сломя голову. У нас в процессе рабо-ты, вырабатываются свои профессиональные приемы и правила. Вот в таких случаях, при травмах в многолюдных местах, опытный врач ввяжется только тогда, когда нет возможности вызвать «скорую помощь», и совсем не по-тому, что там врач опытнее или сердобольнее. Там, в «скорой» может быть даже фельдшер, а не врач, но он «при исполнении», он в своей униформе – халате, да и машина с «красным крестом». Все знают, что он врач, и он здесь главный. Да будь я и «семи пядей во лбу» но, если я без халата выхожу из толпы, то я ничем не лучше, тех двух женщин, которые пытались помочь травмированному (в нашем случае). А сообща с дилетантами «залечить» больного – раз плюнутъ!

Суди сам: они велели больному держать руки вверх, в то время как у него порезана вена и положение руки в этом случае не влияет на количество потерянной крови. Словом, они совсем не медики, но в таком коллективном вспоможении мне сложно (да и некогда) доказывать свою бо^´льшую компетентность. Лучший вариант — изолировать больного от толпы и уже в «скорой помощи» или стационаре оказать ему профессиональную медицин-скую помощь. Другое дело, когда такую помощь оказать некому. Здесь вся-кий врач, дававший клятву Гиппократа, должен сделать все, для спасения жизни человека.

Бурное Дагестанское студенческое лето не единожды проверило на практике верность нашего Александра Ивановича своему врачебному долгу, и упрекнуть его в недобросовестности или в неискренности, или даже усом-ниться в этом, он не дал ни малейшего повода. Больше того. Когда неждан-но-негаданно на Дагестан обрушилась холера, наш главный проявил себя за-мечательным и смелым организатором. Это было третье серьезнейшее испы-тание профессиональной пригодности и человечности нашего Александра Ивановича, о чем мы не без гордости и юмора вспоминали на его московской квартире поздней осенью семидесятого.

Тогда, в августе семидесятого, я впервые реально ощутил всю силу на-шей медицины. По ее предписаниям двигались воинские части, устраивались холерные заградительные кордоны. Только медицинские работники разреша-ли ехать или приказывали стоять всем видам транспорта, да и практически, всему живому, когда только они (!) предписывали, что есть и пить, и где спать. Наверное, и сегодня, через три десятилетия мы не узнаем всей горькой правды о холерной эпидемии того года, но уже тогда, в 70-ом мы твердо зна-ли, что наш отрядный доктор Барабанов Александр Иванович из общей вра-чебной обоймы не выпал и исполнил свой долг, как подобает.

А поздней осенью того года в доме нашего доктора мы подняли бокал и за это, и за то, как опекал Александр Иванович отряд, повально болеющего диареей (объелись немытыми абрикосами) и отказавшийся ложиться в каран-тин. По просьбе ребят и инициативе нашего главного лекаря, отряд был обне-сен карантинным забором и так, с помощью медицины, сумел выполнить свое строительное задание.

Вспомнили, как по настоянию Александра Ивановича издали по отряду специальный приказ, обязывающий лично командиров следить за тем, чтобы бойцы в отрядах в обязательном порядке питались горячей пищей. Без этого в климатических условиях Прикаспийской низменности, расположенной ни-же уровня мирового океана, при жаре и высоченной влажности бойцы в отря-дах зачастую пытались обходиться лишь обильным питьем и теряли силы на глазах.

А подтолкнула издать приказ курьезная история, случившаяся в штабе. Днями штабисты колесили по отрядам, собираясь в обком комсомола лишь к вечеру. Нужно было обменяться впечатлениями, спланировать ближайшие действия, работу на завтра, написать необходимые бумаги. Иногда эти ве-черние бдения превращались в ночные. Духота стояла неимоверная, и нас спасало то, что гостиница была рядом, а там - душ, которым мы пользовались по пяти раз в сутки. Вечером же, работая в штабе мы раздевались по пояс (благо женщин в штабе не было) и постоянно пили газированную воду, которую носили прямо графинами от ближайшего автомата газводы.

Как-то во время такой ночной работы я подошел к окну и увидел, что на меня пристально смотрит постовой милиционер, дежуривший на площади у здания обкома. Да и разве можно было смотреть на нас со стороны не прис-тально? Что мог видеть милиционер? Ночью в обкоме комсомола ходят пять голых мужиков (он ведь видел только наш верх), что-то пьют стаканами и о чем-то громко судачат. Ну скажите, какой вывод из увиденного сделает нор-мальный человек? Может быть и сегодня рассказывают в Дагестане о пад-ших нравах тогдашних штабистов, а я тогда, чтобы как-то успокоить посто-вого, как можно дружелюбнее, помахал ему рукой. Но и этот жест мог быть истолкован по- разному.

Этот эпизод надоумил нас оценить влияние погодных условий на отря-ды: от жары тяжело в штабе, где есть душ и газированная вода, но в штабе от постоянной духоты пропадает аппетит и есть не хочется. А каково в отрядах?

Здесь активно вмешался наш доктор и, при общем одобрении, сел пи-сать тот пресловутый приказ об обязательной горячей пище в отрядах.

Даже за психологическим здоровьем в отрядах успевал следить наш главный, контролируя с помощью комиссаров, как регулярно пишут ребята письма домой (а, следовательно, и получают ответы). На чужбине получить весточку из родного дома очень важно. Это хорошая психологическая под-держка и особенно молодым, уехавшим далеко от дома впервые.

Спасибо тебе, наш уважаемый доктор Барабанов Александр Иванович за все доброе, что сделал ты для студенческих строительных отрядов в Дагестане.