2. Физика Галлилея

С точки зрения такого эмпиризма понятийная структура галилеевской и постгалилеевской физики должна казаться странной и даже парадоксальной.

Как было отмечено выше, использование матема­тического аппарата и стремление к точности хотя и важны, но не могут рассматриваться в качестве суще­ственного различия между физикой Аристотеля и Га­лилея. Конечно, возможно перевести в математическую форму основное содержание, например, динамических идей физики Аристотеля. Понятно, что с развитием фи­зики могла использоваться форма математического опи­сания Аристотеля, как это в действительности имеет ме­сто в современной психологии. Однако на самом деле отмечаются только следы таких тенденций, например в квазистатистических методах Ф. Бэкона, описанных вы­ше. Но главное развитие пошло в другом направлении и в большей степени касалось изменения содержания, чем формы.

Те же самые рассуждения применимы и к точно­сти новой физики. Нельзя забывать, что во времена Га­лилея не было таких часов, какие есть сейчас. Такие часы стали возможны благодаря знанию о движущих силах, установленных в работах Галилея [9]. Даже из­мерительные методы, используемые Фарадеем в ран­них исследованиях электричества, показывают, какую малую точность, в современном понимании точности до такого-то десятичного знака, использовали в крити­ческие стадии развития физики.

Действительные источники тенденции к квантификации лежат глубже, а именно: в новом представлении физиков о природе физического мира, в распростране­нии требований физики на нее саму, в задаче понима­ния мира и возросшей вере в возможность их выполне­ния. Это радикальные и далеко идущие изменения в фундаментальных идеях физики, а стремление к квантификации — только одно из их проявлений.

а) Гомогенизация. Мировоззрение Бруно, Кеплера или Галилея определяется идеей исчерпывающего, все­охватывающего единства физического мира. Один и тот же закон управляет движением звезд, падением камней и полетом птиц. Что касается обоснованности закона, то эта гомогенизация физического мира лишает возмож­ности деления физических объектов на устойчивые, аб­страктно определенные классы, имеющие огромное зна­чение для физики Аристотеля, где принадлежность к определенному классу рассматривалась как определя­ющая физическую природу объекта.

Тесно связана с этим и утрата важности логиче­ских дихотомий и концептуальных антитез. Их место заняли все более и более подвижные переменные бла­годаря градациям, которые уничтожили дихотомии с их характером антитез и представили в логической форме переходную стадию между концепцией классов и кон­цепцией серий [1].

б) Генетические понятия. Уничтожение острых ан­титез неподвижных классов ускорилось в силу проис­ходящего в то же время перехода к действительно функциональному способу мышления, к использова­нию генетически обусловленных концепций. Для Ари­стотеля непосредственно воспринимаемое явление, которое современная биология определяет как фено­тип, было едва отличимо от свойств, которые опреде­ляют динамические связи объектов. Например, того факта, что легкие тела относительно часто движутся вверх, для него было достаточно, чтобы приписать им такую тенденцию. С различением фенотипа от гено­типа, или, в более общем виде, с различением описа­тельных понятий от генетически обусловленных [7] с ударением на последних, многие различия прежних классов потеряли свое значение. Орбиты планет, сво­бодное падение камня, движение тела по наклонной плоскости, колебания маятника, которые, если их клас­сифицировать в соответствии с фенотипами, попали бы в разные, даже противоположные классы, оказы­ваются просто различными проявлениями одного и того же закона.

в) Конкретность. Возросшее внимание к количест­ву, которое, кажется, придало современной физике фор­мальный и абстрактный характер, происходит не от ка­кого-то стремления к логической формальности. Скорее повлияло стремление к полному описанию конкретной действительности даже в единичных случаях, обстоя­тельство, которое следовало бы особенно подчеркнуть в

связи с современной психологией. Во всех разделах на-

уки конкретный объект определяется не только с по­мощью качества, но как обладающий определенной си­лой или степенью каждого своего свойства. До тех пор пока важными и умозрительно понятными считают толь­ко такие свойства объекта, которые есть у всей группы объектов, индивидуальные различия в степени остают­ся без внимания, так как в абстрактно определенных клас­сах эти различия более или менее исчезают. С возраста­нием стремления к пониманию действительных событий и конкретных случаев с необходимостью возросла важ­ность описаний различий в степени, которые характе­ризуют индивидуальные случаи, и в конечном счете по­требовалась подлинная количественная детерминация.

Возросли желание и возможность понять кон­кретные отдельные случаи и понять их в целом, а это, вместе с идеями о гомогенности физического мира и непрерывности свойств объектов, дало главный им­пульс к усилению тенденции к квантификации в фи­зике.

г) Парадоксы нового эмпиризма. Стремление к мак­симально возможному контакту с действительностью, которое теперь обычно считается характерным и свя­занным с антиспекулятивным стремлением, привело к теоретическим структурам, диаметрально противопо­ложным аристотелевским, и, как это ни удивительно, включило в себя прямую антитезу его «эмпиризму».

Понятия Аристотеля демонстрируют, как мы виде­ли выше, прямую связь с исторически данной реально­стью и с действительным ходом событий. Для совре­менной физики недостаточно указания на прямую связь с исторической реальностью. Факт, столь важный для аристотелевских понятий, что данный процесс был толь­ко однажды, или повторялся часто, или повторялся не­изменно в ходе истории, практически неприменим к наиболее важным вопросам современной физики. Это обстоятельство считается случайным или чисто исто­рическим.

Например, закон падения тел не утверждает, что тела очень часто падают вниз. Он не утверждает, что событие, к которому применима формула S = 1 /2gt² — «свободное и беспрепятственное падение» тела, про­исходит регулярно или даже часто в действительной ис-тории мира. Является ли описываемое законом событие редким или частым, не имеет отношения к закону. Действительно, в определенном смысле закон относит­ся к тем случаям, которые никогда не реализуются или реализуются лишь приблизительно в действительном ходе истории. Только в эксперименте, в искусственно созданных условиях имеют место случаи, приближаю­щиеся к событиям, с которыми имеет дело закон. Ут­верждения современной физики, которые часто счи­таются антиспекулятивными и эмпирическими, без со­мнения, имеют значительно меньше эмпирического по сравнению с аристотелевским эмпиризмом и облада­ют более конструктивным характер, чем понятия Ари­стотеля, непосредственно базирующиеся на историче­ской действительности.

Б. В психологии

Здесь мы оказываемся лицом к лицу перед вопро­сами, которые как проблемы действительного исследо­вания и теории сильно повлияли на развитие психоло­гии и в значительной степени создали почву для ее современного кризиса.

Понятия психологии, по крайней мере в некото­рых решающих отношениях, являются полностью ари­стотелевскими в своем действительном содержании, хотя во многих отношениях форма их представления и изменилась. Современная борьба и теоретические трудности в психологии во многом, и даже в своих ча­стностях, напоминают трудности, которые достигли вершины в период борьбы с аристотелевским спосо­бом мышления в физике.