Утреннее размышление о божием величестве

Уже прекрасное светило

Простерло блеск свой по земли

И божия дела открыло:

Мой дух, с веселием внемли;

Чудяся ясным толь лучам,

Представь, каков зиждитель сам!

Когда бы смертным толь высоко

Возможно было возлететь,

Чтоб к солнцу бренно наше око

Могло, приближившись, воззреть,

Тогда б со всех открылся стран

Горящий вечно Океан.

Там огненны валы стремятся

И не находят берегов;

Там вихри пламенны крутятся,

Борющись множество веков;

Там камни, как вода, кипят,

Горящи там дожди шумят.

Сия ужасная громада

Как искра пред тобой одна.

О коль пресветлая лампада

Тобою, боже, возжжена

Для наших повседневных дел,

Что ты творить нам повелел!

От мрачной ночи свободились

Поля, бугры, моря и лес

И взору нашему открылись,

Исполнении твоих чудес.

Там всякая взывает плоть:

Велик зиждитель наш господь!

Светило дневное блистает

Лишь только на поверхность тел;

Но взор твой в бездну проницает.

Не зная никаких предел.

От светлости твоих очей

Лиется радость твари всей.

Творец! покрытому мне тьмою

Простри премудрости лучи

И что угодно пред тобою

Всегда творити научи,

И, на твою взирая тварь,

Хвалить тебя, бессмертный царь.

1743(?)

ПРИМЕЧАНИЯ. Среди ученых существует мнение, что эти стихи излагают научную трактовку физических процессов, происходящих на Солнце. Однако было бы неверно считать, что "Утреннее размышление" является рифмованным трактатом по физике Солнца. Научная картина солнечной активности с самого начала "растворена" в эмоции поэта: здесь мы имеем дело не с научным изложением определенной концепции, но именно с лирическим переживанием истины.

По Ломоносову, быть человеком в полном смысле слова значит быть творцом, приумножающим красоту и богатство окружающего мира, стремящегося в исчерпывающей полноте постичь мир и себя в нем. По сути дела, эти стихи говорят о необходимости "божия величества" в каждом человеке.

Вечернее размышление о божием величестве при случае великого северного сияния

Лице свое скрывает день!

Поля покрыла мрачна ночь;

Взошла на горы черна тень;

Лучи от нас склонились прочь;

Открылась бездна, звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

Песчинка как в морских волнах*,

Как мала искра в вечном льде,

Как в сильном вихре тонкий прах,

В свирепом как перо огне,

Так я, в сей бездне углублен,

Теряюсь, мысльми утомлен!

Уста премудрых нам гласят:

Там разных множество светов;

Несчетны солнца там горят,

Народы там и круг веков:

Для общей славы божества

Там равна сила естества.

Но где ж, натура, твой закон?

С полночных стран встает заря!

Не солнце ль ставит там свой трон?

Не льдисты ль мещут огнь моря?

Се хладный пламень нас покрыл!

Се в ночь на землю день вступил!

О вы, которых быстрый зрак

Пронзает в книгу вечных прав,

Которым малый вещи знак

Являет естества устав,

00Вам путь известен всех планет, -

Скажите, что нас так мятет?

Что зыблет ясный ночью луч?

Что тонкий пламень в твердь разит?

Как молния без грозных туч

Стремится от земли в зенит?

Как может быть, чтоб мерзлый пар

Среди зимы рождал пожар?

Там спорит жирна мгла с водой;

Иль солнечны лучи блестят,

Склонясь сквозь воздух к нам густой;

Иль тучных гор верьхи горят;

Иль в море дуть престал зефир,

И гладки волны бьют в эфир.

Сомнений полон ваш ответ

О том, что окрест ближних мест.

Скажите ж, коль пространен свет?

И что малейших дале звезд?

Несведом тварей вам конец?

Скажите ж, коль велик творец?

1743

ПРИМЕЧАНИЯ. Здесь так же, как в "Утреннем размышлении", научная проблема (физическая природа северных сияний) служит только поводом для взволнованного поэтического монолога о "чудесах натуры" и не менее взволнованного диалога с представителями "книжной" науки, чьи умозрительные гипотезы Ломоносов разбивает, опираясь не на формальную логику, а на логику самого явления, на те характеристики полярных сиянии, которыми их наделяет природа я которые не соответствуют "смутным грезам вымыслов" кабинетных ученых: именно этим определяется пафос строк, обращенных к ним, - "О вы, которых быстрый зрак..." и т. д.

Песчинки как в морских волнах*... - вся эта строфа оказала заметное влияние на поэтов последующих поколения. Так, например, Батюшков в стихотворении "К другу" (1815) пишет: "Как в воздухе перо кружится здесь и там, // Как в вихре тонкий прах летает, // Как судно без руля стремится по волнам // И вечно пристани не знает, - // Так ум мой посреди сомнений погибал". Точно так же многие строки знаменитых "ночных" стихотворении Тютчева, в которых человек стоит "лицом к лицу пред пропастию темной" с "умом упраздненным" и "мыслью осиротелой" были бы, пожалуй, невозможны в XIX в., если бы в XVIII в. Ломоносов уже не сказал: "Так я, в сей бездне углублен, // Теряюсь, мысльми утомлен!" (ср. еще тютчевское: "В душе своей, как в бездне, погружен...").