3. Психическое

Итак, мы можем определить теперь место учения о психическом внутри персоналистики.

Негативно определяя психическое, следует преж­де всего сказать, что психическое не существует и не может быть понято само по себе. Мы отвергаем как и попытку рассматривать психическое как особую суб­станцию, т. е. душу, которая в человеке противостоит материальной субстанции — телу, как нечто особое, так и попытку искать в психическом сумму, агрегат конечных элементов сознания, которые соединены друг с другом по особым психологическим закономер­ностям (типа ассоциации). Напротив, при объяснении психического необходимо выйти за его рамки и обра-титься к личности, которая как единственная подлин-ная субстанция и единственно действительное целое является лишь предварительным условием существо-вания, функционирования психики, и только включен­ность психики в личность придает ей смысл. Короче, психика по отношению к фундаментальному бытию личности есть нечто акцидентальное, по отношению к целостности личности — нечто фрагментарное, по отношению к смыслообразующей функции личнос-ти — то, что не имеет самостоятельной ценности и получает смысл только благодаря своей включеннос-ти в личность.

Может, по-видимому, показаться, что мы, желая высоко оценить психическое, всем вышесказанным, наоборот, приуменьшили его значимость. Но этот вывод неверен: он обусловлен тем, что многие значи-мыe свойства и особенности личности ранее непра­вильно приписывали психическому как таковому. Поэтому психология не может быть вполне самостоя­тельной наукой, ибо ее основным вопросом становит-ся вопрос о значении психики в личности, и поэтому своей научной предпосылкой она должна иметь пер-соналистику.

Так как личность живет в определенном, окружаю­щем ее мире, то она проявляет свое бытие двояко: для себя самой («внутрь») или «в себя» (nach innen),то для существующего вне ее другого мира («наружу» или «из себя» — nach aupen). Постоянно существующее единство личности при этом не нарушается. В этом и состоит различие психического и физического. Это не два отдельных и параллельно развертывающихся про­цесса (как пытались их представить Спиноза и со­временный параллелизм), а два способа переживания личностью своей сущности, два направления разрядки стихийной активности личности. Исходно все физиче­ское в личности есть «стремящееся наружу», или «про­являющееся вовне», психическое — стремящееся внутрь (проявляющееся внутри) личности. Оба этих процесса теснейшим образом связаны друг с другом, но не так, что каждый элемент физического соответ­ствует каждому элементу психического (такое объяс­нение было бы возвратом к механистическому разло­жению личности на отдельные элементы); поскольку оба элемента принадлежат к одному и тому же цело­му, они связаны между собой целевыми и смысловы­ми связями.

Из всего вышесказанного следует определенный вывод для возникающей в настоящее время науки о вы­ражении (физиогномики; графологии и т. д.), о ней мы можем сказать здесь лишь в общих чертах. Отдельные физические особенности (черты лица, движения руки при письме) не являются знаками каких-то изолиро­ванных душевных состояний, но непосредственно или опосредованно, прямо или косвенно указывают на ха­рактерные особенности целостной личности, которые проявляются в определенных душевных процессах. Тесно связанная с этими исследованиями характеро­логия является поэтому не отраслью психологии, а частью персоналистики, которая с той же необходимо­стью, что и душевные, переживания, должна исследо­вать телесные проявления этих переживаний.

Главным для нас является «внутреннее проявле­ние» (Innerung) —тот акт личности, который создает в ней психическое. Личность превращает собственное бытие (Sein) в сознание (Bewusstsein — букв, «осознан­ное бытие»), свою жизнь (Leben) — в переживание (Ereeben). Отом, как это происходит, спорят до сихпор, но мы можем, уже кое-что сказать о значении этого факта.

Чтобы понять значение появления сознания, мы должны противопоставить понятия «конвергенция» и «конфликт». Конвергенция создает и направляет жиз­ненные процессы, конфликт пробуждает переживание. Пока жизнь личности течет по обычному или привыч­ному руслу, пока конвергенция есть беспрепятствен­ное взаимодействие окружающих условий и внутрен­них диспозиций, жизнь идет спокойно и не нуждается во внутреннем отражении, и только там, где существу­ет внутренняя или внешняя неопределенность, возни­кают затруднения и противоречия, столкновения этих противоречий «высекают искру сознания». Поэтому в сознании отражается не вся жизнь целиком, а только те ее стороны, которые связаны с жизненной борьбой; в самосознании отражаются борющиеся стороны «Я»; из объективного мира в сознании отражается та его часть, которая должна быть покорена личностью или отвергнута ею.

Так как чем больше организована личность, тем больше она несет в себе содержаний, событий и ценно­стей, которые она, преодолевая различные напряже­ния и затруднения, должна сорганизовать в единое целое, то вместе с развитием личности увеличивается и сознание. (Сравним, к примеру, животное с челове-ком, ребенка со взрослым, человека первобытной куль-туры с культурным человеком.) Таким образом, созна-ние играет важную роль в жизни личности высокого уровня развития, но оно не является единственно определяющим условием, не меньшую роль играет бессознательное. Понятие «бессознательное» — от-крытие и исследование которого — великая заслуга последнего столетия, получает свое оправдание в рам-ках персоналистики. В то время как эта сила, охарак­теризованная только в негативном плане, предстает перед нами парящим в воздухе таинственным призра-ком (таинственным призраком, парящим в пустоте), как у Эдуарда Гартмана и 3. Фрейда, теперь бессозна-тельнoe позитивно характеризует жизнь личности, по-скольку оно имеет отношение к сознанию, не высту-пая, однако, как результат направленного внутрь акта. Бессознательным является то постоянное в личности, что связывает в единое осмысленное целое отдельные проблески сознания, которые, если их рассматривать изолированно, выглядели бы хаосом точек. Бессозна­тельными являются «последствия сознательных пере­живаний, поскольку они стали частью «психофизичес-ки нейтральной» жизни и здесь вновь (как содержания памяти) могут приобрести внутренний характер. Бес-сознательными являются и те виды деятельности, для осуществления которых требуется и сознание (посту­пок, творчество); наконец, бессознательными являют­ся то редкие предельные состояния, возникающие тогда, когда на время исчезают противоречия, порож­дающие сознание (экстаз, мистические видения). Так, бессознательная устремленность личности на цель образует неясный, но смыслообразующий фон, на ко­тором выделяются различные по своему виду и степе­ни ясности сознательные впечатления.

Сознание и бессознательное вместе исчерпывают объем понятия «психическое». «Психическое» естьлич-ность в совокупности ее внутренних свойств, т. е. по­стольку, поскольку ее жизнь фактически выражает эти внутренние условия или стоит к ним в определенном отношении.

Следующее относится прежде всего к понятию «переживание». Если мы назовем отдельный процесс жизни личности, который может быть выделен из об­щего потока как отдельная структура (например, про­извольное действие), «жизненным событием» (Lebnis), то оно пока еще психофизически нейтрально. Когда же оно входит во внутренний мир, оно становится «переживанием», но чаще всего— поскольку оно проецируется в сознание не полностью — жизненное событие становится переживанием настолько, на­сколько оно переходит во внутренний мир. Пережи­вание, как и соответствующее ему определенное со­бытие, так же актуально, сконцентрировано (в нем мгновенно концентрируется жизнь личности), струк­турировано: различаются центр и периферия, оно выделено из фона и внутренне расчленено.

Но смысл переживания не может быть вскрыт из его наличного бытия. Личность переживает — нечто. Что такое это нечто? Вспомним, что сознание возникает из конфликтов, которые затрудняют конвергенцию. В нейтральном событии личность еще неразрывно свя­зана с миром, в переживании личность стремится к разрушению этой связи. Любое переживание есть од­новременно разрушение живого единства «Я» и мира, субъекта и объекта. В соответствии с этим любое пере­живание имеет то или иное направление. Его объект — либо собственная личность, актуальное состояние ко­торой в данный момент переживается как чувство; активность личности выступает в переживании как ее волевая регуляция, а бытие личности в течение дли­тельного времени — как ее самосознание, — либо мир, существование которого в настоящий момент выступает в переживании как восприятие, прошлое и будущее этого мира — как представление и память, а бытие его в течение длительного времени — как идея.

По-видимому, по этому основанию могут быть рас­классифицированы в основном все содержания созна-ния: если в прежней психологии основные их виды счи­тались первичными, далее неразложимыми исходными качествами души, то в нашей теории эти содержания рассматриваются как производные личности, которая наполняет их смыслом.

Это значение переживания, не определяющееся полностью его наличным бытием, может быть названо символическим. Этим словом мы хотим подчеркнуть своеобразие теснейшей связи изображаемого и изобра­жения. Это значит, что «Я» символически выражает себя в чувственных и волевых переживаниях, переживания представляют собой определенную проекцию «Я», хотя неполную и неясную, а фрагментарную и неточную, может быть, даже искаженную, ибо сознание принци­пиально не может достичь глубочайших слоев «Я». и точно так же в восприятиях и воспоминаниях симво­лизируются определенные области объективного мира: и в этом случае содержание сознания есть неточное от­ражение этого мира, приблизительное отражение его отдельных сторон, переработанная модель этого мира, и как бы ни было велико стремление к объективации, никогда нельзя полностью уничтожить теснейшую кон­вергентную связь между «Я» и м,иром, человек всегда воспринимает, вспоминает, мыслит объекты сквозь окрашивающую все по-своему завесу субъективности.

Если мы будем негативно характеризовать этот символический характер переживаний, то мы долж­ны говорить об «ошибках сознания», это означает, что могут существовать различия между предметом и соответствующим содержанием переживания. Эти ошибки сознания в области объектных переживаний (objektivierende Ereebnisse). давно уже стали пробле­мой для психологии, подробно исследуются ошибки органов чувств, памяти, мышления (ложные выводы, ошибки суждения). Из наших исследований следует, что подобно ошибкам сознания существуют ошибки и в области субъективных (subjektivierende) пережива­ний: мои чувства могут ввести меня в заблуждение относительно моего действительного состояния; я могу ошибочно осознавать мотив моего желания, при­нимая его за действительную движущую причину моих действий; мое знание о собственном «Я» может не соответствовать действительности. С тех пор как мы впервые убедились (главным образом благодаря психоаналитическим работам), что такие обманы со­знания существуют, прошло совсем немного времени, но персоналистика теперь может их теоретически объяснить, ибо она считает, что личность представля­ет собой нечто иное, чем сознание, которым она обла­дает, и чем то знание, которое она о себе имеет. Фак­тически наши переживания также мало раскрывают нам собственную личность («Я в себе»), как и позна­ние мира («вещи в себе»).

Но — и теперь мы переходим к позитивной стороне проблемы, — хотя мы никогда не можем познать до кон­ца «вещь в себе» и «Я в себе», все же наши переживания постоянно приближаются к этому. Любое познание объекта (в восприятии, представлении, мышлении) есть постоянное стремление приблизиться к объекту, осво­бодиться от иллюзий, если они обнаружатся. Всякое субъективное переживание не есть самопознание лич­ности (т. е. восприятие собственной личности самой по себе), но поиск, открытие собственного «Я».

Для психологии здесь, однако, вновь возникает проблема интерпретации символики переживаний, поскольку «переживание само по себе ничего не зна­чит, но всегда указывает на то, что глубже. Поэтому толкование становится необходимым психологичес­ким методом, который следует восстановить в правах и разработать способы его строго научного примене­ния. Толкование уже давно используется в отдельных областях психологии: вспомним, например, толкова­ния снов психоаналитиками, объяснение почерка гра­фологами, толкование результатов тестов психотехни­ками, но до сих пор отсутствовало теоретическое обоснование этих методов, да и в самом процессе тол­кования царил полный произвол и делалиоь ненауч­ные обобщения (такова, например, известная попытка объяснить все лежащие на поверхности переживания глубинными сексуальными влечениями). Так как пер­соналистика дает теоретическое обоснование толко­ванию явлений сознания, одной из важнейших задач научной психологии становится разработка методологии толкования.

Роджерс (Rogers) Карл (1902— 1987) — американский психолог, один из ведущих современных персоноло-гов, основатель так называемой не­направленной (индирёктивной), или «центрированной на клиенте», психо­терапии. Доктор философии с 1931 г. Сотрудник Учительского колледжа (Колумбийский-университет), Инсти­тута детского воспитания, сотрудник и директор (с 1939 г.) Рочестерс-кой детской клиники (Нью-Йорк). В 1940—1945 гг. — профессор клини­ческой психологии в Университете Огайо, с 1945 по 1957 г.— профессор психологии и секретарь консультационного цен­тра при Чикагском университете, в 1957—1963 гг. —профес­сор психологии и психиатрии в Висконсинском университе­те. С 1964 г.— организатор и директор Центра по изучению личности в Ла-Джолла (Калифорния). Президент Американ­ской ассоциации прикладной психологии (1945—1946). Американской психологической ассоциации (1946—1947). Американской академии психотерапевтов (1956—1957).

Теория личности Роджерса выросла из его клинической практики. В центре ее стоит учение о «Я» (Self). По Роджерсу, существуют две системы регуляции поведения: организм и «Я». Основная тенденция организма— актуализовать, со­хранить и усилить себя. Организмом принимаются такие способы поведения, которые согласуются с «Я» личности. «Я» личности формируется во взаимодействии организма со сре­дой и в ее общении с другими людьми. Оно выделяется как особая область в поле опыта индивида, которая складывается из системы восприятий и оценки человеком своих собствен­ных черт и отношений к миру. Самооценки могут быть не только непосредственными, но и заимствоваться от других людей, при этом они, как правило, оказываются искаженными и не допускают проверки в реальном опыте индивида. Систе­ма «Я» стремится к внутренней самосогласованности.

Когда структура «Я» ригидна, то опыт, Который не согласуется с ней, воспринимается как угроза личности и либо (при своем осознании) подвергается искажению, либо вовсе отрицается.

Психологически, однако, он не перестает от этого существовать для личности. Стремясь во что бы то ни стало удержать неадекватное представление о себе, личность вынуждена при этом придавать ему еще большую жест­кость, что в свою очередь ведет к тому, что все большая часть ее реального опыта подвергается искажению и от­чуждается от личности. Развивающийся таким образом лавинообразный процесс отчуждения личности приводит к потере контакта с реальностью, а в некоторых случаях к тяжелым психическим расстройствам личности, при кото­рых возникает необходимость во вмешательстве пси­хотерапевта.

Ненаправленная психотерапия и преследует цель преж­де всего перестроить структуру «Я» личности, придать ей гибкость, «качество процесса», в результате чего личность становится «открытой» по отношению ко всему реальному жизненному опыту и как бы вновь обретает себя.

Проведение такого рода терапии предполагает, по Роджерсу, прежде всего, что терапевт способен войти в глубоко личностный контакт с пациентом, воспринимая его как личность, обладающую безусловной ценностью, вне зависимости от его состояния, поведения и чувств, но так­же, что и сам пациент способен постепенно почувствовать хотя бы отчасти это безусловное положительное отноше­ние терапевта, готовность терапевта до конца принять и понять его.

Являясь представителем гуманистической психологии, К. Роджерс выступал по вопросам теории как этого направ­ления, так и общих проблем и методов психологического познания в целом.

Соч.: The clinical treatment of the problem child. — Boston, 1939; Counseling and psychotherapy. —Boston, 1981; Psychotherapy and personality change (с соавторами). —Chicago, 1954; ATheory ofTherapy, Personality and interpersonal relationships, as developed in client-centered framework. —In: KochS. (ed.). Psychology: A Study of Science. — Vol. III. — N. Y., 1959; On Becoming a Person. — Constable, 1961.

Лит.: Божович Л.И. Личность и ее формирование в дет­ском возрасте. — М., 1968; Hall C.S., Lindzey G. Theories of personality, 2-nd ed. — N. Y., 1970.

В сборник вошла статья «К науке о личности» (см.: Rogers. Toward a Science of the Person. — In: Wann T.W. Behaviorism and Phenomenology. —Chicago —London, 1964), в которой обсуждаются специфика и значение гуманисти­ческой психологии в сопоставлении с другими подходами, существующими в американской психологии.

К. РОДЖЕРС

К НАУКЕ О ЛИЧНОСТИ

Я разделяю мнение Маслоу и некоторых других о том, что в американской психологии существуют три больших направления исследований. Они похожи нат ри океанских течения, текущих рядом, иногда перемеши­вающихся, неясно очерченных, но остающихся все же вполне отличимыми друг от друга. Подобно обломкам, которые можно найти на поверхности любого из океан­ских течений, определенные слова и выражения связа-ны с каждым из наших направлений, хотя и не опреде­ляют их. С первым направлением связаны такие понятия, как «бихевиоризм», «объективный», «эксперименталь­ный» «безличный», «логико-позитивистский», «опе­рациональный», «лаборатория». Ко второму течению относятся термины «фрейдистский», «неофрейдист­ский», «психоаналитический», «психология бессозна­тельного», «инстинктивный», «эго-психология», «ид-психология», «динамическая психология». Понятия «феноменологический», «экзистенциальный», «Я-тео-рия», «самоактуализация», «гуманистическая психоло-гия», «существование и становление», «психология внут­реннего опыта» связаны с третьим направлением.

В настоящей работе я хочу ответить на вопрос: ка­ково значение третьего феноменологического, экзи­стенциального, связанного с «Я-теорией» —направле­ния для психологической теории и практики? Для ответа на данный вопрос мы, конечно, будем для сравнения обращаться к каждому из названных направлений, но основное внимание будет уделено третьему.

В начале своего повествования я хочу предупре­дить, что высказываю свое личное мнение, зависящее от моего опыта. Я не стараюсь говорить от имени всей психологии. И хотя считаю себя представителем треть­его направления, я также не выступаю от его имени. Это течение слишком разнообразно, его границы очень неясно очерчены, поэтому трудно раскрыть его в пол­ной мере. Как представитель данной ветви психоло­гии, я попытаюсь со своей точки зрения раскрыть ее значение для современной психологической науки. К каким берегам, островам, глубинам несет нас это непреодолимое течение? Что значит для психологии как науки тот факт, что это. течение вошло в сферу компетенции психологов?

Три пути получения знаний

Чтобы создать основу для того, о чем я хочу ска­зать, необходимо сделать некоторые пояснения отно­сительно процесса «познания». Все познание, по су­ществу, сводится к процессу выдвижения гипотез, которые мы проверяем различными способами. Эти гипотезы могут считаться доказанными, а могут быть очень спорными и даже очень спорными. Они могут быть любого содержания: от «2 плюс 2 будет 4» до «я влюбился», от «она ненавидит мать» до «у меня рост 6 футов (183 см)», от «он человек, не заслуживающий доверия» до «е-тс²».

Иногда мы пытаемся представить такие гипоте­зы, которые я привел в качестве примеров познания, как объективные и субъективные знания. Но, возмож­но, такое деление не приносит пользы, так как любую составляющую познания приходится выражать в терминах «субъективного» и «феноменологического». Я считаю, что правильнее говорить о трех путях полу­чения знаний, отличающихся в основном способом, ко­торым мы проверяем наши гипотезы. Разрешите мне раскрыть эти три способа познания, хотя должен под­черкнуть, что существуют также и другие взгляды на процесс познания. Мне кажется, что триединый под­ход к проблеме познания, о котором я собираюсь рас­сказать, хорошо отражает специфику психологии и других наук о поведении¹.

Субъективное познание

Я могу «знать», что я люблю или ненавижу, ощущаю, воспринимаю, понимаю, обратясь к моей индивидуаль­ной внутренней «системе координат». Я могу верить или не верить, получать удовольствие или не получать его, быть заинтересованным или нет. Подобные гипотезы мы

¹ Эти три способа получения знаний прямо не связаны с тремя течениями в психологии. Правильнее сказать, что в этой работе о познании делается попытка раскрыть некоторые из фундаментальных проблем, лежащих в основе всех трех пси­хологических направлений.

часто проверяем на основании собственного прежнего опыта. Таким образом, я могу проверить свою гипотeзy, спрашивая себя: «Действительно ли я ненавижу его?» Если я обращусь к моему опыту, то пойму, что испыты-ваю к этому человеку в большей мере чувство зависти, чем ненависти. Я могу узнать: «люблю ли я ее?», обра-тясь к моим внутренним чувствам, которые помогут от­ветить на данный вопрос. Или возьмем другой пример. Психолог приглашает меня войти в темную комнату, где хорошо видно маленькое световое пятно. Меня спраши-вают, движется ли оно или стоит на месте. Я обращусь к моему опыту, связанному с подобной ситуацией, и отвечу, что пятно движется. (Хотя объективно оно оста­ется на месте.) Таким образом, я формирую внутрен-нюю гипотезу, опираясь на мой личный опыт.

Разрешите мне обратиться к другим примерам. Я пробую неизвестную мне рыбу. Нравится ли она мне ? Обратясь к моему опыту, я могу понять и описать неяс-ные ощущения и сделать вывод: «Мне нравится прият-ный вкус рыбы, но не ее консистенция». Или совершен­но иная ситуация: после изучения большого количества фактов я спрашиваю себя: «Что общего, единого я на-хожу во всех этих различных и несоответствующих друг другу событиях?» Снова я обращаюсь к моему опыту, пытаясь определить сущность того, что вызывает во мне это чувство общности.

Я надеюсь, что эти частные примеры могут дать не­которое представление о способе, которым пользуется человек для проверки формулируемых им внутренних гипотез. В эти гипотезы вносятся поправки путем более тонкой их дифференциации, они становятся более точ­ными и соответствующими действительности. Каждый, кто участвовал в психотерапевтических сеансах, знает по своему опыту эти процессы конкретизации или раз­рушения, отказа от прежде принятых внутренних ги­потез. В качестве примера из области психотерапии можно рассмотреть процесс отыскания клиентом нуж­ного слова, точно передающего его ощущения, чувства его восприятия. Наступает чувство облегчения, когда он находит термин, соответствующий его опыту, обес­печивающий более точное, дифференцированное обо­значение неясного ранее знания, что дает ему возмож­ность прийти во внутреннее равновесие с самим собой.

Человек, взявшийся за новую сложную работу или стоящий перед трудными проблемами в каком-либо исследовании, также испытывает нечто подобное. Сна­чала его «знание» проблемы глобально, неточно, не­дифференцированно. Потом он начинает воспринимать общую структуру — то, что некоторые события, или факты, появляются вместе, а другие события, или фак­ты, сосредоточенные на поверхности, в действительно­сти не являются важными. Он интенсивно работает над проверкой этих внутренних гипотез, продвигаясь впе­ред, когда чувствует, что структура вырисовывается четче, и меняя направление, когда ощущение общей структуры исчезает.

Полани прекрасно описал феномен сильного влия­ния на ученого его внутреннего ощущения значения общей схемы паттерна.

Таким образом, один из важных путей познания идет через формирование внутренних гипотез, которые мы проверяем, обращаясь к внутреннему опыту, возни­кающему при нашем взаимодействии с внутренними или внешними явлениями. Этот тип познания является основным для повседневной жизни. Надо заметить, что, хотя внешние влияния могут принимать некоторое уча­стие в формировании внутренних гипотез такого типа, проверка этих гипотез опирается отнюдь не на внеш­ние ситуации.

На основе нашего внутреннего опыта мы прове­ряем, уточняем, дифференцируем предполагаемые ги­потезы, формирующиеся из неясно выраженных ощу­щений.

На сегодняшний день этому типу познания уде­ляется мало внимания, ибо он считается небезошибоч­ным, не ведущим к широко признанным знаниям. Но, с моей точки зрения, это основной путь познания, это глубокое организменное чувствование, на базе которо­го мы формируем и уточняем наши сознательные пред­ставления и концепции.

Я хотел бы высказать мнение, что даже самая точ­ная наука основана на этом виде познания. Без этих творческих внутренних гипотез весь механизм провер­ки внешнего исполнения был бы бесплодным. Вот что сказал Эйнштейн по поводу своих исследований, по­священных принципу относительности: «Чувство направленности, устремленности к чему-то конкретному было все те годы. Конечно, трудно передать словами это чувство, но оно было реальностью и сильно отли-чалось от более поздних соображений по поводу логи-ческой формы решения этой проблемы».

Этот аспект науки, связанный с творческими внут-ренними гипотезами, которые проверяются и перепро-веряются на их соответствие чьему-либо опыту и кото­рые потом могут выступать как формальные гипотезы, готовые к операциональной объективной проверке, был забыт в американской психологии. Особенно эта область игнорировалась в Америке, где считалось крайне непри-личным признавать, что психологи что-то чувствуют, предчувствуют или с большим увлечением работают над темными, неопределенными проблемами.

Интересно, что именно представителю последова-тельного бихевиоризма (Скиннеру. — Сост.) мы благо­дарны за то, что он в своих творческих изысканиях раскрывает сущность этой важной субъективной фазы познания. Отчеты о его исследованиях буквально усея-ны такими выражениями: «Это, конечно, было то, что я искал», «Я был обеспокоен», «Я могу легко вспомнить волнения...», «Конечно, я работал, основываясь на пред­положении...». Эти фразы доказывают чрезвычайно важное положение о том, что наука всегда начинается с выдвижения внутренних субъективных гипотез, вы-соко ценимых исследователем, потому что они вычле-няют из его опыта чувство общего.

Между прочим, надо отметить, что, пытаясь прове­рить эти внутренние гипотезы, сверяя их с другими, или с внешней сферой, мы обращаемся к «объективно­му» способу познания. Если я спрошу вас: «Влюбился ли я?» или «Движется ли свет?», то я прибегну к меж­субъективному контролю, что является составной час­тью другого пути познания.

Объективное познание

Давайте теперь обратимся к этому пути познания, которое рассматривается как объективное. В познании этого типа гипотезы формируются на основе внешней системы связей и проверяются с помощью как внешне наблюдаемых операций, так и эмпатических заключе­ний, выражающих мнение сплоченной референтной группы, чаще всего группы коллег. Таким образом, если физик заявляет, что он «знает», как выражается форму­лой скорость свободнопадающего тела: V— 32t (где V — скорость в футах в секунду, t — время в секундах), то это значит, что разные уважаемые ученые использовали сходные методы исследования этой проблемы и получи­ли похожие данные; в результате все эти ученые прихо­дят к сходным субъективным выводам, которые выра­жаются в формуле, одинаково принимаемой всеми.

Физик считает, что мнение его и других ученых сходно, поэтому с успехом может общаться с ними и понимать их системы внутренних ориентации. Данный психологический процесс — база для всего логическо­го позитивизма, операционализма, являющаяся обшир­ной областью действия науки, как мы себе это представ­ляем. Достижения в этой области самые впечатляющие.

Существует несколько характеристик этого подхо­да, который еще недостаточно понят. Так как это направ­ление связано только с наблюдаемыми объектами, то элементы любой проблемы, изучаемой при таком под­ходе, должны рассматриваться только в качестве объ­ективно наблюдаемых явлений.

Так, если я хочу проверить на себе действие жаро­понижающего лекарства, то я в таком случае выступаю как объект. Повышение температуры, последующий при­ступ являются объективно наблюдаемыми признаками, которые могутбытьчастью этого объективного познания, так как их могут наблюдать многие, и мои наблюдения могут быть проверены. Объективность всегда связана только с объектами, не важно, будут ли они одушевлен­ными или неодушевленными. Этот путь познания пере­водит все изучаемое в категорию объекта, или, что то же самое, все воспринимает только в качестве объекта.

Существует другая характеристика этого подхода, связанная с выяснением направленности эмпатии по­знающего. В первом виде познания — субъективном по­знании — познающий, если можно так выразиться, на­правляет свою способность к эмпатии на себя, пытаясь более глубоко осознать неясные значения своего опы­та и сделать их более понятными. При объективном познании эмпатическое понимание направлено исклю­чительно на референтную группу. Может быть, при­мер поможет понять это.

Предположим, что психолог хочет включить в свой эксперимент — некое событие, которое должно послу-жить стимулом для экспериментального животного. Ка-кой взять стимул? Чтобы стимул считали объективным, мне кажется, должно быть два возможных подходящих критерия. В одном случае событие в качестве стимула принимается многими психологами-коллегами и поэто­му может считаться объективным. Если же ученый хо-чет быть более точным, чем другие исследователи, быть на высоте, то он должен тщательно изучать последую­щее поведение животного, предпринимая поиск отве-та животного на это влияние, а чтобы потом это событие было признано другими учеными в качестве стимула, экспсриментатор должен хорошо понимать внутренние ориентации своихколлег. Теперьдолжно бытьясно, что стимул рассматривается не как простое объективное событие, а как понятое, субъективно принятое многими квалифицированными специалистами, явление. Все сказанное касается и таких феноменов, как «ответ» и «подкрепление».

Понятно, что выбор референтной группы — чрезвы-чайно важный шаг по пути такого вида познания. Пола-ни выделил сложную сеть частично перекрывающихся оценок, с помощью которых ученый более или менее осознанно выбирает предпочтительную группу, члены которой считают друг друга хорошими специалистами и чьи взаимоотношения, взаимопонимание выступают в качестве механизма межсубъективной проверки (интер-субъективной верификации).

Важность проверки мнений в группе лучше всего показать на примере малых референтных групп. В лю­бой закрытой системе единство мнений между субъек­тами можно достигнуть, введя в группу только тех, кто согласен с самого начала с сериями наблюдений или положений без всяких сомнений. По мнению большин­ства из нас, знания, получаемые в таких группах, ско­рее псевдообъективны, чем объективны. В общем, чем больше людей входит в одну референтную группу, тем больше можно сделать выводов, опираясь на объектив­ный путь познания.

Можно обратить внимание и на другой момент в этом объективном пути познания. Несмотря на большое зна­чение этого типа познания для технологических откры­тий, нельзя забывать, что он не обязательно главенствует

над первым, субъективным видом познания, в решаю­щих случаях субъективное познание также важно, как и объективное. Например, факт существования экстран-сенсорного восприятия имеет такое же или большее значение, как и существование многих принципов, при­нимаемых психологами. Но все же, за некоторым исклю­чением, почти все психологи отвергают его существо­вание. Не легко отвергать — методы, которые были использованы при изучении ЭСВ (экстрасенсорного восприятия), ибо они ничем не отличались от методов, используемых в любой другой области психологии. Но психолог идет на поводу у своего субъективного знания. Существование экстрасенсорного восприятия не соот­ветствует его представлениям о результатах экспери­ментов, открывших это явление, его субъективному опы­ту. Поэтому он отвергает этот феномен.

Существует много подобных примеров — неприя­тия нового в истории науки. Иногда интуитивное зна­ние ученых бывает более верным, чем надежные, судя по всему, выводы, вытекающие из исследования.

Бывало так, что ученые не принимали новое откры­тие, потому что оно было получено интуитивно, но все же впоследствии оно было доказано объективными ме­тодами, как это случилось с исследованиями и от­крытиями Пастера и ван Гофа. Полани дает замеча­тельное описание некоторых из этих дискуссий. Дело в том, что ни новое научное изыскание, ни большая муд­рость ученых еще не гарантируют безошибочность по­знания. Эти случаи ненадежных утверждений выделе­ны для того, чтобы показать нередкую ошибочность широко распространенного мнения об объективном знании как «внешнем», прочном, надежном. Как раз наоборот, оно является именно человеческим изобрете­нием — изобретением большого значения, содержащим один из путей преодоления ограниченности человече­ского познания, но оно в то же время является небез­ошибочным, именно человеческим путем познания, зависящим в основном от интуитивно, но вербально вы­раженного выбора человеком гипотез, адекватных опе­раций для их проверки, от правильного выбора рефе­рентной группы и эмпатического понимания опыта этой референтной группы, представители которой в ре­альности (или чаще всего в представлении) применяют те же методы изучения явлений, что и экспериментатор.

Межличностное познание, или феноменологическое знание

Где-то между этими двумя видами познания, о кото-рых я рассказал, логически вписывается третье на-правление, связанное в основном с познанием челове-ка и высших организмов, которое за неимением лучшего термина я называю «межличностным познанием». При этом типе познания я «познаю», что вы испытываете обиду на мое замечание, или презираете себя, или силь-но стремитесь достигнуть «вершины благополучия», или обеспокоены возможностью термоядерной войны. Эти и подобные им знания являются гипотезами. Но способ проверки гипотез в данном случае требует опре­деленного мастерства, и эмпатическое понимание за-ключается в проникновении в чужой мир, умении ре-левантно войти в феноменологическое поле другого человека, внутрь его личного мира значений и увидеть, правильно ли мое понимание.

Я могу просто спросить вас, верна ли моя гипоте-за, но часто этот метод проникновения во внутренний мир человека неадекватен. Я могу изучать ваши жес-ты, слова, модуляции голоса и отсюда делать выводы о вашем внутреннем мире. Также я могу — и в этом заключена суть моего метода — создать на пси-хотерапевтическом сеансе атмосферу, которая тонко и щадяще позволила бы раскрыть вашу внутреннюю систему ориентации. В течение сеанса вы начинаете понимать, что можете переносить на меня ваши нере-ализованные желания, отвращение к себе, вашу сис­тему убеждений или любой другой аспект вашего мира личных значений. В психотерапии этот путь познания мы находим самым плодотворным. Относясь с эмпа-тией к клиенту, сверяя свои гипотезы с его внутрен­ним миром, мы получаем знания, которые приводят к формулировке психологических принципов личност­ных изменений.

Таким образом, на этом межличностном, или фено­менологическом, пути познания эмпатия направлена на другого человека. Наши гипотезы можно проверить, обратись к возможно более точно представленному внутреннему опыту данного человека.

Получаемое знание о человеке глубоко индивиду­ально, но такие знания могут быть обобщены и прове­рены тем же способом, который был описан выше.

Этот метод обеспечивает нас научным средством познания скрытых событий, совершающихся внутри индивида.

Может показаться удивительным, но я не считаю, что этот путь познания ограничивается знаниями о других людях. Я полагаю, что этот путь познания огра­ничен только нашей способностью к эмпатии и сте­пенью постижения внутреннего опыта организма. Классические исследования Кречевского и других показывают, что можно проверять гипотезы, опираясь на внутреннюю систему отношений даже крысы. Без сомнения, таких исследований должно быть больше. Несмотря на это, данный тип познания имеет наиболь­шее значение для нашего знания о человеке.

Каков критерий для этого типа познания?

Когда я прав в своем ощущении, что я «знаю» что-то в таком межличностном смысле? Я полагаю, что критерий такого познания двойной: первый представ­ляет собой подтвержденную самим индивидом гипо­тезу о его внутренней системе ориентации, второй — выводы о его внутреннем опыте, полученные объек­тивными надежными методами. Например, я чувствую, что у вас сегодня плохое настроение. Если я скажу: «Вы так выглядите сегодня, как будто вас окружает удивительно мрачный мир», и вы словом или кивком выразите свое согласие, то таким образом я проверю свою гипотезу о вашем плохом настроении и найду, что она подтвердилась. Другой метод проверки гипо­тезы был бы таким: если я отнесусь с эмпатией к ва­шим неприятным ощущениям, и к тому же в течение утра три других человека придут ко мне, не сговари­ваясь друг с другом, сообщить о вашей печали, вашей депрессии или о чем-либо подобном, как им кажется, то тогда вероятность правильного вывода о вашем внутреннем состоянии возрастет. В некоторых случа­ях, как показали эксперименты с животными, обраще­ние к проблемам феноменологического поля поддер­живается учеными, потому что оно является наиболее достоверным и рациональным способом объяснения поведения.

Соотношение путей познания

Таким образом, существуют три пути, с помощью которых мы приобретаем новые знания, формулиру-ют новые или отбрасываем старые гипотезы, постоян-но возникающие как в повседневной жизни, так и в психологической науке. Мне хотелось бы высказать мнение, что развитая психологическая наука исполь-зует каждый из этих трех путей познания, и только благодаря их адекватному и удачному сочетанию мо-жет возникнуть действительно научный подход к по-

ведению.

Здесь я сделаю небольшое отступление и покажу по аналогии, что психологически зрелая личность, по-добно развитой науке, использует те же три типа по-знания в обобщенном виде. Зрелая личность пола-гается на свой опыт, внутренние значения и гипотезы, которые она формирует. Она формирует и проверяет чрезвычайно важные для себя гипотезы, связанные с проблемами своего существования, с общением со зна-чимыми для нее людьми. Она осознает, что все гипо-тезы, поставленные перед самой суровой проверкой — проверкой жизнью, и она сама, как перспективный ученый, остается открытой и восприимчивой к опыту, функция которого — подтверждать или отрицать экс­периментально созданные гипотезы. Таким образом, психически здоровой личности доступны тонкая диф­ференциация значений в ее внутреннем опыте, про-веряющем и улучшающем ее гипотезы, понимание немалых возможностей формирования гипотез другой личностью и их проверки, коррекция своих гипотез в реальных действиях в реальном мире.

Но это отступление, и мне хотелось бы вернуться и показать некоторые ограничения, которые стоят пе­ред этими тремя способами познания. Я полагаю, что мне удалось доказать невозможность существования безошибочных методов познания, беспрепятственных путей для развития научных теорий. Как заметил Полани: «Любой способ получения знаний рискован». Какие бы приближения к правде мы не получили в науках о поведении, они не приведут автоматически к полному познанию этой проблемы при следовании лишь одним путем.

Я считаю, что ближайшая история показывает всю ошибочность тех наших действий, когда мы пытаемся использовать только один из этих трех видов познания, изолированно от других. Например, представитель бихевиоризма часто рассматривает себя как ученого, использующего только объективный путь познания, и к другим направлениям относится презрительно или по крайней мере как к полностью ненужным для разви­тия науки, с одной стороны, с другой — некоторые со­временные экзистенциалисты смело отрицают объек­тивный путь познания, полностью основывая свое учение на субъективном и феноменологическом по­знании.

Другой тип ошибок возникает, когда мы смешива­ем или отождествляем эти совершенно разные типы по­знания. Крайне важно до конца понимать, какой из этих типов познания применяется в данном исследовании, именно в данном процессе. Когда мы не знаем, какой тип знаний применить или пытаемся уравнять знания, полученные этими тремя способами, то возникают се­рьезные проблемы. Подобная ошибка часто встречает­ся во многих психоаналитических работах.

Новое третье направление в психологии представ­ляется перспективным, так как оно с уверенностью и ясностью показывает пути использования всех трех подходов к познанию для продвижения вперед, обога­щения и углубления нашей науки. Представители это­го направления не боятся использовать свои объектив­ные мнения, свой профессиональный опыт в качестве постоянней базы для выдвижения научных гипотез. Они строят их, пользуясь методом межличностного познания как самым лучшим способом получения знаний о при­роде и человеческой сущности, — знаний, каких не может дать ни одно нацравление, связанное только с изучением внешних явлений. Возможно, это один из значительных шагов вперед ученых этого направления. Они также признают большую важность объективного пути познания в соответствующих областях и рассмат­ривают его как этап, следующий за этапом построения гипотез при научных разработках проблем. Таким об­разом, я полагаю, что такой подход в психологии будет весьма эффективным, и мне хотелось бы попытаться раскрыть это в дальнейшем повествовании.

Следствия. Значение третьего направления

Более содержательная наука. Одним из основных следствий существования и развития этого фено- менологического, экзистенциального направления яв-ляется то, что психология станет более содержатель-ной И глубокой наукой. Без сомнения, есть отдельные представители этого направления, которые вынашива-ют надежду, что их новые взгляды на психологию вы-теснят бихевиористское мировоззрение, но, на мой взгляд, это глубоко нежелательно и мало вероятно. Я полагаю, что психология сохранит большие достиже­ния и оценит большой «вклад бихевиористского уче-ния в науку, но мы пойдем дальше бихевиоризма. Пси-хология сможет теперь охватить более широкий круг проблем, не ограничиваясь изучением только поведе-ния, в исследовать личность и направленность наблю-дающего, личность и направленность наблюдаемого. Психологи должны осознать, как пришлось это сделать физикам: «мы, являясь представителями человечества, неизбежно должны видеть вселенную из центра, лежа­щего внутри нас, и говорить о ней в терминах языка, созданного в результате человеческого общения. Лю-бая попытка очистить наше представление о мире от всегo субъективного, сугубо человеческого должна привести к абсурду» (Полани). Также абсурдно считать, что новое направление спасет науку о человеке.

Мы допустили разделение мира психологической науки на сферы исследований бихевиористов, изуче-ние образования звуков, знаков и тому подобное, а это отрицательный момент в науке.

Пытаясь быть ультранаучной, психология стара-лась идти по стопам физики Ньютона. Оппенгеймер так выразил свое мнение по этому поводу: «Самым худшим из вcex возможных недоразумений следовало бы на-звать то, что психология находилась под влиянием мо­дели физики, которая была уже не нужна, которая уже достаточно устарела». Я думаю, эта фраза подтверж­дает то положение, что логико-позитивистский бихевио­ризм завел нас в тупик.

Так как я знаком с историей и философией науки, думается, что нет альтернативы мнению, согласно ко­торому наука в любой области продвигается вперед благодаря открытию новых перспектив, созданию но­вых теорий, использованию новых методов, без обра­щения к вопросу, соответствуют ли они существующей традиции в науке. Хотя очевидно, что новизна метода, или теории, или перспективы еще не гарантирует сво­ей большой ценности, тем не менее верно, что наука должна твердо выступать против всего ограничиваю­щего ее сферу компетенции или необоснованно сужи­вающего ее методы или перспективы для получения знания.

Высоко оценивая достижения бихевиоризма, я ду­маю, что со временем будет ясна ограниченность неко­торых положений этого направления. Ограничивать се­бя полем внешне наблюдаемых явлений, исключить целую сферу внутренних смыслов, целей, внутреннего опыта из исследований, по моему мнению, означает закрыть глаза на важные области, которые предстают перед нами, когда мы изучаем мир людей. Более того, мнения, которых, как мне кажется, придерживаются многие бихевиористы, что наука безлична, что действи­тельны только те знания, которые можно реально на­блюдать, что наука каким-то образом продвигается вперед без участия личности ученого, являются полно­стью неверными.

Наоборот, направление, о котором я говорю, пыта­ется охватить большинство проблем психологической реальности. Не ограничивая, не сдерживая себя в рам­ках традиционных исследований, оно раскроет для на­учного изучения новую, неизведанную область чело­веческого опыта. Оно будет заниматься проблемами внутренних личностных значений, их закономерных и постоянных взаимосвязей. В области внутренних значе­ний это направление может проводить исследование тех процессов, которые бессмысленны для бихевиорис-тов, — целей, ценностей, выборов, самовосприятия, вос­приятия других личностных конструктов —с помощью которых мы организуем наш мир, обязанности, которые мы принимаем или отвергаем, т. е. исследование всего феноменального мира индивида, начиненного смысла­ми. Ни один из этих феноменов не существует как науч­ная реальность для последовательного бихевиориста. Тем не менее достаточно ясно что эти явления суще- ственно влияют на человеческое поведение.

Как и представители бихевиоризма, я осознаю, что излучение этих областей, которые всегда считались царством субъективности, могло бы завести в болото спекуляций и интроспекционизма. Но у меня есть увренность, что это совсем не обязательно случится, и я надеюсь, что смогу показать это. Если бы это направле­ние привело только к псевдонауке, что, к сожалению, случилось с положениями Фрейда, то это было бы тра-гично. Но существуют факты, придающие уверенность

в том, что этого не случится.

Позвольте мне заострить внимание на той пробле­ме, о которой я говорил. Мы более не нуждаемся в замкнутой, ограниченной психологической науке. Феноменологический, экзистенциальный подход, свя-ванный с «Я-теорией», означает, что мы можем со све-жими силами направить наши опыт и знания теории и эмпирические исследования на изучение всех важ-ных проблем психологии. Мы можем использовать все существующие пути познания, а не только определен-ные предначертанные пути. Можем использовать все творческие возможности мышления психолога, а не только ограниченный и традиционный тип мышления. Я полагаю, что в психологии произойдет новый твор­ческий подъем, как произошло это уже в других на-уках, где старые устои и границы были ликвидированы. Ни один метод, ни одна перспектива не существуют вне каких-либо границ. Но, несмотря на это, ученые могут свободно и творчески работать в сфере психо­логии над проблемами взаимосвязей значимых для человека переменных величин.

Новые классы исследуемых переменных

Я указал на огромную сферу действия, которую предоставляет для психологической науки это новое направление. Одним из следствий этого расширения компетенции является то, что появляются целые новые области исследуемых проблем, измеряемых перемен­ных. Мне хотелось бы сказать несколько слов о работах, которые, по-моему, возвещают о будущем этого нап­равления. В каждом из примеров мы обнаружим, что используемые измерения имеют много качеств, ценных для представителей бихевиоризма. Они являются, без сомнения, объективными измерениями, результаты которых могут быть легко повторно получены. Однако философские допущения бихевиористов в этих иссле­дованиях не используются. В них измеряют переменные величины, которые могут возникнуть только в результа­те глубокого проникновения в феноменологический мир индивида, представления о связи с человеком как о про­цессе оценки и выбора, существования и становления.

а) Значение. Укажем на некоторые проблемы, свя­занные со значением. Мы можем исследовать законо­мерность, выражающуюся в том, что с изменением структуры значений феноменологического мира меня­ется и наше поведение.

Мы можем также исследовать взаимосвязь изменен­ного значения понятия с различными внешними типами поведения, или, обращаясь к другому, возможно более обоснованному использованию метода семантического дифференциала, можем определить, имеет ли семанти­ческое пространство, по существу, сходные корни в раз­личных культурах, представители которых говорят на разных языках. Мы можем узнать, есть ли у различных культур, несмотря на их непохожесть, существенная общность в способе восприятия значений. В данных ис­следованиях мы видим впечатляющий пример изучения функциональных взаимосвязей путем использования операциональных методов, применяемых к проблемам внутренних феноменологических значений, существую­щих в личном мире каждого индивида, при правильном раскрытии взаимосвязи между этими значениями. О ка­кой более непостижимой проблеме можно мечтать, чем проблема измерения образного пространства, существу­ющего между двумя или более значениями в личном опыте, и путей изменения этих пространственных свя­зей во времени. И тем не менее эта важная экзистен­циальная область изучается объективными методами, давая результаты, которые могут быть воспроизведены любым квалифицированным ученым.

б) Переменные «Я» и «отношения с другими». Я хочу перейти к другому примеру, вернее, к группе примеров одного рода. Объектом огромной важности в личном мире каждого индивида является его «Я». Много лет назад я понял всю важность этой проблемы в психотерапии, несмотря на имевшееся в научном мире предубеждение против всего неопределенного, ненаблюдаемого, зара-

женного интроспекционизмом. Клиенты упорно выра-жали свои чувства в таких терминах: «Я чувствую, что я — не я», «Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал мое реаль­ное я», «Хорошо бы пойти домой и быть там самим со-бой», «Я думаю, если мйе очистить себя от всего повер-хностного, то под этим появится твердое, реальное Я». Постепенно я стал осознавать, что изменения клиента в процессе терапии тесно связаны с проблемой «Я», — а если это не так, то как же эта проблема смогла стать частью психологической науки?

Я могу хорошо вспомнить волнение, которое я испытал, когда один из выпускников университета рассказал мне о Q-технике, придуманной В. Стефен-соном, и о возможностях, которые дает этот метод для измерения индивидуального представления о.себе или восприятия себя. С тех пор идет развитие методов ис­следования «Я». Любой может обнаружить адекватное объективное представление о себе как о юноше или девушке: «Я», каким я вижу себя сейчас, «Я», каким я хотел бы быть, «Я», каким мама воспринимает меня и т.д. Эти методы дают нам средство, часто неадекватно понимаемое и, без сомнения, иногда неправильно при-меняемое, но тем не менее средство для объективного представления одного из наиболее важных аспектов внутреннего мира человека. Вместо измерения всех видов моторного поведения мы можем .прямо выйти на то, что часто называют динамической сущностью личности, т. е. на «Я», имеющее самое значительное влияние на поведение. Индексы, получаемые в резуль­тате этих измерений, также как корреляции между вос­принимаемым «Я» и оцененным «Я», доказали свою достоверность при измерении плохой приспособлен­ности и свое первенство в измерении изменений при психотерапии. Самым важным является то, что воз­можность дать объективное представление об этом важном феноменологическом явлении открыла путь для эмпирического исследования некоторых аспектов теории «Я». На степень признания проблемы «Я» в ка­честве объекта изучения психологии указал Хебб в своем приветствии Американской психологической ассоциации: «Я» — не тайна и не мистика, а сложный умственный процесс... Он не менее доступен ддя изу­чения в лаборатории, чем в клинике».

Тесно связанными с изучением «Я» являются проб­лемы самоуважения, степени схожести между «тем («Я»), какой «Я» есть, и тем «Я», каким бы хотел быть». Скляйн в остроумной и заставляющей поразмышлять статье сравнивает несколько способов измерения этой сложной феноменологической переменной. Помимо других интересных положений он придумал свой фи­зический способ измерения этого явления, совершенно абстрактный по своей природе. Для «измерения нуж­ны две плексигласовые дорожки, «которые могут при­страиваться друг к другу концами, или перекрываться в различной степени, или только накладываться одна на другую. Индивида просят одну из дорожек предста­вить в качестве себя, какой он есть, другую — в .каче­стве себя, каким бы он хотел быть, и разместить их в соответствии с этими представлениями о себе. Скляйн показывает, что это до конца абстрактное, невербаль­ное, связанное с двигательными реакциями измерение, которое обеспечивается положением дорожек, более адекватно отражает индивидуальное восприятие лич­ности взаимосвязи с «Я»-идеальным, чем субъективные качества структуированного метода О (Q-sort). Этот пример доказывает, что когда мы начинаем заниматься проблемой измерения феноменологических конструк­тов, то мы можем найти всевозможные остроумные методы. Конечно, найдется человек, кто мог бы a priori считать невозможным создание метода, с помощью которого можно было бы абстрактно измерять субъек­тивные самооценки различных людей, принимая во внимание, что у каждого человека оценочное чувство основано на индивидуальном, присущем только ему со­отношении элементов, где даже простые составляющие по-разному значимы для каждой отдельной личности. Подобные выводы об уникальности каждого индивида вытекают из результатов более простого эксперимента Скляйн.

в) Переменные, возникающие в результате психо­терапевтической интеракции. Мне хотелось бы указать на то, что исследование, основанное на феноменологи­ческом подходе, требует от нас более направленного измерения значимых переменных. Приведем в качестве примера эксперимент из области психотерапии, в кото- ром оценка степени вхождения клиента во взаимосвязь

с терапевтом, другими словами, степень вербализации клиентом этой связи, не сочеталась с последующими из-мерениями. Но когда шкала измерений была передела-на и в нее были введены показатели, отражающие спе-цифический феноменологический опыт человека, то клиент проявлял больше интереса к эксперименту и результаты были иными.

Эти эксперименты показали ту степень взаимосвязи между клиентом и психотерапевтом, которая являлась источником нового опыта для клиента, что хорошо выражалось в его заявлении: «Я никогда не мог заставить себя ранее испытывать такую зависимость, как

сейчac». Такие оценки определенно ассоциировались с исходными измерениями.

Мне хотелось бы обратиться и к другим примерам на области психотерапии. Попытки изучить и смодели-ровать поведение терапевта в прошлом не были ус-пешны Недавно появились более обнадеживающие результаты. На основе естественных клинических наблюдений было выдвинуто предположение, соглас- но которому степень ясного чувственного эмпатичес- кого понимания, идущего от терапевта или общения с клиентом, может как-то повлиять на изменения лич-ности клиента. Работая над этой чисто экзистенциаль-ной, феноменологической проблемой, три различных исследователя Баррет, Леннард, Холкайдс придумали свои способы измерения этой эмпатической способ-ности терапевта понимать клиента и применили их к разным группам терапевтов, работающих с определен-ным контингентом клиентов. Во всех трех случаях была найдена тесная связь между степенью эмпатии терапевта и степенью личностных изменений клиента, возникающих в, результате такой эмпатии.

Новые, хорошо продуманные исследования прове-ли терапевты, работая с группой людей, страдающих шизофренией. В этих исследованиях средняя оценка эипатии терапевта, которая ставилась сторонними наблюдателями на основе записанных на пленку ин­тервью, коррелировала с независимым от этих интер­вью измерением степени и направленности личност­ных изменений клиентов в результате психотерапии. Таким образом, эти исследования доказывают важность и закономерность взаимосвязи между двумя внутренними переменными (эмпатией терапевта и личностны­ми изменениями клиента), являющимися, по существу, феноменологическими по своей природе.

В этих же исследованиях изучались субъективные чувства, отношения терапевта к клиенту. Были оцене­ны степень его безусловного положительного отноше­ния к клиенту, уровень проявления бескорыстной, теп­лоты и любви к нему. Измерения этих не совсем ясных феноменологических качеств терапевта также значи­мо коррелируют с независимо измеренными личност­ными изменениями под влиянием психотерапии.

Позвольте мне привести два других примера. Клини­ческими наблюдениями было выявлено, что от отноше­ний клиента к себе и своим проблемам зависит возмож­ность предсказания, будет ли он или не будет изменяться в результате психотерапии. Одна из гипотез по этому поводу такова: по готовности клиента раскрыть в себе новые чувства и новые качества можно предсказать его личностный изменения. Другая гипотеза связана со спо­собностью клиента непосредственно отражать свой опыт, с тем, является ли чувственный мир для него отдаленным и неосознанным, или он может непосредственно выра­жать свои чувства, как только они появятся. Были выра­ботаны методы для определения показателей этих субъек­тивных внутренних переменных. Хотя эти методы еще очень несовершенны, однако благодаря им были получе­ны некоторые интересные результаты. Например, в груп­пе испытуемых, страдающих шизофренией, о которых мы упоминали выше, измерение глубины их самопознания в повторном интервью значимо коррелирует (с уровнем значимости 1%, или р<0,01) с независимым от этого изме­рением их личностных изменений в конце психотерапев­тического лечения, проводимого через год, два или три после интервью. Даже оценка степени проникновения и осознания клиентом своего опыта коррелирует, правда, менее значимо (с 5%-ным уровнем значимости), с исход­ным измерением его изменчивости. Особенности отно­шения клиента к своим проблемам, проявляющиеся в повторном интервью, коррелируют (с 5%-ным уровнем значимости) со степенью изменчивости, характерной для него в течение всего периода терапии.

Такими исследованиями подтверждается мнение, что когда мы начинаем направленно изучать и измерить объективные индексы субъективных внутренних феноменологических процессов, которые должны быть статистически значимы, то можем найти при этом боль-ше ааконности, порядка и возможностей для прогноза, чем когда мы ограничиваем сферу познаваемого изу-чением только внешнего поведения.

Личностное научение и связанная с ним феноме­нологическая переменная. Я хотел бы рассказать исто-рию, которая произошла оо мной много лет назад и связана с моими первыми шагами в этой области. Один серьозный студент, писавший свой диплом под моим руководством, выбрал для изучения проблему факторов, на базе которых можно было бы предсказывать поведе­ние малолетних преступников. Он провел тщательное изучение психологической атмосферы в семье, усло-вий в школе, степени влияния знакомых и культурного влияния, уровня развития социального опыта, физичес­кого развития, наследственности каждого преступни­ка. Эти внешние факторы были оценены по степени благоприятного или неблагоприятного влияния на нор-мальное развитие — по континууму от элементов, раз­рушительно действующих на благополучие ребенка, вредных для него, до элементов, благоприятствующих его. развитию, укреплению его здоровья. Позже при-шла мысль провести оценку степени самопознания преступника, и, хотя этот процесс не считали одним из основных факторов, условий, предположили, что он мог бы сыграть определенную роль в предсказании буду­щего поведения. Эта оценка, по существу, отражала степень открытости и реалистичности для индивида его состояний и ситуаций, эмоционального принятия себя и своего окружения.

Эти результаты, полученные на 75 подростках, сравнили с оценками их поведения и адаптации к дей­ствительности, проведенными через 2 или 3 года после первоначального исследования. Оказалось, что оценки климата в семье и социального опыта взаимодействия со сверстниками служат лучшими показателями для прогноза будущего поведения подростка. К нашему удивлению, степень самопознания явилась самым луч­шим основанием для прогноза, в 84% случаев коррели­руя с дальнейшим поведением индивида, тогда как показатель социального опыта коррелировал только в

55% случаев, а атмосфера в семье — в 36% случаев. Мы не были морально подготовлены к принятию таких результатов, и поэтому наше исследование не публико­валось до тех пор, пока не было подтверждено вторич­но. Позже это исследование было повторено на новой .группе испытуемых из 76 человек, и все существен­ные результаты предыдущего опыта подтвердились, хотя они уже не были такими сенсационными, как в первый раз. Более того, результаты были подвергнуты детальному анализу. Выделив группу подростков-пре­ступников, которые жили в самых неблагоприятных семьях и остались в них после освобождения из тюрь­мы, мы лучше всего предсказали их будущее поведе­ние, исходя не из показателя неблагоприятных усло­вий дома, а из степени их реалистического осознания себя и окружения. Таким образом, данная феноменоло­гическая переменная предсказывает будущее поведе­ние лучше всех других показателей, в том числе лучше любых наблюдений за внешним окружением и его вли­яниями на человека.

Выводы, которые я смог сделать лишь постепенно, таковы: 1) можно достоверно измерять феноменологи­ческие переменные, которые так же надежны, как и сложные поведенческие переменные; 2) если в нашу за­дачу входит изучение переменных, имеющих потенци­альную предсказательную силу, и представление значи­мых функциональных взаимосвязей этих переменных с важными внешне наблюдаемыми явлениями, то хорошо отобранные феноменологические переменные лучше, чем поведенческие, выразят такую потенциальную силу. Внутренний мир индивида сильнее влияет на его пове­дение, чем внешние стимулы окружающей среды.

Возможно, этих примеров будет достаточно для обоснования того мнения, что под влиянием этой «тре­тьей силы» в психологии будут изучаться переменные и классы переменных, которые выведут нашу науку из узкой сферы ее компетенции далеко вперед. Если мой прогноз верен, то конструкты «семантическое про­странство», «непосредственная реализация опыта», «безусловное положительное отношение», «самоуваже­ние» только предшественники многих переменных, значимых для человеческого существования, которые будут исследованы эмпирически в недалеком будущем.

Новый плдход в психологических теориях

Я полагаю, что в области построения теорий это третье течение в психологии окажет живительное дей-ствие; по существу, элементы этой живительной силы уже появляются. Будет усиливаться тенденция, направ­ленная на построение теорий, связанных с фундамен-тальными проблемами человеческого существования. Есть основание полагать, что будут развиваться по-настоящему психологические теории, которые послу-жат дополнением к некоторым чисто физиологическим теориям прошлого.

Можно думать, что в построении теорий будет боль-ше свободы и свежести, коль скоро мышление вырва-лось из рамок, предписанных ему последовательным бихевиоризмом. Я полагаю, есть основание считать, что теоретические формулировки, которые возникнут в этой области, будут в большей степени связаны с про­цессом, или, как говорит Бриджмен, с «поступками и событиями», чем со «статическими элементами» и аб-стракциями. Я думаю, что это является одной из важ-ных функций теории. Несколько лет назад я попытался сформулировать подобную точку зрения, утверждая, что «объективное исследование изучает явления зас-тывшими, замороженными в определенный момент, чтобы дать нам точное представление о взаимосвязях, существующих в этот момент времени. Однако процес-сы ферментации, кровообращения или расщепления атома — как правило, теоретически обоснованные — дают нам представление о непрерывном движении...». Пример теоретического понятия, возникшего подобным образом, можно найти у Гендлина в его тонком описа­нии преконцептуального процесса приобретения опы­те и способа его функционирования при создании лич­ностного значения. Мы видели концепцию, берущую сиое начало из натуралистического наблюдения, чисто феноменологическую по происхождению, которая по­могает перекинуть мост через пропасть между субъек­тивным и объективным постольку, поскольку она при­годна для объективных исследований.

Несмотря на риск чрезмерного упрощения, по-звольте мне попытаться выделить основные положения концепции Гендлина и причины, по которым он счита

ет ее важной для разработки новых теорий и более адекватных научных исследований.

Переживание опыта связано с непрерывным ощуще­нием обладания опытом, «тем отчасти неоформленным потоком ощущений, который имеется у нас в каждый момент». Оно преконцептуально и содержит имплицит­ные значения. Это нечто, что, в общем, предшествует символизации, или концептуализации. Оно может быть доступно индивиду путем прямой связи, т. е. человек может прислушиваться к этому потоку переживаний внутри себя. Такая прямая связь представляет собой дифференциацию, основанную на субъективной фикса­ции человека, обращении им внимания на переживание опыта. Переживаемый опыт может быть символизиро­ван, а символизация основала на этой прямой связи человека со своим опытом, более сложные символиза­ции опыта могут развиваться другим путем, и их мы называем «концептуализацией». Значение образуется во взаимодействии между опытом и символами. Таким об­разом, по мере того, как индивид обращается к своему опыту, имплицитные значения символизируются в виде «Я сердит», или «Я согласен с тем, что он говорит», или «Мне не нравится то, что здесь происходит». Таким об­разом, наши личностные значения формируются в этом взаимодействии. Более того, всякий элемент опыта, вся­кий его аспект может символизироваться все далее и далее на основе непрерывного внутреннего внимания к нему. Дальнейшее уточнение и дифференцирование значений могут быть достигнуты путем символизации на основе любого опыта. Так, например, индивид, ощу­щающий дисгармонию с тем, что вокруг него происхо­дит, может продолжать обращаться к своим внутренним ощущениям и сформировать из них дальнейшие значе­ния: «Мне не по себе, потому что я не люблю видеть, как другому причиняют боль», «Нет, даже более того. Меня к тому же возмущает его власть», «Я полагаю, что здесь есть еще один аспект: я боюсь, что он мне может причи­нить боль». Таким образом, непрерывный поток все бо­лее и более уточненных значений может иметь в своей основе единственный момент опыта.

Я так подробно описал эту концепцию, чтобы пока­зать, в какой степени она имеет экзистенциальную ори- ентацию, феноменологическую основу. Тем не менее, как

указывает Гендлин, опираясь на эту концепцию опыта, мы сможем отобрать и создать научные переменные для экзистенциальных категорий человека, которые затем могут быть операционально определены и пройти эмпи-рическую проверку. Его подход составляет один шаг в преодолении субъектно-объектной дихотомии, которая на сегодняшний день ограничивает наше познание. Я ограничусь тем, что приведу несколько других примеров построения теорий, которые в своей основе имеют экзистенциально-феноменологическую направ­ленность. Таким примером может служить возникно-вение «Я-теории» (Оллпорт, Маслоу, Мустакас). Пере-осмысление мотивации, стимула и реакции, обучения, всех явлений психологического содержания с точки зрения перцепции хорошо показано в других работах, например в книге «Восприятие, поведение, становле­ние» (Комос и Снайг), само название которой дает пред-ставление обо всем диапазоне теорий, которые затра-гиваются в этом томе.

Наука и нереальное

Мне хотелось бы ненадолго обратиться к тревоге, которую вызывает такой тип мышления в умах многих психологов, а возможно, и в умах многих других уче-ных. Эта тревога возникает потому, что они считают "нереальной» природу тех связей, которые в основном образуют такое мышление. Что будет с психологией, если она обратит свое внимание на такие эфемерные, расплывчатые туманности, как переживание опыта, структура «Я», становление? Что станет с солидной нау-кой, которая основывалась на изучении осязаемых сти­мулов, реакций, доступных наблюдению, зримых поло­жительных подкреплений? Тем, у кого это вызывает ощущение тревоги, я хотел бы напомнить путь разви­тия физических наук.

Я вполне отдаю себе отчет в тех ловушках, которые таят в себе рассуждения по аналогии, и все же, дума­ется, мы можем чему-то научиться и, быть может, най­ти утешение, рассмотрев некоторые аспекты развития физики и математики в той мере, в которой они дос­тупны неспециалисту. Представляется вполне понят­ным, что основная часть впечатляющих открытий пос­леднего времени в этих науках произошла не на пути использования логического позитивизма и операцио-нализма (хотя нельзя отрицать, что они продолжают вносить свою лепту), но благодаря фантастическому воображению опытных, способных к глубокому проник­новению в сущность явлений мыслящих людей. Эти люди поднимали, казалось бы, странные вопросы, ка­сающиеся сущности бесконечности, например, и раз­рабатывали странные гипотезы относительно бесконеч­ности, которую никто не видел, не измерял и даже не понимал, что это. Эти необычные теоретические пост­роения позволили разрешить давно стоявшие матема­тические задачи. Или они разрабатывали новые стран­ные представления о пространстве, формулировали типы пространства, которого никто никогда не видел, не представлял себе, которое существовало лишь в математических символах. Они выдвигали гипотезы об этих новых типах неэвклидова пространства. Наиболее знаменитые среди них вынашивали революционные идеи о том, что, возможно, нет ни веса, ни силы грави­тации и что время и пространство — это одно и то же, отбирая этим у нашей вселенной почти все то, на чем она, по нашим представлениям, зиждится. Подобное развитие идей зашло так далеко, что это дало одному компетентному математику возможность написать сле­дующее: «Мы должны, таким образом, рассматривать всякую теорию физического пространства как чисто субъективное построение и не соотносить ее с объек­тивной реальностью. Человек создает геометрию, эвк-лидову или неэвклидову, и решает рассматривать про­странство в этих терминах. Преимущество такого рассмотрения состоит в том, что, несмотря на его не­уверенность в предположении, что пространство обла­дает какими-либо характеристиками той структуры, ко­торую он построил в своем внутреннем сознании, он тем не менее может размышлять о пространстве и ис­пользовать свою теорию в научной работе. Такой взгляд на пространство и природу, в общем, не отрицает су­ществование объективного физического мира. Такой взгляд просто признает, что суждения и выводы чело­века о пространстве являются исключительно его соб­ственными построениями».

Тем не менее надо признать, что благодаря этим субъективным конструктам смогли появиться теории относительности, высвобождения атомной энергии, космического пространства и многие другие достиже­ния науки и техники.

Если я попытаюсь сделать отсюда вывод для сфе­ры психологии, то он будет выглядеть примерно следую­щим образом: нет никакого особого преимущества в том, чтобы ограничить теорию наблюдаемым поведением. Добавлю к этому, что нет и никаких внутренних пре­имуществ для того, чтобы строить теорию на основ фе­номенологических неременных. Этот фундаменталь­ный вопрос поможет разрешить будущее. Какие теории окажутся подлинно эвристичными и приведут к откры­тию важных функциональных связей, возникающих в жизни человека? Имеются одинаковые основания, что-вы считать, что успешными окажутся теории, основан­ные на экзистенциально-феноменологических построениях, равно как и теории, основанные на объек­тивных наблюдениях за поведением. Теория, постули­рующая связь между внутренними субъективными явлениями, не поддающимися непосредственному из­мерению, подобно теориям, рассматривающим неэвк-лидово пространство, оказывается более ценной для успешного развития наших представлений, чем теории, изучающие только наблюдаемое поведение.

Философский взгляд на человека

Имеется еще одно следствие существования этого феноменологического экзистенциального взгляда в Психологии. Я полагаю, он несет новую философскую основу для психологической науки, более плодотвор­ную и. гуманную, чем положения других современных философских теорий.

Каждое, направление в психологии .имеет свой под­разумеваемый философский взгляд на человека. Не всегда ясно выраженные, эти философские теории ока­зывают влияние на психологию многими тонкими спо­собами. Для бихевиориста человек представляет собой сложную, но тем не менее доступную изучению маши­ну, которую можно научить работать со все большим и большим умением до тех нор, пока она не научится ду­мать, двигаться в определенных направлениях, вести себя сообразно обстоятельствам. Для фрейдис­та человек является нерациональным существом, поведение которого определяется его прошлым и продук­том этого прошлого — бессознательным.

Для того чтобы провозгласить о существовании третьего направления, нет необходимости отрицать тот факт, что в каждой из этих теорий есть своя доля прав­ды. Выделяя экзистенциальную направленность чело­века, его феноменологические внутренние отношения, эта теория рассматривает его не как машину и не как зависимого полностью от бессознательных мотивов, а как личность, постоянно создающую себя, осознаю­щую свое назначение в жизни, регулирующую грани­цы своей субъективной свободы. Человек может чув­ствовать себя одиноким в сложном окружающем его пространстве, может быть составной частью этого про­странства, но при этом оставаться способным преоб­разовать в своем внутреннем мире это материальное пространство, давать оценки своей жизни, которые нельзя полностью и адекватно передать, описывая только его состояние или его бессознательное.

Моей целью не является глубокое проникновение в философские проблемы. Однако я полагаю, что мы вско­ре преодолеем узкомеханистическую философию, на которой основан бихевиоризм. Я верю, что все большее количество ученых согласится со словами физика Брид-жмена: «Очевидно, что... операциональный подход не может быть полностью всеобщим подходом, но он, без сомнения, может обеспечить базу для всей философии».

Я считаю, что движение связано с новыми философ­скими представлениями. Я пытаюсь выявить начало бурного развития этого феноменологически-экзистенци­ального подхода в различных областях знания, в том числе и психологии. Здесь можно услышать внутренний голос человека, громко заявляющего о себе. «Человек в течение долгого времени ощущал себя в жизни марио­неткой, сделанной по шаблону экономическими силами, силами бессознательного, или же окружающей средой. Но он последовательно выдвигает новую декларацию независимости. Он отказывается от удобств несвободы. Он выбирает себя, пытается в самом сложном и часто трагическом мире стать самим собой, — не куклой, не рабом, не машиной, но уникальным, индивидуальным «Я». И в этой философии человека найдется место для изложенных мной психологических представлений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Позвольте мне допытаться очень кратко, не пользу-ясь специальной терминологией, показать значение для психологии этого нового течения современной культуры, которое так неясно описывается с помощью понятий «экзистенциальная», «феноменологическая», "ориентированная на себя».

Это течение позволяет уверенно использовать субъ-ективные, интуитивные гипотезы, формулируемые уче-ными, которые погрузились в свою исследовательскую область и чувствуют в ней наличие определенного по­рядка и определенной структуры, будучи в состоянии объясНить ее лишь частично.

Это направление, я полагаю, ведет к натуралистиче-скому, эмпатическому, тонкому наблюдению мира внут­ренних значений индивида. Таким образом, вся сфера человеческих состояний в полном своем объеме откры-вается для исследования.

Оно ведет к выдвижению эвристичных концепций, основанных на наблюдениях. В моем понимании, эти концепции имеют тенденцию быть качественно-процес-суальными в большей степени, чем предшествующие.

Этот подход требует точных описаний наблюдаемых типов поведений, которые являются показателями субъ­ективных переменных. Понятно, что эти переменные внутреннего опыта не могут быть измерены непосред-ственно, но это совершенно не значит, что внутренние переменные не поддаются научному изучению, мы при­дем к развитию чисто операциональных методов, необ­ходимых для измерения видов поведения, отражающих эти внутренние переменные.

Кажется вполне очевидным, что это течение приве-дет к уменьшению разрыва между субъектом и объек­том, тик как оно изучает взаимосвязи внутренних пере­менных и таких внешних переменных, как влияние окружающей среды, внешнее поведение и др. Напри-мер, исследование, связанное с изучением соотноше­нии изменений в поведении индивида, осознаваемых им самим в его сознании, и зрелости его поведения, с точки зрения его друзей, позволяет рассматривать внут-рений и внешний мир в единой системе.

Это направление приведет к таким теоретическим выводам, которые потрясут многих традиционных пси­хологов, подобно тому как в свое время теории неэв­клидова пространства шокировали традиционных физи­ков. Мы попытаемся раскрыть сам функциональный процесс образования связей, лежащий в основе сущест­вования мира личностных значений, и смоделировать его с достаточной точностью, чтобы потом его можно было бы подвергнуть эмпирической проверке.

Это течение содержит в себе истоки новой науки, которая не побоится заниматься проблемой личности — личности как наблюдателя, так и наблюдаемого, —ис­пользуя как субъективное, так и объективное познание.

Оно проводит в жизнь новый взгляд на человека как на субъективно свободного, выбирающего, создаю­щего свое «Я», ответственного за него.