§2 Инстинкт глазами зоопсихолога

Спонтанность инстинктивной активности, «накопление» и «прорыв»

Задолго до того, как физиологи обнаружили явления спонтанной активности мозга, этологи сделали открытие феномена спонтанной активации инстинктивного поведения, которое резко отграничивало рефлексы от инстинктов. Ещё в начале истёкшего XX века явление спонтанности поведения сделал предметом своего исследования Уоллес Крэйг, ниже приводятся самые известные его опыты.

У. Крэйг провёл серию опытов, ставших теперь классическими, с самцами горлицы (голубя), в которых он отбирал у них самок на ступенчато возрастающие промежутки времени и экспериментально устанавливал, какой объект способен вызвать токование (ухаживание) самца. Обычно голуби предпочитают токовать перед самками своего вида, но через несколько дней после исчезновения самки своего вида самец горлицы готов был ухаживать за белой домашней голубкой, которую он до того полностью игнорировал. Ещё через несколько дней «одиночества» он пошёл дальше и стал отвешивать поклоны и ворковать перед чучелом голубя, еще позже – перед смотанной в узел тряпкой. Наконец, через несколько недель одиночества, стал адресовать свое токование в пустой угол клетки, где пересечение ребер ящика создавало хоть какую-то оптическую точку, способную задержать его взгляд.

На языке физиологии описанное явление означает, что при длительном невыполнении какого-либо инстинктивного действия (в вышеописанном опыте – токования), вызванного некой внутренней потребностью, порог раздражения снижается. Как это ни странно, но наблюдение Крэйга лишь строго количественно описывает вещи, давно известные из человеческого опыта, которые Гёте изящно сформулировал устами Мефистофеля: «С отравой в жилах ты Елену в любой увидишь непременно», а в русском фольклоре это формула звучит грубее, но очень точно: «Любовь зла, полюбишь и козла». Точно так, как голубь увидел предмет любви в скомканной тряпке.

Следует отметить, что порог раздражимости может снизиться до нуля, и тогда соответствующее инстинктивное действие начинается без всякого видимого стимула. Это-то и признаётся важнейшим отличием инстинкта от рефлекса – ведь последний не мыслим без внешнего стимула. Такие сюжеты «накопления» и «прорыва» инстинктивного действия, при долгом отсутствии естественных пусковых стимулов, описаны у К. Лоренца:

У меня жил много лет скворец, взятый из гнезда в младенчестве, который в жизни не поймал ни одной мухи и никогда не видел как это делают другие птицы. Он получал пищу в своей клетке из кормушки, которую я ежедневно наполнял. Но однажды я увидел его сидящим на голове бронзовой статуи в столовой, в венской квартире моих родителей, и он вёл себя очень странно. Наклонив голову набок, он, казалось, оглядывал белый потолок над собой; затем по движениям его глаз и головы можно было, казалось, безошибочно определить, что он внимательно следит за каким-то движущимся объектом. Наконец он взлетал вверх к потолку, хватал что-то мне неведомое, возвращался на свою наблюдательную вышку, производил все движения, какими насекомоядные птицы убивают свою добычу, и что-то как будто глотал. Потом встряхивался, как это делают все птицы, освобождаясь от напряжения, и устраивался на отдых. Я десятки раз карабкался на стулья, даже затащил в столовую лестницу-стремянку (в венских квартирах того времени потолки были высокие), чтобы найти ту добычу, которую ловил мой скворец. Никаких насекомых, даже самых мелких, там не было!

Накопление внутренних инстинктивных побуждений к действию приводит животное в состояние неопределённого беспокойства, а затем и вынуждает его к активному поиску разряжающего стимула. Эти поиски (неупорядоченный бег, полёт, плавание), очень сходные с бескорыстным исследовательским поведением, но и отличающиеся от него, У. Крэйг назвал «аппетентным» поведением.

Перепроизводство инстинктивных действий

Инстинктивные действия часто путают с рефлекторными вследствие того, что в определённых условиях они очень напоминают нам безусловно, рефлекторную реакцию (определённое движение или действие), идущую вслед за появлением строго специфичного стимула. Но мы уже знаем, что инстинктивное действие является реакцией лишь в тех случаях, когда такой стимул имеется и когда он совпадает с внутренней предрасположенностью к ответу. При отсутствии же «подходящих» стимулов инстинкт проявляет собственную спонтанность. Что удивительно – спонтанно возникающие «инструментальные» инстинктивные действия можно считать количественно пропорциональными потребностям наблюдаемого животного в данный момент времени. Фактически же, мы постоянно сталкиваемся с эффектом «перепроизводства» инстинктивных действий. Но если собака бегает больше, чем необходимо домашнему животному для поиска пищи, или лошадь без всякой причины встаёт на дыбы, скачет и лягается, а наш ребёнок «носится» по квартире, то это справедливо рассматривать как здоровую тренировку и отработку стандартов движения, их неосознанное стремление «держать себя в форме». Причём перепроизводство инструментальных действий тем выше, чем труднее предсказать, какое именно их количество потребуется для действительного выполнения функции.

Охотящаяся кошка может быть вынуждена прождать у мышиной норки несколько часов, а в другой раз ей не придётся ни ждать, ни подкрадываться – удастся в резком прыжке схватить мышь, случайно пробегающую мимо. Однако – как нетрудно себе представить и как можно убедиться, наблюдая кошек в естественной обстановке,– в среднем кошке приходится долго и терпеливо ждать и подкрадываться, прежде чем она получит возможность выполнить заключительное действие: убить и съесть свою добычу. При наблюдении такой последовательности действий легко напрашивается неверная аналогия с целенаправленным поведением человека, и мы невольно склоняемся к предположению, что кошка выполняет свои охотничьи действия «насыщения ради». Можно экспериментально доказать, что это не так. Лейхаузен давал кошке-охотнице одну мышь за другой и наблюдал, в какой последовательности выпадали отдельные действия поимки и поедания добычи. Прежде всего кошка перестала есть, но убила ещё несколько мышей и бросила их. Затем ей расхотелось убивать, но она продолжала скрадывать мышей и ловить их. Ещё позже, когда истощились и действия ловли, подопытная кошка ещё продолжала выслеживать мышей и подкрадываться к ним, причем интересно, что она выбирала тех, которые бегали на возможно большем удалении от неё, в противоположном углу комнаты, и не обращала внимания на тех, что ползали у неё под самым носом.

Точно так и грудные дети, получающие молочко в бутылочках, из которых оно легко высасывается, после полного насыщения переносят нерастраченный запас сосательных движений на соску «пустышку».

Смещённая разрядка

При обсуждении организации коммуникаций у животных было отмечено, что одним из условий спонтанного поведения, особенно в условиях долгого отсутствия разряжающего стимула, оказывается возможность направить его завершение в сферу совсем другого инстинкта. При очевидном конфликте между инстинктивно мотивированной потребностью и невозможностью достичь цели у животного проявляется принципиальная способность к: 1) смешению и 2) перенаправлению «влечения» (может быть даже подмене цели), на котором должна была (но не может) произойти разрядка. Например, дрозд, встретивший самца того же вида на границе своей территории (где он чувствует себя не вполне уверенно), не будет прямо нападать на соперника, а станет чередовать акции угрозы с атаками на находящиеся рядом предметы (листья, траву). Или даже перемежать акции запугивания с перебиранием своего оперения (акция из совсем другого репертуара). Человек же в переадресованной реакции незавершённой агрессии изливает свои чувства на замещающий объект, ударяя кулаком по столу, подобно тому, как дрозд клюёт листья.

Следовательно, наличие механизмов, обеспечивающих включение спасительного запасного канала для разрядки потребности, хорошо известно не только биологам, но и психологам. Так, в учении Зигмунда Фрейда и его последователей легко улавливаются

отзвуки ранних работ представителей «объективистской школы» этологов и физиологов. Ведь если оставить в стороне психиатрическую и философскую атрибутику концепции 3. Фрейда, то окажется, что он рассматривал организм как сложную энергетическую систему, управляемую ... законом сохранения энергии. Это связано с тем, что свой научный путь Фрейд начал как физиолог в рамках физико-химической научной школы профессора Брюкке, вся работа которой шла под знаком незыблемости закона сохранения энергии. И посылки физиологического энергетизма глубоко запали в сознание молодого Фрейда. Поэтому когда он обратился к психологии, то представил в качестве движущей силы поведения сексуальную энергию. Впоследствии он выделил группу специальных механизмов, призванных регулировать распределение в душевной сфере данной базовой формы энергии (названной им либидо). В описанном ряду стоят механизмы сублимации, проекции, переноса, вытеснения, регрессии и так далее. Согласно концепции Фрейда, если либидо оказывалось остановленным в одном из своих проявлений, оно неизбежно производило эффекты в каком-то другом месте. Как известно, верхний, рефлексивный блок психики, был назван им Сверх-я (Супер-эго), который якобы и обеспечивает социальную приемлемость (контроль, цензуру) эффектов инстинктивной энергизации деятельности. А поставщиками, резервуарами этой энергии, являлись более глубокие блоки, названные Я (Эго) и Оно (Ид). Механизмы, регулирующие потоки энергии, обеспечивают вместе с этим и снятие внутренних конфликтов социального Супер-эго с Эго и Ид и, как следствие, способствуют снятию невротических состояний у человека.

При желании данную модель достаточно просто можно приложить и к объяснению поведения социальных животных.

Представляется, что феномен смещения мотивированной инстинктом деятельности, «заимствования» разряжающего стимула из сферы другого инстинкта является предпосылкой возникновения некоторых ритуалов и самого существования универсальных инструментальных инстинктивных акций. Во всяком случае переадресация нападения – это одно из самых эффективных средств, изобретённых эволюцией, которое даёт возможность направлять агрессию в безопасное и даже конструктивное русло, предотвращать убийство или увечье сородичей. Давно замечено, что наиболее «вооружённые» виды животных имеют наиболее мощные врождённые программы переадресации и канализации агрессии в безопасное, замещающее драматический исход ритуальное действие. Собственно такие поучительные случаи можно наблюдать и на своих домашних животных, и в своём собственном окружении.

К. Лоренц замечает, что почти каждый владелец аквариума, занимавшийся разведением рыбок цихлид, начинал с одной и той же, почти неизбежной ошибки: в большой аквариум запускают несколько мальков одного вида, чтобы дать им возможность спариваться естественным образом, без принуждения. Ваше желание исполнилось – и вот у вас в аквариуме, который и без того стал несколько маловат для такого количества подросших рыб, появилась пара возлюбленных, сияющая великолепием расцветки и преисполненная единодушным стремлением изгнать со своего участка всех братьев и сестёр. Но тем несчастным деться некуда; с изодранными плавниками они робко стоят по углам у поверхности воды, если только не мечутся, спасаясь, по всему бассейну, когда их оттуда спугнут. Будучи гуманным натуралистом, вы сочувствуете и преследуемым, и брачной паре, которая тем временем отнерестилась и теперь терзается заботами о потомстве. Вы срочно отлавливаете лишних рыб, чтобы обеспечить парочке безраздельное владение бассейном. Теперь, думаете вы, сделано всё, что от вас зависит, и в ближайшие дни не обращаете особого внимания на этот сосуд с его живым содержимым. Но через несколько дней с изумлением и ужасом обнаруживаете, что самочка, изорванная в клочья, плавает кверху брюхом, а от икры и мальков не осталось и следа.

Оказывается, такого хода событий можно довольно просто избежать:

Можно либо оставить в аквариуме «мальчика для битья», т. е. рыбку того же вида, либо – более гуманным образом – взять аквариум, достаточно большой для двух пар, и, разделив его пограничным стеклом на две части, поселить по паре в каждую из них. Тогда каждая рыбка вымещает свою здоровую злость на соседе своего пола – почти всегда самка нападает на самку, а самец на самца,– и ни одна из них не помышляет разрядить свою ярость на собственном супруге. Это звучит как шутка, но в нашем испытанном устройстве, установленном в аквариуме для цихлид, мы часто замечали, что пограничное стекло начинает зарастать водорослями и становится менее прозрачным,– только по тому, как самец начинает хамить своей супруге. Но стоило лишь протереть дочиста пограничное стекло – стенку между «квартирами», как тотчас же начиналась яростная, но по необходимости безвредная ссора с соседями, «разряжавшая атмосферу» в обеих семьях.

Таким образом, этологи обнаружили исключительно важные для общей психологии явления. Если раньше психологи думали, что агрессия вызывается внешними причинами, которые надо просто убрать, чтобы снять саму возможность агрессии, то теперь стало ясно, что и при отсутствии раздражителей агрессивность, то есть потребность совершить агрессивный акт, всё время возрастает и как бы накапливается. Если её сдерживать, то она всё равно прорвётся, причём сразу большой порцией, разрушительно. Но вместе с тем, агрессия может переадресовываться, то есть разряжаться малыми порциями на замещающем объекте. Многие птицы в таком случае клюют землю, копытные бодают кусты, как бы «заземляя» избыток разрушительной энергии. Человек – стучит кулаком или бьёт посуду.

Так называемая «полярная болезнь», иначе «экспедиционное бешенство», поражает преимущественно небольшие группы людей, когда они в силу обстоятельств, определённых самим названием, обречены общаться только друг с другом и тем самым лишены возможности ссориться с кем-то посторонним, не входящим в их товарищество. Из всего сказанного уже ясно, что накопление агрессии тем опаснее, чем лучше знают друг друга члены данной группы, чем больше они друг друга понимают и любят. В такой ситуации – а я это могу утверждать по собственному опыту – все стимулы, вызывающие агрессию и внутривидовую борьбу, претерпевают резкое снижение пороговых значений. Субъективно это выражается в том, что человек на мельчайшие жесты своего лучшего друга – стоит тому кашлянуть или высморкаться – отвечает реакцией, которая была бы адекватна, если бы ему дал бы пощёчину пьяный хулиган. Понимание физиологических закономерностей этого чрезвычайно мучительного явления хотя и предотвращает убийство друга, но никоим образом не облегчает мучений. Выход, который в конце концов находит Понимающий, состоит в том, что он тихонько выходит из барака (палатки, хижины) и разбивает что-нибудь; не слишком дорогое, но чтобы разлетелось на куски с наибольшим шумом. Это немного помогает. Этот выход часто используется в природе, чтобы предотвратить вредные последствия агрессии. А Непонимающий убивает-таки своего друга – и нередко.

Очень важно, что акт агрессии возможно оформить как демонстрацию и достигнуть тем самым его разрядки. Именно это и имел в виду К. Лоренц, когда утверждал, что хорошо оформленное агрессивное поведение – одно из величайших достижений естественного отбора. И по сути дела, «правильное» агрессивное поведение гуманно. Действительно, обругать друг друга, пригрозить кулаком из-за раздражающей безделицы много выгоднее, чем всякий раз ввязываться в смертный бой, особенно для людей специально обученных этому и вооружённых.

Теперь, завершив уточнение понятия «инстинктивное поведение», приступим к изучению основных вопросов сравнительной психологии. Начнём его с эволюционных аспектов, то есть с платформы «вертикального» сравнения.

Глава VII

ЭЛЕМЕНТЫ СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

§ 1 АРХЕОЛОГИЯ ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА

– Человек и приматы (взгляд по вертикали)

– Путь к человеку: роль среды и поведения

§ 2 СРАВНИТЕЛЬНАЯ МОРФОЛОГИЯ ПОВЕДЕНИЯ

– Поиск аналогий (горизонтальный обзор)

– Аналогии детства

– Утраченный инстинкт

– Репродуктивное и родительское поведение

– Агрессивное поведение

Глава VII