9. Заключение: от психологии к генетической эпистемологии

30. Теория, которую мы только что в общих чертах из­ложили, является по необходимости междисциплинарной и включает в дополнение к психологическим элементам компоненты, относящиеся к биологии, социологии, лигви-стике, логике и эпистемологии. Отношения с биологией очевидны, поскольку развитие когнитивных функций является частью эпигенеза, ведущего от первых эмбри­ологических стадий к состоянию взрослости. От биоло­гии мы в основном сохранили три следующих пункта.

а. Не может быть никакой трансформации организ -ма или поведения без эндогенных организующих фак­торов, поскольку фенотип, хотя и строится во взаимо­действии с окружающей средой, является «ответом» генома (или ответом генетического фонда целой попу­ляции, причем индивидуальный геном будет являться «срезом» этого фонда) на «стрессы» окружающей среды. в. И наоборот, не существует никакой эпигенетиче­ской или фенотипической трансформации, не завися­щей от взаимодействия с влияниями внешней среды, с. Эти взаимодействия включают непрерывный про­цесс уравновешивания или саморегуляции, примером которого является уравновешивание между ассимиля­цией и аккомодацией. Он также проявляется в сенсомо-торных, репрезентативных и дооперациональных само­регуляциях, даже в самих операциях, поскольку последние — антиципирующие саморегуляции и кор­рекции ошибок, которые не полагаются более на обрат­ную связь, исправляющую уже совершенную ошибку. Отношения с социологией также очевидны: даже если источник когнитивных структур составляют общие координации действий, они являются в такой же сте­пени межличностными или социальными, как и ин­дивидуальными, поскольку координация действий индивидов подчиняется тем же законам, что и интраин-дивидуальная координация. Это несправедливо по отношению к социальным процессам, включающим принуждение или авторитарность, которые ведут к социоцентризму, имеющему близкое родство с эгоцентризмом, но справедливо для ситуаций сотрудничества (cooperation), являющегося наделе «со-трудничеством» (co-operations). Одним из фундаментальных процессов познания является децентрация субъективных иллю­зий(см. п.8), и этот процесс имеет как социальные, или межличностные, так и рациональные измерения.

Установление отношений с лингвистикой имело бы мало смысла, если былингвисты продолжали защищать, подобно Блюмфельду, позиции наивного антиментализ-ма. Но мы можем одобрить позицию «субъективного бихевиоризма» (формулировка Миллера), а собственно в лингвистике — современные работы Хомского и его груп­пы но трансформационным грамматикам, которые не очень далеки от нашего психонетического конструктивиз-ма и операциональных перспектив. Но Хомский верит в наследственную обусловленность своих лингвистических структур, в то время как возможно будет показать, что всем необходимым и достаточным условиям для построения таких базисных единиц, на которых основываются лин-гвистические структуры, удовлетворяет развитие сенсо-моторных схем (над чем работает Синклер).

Отношения с логикой сложнее. Современная сим-волическая логика является «логикой без субъекта», тог-да как психологически не существует «субъекта без ло-гики». Нельзя отрицать, что логика субъекта бедна «и, в частности, структуры группировок малоинтересны в алгобраическом смысле, хотя, как кажется, связанные с ними элементарные структуры начинают вызывать у математиков интерес. Все же необходимо отметить, что в ходе изучения логики субъекта нам удалось в 1949 г. сформулировать законы группы четырех пропорцио­нальных операций INRC еще до того, как ее начала ис-слодовать логика. С другой стороны, текущие работы о пределах формализации, начатые теоремами Гёделя, бу­дут с большей или .меньшей необходимостью ориенти­ровать логику по направлению к своего рода конструк­тивизму, и в этом свете параллель с психогенетической конструкцией приобретает определенный интерес. Вообще говоря, логика является аксиоматической сис­темой и применительно к нашему предмету мы должны «просить: аксиоматикой чего? Определенно, это не пксиоматика сознательных процессов мышления субъ­екта, поскольку они непоследовательны и незавершен­ны. Но за сознательным мышлением находятся «ес

тественные» операторные структуры, и очевидно, что, хотя можно бесконечно превосходить их (поскольку продуктивность аксиоматизации формально не имеет предела), они составляют, основу логической аксиома­тизации посредством процесса «рефлексивной абст­ракции».

31. Наконец, остается большая проблема отношений междутеорией развития когнитивных функций и эпис­темологией. Если знать скорее статистическую, чем психогенетическую точку зрения, и изучать, например, только интеллект взрослого или испытуемых, находя­щихся на одном уровне, то легко отделить психологиче­ские проблемы (как функционирует интеллект и каковы его «рабочие характеристики») от эпистемологических (каковы отношения между субъектом и объектами и достаточно ли у первого знаний для адекватного по­стижения последний). Но если занять психологическую точку зрения, то ситуация меняется, так как предметом изучения становится формирование или развитие зна­ния, а Для этого важно рассмотреть роли объектов и дея­тельности субъекта — вопросы, с необходимостью под­нимающие все проблемы эпистемологии. На деле те, кто приписывает формирование знания исключительно опытув смысле физического опыта, ите, кто вводит дея­тельность субъекта в смысле необходимой организации, ориентируются на разные эпистемологии. Различать, как мы делали (п.21), дватипаопыта: один -—физический, с абстракцией, начинающейся от объектов, и второй — логико-математический с рефлексивной абстракцией — значит осуществлять такой психологический анализ, эпистемологические следствия которого очевидны.

Есть авторы, не оценивающие важность взаимосвя­зей между генетической психологией и эпистемологи­ей, но это означает только то, что они выбирают одну эпистемологию среди многих возможных и верят, что истинность их выбора очевидна. Например, когда Бру-нер пытается объяснить сохранение посредством тож­деств и символизации, основанной на языке и вообра­жении, считая, что ему удается при этом избежать операций и всей эпистемологии, на деле он просто ста­новится на точку зрения эмпирической эпистемологии. В то же самое время он прибегает к помощи операции тождественности, не замечая при этом, что она предпо- лагает и другие операции. Давая сохранению более

операциональное объяснение и предполагая, что для построения количеств требуется сложная конструкция, а не просто перцептивная деятельность, мы de facto перемещаем свою точку зрения от эмпиризма в направ­лении конструктивизма, что является другим видом эпистемологии; более того, такая эпистемология ближе К современным тенденциям биологии, подчеркиваю­щим необходимость конструктивных авторегуляций.

Сама эпистемология также может значительно раз­личаться в соответствии с тем, занимается ли исследо­ванием статистическая или же историческая и генетиче­ская точка зрения (последняя является ее естественной внутренней тенденций). Эпистемология, задавшаяся воп­росом, что есть знание вообще, считает себя способной построить свои абстракция без обращений к психологии, потому что фактически, когда знание достигнуто, субъект исчезает со сцены. Но на деле и это является большой иллюзией, поскольку вся эпистемология, даже когда пытается свести к минимуму деятельность субъекта, имплицитно прибегает к психологическим интерпре­тациям. Например, логический эмпиризм пытается све­сти физическое знание к перцептивным состояниям, а логико-математическое знание — к законам идеального языка (со своим синтаксисом, семантикой и прагматикой, но без всякого упоминания о трансформирующих дей­ствиях). К тому же вот две в высшей степени противоре­чащие этому гипотезы: первая — физический опыт зиж­дется на действиях, а не только на восприятиях, и всегда предполагает логико-математический каркас, выведен­ный из общей координации действий (такого вида, что опе-рационализм Бриджмена должен быть дополнен опера-ционализмом Пиаже!). Вторая — логико-математическое знание не является тавтологией, но составляет структур­ную организацию, выведенную посредством рефлексив­ной абстракции из общей координации действий и опе­раций субъекта.

Но, что еще важнее, эпистемология, основывающая­ся на статистической точке зрения, невозможна и пото­му, что все научное знание, включая саму математику и логику, находится в вечном развитии (созидательный аспект которого стал очевиден после теорем Гёделя, по­казавшего невозможность завершенной теории и по­этому постоянную необходимость построения концеп­ции еще более сильной: отсюда следует неизбежность существования пределов формализации!). Как писал в 1910 г. Наторп: «Наука развивается постоянно. Про­движение вперед, система— это всегда... последова­тельность, факт науки может быть понят только как fieri. Только fieri есть факт. Все сущее (или объект), которое наука пытается зафиксировать, должно вновь раство­ряться в потоке становления. Только по отношению к высшим ступеням такого становления можно с правом сказать: «это есть» (факт). Поэтому то, что можно и дол­жно искать, — это «законы данного процесса».

32. Эти неоспоримые заявления равносильны утверждению принципа нашей «генетической эпис­темологии». Для того чтобы решить проблему, что та­кое знание или многообразие его форм, необходимо сформулировать следующие вопросы: как развивает­ся знание? Посредством какого процесса осуществ­ляется переход от знания, рассматриваемого как край­не недостаточное, к знанию более полному (с научной точки зрения!) ? Это как раз то, что хорошо понимали сторонники историко-критического метода (см. среди прочих работы Коуге я Kuhn). Эти критики, для того чтобы понять эпистемологическую природу понятия или структуры, сначала пытались рассмотреть, как они были сформированы.

Если занять скорее динамическую, чем статичес­кую точку зрения, то становится невозможным сохра­нить традиционные барьеры между эпистемологией и психогенезом когнитивных функций. Если эпистемо­логия определена как изучение формирования досто­верного знания, то она предполагает вопросы достовер­ности знания, зависящие от логики и конкретных наук, а также вопросы факта существования знания, посколь­ку проблема предстает не только формально, но и ре­ально: как реально возможна наука? Поэтому всякая разновидность эпистемология обязана обращаться к психологическим предположениям, что справедливо как для логического позитивизма (восприятие и язык), так и для Платона (реминисценция) или Гуссерля (инту­иция, интенция, сигнификация и т. п.). Единственный остающийся вопрос: довольствоваться ли спекулятивной психологией или же полезнее обратиться к научной?!

Вот почему мы создали Международный центр ге­нетической эпистемологии, чтобы здесь могли сотруд- ничать психологи, логики, кибернетики, эпистемологи, лингвисты, математики, физики (в зависимости от рас-сматриваемыхпроблем).

Таким образом, мы изучили взаимосвязи логических структу р с двоякой точки зрения — их психологического генеза и их формальной генеалогии, что позволило нам обнаружить определенную конвергенцию между двумя методами. Мы изучали проблему, иронически назван­ную великим логиком Куайном «догмой» логического эмпиризма, —проблему, так сказать, абсолютного раз-личения аналитического и синтетического, обнаружив, что нес авторы, занимавшиеся данным вопросом, обра­щались к помощи фактического материала. Мы по-ставили данный материал под экспериментальный конт­роль и нашли, что между этими двумя видами отношении, некорректно рассматривавшимися как несводимые, существуют многочисленные промежуточные ступени. Мы также изучали проблемы развития понятий чис­ле, пространства, времени, скорости, функции, тождест-1виности, и нам удалось получить по всем этим вопро­сам новый психогенетический материал, ведущий к эпистемологическим заключениям, равно отстоящим как от априорности, так и от эмпиризма, но предполагаю­щим систематический конструктивизм. Что до эмпириз­ме, то мы, помимо прочего, анализировали условия, не­обходимые для адекватной интерпретации опыта, и в результате можем только привести слова одного мате­матика-философа: «Эмпирическое изучение эмпирики изгоняет эмпиризм!» Мы выше упомянули некоторые наши исследования о роли научения (п. 14).

Одним словом, по нашему мнению, психологичес­кая теория развития когнитивных функций устанавли­вает прямые, и даже совершенно интимные отношения между биологическими понятиями взаимодействия эндогенных факторов и окружающей среды и эписте­мологическими понятиями необходимого взаимодей­ствия субъекта и объектов. Синтез понятий структуры и генезиса, детерминирующий психогенетическое ис­следование, находит свое оправдание в биологических идеях авторегуляции и организации и затрагивает эпи­стемологический конструктивизм, который, как кажет­ся, согласуется со всей современной научной работой и, в частности, с исследованиями, касающимися согла­сования логико-математических структур и физичес­кого опыта.