5. О взаимосвязи сознательного и подсознательного

Вопрос о единстве сознательного и бессознатель­ного в их многообразных противоречиях неразрыв­но связан с проблемой личности. Так бессознатель­ное, почти как правило, оказывается в прошлом сознательным, но в дальнейшем «обезличенным».

А. Н. Леонтьев.

Взаимосвязь сознательных и подсознательных процессов в про­цессе творчества довольно точно проследил А. Пуанкаре: «Роль этой

89

бессознательной работы в математическом изобретении мне кажет­ся несомненной, и ее следы можно найти и в других случаях, когда это менее очевидно. Часто, когда работают над трудным вопросом, с первого раза не удается ничего хорошего, затем наступает более или менее длительный период отдыха, и потом снова принимаются за дело. В течение первого получаса дело вновь не двигается, а за­тем вдруг нужная идея приходит в голову. Можно было бы сказать, что сознательная работа стала более плодотворной, так как была пре­рвана и отдых вернул уму его силу и свежесть. Но более вероятно предположить, что этот отдых был заполнен бессознательной рабо­той и что результат этой работы внезапно явился математику... Эти внезапные вдохновения происходят лишь после нескольких дней сознательных усилий, которые казались абсолютно бесплодными... Эти усилия, однако, не являются бесполезными, как это думают; они пустили в ход бессознательную машину, без них она не пришла бы в действие и ничего бы не произвела. Необходимость второго перио­да сознательной работы после озарения еще более понятна» (141). В ниже приводимом отрывке из письма Моцарта отражена нео-сознаваемость значительной части работы, которую мозг соверша­ет, создавая новые музыкальные произведения: «Если я себя хоро­шо чувствую и нахожусь в хорошем настроении, как бывает нередко во время поездки или когда гуляешь в хорошем настроении, или ночью, когда не хочется спать, то мысли приходят ко мне часто на­плывом. Откуда и как, этого я не знаю и не могу ничего сделать, чтобы узнать. Те из них, которые мне нравятся, я удерживаю в памя­ти и тихонько напеваю про себя... Этот процесс меня глубоко вол­нует, если только мне при этом не мешают. Переживание все растет, я его развиваю и делаю более ясным, так что оно складывается у меня в голове почти в готовом виде, даже если приобретает боль­шие размеры. Я могу его потом мысленно сразу обозреть, как пре­красную картину или красивого человека, и не последовательно по частям, как это будет в дальнейшем, когда его воспроизводишь мыс­ленно, а как единое целое, сразу. Вот это настоящий пир! Все это находишь и творишь как в чудесном сновидении. Восприятие всего музыкального произведения как целого - это самое прекрасное. То что создавалось таким образом, я нелегко забываю, и это, возмож­но, лучший дар, который я получил от Господа... Потому все до­вольно быстро изливается на бумагу. Произведение повторяю, уже, собственно говоря готово и редко отличается от того, каким оно сложилось в голове. Поэтому мне могут, когда я пишу, мешать, хо­дить вокруг меня, я все равно буду писать» (Цит. по: 12).

90

¹ J

В этом самонаблюдении отчетливо выступает, что работа мозга при создании нового произведения полностью скрыта от сознания композитора. Он подчеркивает, что в поле сознания появляются осоз­наваемые завершенные музыкальные образы. Причем Моцарт срав­нивает этот этап творчества с «чудесным сновидением».

Такой предварительный период сознательной деятельности не­которые исследователи образно сравнивают с зарядкой «лейденс­кой банки», а ее разряд - с творческой вспышкой, порождающей но­вые научные открытия и шедевры искусства. Было даже эмпиричес­ки выработано своеобразное правило: когда бьешься долго над про­блемой и убеждаешься, что сейчас решить ее не удается, полезно на время оставить ее с тем чтобы вновь вернуться к проблеме через некоторое время. Тягостные периоды «застоя» в работе были знако­мы и такому чародею стихов, как у А. С. Пушкин:

Беру перо; насильно вырываю

У музы дремлющей несвязные слова.

Ко звуку звук нейдет... Теряю все права

Над рифмой, над моей прислужницею странной:

Стих вяло тянется, холодный и туманный.

Усталый с лирою я прекращаю спор...

Отсюда ясно, что во время такой отсрочки («период инкубации») мозг не оставляет работы над решением волнующей человека про­блема, она продолжается, но только в подсознательной сфере. А. А. Ухтомский экспериментально показал, что доминантная идея из поля ясного сознания, шмрузившись в подсознание, не «умирает», а раз­вивается, преобразуется, обогащается, лишь изредка выплывая в поле внимания, чтобы от времени до времени подвести свои итоги. За­тем возвращается в сознание в более содержательном, созревшем и обоснованном виде.

А. Пуанкаре обладал, я бы сказал, исключительной способнос­тью пассивно, как бы со стороны, наблюдать за взаимодействием сознательного и подсознательною. Он довольно часто чувствовал в себе сосуществование сознательного и подсознательного «я»: «Ка­жется, что в этих случаях присутствуешь при своей собственной бессознательной работе, которая стала частично ощутимой для сверхвозбужденного сознания и которая не изменила из-за этого своей природы. При этом начинаешь смутно различать два механиз­ма или, если угодно, два метода работы этих двух я».(Цит. по: 2).

Если в молодые годы Гете считал что в творчестве главное под­сознание и что оно связано с потусторонним и нужно дожидаться

91

вдохновения, как подарка свыше, то в 82 года он пришел к другому мнению: «Чем раньше человек поймет, что существуют навыки, что существует искусство, помогающее ему последовательно со­вершенствовать свои природные способности, тем он счастливее... Сознание и бессознательность будут здесь относиться друг к дру­гу, как письмо к конверту - сравнение, которым я охотно пользу­юсь. Органы человека благодаря упражнениям, учению, размыш­лениям, удаче и неудаче, побуждению и сопротивлению и опять-таки размышлениям бессознательно в свободной деятельности свяжут приобретенное с прирожденным, так что целое повергнет мир в изумление» (43).

Эти мысли четко прослеживаются и в переписке Гете с Шилле­ром. Последний в письме от 27 февраля 1795 г. пишет: «То, что было бесплодным усилием в течение пяти недель, нашло свое решение в три дня благодаря мягкому солнечному лучу; несомненно, однако, что мое постоянство до настоящего времени подготовило это раз­витие». Гете отвечает: «Нам не остается ничего другого, кроме как копить и хорошо сушить дрова, а огонь вспыхнет, когда придет вре­мя, и мы сами будет удивлены этим» (Цит. по: 10). Известно, что Гете годами вынашивал в воображении свои баллады, добиваясь более высокого художественного исполнения.